Ондайн так и не узнала, что послужило причиной плохого настроения дяди в то утро. После отъезда короля Вильям ненадолго зашел в дом и тут же уехал, бросив ей на ходу, что допоздна не вернется.

Рауль также все утро был в отъезде. Берольт пояснил, что он уехал куда-то по делам. Ондайн подумала, что вряд ли еще когда-нибудь представится такой случай. Ускользнув от вездесущего ока Берты, она направилась в комнаты Рауля, надеясь там найти нужные ей бумаги.

Она так увлеклась, обыскивая его гардероб, что не заметила, как вошел Рауль.

— Что ты здесь делаешь, Ондайн? Неужели жгучий интерес к моим чулкам завел тебя в мои апартаменты?

Она вспыхнула, но тут же рассмеялась:

— Нет, Рауль! Конечно, я пришла сюда не из-за твоих чулок. Я пришла, чтобы…

— Чтобы что? — рявкнул он. Она запнулась, но потом сказала:

— Я просто… Мне хотелось увидеть твою комнату.

— Герцогиня, — сказал Рауль с недоверием и угрозой в голосе. Его темные глаза совсем почернели, а тело напряглось. — Отвечайте, что вы здесь делали?

— Рауль! Мне просто захотелось сравнить! Ведь меньше чем через месяц мы поженимся, и мне показалось разумным заранее выбрать для нас комнаты. Я так привыкла к своим апартаментам. Но поскольку считать свое самым лучшим некрасиво, я решила сравнить размеры и расположение наших комнат и подумать, какие будут удобнее… для нас обоих. И вот… Ну хорошо, я признаюсь! Меня одолело обыкновенное любопытство. Я покопалась в твоих вещах и обнаружила чудовищный беспорядок!

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Рауль расслабился, приняв эту сладкую вдохновенную ложь за правду.

— Никогда еще женщина не заботилась обо мне, — сказал он, погладив ее по волосам.

Он подошел к ней совсем близко.

— Уже темнеет! Мне надо торопиться, чтобы успеть принять ванну перед обедом! — воскликнула Ондайн. — Рауль! Дяди сегодня не будет целый вечер, так что мы остались одни!

С этими словами она покинула его.

Она не успокоилась, пока не добежала до двери своей комнаты и не захлопнула ее за собой. Наконец она отдышалась и подумала, что поторопилась сбежать от Рауля и даже не спросила ничего ни о странном поведении дяди за завтраком, ни о его вечернем исчезновении. Что ж, придется поговорить о Вильяме за обедом.

— Герцогиня, вы побледнели!

Она открыла глаза и с раздражением обнаружила Берту, которая стояла перед ней, уперев в плотные бока полные руки и глядя на Ондайн самодовольно и чуть ли не с насмешкой.

— А я думала, что вы не входите в мою комнату без моего разрешения, — сухо сказал герцогиня.

Берта невинно всплеснула руками:

— Миледи! Но ведь уже так поздно. Я приготовила ванну. Вам нужно торопиться, пока вода не остыла.

Ондайн улыбнулась и, раздевшись, погрузилась в ванну, отомстив Берте тем, что-то и дело роняла мыло, всякий раз вежливо прося служанку подать ей его. Конечно, Берта понимала, что Ондайн издевается над ней, но что она могла сделать?

Уже одетая к обеду, Ондайн снова почувствовала страх. Рауль был так суров, застав се у себя в комнате. Она пыталась догадаться, что же на самом деле было у него на уме… как и у его отца.

Она горделиво подняла подбородок и спустилась вниз по лестнице. Прежде чем войти в зал, она сложила губы в любезную улыбку и только тогда скользнула внутрь.

Рауль ожидал ее, стоя перед очагом и заложив руки за спину. Она прошла мимо, привлекая его внимание, затем присела в реверансе и покружилась в пируэте, чтобы он полюбовался темно-лиловым платьем из легчайшего органди, которое он выбрал специально для этого вечера.

— Прекрасно, — одобрил Рауль.

Ондайн тут же подумала, что не стоит выглядеть слишком очаровательной, чтобы лишний раз не вызывать в глазах Рауля похотливый блеск.

