Глава 8

Видимо, жизнь в Балидоне начиналась с первыми лучами солнца. Уже на рассвете шум из конюшни разбудил Монкрифа. Плеск воды в желобе, мальчишеский смех молодых конюхов, петушиное пение, скрип груженой повозки, стук колес – бархатные занавеси полога не могли удержать все эти звуки снаружи.

Монкриф сладко потянулся и тут же ощутил пустоту рядом с собой. Где Кэтрин? Монкриф сел и отбросил занавеску. В комнате было пусто. Сбежала к себе в Колстин-Холл?

Прошлой ночью он сдержал слово и оставил жену в покое. Она вошла в спальню, как мученица, а ее черная ночная рубашка служила лучшей защитой, чем любые доспехи.

Монкриф встал и прошел в комнатку с умывальником. Умылся, надел простую белую рубашку и черные панталоны. Затем сквозь двойные двери вышел на балкон оглядеть свои новые владения, – маленькое королевство, замок, в котором поместилась бы целая деревня.

Сегодня он будет заново знакомиться с Балидоном, встретится со старостой, с некоторыми арендаторами. Надо бы устроить празднество в честь его свадьбы и получения титула. Герцог умер, да здравствует герцог! Перемены, пусть даже болезненные, следует отмечать.

Монкриф вышел из герцогских покоев, размышляя о том, куда делась Кэтрин. Будь он пылким возлюбленным, он бы знал. Нет, не так. Будь он пылким возлюбленным, они оба лежали бы еще в постели. Он разбудил бы ее поцелуем, спросил бы, как она спала, принес бы ей что-нибудь вкусное или приятное. Все, что угодно, кроме сундука Гарри.

Как несправедливо, что она так печалится о столь недостойном ее горя человеке, как Гарри. Будь его воля, Монкриф сжег бы этот злосчастный сундук на дорожке перед замком.

На втором этаже не было ни души, а вот на первом кипела работа. Целый батальон молодых женщин в одинаковых, синих платьях и синих фартуках трудолюбиво отскребал, отчищал, выметал и надраивал каждый уголок, каждую панель, каждый цветочек резных орнаментов. Уоллес стоял тут же и раздавал указания: было видно, что он отнесся к поручению весьма серьезно. Заметив герцога, Уоллес изменился в лице. В этот миг Монкриф понял, как будет выглядеть этот молодой человек через несколько лет.

– Доброе утро, Уоллес, – поздоровался Монкриф. – Мне нравится ваше усердие.

– Ее светлость сказала, что над служанками всегда надзирала домоправительница, но так как она на этом посту недавно, я сам должен заняться уборкой.

– Домоправительница? Я думал, у нас, ее нет.

– Мне кажется, ее светлость уже кого-то назначила.

Монкриф испытал такое облегчение, что сам удивился. Разумеется, Кэтрин не оставила его.

– И где же сейчас моя жена, Уоллес?

– В кухне, ваша светлость, с поварихой и домоправительницей.

Монкриф отправился в задние покои замка. Стены некоторых коридоров были украшены щитами, с которыми его предки ходили в бой. Когда-то они производили на Монкрифа огромное впечатление, а сейчас он не обратил на них никакого внимания, возможно, потому, что устал от войны. Так сказать, перековал мечи на орала.

Балидон строился в те времена, когда защита была не обходима. Три колодца внутри внешнего периметра обеспечивали наличие свежей воды. Животных загоняли в небольшой загон, а огород позади основного здания поставлял овощи. Балидон мог выдержать многие недели осады, и не раз выдерживал.

Монкриф миновал лестницу для слуг. Прошлой ночью он не заметил, в каком состоянии находится эта, самая старая, часть замка. Следовало укрепить некоторые стены, рамы в высоких окнах потрескались, так было почти везде. Казалось, Балидон все эти годы стоял заброшенным. Стены имели три фута толщины. За века их много раз ремонтировали в разных местах. Звук они не пропускали, если только его не доносило эхо.

