Глава 14
Месье настаивал на том, чтобы сопровождать Блузетт и его светлость в Чарлтон-Мьюз на уроки верховой езды. Моутон, которому впервые предстояло остаться с Сесил, вместо того чтобы следовать за Блу, точно тень, горячо поддерживал француза. У всех остальных имелись особые причины возражать.
– Я поеду с тобой, – твердо сказал Месье, натягивая летние перчатки. – Это решено.
– Но в этом нет нужды! – раздраженно огрызнулась Блу. Она стояла перед зеркалом, закалывая шляпку.
– Более того, я буду сидеть в карете, а не рядом с кучером.
Яростно протестуя, Блу доказывала, что общества его светлости вполне достаточно, и она не нуждается в дополнительной защите. Кроме того, Месье не имеет никакого представления об искусстве верховой езды и он еще не закончил разбирать письма леди Кэтрин.
– Блузетт права, – согласилась леди Паджет, вступая в спор. – У меня есть несколько срочных писем, которые необходимо немедленно отправить.
– Я буду сопровождать Блузетт и его светлость в конюшни, – упрямо повторил Месье. Выказывать неповиновение было не в его характере, и на лбу у бедняги выступили капли пота. Он с несчастным видом закусил губу, но так и не пожелал сложить оружие и твердо стоял на своем.
– Ну хорошо. – Поняв, что дальнейшие уговоры бесполезны, леди Кэтрин надменно повела плечами и удалилась, раздраженно жалуясь на дерзость слуг.
– Но ты мне там совсем не нужен! – сердито воскликнула Блу, когда остальные ушли и они вдвоем с Месье остались дожидаться его светлости. Француз сидел с суровым лицом, украдкой поглядывая на Блу.
– Я делаю это для леди Сесил, а вовсе не для тебя, Блузетт.
Брови Блу поползли вверх, к полям шляпки, и она обернулась, чтобы взглянуть на Месье.
– На что это ты намекаешь?
Глядя прямо перед собой, Месье решительно выпрямил спину и поджал губы.
– Я знаю, чего ты добиваешься. Я видел, что ты вытворяешь с его светлостью.
Щеки Блу вспыхнули.
– Продолжай.
– Ты глубоко разочаровала нас с Моутоном.
Блу отшатнулась и застыла, глядя на Месье во все глаза. Его резкие слова задели ее за живое.
– И что же я, по-вашему, вытворяю?
– Ты пытаешься украсть жениха у леди Сесил. – Прежде чем девушка успела возразить, Месье схватил ее за руки. – Блузетт, ты с детства привыкла брать все, что тебе захочется. Но это было на Морганз-Маунд. А здесь нужно считаться с другими. Леди Сесил любит тебя. Ее просто убьет, если ты, ее обожаемая сестра, отберешь у нее единственное, чем она по-настоящему дорожит. Ее жениха.
– Да я не собираюсь его отбивать, я только…
– Нет. – Блу не помнила, чтобы Месье когда-нибудь говорил таким резким тоном. – Я видел вас вместе – за столом, за картами, во время прогулки, в гостиной после обеда. Ты ведешь себя вызывающе. Ты его откровенно соблазняешь.
Казалось, обвинение воздвигло между ними стену. Месье строго смотрел на Блу сквозь свои круглые очки. В его глазах читалось осуждение.
– Я скорее умру, чем причиню боль Сесил, – тихо сказала Блу. – Я люблю ее. Но ты ведь знаешь, что сделал со мной Герцог. Все, чего я хочу, – отплатить ему той же монетой. – Сжав руки Месье, она твердо посмотрела ему в глаза. – Я хочу отомстить. Для меня это дело чести. Герцог должен страдать, как страдала я. Но Сесил никогда не узнает, я тебе обещаю.
– А если все же узнает?
– Она не узнает. Я этого просто не допущу. Я никогда бы не смогла ранить Сесил. Встретив ее, я как будто обрела часть себя. Мои дела с Герцогом не имеют никакого отношения к Сесил. Это останется между ним и мною.
– Дорогая Блу, – Месье сокрушенно покачал головой и нежно сжал ее пальцы, – я умоляю тебя отказаться от своего плана, пока ты еще способна это сделать. Или уже слишком поздно?
