Огромные каменные геральдические чудовища, такие же, как на карете Уорика, «сторожили» по обе стороны от мраморной лестницы, ведущей к дверям. Ондайн с удивлением рассматривала их, пока Уорик отдавал Джеку распоряжения относительно багажа. Джек весело поклонился Ондайн, приподняв шляпу, и исчез за коляской.

На верху парадной лестницы бесшумно отворилась двойная дубовая дверь. На пороге стояла женщина, тонкая, высокая и чопорная. На ней было серое скромное платье, глухое и без украшений, такое же чопорное, как она сама. Ондайн затрепетала, осознав, что маскарад начался. И начался с этой суровой, непреклонного вида женщины.

— Мой господин Четхэм! — Женщина шагнула навстречу прибывшим и тепло улыбнулась. Ее милая улыбка несколько оживила общее впечатление строгости, исходившей от ее одежды и всего облика. Ей было около шестидесяти. Серебряная полоска, как будто прочерченная в черных как смоль волосах, притягивала взгляд. Сухие черты некогда прекрасного лица оживляли глаза, становившиеся блестящими и лучисто-зелеными, когда она улыбалась.

— Матильда! — воскликнул Уорик, быстрыми шагами взбегая вместе с Ондайн вверх по лестнице. Она почувствовала крепкое пожатие его руки, напоминавшее о важности момента.

Экономка смотрела на незнакомую девушку выжидательно и с любопытством, затем, словно спохватившись, присела перед Уориком в легком реверансе.

— Я не ожидала вас, милорд. Также меня не предупредили о приезде гостьи…

— Это не гостья, Матильда, а моя жена, леди Ондайн.

Вряд ли Матильда удивилась бы сильнее, если бы увидела, что каменные чудовища вдруг ожили и прогуливаются по парку. Она открыла рот и дрожащими губами чуть слышно переспросила:

— Ваша жена?

— Да, именно, — ответил задумчиво Уорик. — Дорога была довольно утомительной…

— Ах, ну конечно! — Матильда быстро справилась с изумлением и склонилась в глубоком поклоне перед Ондайн. — Графиня, пожалуйста, сюда…

Она отправилась в глубь замка через большой холл, скользя по мраморному полу. Похоже, сюда выходили двери с запада и востока, но Ондайн не успела хорошенько осмотреться, потому что Матильда торопила их по широкой и витой лестнице в верхние покои. Уорик более не держал девушку за руку, и она шла позади. Матильда на ходу через плечо сообщала скороговоркой:

— Там, за лестницей, обеденный зал, моя госпожа, и старая контора. Жилые комнаты вот здесь, как вы сами видите. Семья обедает в западном крыле. Там же располагаются и комнаты Юстина. Комнаты графа — в восточном, а слуги и горничные живут на третьем этаже. Конечно, вы можете все изменить, если захотите…

— Матильда, мне кажется, что поместьем управляет умелая рука, — сказала Ондайн сладким голосом. Легкая и приятная дрожь возбуждения пронизывала ее; все представлялось просто чудесным. После года скитаний, голода и холода судьба преподнесла ей роскошный подарок: теперь она прекрасно одета, в превосходном окружении… В порыве чувств Ондайн решила полностью оправдать ожидания Уорика Четхэма.

Длинный, устланный коврами коридор вел к фамильной портретной галерее. Ондайн приостановилась.

— Как это восхитительно! — Она всплеснула руками, встала на цыпочки и поцеловала Уорика в щеку, приведя его в полное замешательство. — Моя любовь, вы ничего не рассказывали мне о своих великих предках…

Ондайн потупилась, пытаясь скрыть полученное от его замешательства удовольствие, и кокетливо увернулась, как бы желая получше рассмотреть портрет красивого пожилого мужчины в пышном парике, удивительно похожего на Уорика, но гораздо более чопорного.

— Это ваш отец, любимый? А этот портрет в самом деле принадлежит кисти Ван Дейка?

— Да, — ответил Уорик, настороженно вышагивая рядом с ней и пытаясь скрыть удивление ее образованностью. — Я же говорил вам, моя дорогая, — продолжал он, — что мой отец до самого последнего момента был верен Карлу Первому, а затем удалился в изгнание и сражался за его сына. Сам Карл заказал этот портрет.

