Глава 46
На балу в Лондоне пахло вином, потом и духами. Зимой к этому примешивался запах влажной шерсти. На самом деле запах бала мало чем отличался от запаха в публичном доме.
— Ненавижу, когда у нее нет при себе пистолета, — произнес Хоукер.
— Ну и ну, а я думал, ты не любишь пистолеты. — Дойл шел рядом с Хоукером. Сегодня он выглядел глупым, добродушным и холеным. Истинное воплощение английского аристократа.
— Не люблю. Но их предпочитает Жюстина. — Он следовал за шелковыми волнами цвета сирени, резко контрастирующими с лесом черных фраков и нежных платьев дебютанток, — это Жюстина вместе с сестрой прокладывала себе путь в переполненной гостиной. — Я позволил уговорить себя отпустить ее на бал с подбитым крылом и без пистолета. Я, должно быть, сошел с ума.
— Ты и большая часть населения мира.
Танцевальный зал, гостиная, передняя и все остальные комнаты были переполнены людьми, шумом. Повсюду блестела позолота, отражающаяся в зеркалах. Избыток чувствовался во всем: в разнообразных ароматах, в убранстве помещений, в нарядах гостей. Пакс и Сова искали Незнакомку. Заглядывали в лицо каждого танцующего или стоящего у стены в надежде заметить знакомые черты женщины с нарисованного Паксом портрета.
— У нее в рукаве нож, — заметил Дойл. — И еще один под платьем. Ей случалось оказываться в более сложных ситуациях. Кроме того, рядом с ней Севи и еще пятеро наших людей, вооруженные до зубов. Я видел ожесточенные сражения и с гораздо меньшим количеством людей и оружия.
Дойл, конечно же, преувеличивал.
— Здесь хватит одной пули.
— Вряд ли пистолет спрятан у Невидимки между грудей. — Дойл покачал головой. — Ты снова таращишься на Жюстину. Я тебя учил вести себя иначе.
— Я слежу за ходом операции.
— Ты таращишься. Именно поэтому я никогда не использую в одной и той же операции мужа и жену.
— Мы не женаты.
— Мои правила касаются и любовников. — Дойл кивнул человеку, которого Хоукер не знал. Когда они оказались вне пределов слышимости, Дойл пробормотал: — Ричард Шоу. мировой судья из провинции. Яростный тори. Ищет случая быть представленным Ливерпулу.
Ливерпул, премьер-министр, стоял в нише в дальнем конце зала. Восемь или десять человек возникли рядом с ним, желая погреться в лучах его славы. Они тихо беседовали, отойдя на приличествующее случаю расстояние.
— Каслри, Гранвиль и Мельбурн. — Дойл назвал имена стоящих возле премьер-министра людей.
— Ливерпул по колено погряз в политике вигов. Какие-то дипломатические вопросы, раз рядом Каслри. Возможно, прусские пошлины, — сказал Дойл. — Каммингс занят.
Лорд Каммингс втиснулся в ряды приспешников премьер-министра и встал по правую руку от него. Он был выше всех остальных, с седыми волосами, в безупречном костюме, но никто не воздавал ему должных почестей.
— Слишком мелкая рыбешка для этого пруда. — Несмотря на свое положение. Каммингс не был ровней окружавшим Ливерпула людям. — Он не закрывает рта. Интересно, что он задумал?
— Полагаю, наводит мосты. Военная разведка не слишком популярна в Европе. Ливерпула критикуют газеты, и ему это не нравится. В последнее время у них с Каммингсом не слишком хорошие отношения.
— Кто обвинит в этом Ливерпула? Давай-ка лучше искать Невидимку.
Общество расступилось, чтобы дать им дорогу. Дипломаты, члены парламента, банкиры, священники и европейская знать — все они отошли в сторону, чтобы пропустить мальчишку из трущоб.
Было время, когда более всего на свете Хоукер мечтал стать джентльменом. Ведь джентльмены — он был в этом совершенно уверен — могут есть колбасу и пироги с угрем сколько душа пожелает. Они топят камины углем. На ночь надевают шелковые сорочки, а под кровать ставят золотые горшки.
Хоукер поставил себе целью стать высокопоставленным лицом и преуспел в этом. Проблема состояла лишь в том, что несколько лет назад это перестало быть игрой на публику. Некто по имени сэр Эйдриан пробрался в его тело и поселился там. И теперь мальчишке из района Сент-Джайлс больше не было комфортно в собственной оболочке.