Мистер Аппл объявил о прибытии его светлости, и Блу поспешно зашептала, оглядываясь на дверь:
– Пожалуйста, попытайся меня понять. В конце концов, если тебе не по душе кровопролитие, отвернись.
– Я не собираюсь этому попустительствовать, – сухо ответил Месье, поднимаясь с кресла. – Помяни мои слова, Блузетт. Ты накличешь беду.
Месье был прав. Беда не заставила себя ждать. Но и Сесил, и Томас оказались тут ни при чем. Все дело было в лошадях. Кто же знал, что они такие огромные? До сих пор Блу наблюдала за ними лишь с безопасного расстояния и не представляла себе их подлинных размеров. Вдобавок у этих тварей имелись еще и зубы и, что самое ужасное, огромные копыта. Удар такого копыта почище удара молотом. Блу нервно облизнула губы, стиснула челюсти и настороженно уставилась на жуткое животное, которое держал за повод конюх.
– Вы испуганы? – спросил Томас, заметив белое как мел лицо и трясущиеся руки девушки, которые она тщетно пыталась спрятать в складках амазонки.
– Нет, – солгала Блу. Повернувшись в сторону конюшен, она поискала глазами Месье, придумывая подходящий повод перенести занятие на другой день. Француз сидел на скамье, прикрываясь от солнца зонтиком, и безмятежно читал одну из новых пьес тетушки Трембл, поглядывая на Блу время от времени поверх страниц. Заметив ее сигналы, он уткнулся в книгу и сделал вид, что ничего не видел.
Проклятие! Он отлично знал, что она взывает о спасении, но решил наказать ее за то, что слишком дерзко флиртовала с его светлостью в карете. Бросив украдкой взгляд на Томаса, Блу попыталась угадать его настроение.
– Мы можем отказаться от уроков, – предложил Томас, когда конюх подвел к ним лошадь для Блу. – Не все леди ездят верхом.
Блу с опаской оглядела чудовище. Лошадь повернула голову и тоже уставилась на Блу.
– Вы полагаете, у меня не хватит смелости сесть на лошадь? Томас тяжело вздохнул.
– В вашем страхе нет ничего постыдного.
– Я вовсе не боюсь! – Кажется, он забыл, с кем имеет дело. Думает, перед ним трусливая девица вроде его подружек! – Дочь Бо Билли ничего не боится! – заявила Блу.
Краем глаза она заметила, как другой конюх подводит лошадь Томаса. Одним уверенным движением Томас уселся в седло, и Блу невольно залюбовалась его грацией и ловкостью. «Если он это сумел, – решила Блу, вдыхая теплый терпкий запах конского пота, – то и я сумею, черт побери!»
– Так, понятно. Одну ногу нужно перекинуть через седло…
– О нет, мисс, – возразил конюх, объяснив, что дамы садятся на лошадь особым образом. Заметив, что Блу недоверчиво нахмурилась, Томас весело усмехнулся.
– Это самая идиотская чушь, которую я когда-либо слышала. Я непременно свалюсь, если буду сидеть боком. Нет, я предпочитаю сидеть, как его светлость, – твердо заявила она, указывая на Томаса.
– Боком, мисс Морган, – любезным тоном подтвердил герцог. – Леди ездят именно так. – Он окинул ее насмешливым взглядом.
– Но это несправедливо, – пожаловалась Блу. И все же герцог произнес магические слова. «Леди ездят в седле боком». Раз чертовы леди так поступают, придется рискнуть. – Что ж, ладно, – проворчала она, неохотно соглашаясь. – Поднимите меня наверх, раз так.
– Может быть, мне прежде следовало объяснить… – начал конюх, но Блу оборвала его нетерпеливым жестом.
– Я смогу. Подсадите меня.
– Делайте, как приказывает леди, – распорядился Томас. Конюх пожал плечами, наклонился и подставил руки, чтобы подсадить Блу.
И это все? Так просто? Блу поставила ногу на сложенные руки конюха, но дальше все почему-то пошло наперекосяк. Наверное, виновата лошадь, которая шарахнулась, когда конюх подсаживал Блу. Девушка почувствовала, как из-под нее выскальзывает седло, и попыталась за что-нибудь ухватиться, но ее руки цеплялись лишь за воздух. Она перекувырнулась через седло и упала с другой стороны, так ударившись спиной о землю, что на какой-то миг у нее перехватило дыхание.