Ондайн прошлась по галерее.

Со стен на нее смотрели старомодные леди и лорды с разными выражениями лиц: и веселыми, и меланхолическими, но почти все с золотой искоркой в глазах и пленительными чертами лица, как у Уорика. Она остановилась перед самым поздним портретом, отыскивая черты сходства с мужем, но на нем был изображен явно кто-то другой. Уорик воздерживался от модной завивки; он не уделял внимания прическе и просто завязывал волосы в узел на затылке. У мужчины на портрете по плечам рассыпались роскошные золотые кудри, а глаза были темно-зелеными. Он казался таким же красивым, как Уорик, но моложе и… беспечнее. Черты характера еще не запечатлелись отчетливо на его лице.

Уорик обнял Ондайн за плечи.

— Это — Юстин, моя любовь, — напомнил он.

— Ах да, конечно, — весело отозвалась она, озорно прижимаясь к мужу и слегка постукивая пальцами по его груди. — Когда я увижу этого молодого негодника, моего деверя?

— Уверен, что Матильда его поторопит, — ответил Уорик, озабоченный и взволнованный ее лаской и нежностью, хотя прекрасно понимал, что все это только игра.

Матильда покашляла.

— Надеюсь, Юстин где-то поблизости? — спросил Уорик с легким раздражением.

— Да, милорд. В ваше отсутствие он был образцом послушания, если можно так выразиться.

— Сомневаюсь! — Уорик взял Ондайн за руку и направился обратно в обеденный зал. — Если в зале разведут огонь, мы подождем его там. Матильда, поторопите Ирен с обедом, если можно.

Уорик следовал по начищенным до блеска деревянным полам за Матильдой, открывавшей двери, и подталкивал перед собой Ондайн. Она шла, потупив глаза, пока не оказалась в большом зале с массивным камином. Около камина — обитые парчой кресла и пуфики, еще дальше — стол на шесть персон, окруженный стульями с прямыми спинками и ножками в форме когтистых лап. Вся мебель была украшена резным орнаментом в виде чудовищ. На стенах, по обе стороны от сводчатых окон, висели богатые шпалеры. Перед каждым окном стояли деревянная полированная скамья и двойной серебряный канделябр. Огромная комната производила впечатление уюта и роскоши одновременно. Ондайн была немало удивлена богатому убранству замка лорда Четхэма.

Уорик плотно закрыл дверь, а Ондайн плавной походкой направилась к огню, чувствуя на себе взгляд мужа.

— А я не предполагал, — пробормотал он, — что встречу актрису такого ранга.

Девушка с достоинством села в роскошное, обитое парчой кресло.

— Я же говорила, мой господин, что много путешествовала и бывала при дворах.

Уорик подошел к ней, оперся о спинку кресла и пристально заглянул ей в лицо.

— Вы удивляете даже меня, моя дорогая, — усмехнулся он. Ондайн широко открыла глаза, осчастливленная непринужденностью его обращения.

— Неужели я неправильно вас поняла, лорд Четхэм? Я думала, , что должна предстать перед домочадцами любезной, грациозной, хорошо воспитанной леди и, кроме того… обожающей своего мужа.

— В следующий раз, пожалуйста, предупреждайте заранее, когда соберетесь меня «обожать», — с досадой пробормотал Уорик, испытующе глядя на нее, в то время как она делала вид, что сосредоточенно смотрит в окно.

— Что там внизу? — спросила она, высовываясь наружу.

— Конюшни, — ответил он коротко и приблизился к ней, показывая через плечо на дворцовые постройки. — Там подальше, за холмом, — деревня и фермы. По воскресеньям после обедни а деревне устраивают ярмарку. Хотя у нас есть домовая церковь, внизу, в восточном крыле, Четхэмы последнее время пристрастились к народным гуляньям. Но не волнуйтесь, моя дорогая, я уверен, что вы справитесь со своей ролью… в любой обстановке.

Она хотела ответить на издевку, скрытую в его словах, но дверь отворилась, и комнату наполнил приятный негромкий смех:

— Женился! Уорик, да ты просто плут! Даже словом не обмолвился. Где же та несравненная красавица, которая завоевала твое сердце?

