Глава 3

– Это абсурд. Совершенно безнадежно.

Лидия уставилась на гору расписок, громоздившихся на столе. Они работали десять минут, но она не освободила и четверти верхнего ящичка. Одного из десяти, что ей предстояло обыскать.

– Я думала, что джентльмены возвращают должникам оплаченные расписки.

– Большинство так и делают, – пробормотал Роберт, не отрывая взгляда от своего ящика. – Но есть и другие способы. Некоторые ставят подписи поперек расписок, подтверждая, что долг оплачен.

Он показал ей такую расписку, где роспись Барема красовалась поверх подписи Ригби Ландсдауна.

– Так почему Барем хранит весь этот мусор?

Роберт пожал плечами:

– Некоторые мужчины вешают на стены головы животных – свои охотничьи трофеи. Думаю, и эти расписки – нечто вроде трофеев Барема. Он играет больше пятнадцати лет и постоянно посещает игорные заведения.

– Ты прав. – Лидия ткнула пальцем в три расписки, которые разложила на столе. – Эта, десятилетней давности, от лорда Силлигборна. Эта получена пять лет назад от мистера Суонсона, а последняя – всего три месяца назад от виконта Суинборна.

Роберт фыркнул и уставился на расписки, которые держал в руке. Затем он наскоро просмотрел другие бумаги, разбросанные на столе, и спросил:

– Все твои расписки от людей, чьи имена начинаются на «С»?

Лидия вскинула голову, но тут же стала просматривать уже проверенные расписки.

– Да. Именно на «С». А твои?

– От людей, чьи имена начинаются на букву «Л».

– А это означает…

С трудом подавляя волнение, Лидия уставилась на первый ящик. Роберт открыл его, вынул наугад три расписки и кивнул:

– Да. Эти на «А».

– Слава Богу, хоть что-то прояснилось.

Лидия сунула лежавшие перед ней расписки в ящик, не заботясь ни о каком подобии порядка. Пусть Барем сам разбирается в этой путанице.

– Дай мне часть расписок.

Но Роберт сначала проверил второй ящик.

– «Б». Прекрасно. Все «А» – в этом ящике.

Он вытащил кипу расписок и разложил на столе. Лидия набросилась на свою долю и стала быстро перебирать бумаги всех размеров, форм и содержания. Некоторые оказались счетами от портного, а один – от модистки. Интересно, для кого шил туалеты закоренелый холостяк лорд Эвинли?

Какое-то время они молча рылись в документах, однако вскоре Роберт выпрямился и покачал головой.

– Что? – удивилась Лидия.

– Ты сказала, что Аддисон еще не заплатил долг? Его расписки здесь нет.

– Но не все эти расписки оплачены, – возразила Лидия.

– Если джентльмен платил Барему не здесь, а в другом месте, тот давал должнику карточку, на которой писал несколько слов, удостоверяющих оплату долга. После этого большинство кредиторов уничтожают оригинал расписки, но Барем держит их в этом столе. Так что эти все погашены.

Роберт принялся запихивать расписки обратно в ящик.

– Их слишком много, большинство безнадежно устарели, и потом, Барем не стал бы хранить денежные документы в таком беспорядке.

Лидия молча пододвинула ему остальные расписки.

– Так где же находятся еще не погашенные? – не выдержала она.

Роберт закрыл ящик и оглядел стол. Столешница была почти пустой. Ни одного документа. В углу стояла лампа. Сбоку – чернильница с пером и пресс-папье.

– Они должны быть здесь! Я сам видел, как он приносил сюда новые расписки и выходил без них.

Кончиком пальца он потрогал кожаную подставку для пресс-папье. Она не сдвинулась с места.

– Вот как! – улыбнулся он.

– Что? – выдохнула Лидия. – Что ты обнаружил?

Роберт сделал ей знак отойти.

Она отодвинула кресло назад и в сторону, чтобы дать ему место. Роберт встал на колени, заглянул под стол. Под столешницей оказался еще один ящик, который, однако, не выдвигался.