— Хоукхерст. я думал, вас нет в городе.
— Джереми. — Поприветствовать друга. Пожать ему руку. Пообещать поговорить за картами на следующей неделе у Мортимера. Пройти мимо.
Несмотря на близкую дружбу, Джереми знал сэра Эйдриана и совсем не знал Хоукера. В лондонском районе Сент-Джайлс знали Хоукера, но не были знакомы с сэром Эйдрианом. Иногда Ястребу казалось, что ни одного из этих двух людей не существует на самом деле.
— Ты снова на нее смотришь, — заметил Дойл.
— Мне нравится за ней наблюдать. — Хоукер не спускал глаз с Совы, незаметно снующей меж гостей и заглядывающей в лица. Вокруг нее прогуливались женщины. Они обмахивались веерами, болтали, жестикулировали. И у каждой из них мог оказаться нож.
На протяжении десяти лет Жюстина выживала на полях сражений и в темных переулках. Ей это удалось. Хоукеру необходимо было поверить, что выживет она и на балу у Пикеринга.
Кроме того, в десяти шагах от нее постоянно находился Пакс.
Хоукер отвернулся, и ему не пришлось отвечать на приветствие миссис Гейт-Хартвик, весело машущей ему рукой. Гейт-Хартвики были не единственной семьей, намекавшей Хоукеру на то, что готовы закрыть глаза на его таинственное происхождение ради уютного особняка близ Оксфорда, половины судоходной компании и весьма внушительной недвижимости в Лондоне.
— Будь я ее мужем, я бы напился. Давай-ка отсюда выбираться.
— Это мне подходит. Похоже. Сова закончила.
— Давай спустимся и взглянем на опоздавших. Следующий бал состоится у Торрингтона. Те, кто не пришел сюда, наверняка появятся там. Это более грандиозное мероприятие.
— Надежда умирает последней.
— У Торринггона будет больше иностранцев. Вполне возможно, что наша Невидимка вновь стала француженкой. — Дойл прищурился. — Каммингс что-то шепчет на ухо Ливерпулу, и оба смотрят в нашу сторону.
— Мы что-нибудь сделали за последнее время, чтобы разозлить Ливерпула?
— Ни о чем таком я не знаю.
— Будем надеяться, что Каммингс раздосадовал его рассказами о последних выходках Йоркширских луддитов. А… Вот сюда идет Римс. Он не слишком-то любезен с благородными пожилыми леди, встречающимися на его пути. Как прямолинеен этот солдафон!..
Полковник Римс прибыл в сиянии своего алого мундира, с саблей на боку. Он, конечно же, не считал себя мальчиком на побегушках, хотя, по сути, именно им и являлся.
— Ливерпул желает е вами поговорить.
Римс разве что не прыгал от радости. Каммингс явно что-то замыслил, и Римс знал, что именно. Премьер-министр тоже был поставлен в известность.
Интересно.
Интриги и заговоры устилали иол, точно острые шипы. Игра началась.
Хоукер знаком приказал Паксу держаться поближе к Сове.
— Присматривай тут за всем, — бросил он Дойлу.
— Я лучше присмотрю за тобой. — Дойл засунул большой палец в карман для часов и приготовился следовать за Ястребом.
Римс преградил дорогу.
— Мне велели привести Хоукхерста, а не вас.
Ни один мускул не дрогнул на липе Дойла. Он просто превратился из большого ленивого аристократа, наслаждающегося вечером, в лорда Уильяма Дойла Маркема. виконта Маркема, наследника графа Данмотта, родственника почти каждого высокопоставленного гостя на балу, женатого на одной из самых благородных аристократок Европы.
А Хоукер… он позволил себе стать сэром Эйдрианом Хоукхсрстом, который родился бог знает где и бог знает от кого, но стал богатым и могущественным человеком, чувствующем себя на этом балу как дома.
Очевидно. Римс вспомнил репутацию людей, коим осмелился бросить вызов.
Пришло время вести себя, как и подобает аристократу до мозга костей. Пришло время стать высокомерным и заносчивым.
— Подите прочь с дороги, — произнес Хоукер и вместе с Дойлом прошел мимо Римса, словно этою осла в мундире вообще не существовало.
Они шли не торопясь, но Римс все равно не мог за ними поспеть.
Ливерпул кивнул головой, когда они почти поравнялись с ним.