Ондайн обернулась и увидела молодого человека, которого чуть раньше рассматривала на портрете, на этот раз во плоти.

Юстин был на пять-шесть лет моложе брата — хотя возраст Уорика с трудом поддавался определению — и так же очарователен. Его глаза горели восхищением; он снял с головы украшенную пером шляпу и отвесил изящный, почти благоговейный низкий поклон.

— Моя госпожа!

— Ондайн, познакомься с моим братом, Юстином Четхэмом, — сказал Уорик сухо, но все-таки довольно тепло ответил на приветствие брата, прежде чем подвести к нему девушку. — Юстин, Ондайн.

— Я так и знал! Имя женщины волшебной красоты должно напоминать о таинственных существах — русалках! — вскричал Юстин.

Ондайн ответила изысканным реверансом, довольная прекрасным настроением Юстина и польщенная необычным комплиментом. По крайней мере хотя бы Юстин отнесся к ней не как к предмету собственности.

— Благодарю вас, Юстин Четхэм. — Она протянула руку для поцелуя. Он не спеша поцеловал ее и, подняв голову, блеснул глазами.

Уорик выдернул руку жены из ладоней брата, обнял ее за плечи и притянул к груди.

— Любезный брат, это моя жена! Найди себе собственную, вместо того чтобы болтаться без дела и проказничать! — сказал он беззлобно, и Ондайн удивилась дружескому тону, поскольку казалось, что поведение Юстина вот-вот переполнит чашу терпения старшего брата.

Юстин рассмеялся:

— Скажи, Уорик, где ты нашел такую красавицу? Я бы там же поохотился.

— На улицах Лондона! — быстро ответила Ондайн, высвобождаясь из объятий мужа, и обогнула стол, чтобы держаться от него на почтительном расстоянии. Даже под страхом смерти она не смогла бы сказать, зачем подстрекает Уорика, но ей казалось, что если она не воспользуется дарованным судьбой случаем, чтобы отомстить за все его насмешки, то демон очарования овладеет ее душой. Ондайн сладко улыбнулась Юстину: — Да, это истинная правда! Мы встречались на улицах то здесь, то там и наконец решили, что лучше пожениться.

— Похищение невесты и тайное венчание? — предположил Юстин, предвкушая пикантные подробности. — Как романтично!

— Гм, — пробормотал Уорик, направляясь к столу. Ондайн быстро перешла на другую сторону.

— Да, действительно невероятно! — воскликнула она, источая тонкий яд иронии. — Так и не пойму, что это на самом деле… взбрело мне в голову той ночью. Но ваш брат — настойчивый поклонник, и мне едва ли удалось бы от него отделаться.

Юстин перевел взгляд с Ондайн на брата и рассмеялся:

— Да простит меня моя дорогая невестка, но я вынужден это сказать. Видите ли, моего брата всю жизнь окружали прекрасные женщины… неизвестно почему; он холодный и равнодушный развратник, по крайней мере был таким раньше… и бегал от всех невест из добропорядочных семей нашего славного, королевства. Даже если они были необыкновенно хороши собой. Следовательно, вы должны быть невероятно богаты?

— Юстин! — рыкнул Уорик.

— Вовсе нет, — защебетала Ондайн.

— Все равно нужно отпраздновать событие! — воскликнул Юстин. Он зашагал через комнату и отодвинул под одним из окон деревянную панель, за которой скрывались хрустальные бокалы и разнообразные бутыли.

— Нет ничего скучнее родного эля! — пробормотал он и вынул красивую бутылку на свой выбор и бокалы. — Пожалуй, попробуем аквитанского! Нежное и ароматное, красное, как кровь или любовная страсть!

— Неужели между любовью и страстью есть что-то общее? — простодушно спросила Ондайн. Пожалуй, слишком простодушно. Юстин целиком завладел ее вниманием, так что она даже не заметила, как сзади подошел Уорик.

Он обнял ее за талию, прижал к горячему и напряженному телу, наклонился и с угрозой прошептал ей на ухо:

— И очень много… Не забывайте об этом, миледи…

— Уорик, перестань! — вмешался Юстин. — Ты мешаешь графине распробовать вино!