Но Роберт быстро нашел маленький рычаг и потянул. Что-то громко щелкнуло.

– Есть! – воскликнул он.

Ближайший край кожаной панели поднялся. Роберт встал и потянулся к подставке. Лидия с любопытством заглядывала поверх его плеча. Оказалось, что верх подставки – это кожаная прямоугольная крышка на петельках, скрывавшая потайной ящик, в котором лежали принадлежности для письма, нож для разрезания бумаг и еще один, перочинный, печати Барема, остаток свечи и воск. Тут же находилась связка долговых расписок толщиной дюйма три.

Роберт поколебался. Какого бы мнения он ни был о Бареме, все же нехорошо копаться в личных бумагах человека. Однако…

Собравшись с духом, он взял расписки, перебрал и вытащил конверт.

– Это почерк Табиты! – обрадовалась Лидия.

Роберт, осмотрев конверт, кивнул:

– С распиской Аддисона на обороте.

Он заглянул в конверт и вытащил оттуда тонкий, аккуратно сложенный, исписанный неровным почерком листочек и отдал Лидии:

– Проверь, то ли это, за чем мы пришли.

Вероятно, они отыскали письмо, но разве можно быть в чем-то уверенным, когда речь идет о несчастном слизняке Аддисоне?

Лидия развернула листок, подошла к окну и поднесла письмо к свету.

Роберт сунул конверт с распиской на место и закрыл потайной ящик, после чего придвинул к столу кресло. Отступил на несколько шагов и осмотрел стол. Все было в полном порядке. Никто не скажет, что здесь что-то искали.

Лидия все еще стояла перед окном, погруженная в чтение письма. Он уже хотел окликнуть ее, когда услышал тяжелые неспешные шаги в коридоре. Кто-то шел к двери. У Роберта оставалось всего несколько секунд, чтобы что-нибудь придумать. Защитить Лидию и изобрести правдоподобное объяснение своего присутствия здесь.

Выбор был крайне ограничен.

Лидия тоже услышала шум и подняла голову. В глазах ее мелькнул страх. Губы приоткрылись.

В этот момент он схватил ее за талию, поднял и, развернув, усадил на сиденье-подоконник. Не успела она опомниться, как он коленом поднял ее юбки.

Лидия едва сдержала крик. Она оказалась сидящей на каменно-твердых бедрах повесы: юбки задраны, коленки утонули в бархатных подушках.

Лидия сжала в руке письмо Табиты – поразительно детальное описание единственной ночи, проведенной в объятиях Аддисона, мягкотелого слизняка, – другую руку она положила на плечо Роберта. Голова ее кружилась, мысли мгновенно разлетелись, приведенные в полное смятение ощущением его руки, твердой и жаркой, на талии. Их разделял лишь слой тончайшего шелка.

Прежде чем Лидия успела прийти в себя, Роберт отпустил ее талию, поспешно растрепал ей волосы и завладел губами. Откуда-то издалека до Лидии, словно в тумане, донесся тихий щелчок дверного замка. Но тут восхитительные ощущения нахлынули, завертели ее в водовороте восторга и унесли. Окружающий мир перестал существовать. Остался лишь Роберт, страстно целующий ее, властно требующий, приказывающий и настаивающий на ответе, на полной и безоговорочной капитуляции. Его ладони сжимали ее лицо, и каждый долгий жгучий поцелуй, каждая бесстыдная ласка проникали в самые ее глубины, и она таяла, таяла…

Лидия бессильно обмякла на его груди. Она давно уже перестала дышать, и у нее не было сил даже удивляться подобному явлению. Весь ее разум, все ее существо было сосредоточено на Роберте и на том, что он с ней делает.

Он оторвался от ее рта, чтобы набрать в легкие воздуха, и прошептал в самые губы:

– Здесь Барем. Он наблюдает за нами.

Склонив голову набок, он осыпал ее жаркими поцелуями.

– Сделай вид, что изголодалась по мне.

Сделать вид?

