Глава 18

Жюстина не стала задерживаться возле дома Уильяма Дойла. Он знал, что она приезжает сюда время от времени чтобы повидаться с сестрой. Но пока он не пытался положить этому конец. Да и Жюстина прекрасно понимала, что видится с сестрой с молчаливого согласия ее названого отца.

В последнее время Жюстина не питала любви к жителям туманного Альбиона. В Италии случилось одно происшествие, и девушка искренне считала, что англичане не должны принимать участие в войне, развязанной на территории Италии. Обратный путь пришлось проделывать по вязкой грязи. Жюстина шла вдоль ручья под прикрытием кустов. За те полтора дня, что она поджидала случая увидеться с Северен, Жюстина заметила нескольких человек, патрулирующих местность. Вот и сейчас один находился в саду, а второй на холме. Оба делали вид, будто работают. Жюстина развела руками высокую серебристо-зеленую траву. Так и есть. Угрюмый молодой грум, повсюду сопровождавший Северен, стоял у стены конюшни и чистил удила. Все его внимание было сосредоточено на зарослях кустов, в которых он оставил свою подопечную.

Да, о ее сестре здесь хорошо заботились. На территории поместья она находилась словно в плотном тщательно оберегаемом коконе. Ей купили красивую амазонку и спокойного, послушного пони. Наняли гувернера — французского ученого, лишившегося работы и крова во время революции. И ему дала приют обладающая огромным добрым сердцем Маргарита. Бдительные ветераны войны, потерявшие в боях глаз или руку, охраняли территорию поместья. После захода солнца по парку рыскали три огромные собаки. Уильям Дойл приложил все силы, чтобы в доме, где живут его жена и дети, царили мир и спокойствие.

Жюстина вышла на небольшую зеленую полянку в том месте, где ручей начинал расширяться. Северен скоро вернется в дом, и тогда патрульные уйдут из этой части леса.

С неба сыпал мелкий дождь, шелест которого сливался с плеском воды в ручье. Невозможно было понять, где закапчивается серое небо и начинается пелена дождя. После многих месяцев, проведенных в Италии, Англия казалась слишком сырой.

Жюстина стояла, прижавшись спиной к стволу дерева, позволив чувствам захлестнуть ее с головой. Такие шпионы, как она, по сути своей очень одиноки. И все же Жюстина наиболее тяжело переживала свое одиночество после таких вот коротких встреч с сестрой и вынужденных расставаний с ней.

Она считала проявлением слабости свои настойчивые попытки повидать Северен. Разумнее было бы порвать отношения с ней сейчас, пока она все еще любит се. Прежде чем поймет, что собой представляет ее старшая сестра. Прежде чем начнет задавать вопросы, и Маргарита вынуждена будет рассказать о борделе в Париже.

Дождь усилился. От земли начал подниматься туман, пряча все вокруг. Еще пара минут и можно будет…

Холодный металл коснулся горла Жюстины. Лезвие ножа. Чья-то рука схватила ее за волосы и запрокинула голову назад. Жюстину сковал ужас.

Мужчина стоял позади нее, держа в руке смерть. Но Жюстина даже не вздрогнула. Не стоит дергаться, когда к твоему горлу прижат нож. Разумная женщина вообще замерла бы и задержала дыхание. Жюстина пребывала в нерешительности, а ее сердце колотилось как сумасшедшее.

— Сова? — раздался голос у нее за спиной.

Никто больше не называл ее так.

— Хоукер.

Его дыхание щекотало ей затылок. Как же она сразу не догадалась, что это он?..

Страх плескался в душе Жюстины лишь мгновение. Хоукер не убьет ее. Она была в этом уверена. Почти уверена. Но он мог отправить ее в тюрьму, ибо нельзя просто так вторгаться на территорию Англии. И уж тем более бродить вокруг дома ценного британского агента, даже если в этом доме живет твоя родная сестра.