Но Уорик не выпускал Ондайн из железных объятий, и она начала раскаиваться в своей дерзости. Она не могла ни убежать, ни побороть смешанного чувства ненависти к Уорику и восхищения им.

Юстин спас положение, держа на вытянутых ладонях бокалы и смешно балансируя ими при этом. Уорик освободил девушку и взял один из предложенных бокалов, бросив в сторону Ондайн пронзительный взгляд, как бы предупреждая, что следит за ее игрой.

Она снова обернулась к Юстину:

— Почему же, сэр, вы — такой обольстительный и впечатлительный — сами до сих пор не пали жертвой одной из этих знатных и достойных невест?

Юстин усмехнулся и поднял бокал за здоровье Уорика.

— Я не граф. И кроме того, несмотря на все мое очарование — а надо признаться, я очень забочусь о своих манерах! — кажется, женщины, увы, падки именно на это самое пресловутое равнодушие. А его… увы, нельзя приобрести! Так-то, сестричка! Даже вы поддались ему! И чудная красавица досталась… чудовищу!

Уорик сдержанно улыбнулся в ответ:

— Это у нас у всех в крови, братец.

— Возможно, — дружелюбно согласился Юстин и внимательно посмотрел на Ондайн. — Мне кажется, наша новая графиня не будет бояться чудовищ… или чего-нибудь еще в этом роде.

Ондайн показалось, что по комнате пробежал холодный ветер, когда братья обменялись взглядами. В них не чувствовалось ненависти или гнева, но угадывалась мысль, которую они оба разделяли и которая была совершенно ей недоступна.

Не успела она это обдумать, как в дверь постучали. Уорик крикнул: «Войдите!» — и появилась Матильда в сопровождении двух девушек и мальчика. Они несли столовые приборы и огромные подносы с источавшими аппетитные запахи яствами.

— Обед, милорд, как вы просили, — просто сказала Матильда. Послушные плавным движениям ее руки, слуги бесшумно задвигались, расстилая льняную скатерть, расставляя фарфоровые тарелки и раскладывая серебряные приборы.

Уорик наклонился к Ондайн.

— Моя госпожа! — Он отодвинул стул и помог ей сесть. Когда плоские блюда с угрем и копченым лососем, вареной молодой картошкой и садовой зеленью опустели, Уорик представил девушек, Нэн и Лотти, дочерей повара, и мальчика Джозефа, который иногда помогал на конюшне. Все трое умильно улыбались и изо всех сил старались услужить.

Ондайн вспомнила предупреждение Уорика о мягком обращении с людьми. Ей нравилось думать о нем не только как о холодном, злом и жестоком человеке, но и как о прекрасном, достойном хозяине, который мог вызывать в слугах не просто уважение, а любовь.

Когда накрыли на стол, Матильда выслала слуг и сама вышла следом, прикрыв за собой двери. Ондайн попыталась сосредоточиться на разговоре братьев: Юстин дал Уорику краткий отчет о том, как велись дела в поместье в его отсутствие, затем, в свою очередь, стал расспрашивать о положении дел в Лондоне. Время от времени Юстин поглядывал на Ондайн с интересом и восхищением и наконец спросил Уорика:

— А что Карл думает о новой графине, Уорик? Насколько я знаю его величество, он наверняка рвет на себе волосы от досады, что не успел первым!

— Они не встречались… пока, — ответил Уорик, попивая вино и тоже поглядывая на Ондайн. Она через силу улыбнулась.

— Если бы она была моей женой, — задумчиво произнес Юстин, — я бы сделал все возможное, чтобы они не встретились никогда!

Разговор снова переменил направление и вернулся к делам в Северной Намбрин. Ондайн заметила, что Уорик держался с Юстином слишком сурово.

Юстин объяснил ей суть дела, подтрунивая над собой так же, как минуту назад — над братом:

— Меня изгнали из дворца его величества… за дуэль. Мой брат решил воспользоваться этим удачным случаем, чтобы вытащить меня из компании Рочестера и ему подобных и оградить мой… хм… слабый характер от их влияния. Так что, увы, я теперь под арестом, пока не докажу свою пригодность к самостоятельной жизни.