— Хоукхерст. Маркем. Прошу прощения, что испортил вам вечер.
— Сэр. — Глава британской разведывательной службы достаточно часто встречался с премьер-министром. До сего момента они неплохо ладили. Ливерпул любил, когда ему докладывали о делах лично. Любил задавать вопросы. Он ведь прекрасно понимал, что существуют вещи, о которых никогда не напишут в газетах.
Хоукер обменялся приветственными кивками с присутствующими. Он знал этих людей. Кого-то лучше, кого-то хуже. И на каждом лице было написано неподдельное любопытство.
Премьер-министр был вполне дружелюбным человеком, когда общался с кем-то с глазу на глаз, и чрезвычайно упрямым, когда дело касалось политики. В данный момент он был чем-то недоволен. Его брови сошлись на переносице.
— Расскажите мне об этих двух убитых французах.
Каммингс замахал руками.
— Я не обвиняю Хоукхерста. Напротив, я полностью убежден в его честности. Я лишь хочу поднять вопрос о целесообразности временного отстранения его от должности, пока не…
— Я хочу услышать, что скажет он, — перебил Ливерпул. — Итак. Хоукхерст?
Каммингс уперся кончиком трости в мраморный пол, положил обе руки на ее набалдашник, и на лице его отразилось злорадное торжество.
Так, так, так. Схватка началась. Хоукер против Каммингса. Лицом к лицу с врагом. И ставки высоки. Хоукер не мог усмехнуться и потереть руки. Вместо этого он изобразил на лине обиду.
— Что значит отстранение от должности? Что вы хотите этим сказать?
Каммингс изысканно склонил голову к трости.
— В свете выдвинутых против вас обвинений было бы уместнее всего заменить вас на человека, не входящего в… — Каммингсу опять не дали возможности закончить свою мысль.
— Расскажите мне об убитых, — повторил Ливерпул.
Глава британской разведывательной службы умел играть в политические игры не хуже, чем в свои шпионские Хоукер сделал вил, будто разгневан, и приправил все это завесой тайны.
— Произошло два убийства. Убитые — французские эмигранты. Дела расследовались на Боу-стрит. Первое убийство…
— В обоих случаях действовал один и тот же человек поспешно вставил Каммингс. — Он…
— Дайте ему закончить! — рявкнул Ливерпул.
Это хорошо. Премьер-министр не поддерживает Каммингса. Он не принял сторону Хоукера. но и на сторону Каммингса тоже не встал.
— Действительно. Оба француза были зарезаны. Нам известны обстоятельства совершения убийств. — Хоукер сделал паузу. Стоящие вокруг премьер-министра люди подались вперед, жадно внимая каждому слову. Ничто так не развлекает представителей высшего сословия, как рассказы об убийствах. — За этими убийствами стоит нечто большее.
— Что вы хотите этим сказать? — подал голос Каслри. Надо же, оказывается, и министрам иностранных дел ужасно интересны подробности жестоких убийств.
Пришло время немного приоткрыть завесу таинственности. Черт возьми, он мог бы с успехом выступать на улицах.
— В обоих случаях использовался один и тот же способ убийства. Единственный удар в сердце. — Хоукер резко выбросил вверх сжатые в кулак пальцы. — На это требуется четкий расчет, умение и — ненавижу говорить такое — практика. Мы имеем дело с профессионалом.
— Трусливая. Трусливая работа, — пробормотал Каслри.
— Вы говорите, это случилось в Лондоне?
Этот вопрос задал член парламента из Суффолка.
— Куда же катится мир, если уж в самом Лондоне происходят кровавые убийства?
«Люди умирают в Лондоне гораздо более ужасной смертью каждый день. В районах Уайтчепела и Сент-Джайлса, например».
— Боу-стрит привлекла нас к расследованию лишь потому, что здесь присутствует французский след. Нам стало известно, что оба убитых служили раньше в тайной полиции Франции. Они покинули страну во время революции, сменили имена и поселились в Лондоне, открыв собственные магазины.
Отиравшийся поблизости Римс пробрался вперед.
— Негодяев следовало повесить в день их приезда.
Один из джентльменов вскинул бровь. На лице Ливерпула отразилось раздражение. Но Римс, не замечающий ничего вокруг, продолжал:
— В Англии развелось слишком много этих проклятых французов. Война закончилась, а они продолжают мутить воду.