Сунув письмо под складки шелка, Лидия положила руку на грудь Роберту и медленно повела пальцы вверх, наслаждаясь каждым мгновением. Ощущая твердые мышцы, массивное плечо… шелковистые черные волосы… Обхватив его голову, она ответила на поцелуй, потому что и без его просьб изнывала от чувственного голода к этому человеку.

Чуть приподнявшись на коленях, она прильнула к Роберту и стала осыпать его поцелуями. Только чтобы обнаружить, что между ними завязалась своеобразная дуэль, жаркий, страстный обмен поцелуями, Лидия застонала. Она не успевала отвечать на бурные ласки Роберта. Чем быстрее возрастала ее алчность, тем откровеннее становилось каждое его движение. Она всем своим существом сознавала, как рождается в нем отчаянная потребность в ее близости, в ее исступленных поцелуях. Он смело вел ее в бурлящий водоворот ощущений. Все дальше и дальше в неизведанное…

Откуда-то издали донеслось деликатное покашливание.

– Виконт, дорогой мой! – воскликнул Барем.

Роберт неспешно, с видимой неохотой и нетерпеливым вздохом поднял голову. Не делая ни малейшей попытки отстранить Лидию, он по-прежнему полулежал на сиденье-подоконнике среди подушек. Только картинно поднял бровь. Но при этом крепко сжимал ладонями лицо Лидии, опасаясь, что она вздумает обернуться и тогда Барем поймет, кто перед ним.

Барем понимающе улыбнулся:

– Какая радость вновь видеть тебя в этих стенах! Графтон упомянул о твоем приезде.

– Ты прав, старина, здесь очень мило, – скучающе протянул Роберт с видом человека, которого оторвали от весьма увлекательных занятий. Человека, который, только подчиняясь правилам вежливости, вынужден вести светскую беседу. – Понимаешь, я просто воспользовался возможностью присоединиться к вашей компании, но поскольку не был уверен в том, что дам хватит на всех, решил развлечься тут со своей… спутницей и в более спокойной обстановке, пока не встанут остальные.

Барем кивнул и улыбнулся, играя роль гостеприимного хозяина, но при этом продолжал изучать спину Лидии.

– Не помню, чтобы имел удовольствие познакомиться с твоей новой дамой.

Роберт улыбнулся, как кот, укравший сливки:

– Совершенно верно, старина. Ты ее не знаешь. Но надеюсь, не будешь возражать, если мы отложим знакомство? – Он красноречиво приподнял бедра, раскачивая Лидию. – Как видишь, сейчас мы очень заняты.

Барем ответил откровенно похотливой улыбкой, однако Роберт знал, что возражать он не будет. В конце концов, на его вечеринках подобные ситуации отнюдь не были редкостью.

– О, верно. Продолжайте. – Барем направился к двери. – Присоединяйтесь к нам, когда освободитесь. Скоро подадут завтрак. Вы оба, конечно, захотите восстановить свои силы для вечерних игр.

Повеса Роберт позволил себе расплыться в чувственной улыбке:

– Вне всякого сомнения. Мы оба придем.

Барем отсалютовал и взялся за дверную ручку. Роберт, не дожидаясь, пока он уйдет, припал к губам Лидии и проник языком в ее рот, в сокровищницу жарких, запретных наслаждений, отчаянно пытаясь запомнить ее вкус, прежде чем все предлоги для поцелуев исчезнут.

Оказавшись у двери, Барем приостановился и стал беззастенчиво наблюдать за парочкой.

Повеса обнял Лидию, притворяясь, будто хочет развязать шнуровку, и обнаружил, что двойной узел из крученого шелка легко поддался при первом же прикосновении. Шнуровка распустилась, края спинки разошлись, встопорщились, и он ощутил прикосновение другого шелка, горячего и чуть влажного, шелка, которым он желал обладать, чтобы сделать Лидию своей… стать ее повелителем.

Барем вышел и закрыл за собой дверь.