Он, по всей видимости, не принимал суровость брата близко к сердцу. Окажись она на месте Юстина, думала Ондайн, то не потерпела бы такого обращения.

Она улыбнулась Юстину:

— Вы не находите, что ваш брат — суровый надсмотрщик?

— Ужасный, — весело подтвердил Юстин. — Но кроме того… он — гордость семьи. Ах, как поворачивается судьба! Видите ли, мне было всего десять лет, когда мы, к несчастью, ввязались в войну с датчанами. Уорику тогда было пятнадцать, но Четхэмы растут очень быстро. Он сбежал, присоединился к Королевскому флоту под флагом герцега Йоркского и почел за счастье стать в шестнадцать лет моряком и героем. Во всем флоте никто не владел мечом лучше моего брата. Так что я утешаюсь, сударыня, вспоминая о его достоинствах.

— Юстин, — нетерпеливо перебил его Уорик, — сейчас мы обсуждаем настоящее. Что с лошадьми?

— Ах да, перебоев с навозом не наблюдается! Клинтон оказался прав относительно выращивания арабских скакунов, и у нас теперь самые быстрые жеребцы! Они прекрасно подойдут для скачек. — Он обернулся к Ондайн. — Вы бывали на скачках в Ныомаркете? Что за веселье!

— Смею заметить, — пробормотал Уорик, — если бы не скачки, ты, возможно, избежал бы дуэли.

Юстин поморщился:

— Если бы Карл ради меня организовал турнир, как он сделал для тебя и Хардгрейва… — Его голос вдруг оборвался, потому что Ондайн переменилась в лице, как будто услышала что-то невероятное.

Ее дыхание сделалось прерывистым, а глаза впились в мужа, сидевшего во главе стола. Так это был он! Он — один из рыцарей, сражавшихся на арене в тот день. День, когда ее жизнь превратилась из сказки в бесконечный кошмар. Господи Боже, лишь по прихоти судьбы они не встретились раньше, и он не знает о ней… беглянке, дочери изменника, изменнице.

Она опустила голову, не желая обнаружить пронзившую се боль. Но Уорик даже не взглянул на нее, целиком поглощенный разговором с братом. С его лица исчезли суровость и напряженность.

Юстин откашлялся.

— Дракон поживает прекрасно, как, впрочем, и всегда. Чуть не вырвался из стойла, когда ты уехал. Он будет счастлив, когда ты снова оседлаешь его.

— Он свое получит, — отозвался Уорик, глубоко погруженный в размышления. — Завтра я проедусь на нем по графству. Он еще пожалеет о спокойной жизни.

Юстин продолжал докладывать: несколько крестьян просят аудиенции — хотят подать прошение. Затем он извинился перед Ондайн, что нагоняет на нее скуку подобными разговорами. Она ответила, что, напротив, ей все внове и потому интересно.

Во время разговора девушка время от времени чувствовала на себе пронзительный взгляд мужа, но так и не сумела понять, доволен ли он ею. Лишь теперь она постигла глубину его обмана: тайну их брака знал только Джек. Уорик не хотел делиться даже с собственным братом.

За дверью послышался шум, и через некоторое время в зал вошел человек. Он казался ровесником Уорика. На нем были простые, но прекрасно сидящие коричневые панталоны и кожаный жакет грума. Волосы были черны как вороново крыло, а загорелое лицо загрубело от солнца и ветра.

Граф поднялся при его появлении и приветливо улыбнулся:

— Клинтон!

— Уорик! — Клинтон подошел к хозяину замка и пожал ему руку. Ондайн с удивлением смотрела на обмен любезностями. Клинтон, похоже, работал в поместье, но они с графом приветствовали друг друга без церемоний. Впрочем, поведение Уорика вообще отличалось от общепринятого: он был любезен с людьми более низкого общественного положения, что, однако, нисколько не умаляло его собственное.

— Познакомься, Ондайн, это Клинтон, хозяин конюшни, — представил Уорик. — Клинтон, это леди Ондайн.

Клинтон повернулся к ней. Она посмотрела в его темно-зеленые глаза. В его лице ей почудилось что-то очень знакомое. Ондайн испугалась, лихорадочно вспоминая, где могла с ним встречаться. Но его слова и почтительное поведение сгладили страх, она вновь обрела спокойствие и уверенность.