Завернув за угол, Монкриф оказался в кухне, и тут же к нему обратилась Кэтрин:

– Монкриф! – крикнула она, подзывая его ближе взмахом деревянной ложки. – Ты знал, Монкриф? Я в жизни не слышала ничего более отвратительного! Ты знал?

Монкриф остановился, пораженный такой бурей эмоций. Расставив ноги и сложив на груди руки, он смотрел на Кэтрин. Его жена хмурилась, лицо раскраснелось от гнева.

Одета она была, как обычно, в черное с ног до головы. Синим, был только фартук.

– Ты не смогла найти черный фартук?

Кэтрин захлопала глазами от столь неожиданного замечания.

– Кэтрин, прошло достаточно времени, ты могла бы постепенно переходить хотя бы на лавандовый. Или ты останешься в черном до конца своих дней?

Кэтрин сложила руки, словно подражая позе супруга.

– Мы обсудим мой гардероб позже, Монкриф. А сейчас есть дела поважнее.

– И какие же это дела?

– Ты знаешь, что Джулиана делает с остатками от обеда?

– Отдает бедным? Кормит свиней?

– И то и другое было бы приемлемо, – мрачным тоном отвечала ему Кэтрин. – Нет, она заставляет повариху использовать их в других блюдах.

Повариха сделала книксен. Высокая и тощая повариха – это дурной знак. Может быть, она неест собственную стряпню?

– Так и есть, ваша светлость. Ее светлость не любит, когда еда пропадает впустую. Она считает это напрасными тратами, поэтому заставляет меня выскребать все тарелки, складывать все в котелок и на следующий день подавать слугам.

– Надеюсь, сегодня она не запланировала ничего подобного, – с усилием произнес Монкриф, у которого сдавило желудок.

– Все, что осталось со вчерашнего обеда, сэр, я должна сегодня утром подать слугам.

– Этого не будет, – твердо заявила Кэтрин, обращаясь к поварихе. – Я в жизни не встречала подобной скупости, Монкриф, даже в Колстин-Холле мы не обращались со слугами, как со свиньями.

– И здесь не будем, – мрачно произнес он. – Сколько у нас слуг?

В этот момент появилась Глинет. Монкриф понял, что она подслушивала за поворотом стены. В руках она держала большую книгу. Опустив на нее взгляд, Глинет ответила:

– Сто семнадцать, ваша светлость. Все на разных службах. Пятьдесят семь человек домашней прислуги. Остальные работают либо в поле, либо в конюшне, либо вне дома.

– Кухарка, отправьте объедки на ферму, – приказал Монкриф, развернулся и вышел прочь. Как он и надеялся, Кэтрин последовала за ним.

В конце коридора он обернулся:

– Насколько я понял, ты назначила Глинет нашей домоправительницей.

Кэтрин ответила ему хмурым взглядом.

– Назначила. В Колстин-Холле она набралась опыта. У прежнего хозяина она тоже работала домоправительницей. Ты возражаешь?

Несколько мгновений Монкриф молча смотрел на жену.

– Я охотно соглашусь с твоим выбором, если ты пойдешь навстречу одному моему маленькому желанию.

Кэтрин снова сложила руки на груди.

– Какому?

– Я устал от твоих вечных черных одежд. Конечно, этот цвет тебе к лицу, но я хочу увидеть на тебе платья других оттенков.

Кэтрин открыла, было, рот, чтобы возразить, но, как видно, передумала. Монкрифу хотелось похвалить ее за сдержанность. Меньше всего он желал в этот миг услышать имя Гарри Дуннана.

– Ну что, договорились? – спросил он.

– Да, Монкриф, договорились. Но ты не должен третировать Глинет. Пусть делает свое дело.

Монкриф улыбнулся, а Кэтрин, без сомнения, сочла это согласием. На самом деле герцог действительно был доволен. До этого момента Кэтрин все время держалась, замкнуто и сдержанно, а сейчас он узнал в ней ту женщину, которую воображал себе по письмам.