Роберт велел себе немедленно убрать руки, прервать поцелуй и помочь Лидии сменить весьма откровенную позу на более пристойную. Но ничего не мог поделать со своим телом, попавшим в паутину чувственного голода, оказавшегося сильнее и могущественнее, чем он подозревал. Огромное усилие воли потребовалось ему, чтобы вынудить себя отстраниться и едва слышно выдавить:

– Он ушел. Теперь можно встать.

Подняв свинцовые веки, он уставился в лицо Лидии, которое было сейчас совсем близко. Его пальцы все еще ласкали ее голую спину, из-за предательской шнуровки с каждым мигом обнажавшуюся все больше.

Лидия, в свою очередь, приоткрыла глаза, ошеломленно уставилась на Роберта и облизнула губы, не отрывая взгляда от его рта.

– Я не хочу вставать.

Но им нужно убираться отсюда!

– Лидия…

– Нет. Не спорь. – Она коснулась его губ своими, распухшими и влажными. – Только поцелуй меня и покажи – я хочу знать.

Скорее приказ, чем мольба…

Роберт из последних сил боролся со своими низменными инстинктами. Как было бы легко ответить и удовлетворить просьбу дамы. Ведь обязанность джентльмена – подчиняться!

Слишком хорошо он знал свою натуру – и не доверял ей.

И прежде чем он сумел собраться с мыслями, чтобы выдвинуть какой-то неопровержимый довод, Лидия взяла в ладони его лицо и снова поцеловала, на этот раз крепче, более пылко и куда обольстительнее, чем прежде. Жар этого поцелуя растопил остатки решимости. Все добрые намерения полетели к черту. Правда, Роберт попытался оборвать поцелуй и сесть, но она наклонилась над ним и положила руки на его грудь. Для того чтобы приподняться, ему пришлось бы схватить ее и отстранить, но его ладонь лежала на ее голой спине, и схватить Лидию не представлялось возможным. Роберт с трудом перевел дыхание.

– Письмо Табиты у нас. Нужно скорее бежать отсюда, – выпалил он и выругался про себя: голос был хриплым, а в тоне звучало скорее предложение, чем приказ.

– Рано, – отрезала Лидия, поудобнее устраиваясь на его бедрах – сплошное нежное тепло, – а обещание пламенного рая, таившегося между ее бедрами, было совершенно недвусмысленным.

Роберт подавил стон. Он был возбужден до такой степени, что испытывал настоящую боль. Качая Лидию на бедрах, он дал понять, насколько сильно его желание, и теперь она сгорала от любопытства. Это было видно по ее лицу. Лидия смотрела на него, точно зная, что момент настал. Тот единственный момент, тот единственный шанс, когда она сумеет узнать, испытать сама то, о чем мечтала годами. Сначала мечты были невинными, потом – не очень, но теперь, прочтя все, что писала Табита, все, что описывала в мельчайших деталях, Лидия не могла больше жить в неведении, не познав то, что необходимо познать каждой женщине.

Тем более что с ней Роберт, единственный мужчина, с которым она хотела это испытать. Они вместе, в этой комнате, где будут надежно отгорожены от всего окружающего мира и где он обнимает ее, одетую в платье, специально предназначенное для того, чтобы соблазнять мужчин.

И их необычная поза, и странная ситуация давали Лидии некий шанс убедить Роберта и преодолеть его внутреннее благородство. Его неизбежное сопротивление.

– Мы уйдем… но немного позже. – Голос Лидии сам собой понизился до знойного шепота.

Слегка приподнявшись, она глянула ему в глаза и медленно, подчеркнуто неторопливо воспользовалась преимуществом, которое давала ей развязанная шнуровка: скрестила руки на груди и сдвинула с плеч крохотные кружевные рукавчики. Если она хочет добиться успеха, необходимы крайние меры. Нужно быть храброй: фортуна благоволит смелым.

Глаза Роберта расширились. Из-под длинных ресниц блеснуло расплавленное серебро. Под бедром Лидии шевельнулась нетерпеливая плоть.