– Господи! – Томас мгновенно соскочил с лошади и подбежал к девушке. – Вы ушиблись? – Блу с багровым лицом сидела, широко раскинув руки и ноги, тяжело отдуваясь и бормоча что-то бессвязное. Когда Томас протянул руку, чтобы помочь ей встать на ноги, она лишь с досадой отмахнулась и поднялась сама.
Полагая, что падение дамы с лошади означает конец сегодняшнему уроку верховой езды – и это, несомненно, было бы так, окажись на месте Блу любая другая леди его круга, – Томас жестом отпустил конюха.
– Мы вернемся сюда на следующей неделе.
– Черта с два мы вернемся, – прошипела Блу, с силой выплевывая слова. – Я здесь, черт возьми. И я собираюсь прокатиться верхом на этой мерзкой твари, язви ее в душу! – Отряхнув юбки, Блу, тяжело ступая, повернулась к лошади и дернула ее за узду, чтобы пригнуть ей голову. – Слушай, ты, ленивое крысиное дерьмо, с тобой говорит Блу Морган. Стой смирно, когда я сажусь в седло. Ты меня слышала? Будешь делать, как я скажу. Будешь слушаться. Не кусаться, не лягаться, не своевольничать. – Наклонившись еще ниже, Блу уставилась в черный блестящий глаз лошади и грозно прошипела: – Если ослушаешься, клянусь дьяволом, ты страшно пожалеешь!
Подкрепив свою угрозу долгим мрачным взглядом, она отпустила узду и повернулась к ошалевшему конюху, который смотрел на нее во все глаза, широко открыв рот, и холодно бросила:
– Будьте любезны повторить.
Томас покачал головой и снова взобрался на лошадь. Его лицо выражало смесь восхищения и досады. Он внимательно оглядел Блу. Ее щеки побледнели так, что выступили веснушки, а руки дрожали, хоть она и пыталась это скрыть. Ну почему она такая – храбрая, особенная, ни на кого не похожая, и он не может не восхищаться ею?
Когда она взобралась на лошадь, конюх передал Томасу поводья, но Блу тут же заметила это и запротестовала.
– Я не хочу, чтобы меня водили за уздечку, как ребенка. Дайте мне поводья. Я сама буду управлять этим чудовищем.
Опасаясь за ее жизнь, Томас попытался возразить. Блу неуверенно держалась в седле, качаясь, словно яйцо на носу корабля. Было ясно, что ей страшно. Она заметно дрожала. Ее губы сжались в тонкую линию, шея напряженно выгнулась. Но Блузетт Морган была дьявольски упряма. Поняв, что они не продвинутся ни на шаг, если он не уступит, Томас тяжело вздохнул и тихонько выругался. Пожав плечами, он сделал знак конюху передать Блу поводья.
– Видите вон те деревья на другой стороне луга? – спросил он. Блу неотрывно смотрела в одну точку – между ушами лошади – но, услышав слова герцога, на мгновение подняла глаза, вгляделась вдаль и кивнула. – Мы подъедем к роще, повернем и поскачем обратно. Согласны?
– Поехали.
– Блу… это вовсе не обязательно. Вам ни к чему…
– Хватит нести чушь, едем. – Лошадь Блу тронулась. Девушка пронзительно вскрикнула и потянула на себя узду. – Вот дьявол! Я еду!
– Полегче. Не дергайте поводья, – бормотал Томас, проклиная себя за то, что согласился на эту безумную авантюру. – Очень хорошо. Полегче. Расслабьтесь. – Темные глаза Блу, огромные словно блюдца, были широко открыты. Она смотрела прямо перед собой на конскую голову. – Не смотрите все время на лошадь. Она хорошо знает, что нужно делать. Расслабьтесь. Поднимите голову и выпрямите спину. Вот так. Вы отлично держитесь. Расправьте плечи. Очень хорошо.
Блу осмелилась бросить быстрый взгляд на Томаса, а затем на луг, усеянный маргаритками и лютиками.
– Это похоже… как будто я сижу высоко на дереве, а оно качается от ветра.
Томас рассмеялся и кивнул.
– У вас хорошо получается, Блу.