Дьявол. Неужели он не знал, что почти все из окружавших его людей обладали тесными связями с Францией? Посредством происхождения, брака или дружбы. Хоукер подождал, пока шок от сказанного Римсом пройдет, а потом продолжал:
— Судя по способу убийства, нападавший тоже был французом. Использованные им ножи…
— Они принадлежат вам, черт бы вас побрал. — У Римса не хватило ума, чтобы промолчать. — На них стоит ваше имя. Инициалы Э. и X. И как вы только можете стоять тут перед нами и делать вид, будто вам это неизвестно?
Люди благородного происхождения с детства умеют пресекать дерзость на корню. Хоукеру лишь предстояло научиться этому.
— Прошу прошения?
— Ваши ножи. Я видел их…
— Достаточно! — гаркнул Хоукер. постаравшись вложить в свой голос как можно больше льда. — С меня довольно. Замолчите!
Римс не осмелился возразить.
— Действительно, существует внешнее сходство с ножами, которые использовались в зарубежных операциях десять лет назад. Если бы у вас был опыт участия в боевых действиях. — Хоукер многозначительно оглядел мундир Римса, — и если бы вы потратили хотя бы пару минут, чтобы повнимательнее рассмотреть ножи, разница стала бы очевидна.
— Будь я проклят, если…
— Достаточно, полковник. — оборвал Римса Хоукер. Если бы один из моих людей воспользовался непроверенной информацией, я разжаловал бы его в сержанты. Радуйтесь, что находитесь в подчинении не у меня.
С этими словами Хоукер развернулся к Римсу спиной.
— Ножи — это ключевое звено. — Хоукер обвел взглядом собравшихся. Все его внимательно слушали. — Судя по клейму, ножи изготовлены в мастерской Парижа. Вполне возможно, к ним приложило руку французское военное ведомство. Это французская сталь. — Хоукер бросил испепеляюший взгляд на Римса. — А не британская.
Римс находился не в том положении, чтобы спорить. К тому же он вряд ли мог бы отличить французскую сталь от итальянской сосиски.
— Ссора между французами? — предположил Ливерпул.
— К сожалению, все не так просто. На рукоятках ножей имеются гравировки. Буквы. Только не Э. и X.. а Н. и Б…
Каслри сразу же все понял.
— Не может быть.
Может. Буквы Н. и Б. обозначают Наполеон Бонапарт. Ножи были оставлены на местах преступления в качестве предупреждения. Эго без сомнения политические убийства. Мы столкнулись с французскими революционными группировками, орудующими в Лондоне. К сожалению, фанатики пока еще не перевелись.
По толпе слушателей пронесся ропот. Люди согласно закивали. Начали многозначительно переглядываться. Старый, больной, озлобленный на весь свет Наполеон доживал свои дни на уединенном острове в Атлантическом океане, но его имя по-прежнему навевало благоговейный ужас. Каждому из присутствующих здесь могущественных лордов его великая армия внушала страх.
Каммингс понял, что его перехитрили. Те вещественные доказательства, что он видел на Боу-стрит, теперь исчезли. Его лицо под копной седеющих волос стало белым, точно рыбье брюхо. А губы растянулись в неестественной улыбке, маскировавшей ярость.
Нужно было закончить этот разговор, пока он не пришел в себя.
Пришло время насупить брови и придать лицу серьезности.
— Я связался с нашим подразделением в Париже. Мы надеемся… — Хоукер выдержал паузу. — Мы надеемся, что причиной убийств послужила застарелая вражда. Но нам необходимо принять но внимание возможность существования более веского основания. — Жест Хоукера свидетельствовал о том, что он не может поделиться имеющейся у него секретной информацией. — Мы ведем расследование.
Один господин кивнул другому. Уже к рассвету половина Лондона будет знать, что существует заговор, целью которого является освобождение Наполеона с острова Святой Елены. Все любят заговоры, начиная с десятилетнего мальчишки и заканчивая премьер-министром.
— Черт бы вас побрал! Я знаю, что видел собственными глазами! — воскликнул Римс.
Но Каммингс знал, когда нужно отступить.
— Достаточно, полковник. — Как бы ему ни было горько, Каммингс сумел принять поражение. — Очевидно, вы ошибаетесь.
— Будет лучше, если в будущем вы постараетесь избежать подобных ошибок, — произнес Ливерпул. Этих слов оказалось достаточно, чтобы пресечь дальнейшие возражения.
Каслри захотелось узнать, осталась ли на ножах кровь. К счастью, Хоукер смог ответить утвердительно, не вдаваясь в подробности.