Лидия выпростала руки из рукавов, и корсаж спустился до талии. Она не смотрела на свои обнаженные груди, а вот взгляд Роберта был устремлен на ее упругие холмики. Зато она наблюдала за ним, видела, как продолжает плавиться от жара серебро его глаз, как твердеет его лицо, становясь все более суровым, как медленно сжимаются зубы.

Он глубоко, прерывисто вздохнул.

Но прежде чем попытался что-то сказать, Лидия тихо прошептала:

– Только не пытайся меня убедить, будто тебе не нравится то, что видишь. – И чуть шевельнулась, придавив своим лоном его мужское достоинство. При этом грудь обнажилась еще больше и оказалась совсем близко.

Лидия чувствовала себя бесстыдной распутницей. Мощный бугор, прижатый к низу ее живота, затвердел еще сильнее, превратившись в горячий мраморный шар, и это чувствовалось даже через ткань.

Не сводя глаз с груди Лидии, Роберт судорожно сглотнул и облизнул губы.

– Лидия…

Он не мог поверить, что это происходит с ним. И не мог оторвать взгляда от сказочно красивой груди цвета слоновой кости, так откровенно выставленной напоказ.

Какая-то часть его сознания была откровенно удивлена, что это вообще ему удалось. Он еще не убрал руку со спины Лидии, наслаждаясь ощущениями, другая его рука лежала на ее талии… Несмотря на все старания, он, казалось, мигом растерял всю силу, всю способность действовать.

Роберт скрипнул зубами.

– Нам нельзя этого делать.

Огромные голубые глаза Лидии распахнулись еще шире.

– Почему нет?

Его зубы стиснуты так, что челюсть сейчас треснет.

– Потому что…

Он слегка поколебался в поисках подходящих фраз и доводов, но Лидия с понимающей улыбкой помогла ему:

– Потому что я не из тех дам, с которыми ты обычно проводишь время в подобных занятиях?

– Совершенно верно, – кивнул он. Слава Богу, она хотя бы это понимает! – Это и есть главная причина.

К сожалению, Лидия не обратила на эту причину никакого внимания. Разведя полы его фрака, она стала расстегивать пуговицы его жилета, желая побыстрее раздеть Роберта. Просунула руки под его рубашку и медленно провела ладонями по груди и животу, наслаждаясь тем, что испытывала. В этот момент глаза ее походили на васильки.

– Возможно, в обычных обстоятельствах этой причины было бы довольно, чтобы остановиться. Но не делать того, чего мы оба так хотим… – пробормотала она. Ее голос напоминал песню сирены и обольщал с тем же волшебством… – Роберт, через год-другой я окончательно заслужу звание старой девы, и впереди меня никто и ничто не ждет. Поэтому…

Ее руки вновь легли на его плечи, сжали щеки, и она подалась ближе, так что ее роскошная грудь прижалась к его груди. Роберт ощущал ее тепло и изнемогал от желания.

Теперь их лица разделяло всего несколько дюймов. Он не смел дышать, не пытался шевельнуться, иначе он потеряет голову, и тогда… тогда пропадет навсегда. И навсегда лишится разума. Не станет слушать никаких уговоров. Он станет ее верным рабом.

И кажется, это уже произошло.

Лидия удерживала его взгляд, и Роберт не мог отвернуться.

– Я проживу жизнь и умру старой девой, – спокойно констатировала она, – но я хочу один раз, единственный, быть с тобой. Пожалуйста, Роберт, не заставляй меня умолять.

Роберт твердил себе, что у него хватит сил воспротивиться, и какое-то время он собирался с духом сказать то, что должен был сказать. Но тут Лидия улыбнулась мягкой, задумчивой, сожалеющей и такой понимающей улыбкой, подалась вперед и нежно поцеловала его.

– Пожалуйста, Ро… – выдохнула она ему в губы и отстранилась, ровно настолько, чтобы видеть его глаза. – Сделай это ради того дня в саду, когда ты вальсировал со мной и поцеловал… Пожалуйста, только покажи мне.