Клинтон отвесил поклон:

— Моя леди, ваш покорный слуга.

— Хочешь вина? — спросил его Юстин, и Ондайн еще раз удивилась непринужденному обращению с конюшим.

— Если не помешаю.

— Нет… Я хочу порасспросить тебя про лошадей, — сказал Уорик и улыбнулся. Игривый блеск в глазах придавал ему плутоватый вид. Ондайн не сомневалась, что любая женщина, очарованная этой дьявольской улыбкой и взглядом, с легкостью пошла бы на что угодно ради утоления страсти, даже зная, как это опасно.

Уорик вдруг поднялся с места и проговорил:

— Прошу прощения, сначала я провожу жену в спальню…

— Но… — хотела возразить Ондайн, но Уорик уже подошел сзади и отодвинул стул, помогая ей выйти из-за стола.

— У вас был длинный день, — напомнил он таким тоном, что она сочла за лучшее не спорить. Юстин и Клинтон встали, поклонились и пожелали спокойной ночи.

Граф вцепился ей в руку, не позволяя даже достойно им ответить, и потащил через портретную галерею. Теперь здесь было темно; наступила глубокая ночь, и только несколько свечей слабо поблескивали из зала. Ондайн старалась идти в ногу с Уориком и пыталась понять, почему он так неожиданно решил избавиться от ее присутствия.

— Милорд! — осмелела она, подходя к очередным дверям. Уорик вошел в комнату, очень похожую на предыдущую, только обставленную по-другому. Вдоль восточной стены тянулись полки с книгами; налево друг против друга стояли массивный стол и маленький, изящный секретер; справа на плетеном коврике — клавикорды и арфа. Пламя свечей создавало уют.

— Вот и наша половина, — спокойно сказал Уорик и, не дав ей даже осмотреться, не останавливаясь, прошел дальше через маленькую дверь в заднюю комнату. Ондайн увидела просторную мужскую спальню с туалетным столиком, умывальником и огромной кроватью под балдахином, к которой вели высокие ступени. Шпалеры, расшитые маленькими зелеными дракончиками, украшали стены, а богатые драпировки закрывали окна.

Но и здесь они не остановились. Уорик открыл дверь еще в одну комнату, такую же большую, как спальня. У задней стены стояла белая эмалированная ванна невероятных размеров. Рядом с ней — деревянная подставка с зеркалом для бритья, туалетный столик с раковиной. Решетчатые двери вели наверняка в гардеробную.

В этой комнате Ондайн тоже ничего не разглядела. Уорик толкнул третью дверь, и они наконец остановились.

— Ваша спальня, мадам… — Он приподнял бровь и отпустил руку девушки. — Здесь вы в полной безопасности, уверяю вас.

Ондайн не обратила внимания на его слова и прошлась по комнате. Роскошная спальня пленяла со вкусом продуманным убранством. Над широкой кроватью свешивался полог из расшитой цветами легкой ткани. Серебристо-голубой цвет постельного белья гармонировал с драпировками на окнах. В углу стоял туалетный столик из отполированного до блеска вишневого дерева, а на нем — кувшин и ваза из белой глазури, расписанной голубыми маргаритками. Рядом — еще один столик с зеркалом в оправе. В задней стене виднелся встроенный альков, тоже задрапированный серебристо-голубой материей.

— Уборная, — сообщил Уорик.

— Спасибо, — смущенно ответила она.

— Вы найдете нижние рубашки в шкафу, а платья висят в гардеробной. Кувшин всегда полон, если вам ночью потребуется вода. Есть еще какие-нибудь пожелания?

— Нет, — пробормотала Ондайн.

— Пока у вас нет горничной, хотя Лотти…

— Мне никто не нужен.

— Нет, вам должен быть кто-то нужен, — сказал Уорик с нетерпением.

— Тогда Лотти подойдет.

Он кивнул:

— Ну, если у вас больше нет пожеланий…

— Есть! — неожиданно выпалила она, смотря прямо в его глаза с блестящими золотыми искорками.

— И что же это, мадам?

— Я требую объяснений!

— Каких? — Он стоял со скрещенными на груди руками. Его голос стал глухим. Наверное, от гнева.