А ведь все могло повернуться совсем иначе. Ведь это он мог оказаться в роли униженного. Его вообще могли уволить из разведывательной службы. Быстро и легко. Тот, кто хотел избавиться от Эйдриана Хоукхерста, обрел прекрасный инструмент в лице лорда Каммингса.
— Дайте мне пару минут. Я хотел бы побеседовать с сэром Эйдрианом наедине. — Ливерпул обвел взглядом присутствующих.
Собравшиеся начали расходиться. Дойл болтал с Мельбурном — они вместе учились в Кембридже. Римс побрел прочь, бормоча что-то про "этого ублюдка и выскочку Хоукхсрста, который наверняка индус наполовину." Однако Каммингс очень быстро заткнул ему рот.
Бабушка Ливерпула была индианкой по происхождению, а Мельбурн являлся незаконнорожденным сыном Эгремона. Кто-то должен был заблаговременно поделиться этой информацией с идиотом-полковником.
Когда премьер-министр с Хоукером остались одни. Ливерпул произнес:
— Мне не нравится, когда ссорятся мои разведывательные подразделения. — В одной фразе содержались слова поддержки и вместе с тем предостережения. Ливерпул слыл превосходным политиком и практичным человеком. — Я не желаю знать, что вы сделали с этими ножами. Газеты не бросят тень на правительство?
— Исключено.
— Каммингс говорит, что в вашей штаб-квартире живет француженка. Он намекнул на ее шпионское прошлое и связь с убийствами.
— Шпионское прошлое? — Хоукер позволил себе криво усмехнуться. — Вряд ли. С нами живет воспитанница Маркема Северен, пока он здесь, в Лондоне. А также ее сестра мадемуазель Жюстина де Кабрийяк. В Англии она носит имя Дюмотье.
— Де Кабрийяк?..
— Это дочери покойного графа де Кабрийяка.
— А-а! Убит во время революции, не так ли? Бедные девочки. Я знаком с ныне здравствующим графом. Должно быть, они Дюмотье по матери. Кажется, она приходится родственницей Лафайету.
Вот что значит иметь голубую кровь. Благородные господа всегда знают, кто кому кем приходится.
— А что касается шпионажа… Я попросил бы держать эту информацию в тайне, но во время войны они служили источником цепной информации во Франции. — Хоукер почти не солгал. Он просто не стал уточнять, на кого именно работала Жюстина.
— Достойно восхищения. — Ливерпул обвел взглядом гостиную, зная каждого из присутствующих, подмечая, кто с кем разговаривает. — Кто-то меня недавно спросил, не приходитесь ли вы родней Хоукхерстам из Кента. Никто ведь о вас ничего не знает. Вы довольно загадочная личность.
— Никогда не пытался намеренно что-то скрывать. Просто… не люблю распространяться о себе.
— Да, да, принимая во внимание вашу должность, это неудивительно. — Ливерпул поджал губы. — Маркем взял к себе трех или четырех сирот в годы террора, не так ли? Северен де Кабрийяк и одного из Виллардов — наследника старого графа. Были также и другие. Насколько я понимаю, вы тоже воспитанник Маркема. Еще один из французских сирот, — деликатно добавил Ливерпул.
— Я знаю Маркема с незапамятных времен. А дочери де Кабрийяка присутствуют сегодня на балу. Вон там рядом с…
— Проблема состоит в том, что после войны эмигранты просто наводнили Англию. В страну понаехали дальние французские родственники, о которых мы раньше слыхом не слыхивали. Некоторые из них оказались вполне достойными людьми. Из кого-то получились прекрасные офицеры. Полагаю, Маркем направил вас в сторону своей собственной службы.
— Можно сказать и так. — Дойл был весьма убедителен относительно работы в британской разведывательной службе. Просто он намекнул на то, что в случае отказа Хоукеру грозит смерть на виселице.
Ливерпул кивнул.
— Вы знаете, что о вашем происхождении ходят сплетни? Кое-кто даже утверждает, что если перевести имя Габсбург на английский язык, получится Хоукхерст.
Хоукер понятия об этом не имел, когда придумывал себе имя.
— Простое совпадение. Коль уж речь зашла о поселившихся в Англии эмигрантах, должен заметить, что обе дочери де Кабрийяка весьма интересные особы. Очень независимые. У старшей есть собственный магазин на Эксетер-стрит.