Нож больше не касался горла Жюстины. Хоукер тубо развернул ее лицом к себе.

— Что ты здесь делаешь?

— А ты как думаешь? Уж точно не птичками любуюсь. Я приходила повидать Северен. — Жюстина говорила спокойно. Очень спокойно. Ведь на нее смотрело темное суровое лицо молодого человека, в руках которого к тому же был нож.

Последний раз она вплела Хоукера шесть месяцев назад в Вероне. Их взгляды встретились на Пьяцца Деи Синьори. Оба они играли роли итальянцев. Город удерживали французы, но в сельской местности расположились австрийские войска, намеревающиеся завладеть Вероной, потому ее жители одинаково ненавидели всех иностранцев. Жюстина и Хоукер сочли разумным отвернуться и зашагать в разные стороны.

С того дня, когда Жюстина стояла рядом с ним так же близко, как сейчас, Хоукер заметно вырос. Он не слишком вытянулся, но все равно был выше ее.

— Я должна видеть ее, понимаешь? Но я приезжаю сюда нечасто.

Хоукер спрятал нож во внутренний карман, словно его и не было, и теперь угрожающе смотрел на Жюстину. Он казался таким знакомым и вместе с тем совсем чужим.

— Ты не должна здесь находиться. И что теперь предлагаешь с тобой делать?

— Отпустить, конечно. Я не шпионю за коровами, пасущимися на окрестных полях. В данный момент у меня вообще нет никаких дел в Англии. Думаешь, у агентов не бывает выходных?

Дождь полил сильнее — типичная английская погода. На Хоукере не было головного убора, и вода теперь стекала по его лбу, превращая пряди его волос в темные линии — острые, как его любимое оружие. С каждой минутой его одежда промокала все сильнее, и это обстоятельство определенно не делало его добродушнее.

— Трудность общения с тобой, Сова, состоит в том, что невозможно определить, когда ты лжешь, — произнес Хоукер.

— Какая польза была бы от меня моей стране, если бы любой британский шпион мог с одного взгляда понять, что происходит у меня в голове? Кроме того, говоря по правде, я ставлю себя в невыгодное положение.

— К счастью такое происходит нечасто. — Хоукер огляделся, словно лес и ручей могли дать ему какой-то совет. — Я чувствую себя не слишком уютно. Пожалуй, мне стоит отобрать у тебя оружие.

— Осторожный человек так и поступил бы.

— Но я не думаю, что ты зарежешь меня всего в нескольких шагах от Севи. В Оксфорде чертовски сложно отделаться от тела.

— Не сомневаюсь, что ты знаешь это по собственному опыту.

Нет, Хоукер не причинит ей боли. Опасный момент миновал. Он также не потащит ее в дом Уильяма Дойла.

— Никто из нас не хочет причинить боль Северен. А это самая веская причина для перемирия, ты не согласен?

Но Хоукер лишь проворчал что-то в ответ, не слишком довольный таким поворотом беседы.

— А что делаешь здесь ты? — спросила Жюстина. — Странно, что ты бродишь по мокрым кустам в Оксфордшире. Я бы в такой день, как сегодня, с большим удовольствием грелась бы у камина.

Хоукер отер лицо рукавом куртки.

— Ты права. Я не знаю, зачем стою тут под дождем. — С этими словами он развернулся спиной к Жюстине и пошагал прочь в серую пелену измороси.

За три года она уже забыла, что он был мастером таких вот простых и грубых уловок. Пожал плечами, отвернулся и тут же выяснил, собиралась ли Жюстина на него напасть. Но с другой стороны, он предоставлял ей возможность побега: не придется ломать голову, что с ней делать. Однако Жюстина не собиралась стрелять ему в спину или бежать, воспользовавшись случаем. У нее в запасе тоже были свои хитрости. Она последовала за ним, догнала и пошла рядом.

— Куда идем?

Хоукер махнул рукой вперед.