Что он мог сказать?

Оставалось лишь тяжело вздохнуть и смириться с тем, что было неизбежно с самого начала.

Он неожиданно понял, что, воспротивившись, просто отринет правду. Правду, которой жил десять долгих лет. Правду, которой невозможно избежать. Ведь именно по этой причине он так и не женился. Может, именно поэтому и Лидия так и не пошла к алтарю. Над этим следовало поразмыслить, но сейчас у него были другие дела, другие занятия.

– Так и быть, – мрачно пробормотал он. По телу Лидии прошла дрожь ожидания, как у скаковой лошади перед выстраданным финишем. Роберт наконец позволил своим горящим ладоням ласкать ее. – Как пожелаешь.

Он стал целовать ее, давая понять, каковы его истинные намерения. Она дрожала и трепетала в его объятиях, с каждым мгновением все крепче сжимая руки, пытаясь притянуть его к себе. Подгоняя и требуя. Но он в этом не нуждался.

Роберт потянулся к волосам Лидии, распустил узел, разбрасывая шпильки, и длинные шелковистые пряди раскинулись по ее плечам. Он снова стал ее целовать, стараясь взять все, что мог, и отдавая ей куда больше, чем она просила.

Его пальцы скользили по ее шее, по набухшей груди, играли с сосками. Лидия затаила дыхание. Воздух никак не хотел проходить в легкие… Роберт сжал ее грудь и стал мять, пропуская нежную плоть между пальцами, отчетливо сознавая, что этого недостаточно. Ни для него, ни для нее. Лидия охнула и ответила на поцелуй. Отчаянно, безоглядно.

Он сжал ее талию и проложил дорожку из жарких поцелуев по шее, к ямочке между ключицами, где тревожно колотился пульс, и ниже, к вершинке груди. Снова обвел языком сосок, прислушался к частому дыханию Лидии, чуть прикусил тугой бутон, вобрал в рот и стал сосать.

Лидия вскрикнула, но тут же плотно сжала губы. На миг оторвавшись от нее, Роберт прошептал:

– Никто не услышит. Столовая – на другом конце дома.

Он жадно слушал ее вскрик. И хотел слышать больше. Сделать все, чтобы она кричала, забыв об осторожности. Дать больше. Взять больше. Больше, куда больше, чем ожидала Лидия. Больше, чем она мечтала. Но не больше, чем хотела.

Запустив руку в волосы Роберта, закрыв глаза, чтобы не видеть, как он целует ее грудь, Лидия обняла его и впитывала каждое ощущение. Позволяла ему освежать ее иссохшие, завядшие чувства. И под его ласками эти чувства набухали, распускались и расцветали.

Она открылась ему, желая получить больше. Более острые, более яркие ощущения. Сейчас каждый ее нерв был напряжен, дрожал как струна при любом прикосновении, натягивался в ожидании того, что будет дальше. Жар разливался под ее кожей, горел в крови, собирался внизу живота.

Она снова поерзала, ощутила, как Роберт на мгновение застыл. Горячая рука подняла ее юбки, погладила бедро, скользнула выше и нашла полушария ягодиц. Он гладил, сжимал и снова гладил, отвлекая ее. Пальцы другой руки ласкали внутреннюю сторону бедра, тугие завитки и проникли чуть дальше. Коснулись, погладили, нашли чувствительный бугорок, раздвинули створки лона…

Лидию трясло, словно она стояла на краю пропасти, в которую вот-вот прыгнет, но тут он стал целовать еще более самозабвенно, а палец проник внутрь.

Лидия тихо застонала, когда палец стал ритмично наступать и удаляться, а пламя в ней разгоралось все сильнее, пока не заполыхало, как при лесном пожаре. И тогда она не смогла больше ждать.

Слегка оттолкнув Роберта, Лидия принялась лихорадочно откидывать юбки, пока не нашла пуговицы на его брюках.