Продолжая ободрять девушку, он терпеливо объяснял ей, как держаться в седле, как управлять лошадью. Не прошло и получаса, как Блу сумела расслабиться и стала внимательно прислушиваться к его советам. Она еще неуклюже держалась в седле, раскачивалась и жадно хватала ртом воздух, иногда вскрикивала, но чувствовалось, что у нее несомненный талант наездницы. Если она решит заняться верховой ездой всерьез, то станет делать это великолепно.
– Почему я должна ездить боком, когда вы сидите на лошади, расставив ноги? Ведь так гораздо удобнее и безопаснее.
– Представления не имею, – честно ответил Томас.
– Какая чушь! Но чтобы стать леди, приходится мириться со всякой чертовой дребеденью, – пробормотала Блу, цепляясь за седло.
Когда они достигли рощи, Томас, к своему удивлению, обнаружил, что напряжение отступило и прогулка начала доставлять ему удовольствие. Цветущий луг был залит лучами солнца, воздух напоен ароматами клевера и теплой земли. Иногда легкий ветерок доносил до Томаса дразнящий запах духов Блу. Глядя на девушку, он вдруг поймал себя на мысли, что нигде ему еще не было так хорошо, как здесь. Это было поразительно.
– Кажется, мне начинает нравиться ездить верхом, – радостно сказала Блу. Набравшись храбрости, она протянула руку и похлопала лошадь по стройной шее, потом склонила голову набок и с любопытством посмотрела на Томаса из-под полей шляпки. – Что вы чувствуете, когда скачете быстро? На что это похоже?
– Когда у вас будет побольше опыта, мы попробуем проехаться галопом. А пока вам подойдет разве что легкая рысь, если вы не хотите снова совершить кувырок в воздухе, – улыбаясь, предупредил герцог.
– Этот луг, кажется, будет помягче, чем чертов двор конюшни.
Они приблизились к деревьям и остановились. Говорить не хотелось, всадники молча любовались открывшимся пейзажем. Далеко на горизонте сверкала и переливалась Темза, серебряная в лучах августовского солнца. Над ней возвышался лес мачт. Весь Лондон был виден отсюда как на ладони, с его высокими церковными шпилями и дымовыми трубами.
– Вам нравится в Лондоне? – прервал молчание Томас, любуясь игрой солнечного света на щеках Блу. Он уже сотни раз задавал этот вопрос разным людям, но теперь ему действительно важно было услышать ответ. Всматриваясь в лицо Блу, герцог будто впервые увидел его. Как он мог раньше не замечать этот благородный профиль, изящную линию подбородка, совершенной формы нос? А как великолепно смотрится Блу на лошади! Да она просто создана для того, чтобы ездить верхом.
Ее очаровательная амазонка, казалось, скроена специально, чтобы подчеркнуть соблазнительные изгибы тела.
– И да и нет, – задумчиво ответила девушка, не глядя на Томаса. – Чаще всего мне хочется вернуться домой. Но иногда… иногда я смотрю на Сесил или тетю Трембл за карточным столом и ловлю себя на мысли, что я счастлива. Или леди Кэтрин похвалит меня за что-нибудь, пусть даже совсем незначительное, и мне хочется плясать от радости. Или же я смотрю на дверь и вижу… – Блу внезапно замолчала, нахмурилась и закусила губу. – И все же могу сказать вполне искренне, – она взглянула Герцогу в глаза. – Хорошо провести день так, как сегодня, когда я мету быть самой собой и говорить все, что мне придет в голову, не опасаясь, что это возьмут на заметку и вычеркнут очередное блюдо из моего меню.
Томас весело рассмеялся.
– Так вот как леди Кэтрин прививает вам хорошие манеры?
– Томас, скажите мне правду. – Глаза Блу потемнели от волнения и казались черными. – Я потеряла себя?
– Потеряли… себя?
– Иногда мне кажется, что я перестала быть самой собой и та несуразная девчонка, которой я когда-то была, больше не существует. Я думаю о Морганз-Маунд, вспоминаю ту Блузетт, но это больше похоже на воспоминания о ком-то постороннем, кого я когда-то знала. С каждым днем бывшая Блу Морган ускользает от меня. – Блу встревоженно заглянула в глаза Томасу и прошептала: – Мне становится страшно. Это все еще я, Томас? Или я уже стала кем-то другим?