— Там есть где укрыться.

Малообещающее заявление. Но Жюстина тут же начала строить грандиозные планы. В те три года, что прошли с момента их расставания в Париже. Жюстина все чаше и чаще думала о Хоукере. Он был из тех, о ком остаются очень яркие воспоминания. Иногда в желании противостоять вопиющей глупости непрекращающейся войны Жюстина мечтала о том, как расскажет Хоукеру об этом. Она даже явственно представляла себе его циничный язвительный ответ, брошенный через плечо.

Жюстина собирала малейшие слухи и упоминания о Хоукере. распространявшиеся по Европе. И до сих пор носила с собой его превосходный нож. И вот он здесь. Они встретились на нейтральной территории. Судьба на блюде преподнесла его Жюстине.

Возможно…

Хоукер уже не был неряшливым мальчишкой, каким она знала его в те окаянные дни в Париже. Теперь он был одет опрятно и дорого, но не походил ни на сельского джентльмена, ни на городского щеголя. Мягкий ворот сорочки был наполовину расстегнут. Из-под него выглядывал шейный платок. Точно так же мог бы выглядеть студент или приехавший на этюды художник, путешествующий по сельской местности с друзьями, переходящий от одной таверны к другой, прячущий в своей кожаной сумке, перекинутой через плечо, скромный завтрак и альбом для рисования.

Время от времени Хоукер бросал взгляды на шагающую рядом с ним Жюстину.

— У тебя выросла грудь, — неожиданно бросил он.

— Спасибо. Только, знаешь, есть вещи, которые можно заметить, но не упоминать о них вслух.

— Когда ты превратилась в женщину. Сова?

— Я была ею, когда мы впервые встретились.

Хоукер покачал головой с таким серьезным видом, словно они говорили о чем-то очень существенном.

— Ты была ребенком. Тощим и бесформенным.

— Tu es gallant. Я безмерно польщена.

Они говорили по-французски, незаметно для себя перейдя на этот язык. Теперь Хоукер произносил слова, словно истинный уроженец Парижа, но с едва уловимым гасконским акцентом. Если бы Жюстина не знала, кто он и откуда, она подумала бы, что он родился и вырос на юге Франции. За прошедшие несколько лет его голос сделался грубее и ниже.

— Мы могли бы говорить по-английски, — предложила Жюстина. — Никогда не слышала, как ты разговариваешь на этом языке.

Впрочем, она ошибалась. Внезапно она вспомнила, как три года назад в Париже с его языка слетело несколько невнятных английских слов, которых Жюстина не поняла. Тогда Хоукер говорил на кокни — языке лондонской бедноты.

— Мои хозяева не хотят, чтобы я разговаривал по-английски. — По его лицу пробежала легкая усмешка. — Потому что я делаю это неправильно.

Но Жюстине очень хотелось бы услышать, как он «неправильно» говорит по-английски. Ведь тогда он отчасти стал бы самим собой.

— Тогда я попытаюсь тебя умаслить. Мне удавалось заставить ослушаться приказов многих мужчин.

— Я стану еще одной из твоих жертв, — ответил Хоукер, переходя на английский. — Я приобрел слишком много плохих привычек.

Но Жюстина больше не услышала кокни. Его английский стал преувеличенно правильным, медленным и членораздельным, словно это был не его родной язык. Жюстина даже испытала удовольствие от того, что заставила его почувствовать себя не в своей тарелке. Слишком уж самоуверенно он себя вел.

Жюстина, напротив, очень гордилась своим английским.

У нее почти не было акцента.

— Ты так и не объяснил, почему гуляешь по лесу вокруг дома Дойла. Зачем рыщешь в кустах?

— Кому-то же надо следить за тем; чтобы тут не появились французские шпионы. И. знаешь, я обнаружил одного на своем пути.

— Да? Какая неожиданная удача, что я оказалась на твоем пути.

— Точно, черт возьми!..