Руки Роберта были спрятаны под прозрачными слоями шелка и батиста, так что он не успел остановить Лидию, но когда она расстегнула ему брюки, Роберт выругался, сжал ее бедра и приподнял так, что она оседлала его и, потеряв равновесие, упала ему на грудь.

– Роберт! – умоляюще выдавила Лидия.

– Д-да, – выдавил он, хотя понятия не имел, о чем она хотела сказать. Вряд ли они сейчас могли обмениваться вопросами. – Только подожди минутку…

Лидия всхлипнула от нетерпения, но Роберт ощущал только, что внутри она влажная и горячая и готова принять его. Он тоже готов взять ее, и нет смысла и дальше длить эту пытку.

Он подвел свою плоть к лепесткам ее лона, поднял бедра, сжал ее ноги и начал медленно входить.

Лидия охнула, задохнулась, однако, словно поняв, что делать, стала потихоньку опускаться на упругое копье.

Почувствовав преграду ее девственности, Роберт остановил Лидию, поднял ее и снова стал опускать. Лидия закрыла глаза, но когда она почувствовала, что он снова в ней, лицо отобразило неземное блаженство.

Не прошло и минуты, как она все поняла и усвоила, а потом поднялась еще дважды, после чего Роберт сильнее сжал ее бедра и одним мощным толчком преодолел преграду. Лидия со сдавленным криком вобрала его в себя целиком, окутав влажным обжигающим жаром. Роберта же одолевала мучительная потребность вскинуть ее вверх и с силой опустить, а затем вонзаться раз за разом в ее тугое лоно.

Он скрипнул зубами, противясь отчаянному порыву, однако выражение ее лица – мимолетная гримаса боли, смытая чувственным восторгом, – запечатлелось в его душе.

– Легче, – пробормотал он, направляя Лидию.

Она следовала его безмолвным указаниям, сначала осторожно, потом все самозабвеннее, особенно когда боль утихла и осталось одно лишь наслаждение. Наслаждение, которое она была намерена получить сполна и разделить с ним.

Лидия приоткрыла глаза и повелительно выдохнула:

– Покажи, как сделать это. Как угодить тебе.

– Ты великолепна. Поистине великолепна. И с тобой мне хорошо, как ни с одной женщиной.

Но говоря это, он продолжал сжимать ее бедра, стараясь сохранить ритм и установить нужный темп. Позволил напряжению копиться, нарастать… а желание все сильнее их подстегивало.

В последний, отчаянный момент Лидия припала к его губам. Они целовались пылко, страстно, сплетаясь языками, в том же чувственном ритме. Роберт сделал выпад, удерживая ее на месте, чтобы проникнуть еще глубже, и… плотина наконец прорвалась, и поток унес их с собой, а огонь страсти навсегда выжег на обоих свое клеймо, наполнил их и поглотил. Остался лишь нестерпимый жар и неутомимый ритм. Реальность раздробилась на миллион осколков, и они полетели в пропасть, беспомощные, но счастливые. Пока экстаз не прорвался, как солнечный луч сквозь тучи, и не испепелил их. Оставив обоих в полубессознательном состоянии, довольными, обессиленными, но исполнившими заветную мечту.

Его временным помрачением воспользовались!

Роберта не раз обвиняли в том, что он пользуется слабостями дам. Как правило, обвиняли сами дамы – всегда после свершившегося и всегда несправедливо.

Но на этот раз соблазнили его. Повесу Роберта Джеррарда.

Его совратили, вскружили голову и заставили овладеть невинной девицей. Принудили к капитуляции.

Глядя в потолок и обнимая Лидию, лежавшую на его груди, он никак не мог согнать с лица улыбку.

Он всегда подозревал, что дамы слишком уж яростно протестуют.

Темно-серое, с нависшими тучами небо за окном сейчас казалось ему голубым и безоблачным. Теперь оставалось только найти способ как-то довести до сведения Лидии, что ей не суждено умереть старой девой. И что, как он только сейчас обнаружил, всякое сопротивление бесполезно.