– Вы хотите знать правду?
– Да. И вы – единственный, кому я поверю.
Понимая, как это важно для Блу, Томас не стал спешить с ответом. Он посмотрел на прелестную молодую женщину, стоявшую передним, и попытался вспомнить то дикое и, увы, грязное создание, каким она была, когда он впервые ее встретил. Он представил себе ее спутанные волосы, обломанные ногти, чумазое лицо и неопрятную одежду. Казалось невероятным, что это жалкое существо могло иметь отношение к ослепительной красавице, которую он видел сейчас перед собой.
– Вы очень изменились, Блу. Откровенно говоря, если бы я не видел вас тогда и сейчас, я бы никогда не поверил, что возможно подобное превращение.
– А как же я? Неужели за вежливыми словами, пышными платьями и обходительными манерами не осталось ничего от меня? – испуганно прошептала Блу. Ее ресницы дрогнули. – Знаете, Томас, теперь мне нравится принимать ванну. Мне приятно чувствовать прикосновение шелка к коже, и я полюбила расчесывать волосы. Меня задевает, если кто-нибудь из слуг вдруг допускает вольность или если я сама забываю о хороших манерах. Мне кажется… я даже стала привередливой. Не слишком ли велика цена, которую я заплатила?
– Нет, – мягко сказал Томас, глядя на Блу. – Теперь вы, возможно, другая, но женщина, которую я вижу перед собой, – по-прежнему Блу Морган. И не стоит жалеть о потере. Вы изменились к лучшему.
– Для меня большое облегчение слышать это, – неуверенно сказала Блу, не зная, можно ли верить словам Герцога. Она отвернулась и рассеянно обвела глазами конюшни. – На прошлой неделе приходила Изабелла повидаться со мной. Она сказала, что едва меня узнала.
– А вы? Как вы нашли Изабеллу?
– Я по-прежнему люблю и всегда буду любить Изабеллу. – Блу опустила голову. – Но она похожа на шлюху. – В глазах Блу блеснули слезы огорчения. – Черт возьми, Томас. Она выглядит как настоящая шлюха. Раньше мне это не приходило в голову. Вы понимаете, что я имею в виду?
– Да, – тихо произнес Томас.
– Черт, черт, черт!
Внезапно искаженное мукой лицо Блу приняло решительное выражение. Прежде чем Герцог успел возразить или остановить ее, девушка перекинула ногу через седло, склонилась к шее лошади и резко шлепнула ее по крупу. Кобыла понеслась вперед, точно выпущенная из лука стрела. И вот Блузетт уже скакала галопом, держась в седле прямо, по-мужски. Она крепко вцепилась в шею лошади, криком заставляя ее мчаться все быстрее и быстрее.
Герцог пришпорил коня и погнался за девушкой. Нужно было немедленно ее остановить, пока не случилось несчастья.
Но, поравнявшись с Блу, Томас внезапно решил не прерывать ее бег и молча обогнал безрассудную всадницу. Оглянувшись, он увидел, как сияет от радости ее лицо, и у него перехватило дыхание.
Шляпка Блу улетела, шпильки выпали из прически, и блестящие на солнце волосы развевались на ветру черной шелковой волной. Но больше всего Томаса потрясло выражение ее глаз. Оно навсегда врезалось ему в память. Конечно, Блузетт была испугана, но лицо ее светилось исступленным восторгом. Щеки были влажными от слез. То были слезы восхищения. Из горла рвались ликующие крики, она громко смеялась. Никогда прежде не доводилось Томасу видеть такого лица. В нем была первозданная красота, неукротимость, неистовство чувств, как будто нечто, скрытое глубоко внутри, вдруг вырвалось наружу.
Когда всадники остановились на конюшенном дворе, Блу перекинула ногу через седло и соскользнула на землю, опьяненная бешеной скачкой. Раскинув руки, она принялась кружиться волчком, подняв к солнцу восторженное лицо. Ее длинные, до талии, волосы обвивались вокруг нее, подчиняясь движениям этого неистового танца.