Монкриф развернулся и стал уходить, но Кэтрин позвала его, и он оглянулся через плечо.

– Спасибо, – негромко произнесла Кэтрин. Камни поглотили звук, но Монкриф все равно услышал, ответил ей улыбкой и ушел, чтобы не поддаваться соблазну и не решиться на большее.

Первая встреча была назначена с Мансоном, управляющим фермой, который был счастлив, увидеть хозяина. Старый слуга приветствовал его сияющей улыбкой, все лицо его собралось в мелкие морщинки. Мансон был из тех немногих, кого Монкриф помнил с детства. На управляющем была поношенная, но чистая одежда, сбитые сапоги были вычищены. Он выглядел в точности, как четырнадцать лет назад.

– Да, многое здесь изменилось, – пробормотал Мансон, не вынимая трубку изо рта. – Думаю, ваш отец не очень был бы доволен. Он понимал, что ты принадлежишь земле больше, чем она тебе.

Монкриф вырос, слушая сентенции Мансона, и всегда они были суровыми и основательными.

Они вместе осмотрели конюшни с тридцатью шестью стойлами. Только три из них были заняты. Все службы требовали ремонта. Двери едва держались на петлях. Крыши надо было подлатать. После осмотра Монкриф обратился к Мансону:

– Мансон, почему все развалилось? Управляющий долго сосал трубку и молчал, наконец минул трубку изо рта и сплюнул.

– Дело не во мне, ваша светлость. Дело в ней. – И он мотнул подбородком в сторону замка. – Ваш отец был скуповат, что, правда, то, правда. Но такой скряги, как она, я в жизни не видел. Она даже цыплятам жалеет корма! Уволила половину работников. Сказала, что будем держать поля под паром. Откуда она собирается брать деньги, чтобы их копить? Балидон – не просто красивый замок. Землю надо обрабатывать.

– Мансон, но все это запустение не могло возникнуть за шесть месяцев.

Мансон кивнул.

Монкрифа всегда удивляло, что столь похожие друг на друга отец и брат напрочь расходились в одном фундаментальном вопросе. Его отец терпеть не мог тех, кто спровоцировал восстание, а Колин, видимо, разорил Балидон, чтобы поддержать якобитов.

– Странно, что замок совсем не рухнул, – пробормотал, наконец, Мансон. – Восточную стену надо чинить. Крыша часовни течет. Я делал, что мог, но герцогиню не переспоришь. Когда я услышал, что возвращается ваша светлость, – лицо Мансона расплылось в широкой улыбке, – мои старые ноги едва не сплясали джигу.

Что бы сказал отец, узнай он, что третий сын, никудышный бродяга, стал двенадцатым герцогом Лаймондом? Монкрифу казалось, что он слышит голос отца: «Ты ведь сделаешь все, как надо, Монкриф? Ты выполнишь свой долг».

Разве у него есть выбор? В Балидоне он родился. Замок – его наследство, его прошлое и будущее, которое он должен защитить.

За четырнадцать лет Монкриф многое повидал, бывал в ситуациях, когда от его решения зависела жизнь и смерть. Теперь ему предстоит решать иные задачи: приводить в порядок Балидон и строить отношения с Кэтрин. И неизвестно, какая из них окажется сложнее.

Почему он на ней женился? Чуть слышный голос, наверное, голос совести, шептал ему, что незачем лукавить, что он прекрасно знает, почему воспользовался ситуацией. Монкриф хотел, чтобы у него с Кэтрин было все то, что уже связало их в переписке: слияние умов и душ, союз мыслей и чувств и все то, что это единение обещало в будущем. Но он ни на йоту не приблизился к этой цели, как не сумел отвратить мысли Кэтрин от этого проклятого Гарри Дуннана.

Может быть, стоит написать ей еще раз?