— Что значит вся эта шарада!

— Мадам, вы предпочитаете, чтобы я вернул вас на виселицу? Ондайн опустила глаза. Он выругался вполголоса и вдруг взорвался:

— Что тебе еще нужно? Ты сыта и одета и не унижена жалостью. Поместье в твоем распоряжении: сады, всевозможные развлечения, приятное времяпрепровождение. И кроме того — видно, для тебя это вопрос величайшей важности, — твоя невинность в полной безопасности. Взамен от тебя требуется сыграть роль знатной дамы, и ты замечательно справляешься со своей задачей…

Уорик шагнул к ней и неожиданно схватил ее за плечи, так что она не успела увернуться, а лишь отклонила голову и встретилась с его огненным взглядом.

— Что тебе еще нужно?

Он приблизил к ее губам чувственный, перекошенный от презрения рот. Ондайн ощущала сладкий запах вина, жар его мускулистого тела. Больше всего на свете ей хотелось избавиться от него.

— Ничего! — выкрикнула Ондайн, пытаясь вырваться, но он еще крепче сжал ее и, казалось, рассвирепел не на шутку. Вдруг Уорик отпустил ее и быстро подошел к двери.

— И еще кое-что… графиня, — сказал он насмешливо. — Вот засов. Пользуйтесь им. Как только я переступлю порог, вы запретесь… в ту же секунду! И будете открывать дверь только с моего разрешения. Ясно?

— Да!

Он распахнул дверь, немного помедлил и, не оборачиваясь, сказал на прощание:

— Сегодня ваша игра была выше всяческих похвал. Остается только молиться, чтобы мой брат не слишком увлекался вами и не забывал, что вы принадлежите мне.

Дверь тихо затворилась. Ондайн стояла ошеломленная и сконфуженная. Снаружи прозвучал приказ:

— Засов!

Проклиная все на свете, девушка подбежала к двери.

— С удовольствием запру! — пробормотала она и задвинула тяжелый железный засов.

Послышался звук удаляющихся шагов.

Дрожащими пальцами Ондайн расстегнула крючки и сняла одежду, затем заглянула в гардероб и достала чистейшую ночную рубашку с красивой шнуровкой. Ее продолжала бить дрожь, когда она забралась в мягкую уютную постель. Господи, что же это за человек?!

Долгое время она лежала без сна, думая о муже. Она ворочалась, вспоминала черты его лица, его прикосновения и мучилась от жара, пожиравшего ее изнутри.

Прошло, должно быть, не менее часа, когда под окнами раздался конский топот. Любопытство выманило ее из постели. Она осторожно отодвинула драпировку и посмотрела вниз.

Это был Уорик. Она не видела лица, но узнала его по очертаниям фигуры. На нем были шляпа с красным пером, высокие сапоги для верховой езды и развевающаяся черная накидка с изображением чудовища, вышитым золотой ниткой. Граф выводил из-под арки большого холеного скакуна. Ондайн слышала, как он что-то тихо и ласково сказал лошади, гарцевавшей от избытка энергии, проворно вскочил на нее и умчался в восточном направлении, растворившись в ночи.

«Куда вы едете?» — хотела закричать Ондайн. Неожиданно ее охватила ярость, сердце забилось. «Наверняка он поехал к любовнице!» — раздраженно подумала она. Разве не для этого он женился на ней, «висельной» невесте? Ни одна благородная женщина не потерпела бы мужа, который каждую ночь покидает супружеское ложе ради утоления ненасытной похоти.

Ондайн вернулась в тёплую постель и изо всей силы ударила кулаком в подушку. И что она так страдает? Ведь он даровал ей жизнь, обеспечил средства к существованию. Но она все равно страдала. Она боролась со своей яростью, с глупой болью, которая, казалось, поселилась в ней навсегда.

— Тысячу раз будь проклят, лорд Уорик Четхэм! — неистово шептала она, с трудом удерживая слезы.

Вдруг раздался легкий стук в дверь. Она замерла и прислушалась.

— Девочка, с тобой все в порядке? Он вернулся! Это его голос!

— Да… да! — выдавила она. — Все… в порядке.

Он не сказал больше ни слова, но Ондайн облегченно вздохнула и уже через минуту спала.