– Это было потрясающе! Потрясающе! – Щеки Блу были мокрыми от слез. Глаза же сияли. – Ох, Томас, это было похоже на полет! – Блу подбежала к Герцогу и положила руки ему на плечи. Он схватил ее за талию и закружил в воздухе. Ему словно передались ее восторг и радостное оживление. – Как будто мы с лошадью стали одним целым и, словно птицы, парили над землей! О Господи! Если бы это никогда не кончалось! Мне бы хотелось, чтобы это длилось вечно.
Когда они ехали сюда в карете, Блу принимала самые соблазнительные позы, играя роль покорительницы сердец. Питая отвращение ко всему искусственному, Томас, забавляясь, наблюдал за всеми ее уловками. Но сейчас Блузетт была по-настоящему притягательна. Томас едва владел собой.
Охваченная неземным восторгом, она стояла перед ним искренняя и открытая. Ее черные волосы сверкали в лучах солнца, а щеки и шея казались золотистыми. Сжимая в ладонях узкую теплую талию Блу, Герцог чувствовал, как дрожит ее тело от пережитого упоения полетом.
Как же он хотел ее. От желания у Томаса мутилось в голове. Тело его горело, становясь то твердым как камень, то мягким как воск. Эта женщина была нужна ему как воздух. Он хотел разделить с ней упоительное ощущение исступленного восторга, сжимая ее в своих объятиях, растворяясь в ней. Ему хотелось самому быть источником этого ликования, этой радости, этого внутреннего света. Томас поставил девушку на ноги и прижал ее к себе, податливую и трепещущую. Чувствуя кожей жар ее тела, он невольно застонал, будто от ожога. Его плоть пробудилась, заявляя о себе настойчиво и мучительно. Не в силах выпустить Блу из рук, он лишь еще теснее приник к ней, вбирая в себя это ошеломляющее чувство.
– Спасибо, Томас, – прошептала Блу хриплым от волнения голосом. – Спасибо тебе за сегодняшний день.
И в следующее мгновение она вырвалась из его объятий и стремглав побежала через двор к Месье, радостно смеясь и бормоча что-то бессвязное. И Томас внезапно почувствовал себя опустошенным, словно Блу забрала с собой часть его самого. Он стоял и смотрел на ее развевающиеся юбки, не в силах сбросить с себя наваждение. Да что, черт возьми, с ним такое происходит?
Блу оживленно рассказывала о своей волнующей скачке все время перед обедом, за обедом и после обеда.
– О Боже! – внезапно воскликнула она, прижимая руку к губам и виновато глядя на Сесил. – Мне так жаль. Я совершенно не подумала… – Блу окинула взглядом кресло Сесил, и ее щеки залились краской стыда. – Ты, должно быть, так скучаешь по верховой езде, а я тут трещу, словно глупая сорока. Сможешь ли ты меня простить?
– Ну конечно, – ответила Сесил, ласково касаясь руки Блу. – Дорогая, я еще никогда не видела тебя в таком восторге. И мне нравится слушать тебя. Интересно, что сказал Эдвард, когда ты уселась на лошадь, как мужчина, расставив ноги, и умчалась вперед?
– Ты не должна больше так делать, – вмешалась леди Кэтрин, пытаясь скрыть улыбку. Ее лицо приняло задумчивое выражение. – Мне всегда хотелось лететь быстро, как ветер. А тебе, Трембл? Конечно, – поспешно добавила она, – я никогда бы себе такого не позволила. Где это видано, сидеть на лошади по-мужски?
Позже, слишком взволнованная, чтобы уснуть, Блу лежала в темноте у себя в спальне и прислушивалась к храпу горничной за стеной. Внезапно девушка вспомнила, как Томас закружил ее в воздухе, а потом крепко прижал к себе, и мгновенно волна желания прошла по ее телу, наполняя его жаркой истомой. Щеки Блу вспыхнули, дыхание стало прерывистым. Она вновь ощутила прикосновение его груди и бедер, жар его восставшей плоти, аромат крепкого, мускулистого тела. Блу заворочалась в постели и прижала пылающее лицо к прохладной подушке.
Странно, удивленно думала Блу, в карете, по дороге к конюшням, она тщетно пыталась воспламенить герцога. Это было отнюдь не просто под хмурым осуждающим взглядом Месье. Возможно, поэтому она и потерпела неудачу. И вот, когда она вовсе не собиралась соблазнять Томаса, когда у нее и в мыслях не было кокетничать с ним, Герцог неожиданно загорелся. Получалась какая-то полная бессмыслица.
С глубоким вздохом Блу вынуждена была признать, что в делах любви существует слишком много непонятного для такого новичка, как она. Тогда Блузетт по-настоящему пожалела, что рядом нет Изабеллы. Ей хотелось бы задать подруге так много вопросов.
И все же одно было ясно. Она наконец поняла, что имели в виду Томас и Месье, предупреждая, что игра может оказаться опасной. Блу была слишком неопытной, чтобы следовать правилам.
И теперь, лежа в темноте, думая о благородной, великодушной Сесил и вспоминая странное мгновение счастья, пережитое сегодня вместе с Томасом на краю леса, Блу впервые заколебалась. Так ли уж она права? До сих пор ей не приходило в голову, что затеянная ею игра может выйти из-под контроля.
– Томас! Кажется, вы сейчас за сотню миль отсюда. – Лорд Уайтсолл заговорщически подмигнул сэру Лорену Баттерси. – Если бы я не знал его так близко, я бы сказал, что наш Томас ранен стрелой Купидона.
Изысканно одетые молодые люди медленно прогуливались по открытой террасе трактира, поддеревьями, при свете множества крошечных огоньков, сверкающих в ветвях. Время от времени друзья останавливались, чтобы рассмотреть какую-нибудь яркую картину, украшавшую скрытый от посторонних глаз уединенный кабинет. Наконец они покинули кабачок и, отвечая на приветствия, смешались с толпой, запрудившей Воксхолл.
Сэр Лорен Баттерси сложил руки за спиной и, улыбаясь, искоса взглянул на Томаса.
– Будем надеяться, это любовный недуг. Помните, как равнодушно отнесся Томас к моим страданиям, когда я места себе не находил из-за коварства леди Джейн? Подобная безжалостность должна быть наказана. Будет справедливо, если этот бесчувственный негодяй тоже немного помучается.
– Что за чушь вы несете? – воскликнул Томас, с подозрением оглядывая своих друзей.
В ответ они обменялись понимающими взглядами и рассмеялись.
– Держу пари, это любовь, – заявил лорд Уайтсолл.
– Очень похоже на то, – согласился Баттерси, заглядевшись на кокетку в маске, пытавшуюся привлечь его внимание зазывным! движениями веера. – Только представьте себе, влюбиться в собственную невесту! Как это скучно.
– Я вовсе не влюблен.
– Ну, если это не любовь, то, должно быть, похоть, – рассмеялся Баттерси. – Кстати, раз уж мы затронули эту тему, не завершить ли нам вечер у мадам Жоржетты? Помнится, Хамфершир как-то говорил мне, что там появилась новая девушка, шведка, и это нечто особенное. Или вы слишком погружены в меланхолию, чтобы сейчас развлекаться, Томас?
– Разумеется, нет, – кисло возразил Герцог. Чем больше он думал над предложением приятеля, тем больше оно ему нравилось. Заведение мадам Жоржетты именно то, что ему сейчас нужно. Там он сможет привести свои мысли в порядок. Баттерси прав. Это чистая похоть. Она туманит ему разум. У него слишком давно не было женщины. Воспрянув духом, Томас последовал за своими друзьями к двухэтажному особняку на окраине Уэст-Сайда.
Но красивая, аппетитная шведка не пробудила в нем интереса. У шведки – ее звали Хельга – были прямые белые, как лен, волосы вместо черных, как знойная ночь, кудрей. Ее лицо было круглым, а не овальным, и у нее не было ямочки на подбородке. Она была слишком высокой. И груди у нее оказались грушевидные, заостренные, а не полные и округлые. Почему ему хотелось находить в ней все новые и новые несоответствия, Томас и сам не знал. Он не испытывал ни малейших признаков вожделения, и это его бесило. Но он ничего не мог с собой поделать.
Куря сигару и потягивая лучшее вино Жоржетты в ожидании своих друзей, Томас пытался найти ответы на мучившие его вопросы. Но все было тщетно.
Ясно только одно. Ему больше не нужна просто женщина, любая, какая угодно. Невероятное напряжение, которое не отпускает его в последнее время, нельзя объяснить простой похотью.
Но если это не похоть, тогда что это? Охваченный гневом и отчаянием, Томас швырнул в камин свой бокал с вином.