Его взгляд совершенно не походил на тот, которым Уорик время от времени смотрел на нее. В глазах Четхэма искрились юмор и озорство, но также восхищение и страсть, от которой огонь загорался в ее крови и все внутри начинало трепетать в сладостном предвкушении. Взгляд Рауля был другой. Хотя, возможно, намерения те же самые. Рауль понятия не имел о гармонии, об удовольствии отдавать, а не только брать, о возможности делить чувства с другим человеком. Он был просто сластолюбцем, который замышлял что-то недоброе, и Ондайн замечала его порочность всякий раз, когда он глядел на нее.

Она заторопилась к своему месту за столом и даже не обратила внимания на стоявшего у нее за спиной презренного Берольта, собиравшегося отодвинуть для нее стул. Заметив свою оплошность, Ондайн позволила ему помочь ей. Рауль подошел следом за ней и, воспользовавшись отсутствием отца, занял его место во главе стола.

Она наклонилась к нему и тихо прошептала, пока Берольт отошел к буфету за тарелками:

— Нельзя ли его отослать, как только подадут еду? У меня к тебе дело чрезвычайной важности и секретности.

Любопытство засветилось в темных глазах Рауля, и он кивнул в знак согласия.

Берольт стоял сзади. Ондайн положила себе на тарелку вареные овощи и телятину и следила за Раулем, сделавшим то же самое.

— Можешь идти, — сказал Рауль.

Берольт замялся. Неужели ему было приказано шпионить за ними?!

— Я сказал, можешь идти! — закричал Рауль.

У Берольта не осталось выбора. Он неохотно вышел из зала и закрыл за собой двойные двери.

Но ни Рауль, ни Ондайн не обратили внимания на его настроение. Рауль потягивал вино.

— Так в чем же дело? — спросил он.

Ондайн поводила вилкой по тарелке и посмотрела на него исподлобья.

— Скажи, почему твой отец был в таком настроении сегодня утром? Допрашивал меня с такой ненавистью и упорством! Почему, когда приехал король, он вцепился мне в волосы, так что чуть не выдрал их с корнем? Зачем угрожал мне? Рауль, титул пока что принадлежит мне… и тому, с кем я его разделю! Что случилось с твоим отцом? Разве не ты будешь герцогом и хозяином, а он?

Рауль ответил ей не сразу, осторожно, не спуская с нее глаз, как орел, высматривающий добычу.

— Конечно, ты герцогиня, я буду герцогом.

Ондайн презрительно фыркнула и снова переключила внимание на свою тарелку.

— Я очень удивлена, Рауль, — сказала она вкрадчиво. — Дядя чуть не разорвал меня сегодня в клочки, а ты даже не заступился за меня, хотя поклялся защищать!

— Трудно, моя прекрасная невеста, тебя защищать, если ты лжешь или говоришь полуправду!

Она укоризненно посмотрела на него.

— Когда же я солгала? Я доверилась тебе! Призналась, что я замужем! Так что же, эта моя дурацкая ошибка вызвала ярость твоего отца?

— Нет, — ответил Рауль, все так же не спуская с нее глаз и не обращая внимания на еду. Он откинулся на спинку стула и положил ноги на стол. — Мой отец не знает ничего о твоем замужестве.

Глаза Рауля сверкали, и Ондайн поняла, что он собирается ей что-то сказать и наблюдает за ее реакцией. Она внутренне собралась и приготовилась.

— Отца привел в бешенство ребенок, которого ты носишь под сердцем.

— Ах!

Никакая подготовка не могла помочь Ондайн. Она вздрогнула и побледнела. Как Вильям мог догадаться? Как? Ведь она не прибавила в весе, ничуть не изменилась!

— Так, значит, это правда, — сказал Рауль с тяжелым вздохом. Ледяной ужас сковал ее сердце. Она подумала, что он, не задумываясь, убьет ее на месте, ведь однажды он уже совершил убийство.

— Да, — прошептала она чуть слышно. Отпираться не имело никакого смысла. Застигнутая врасплох, она выдала себя.

Он вдруг вскочил на ноги, обнял ее за шею и наклонился к ней, коснувшись ее щеки длинным острым носом.

— Отец хочет убить тебя, — поставил ее в известность Рауль бесстрастным голосом, от которого холод проник ей в самое сердце. — Теперь ты можешь убедиться, как я тебе предан. Я прощу тебе ребенка. Я даже готов его признать. Я так и сказал отцу. И так будет. Я стану герцогом и твоим повелителем, а у тебя появится хороший повод для благодарности!

Ей не нужно было смотреть на Рауля, чтобы почувствовать исходившие от него ненависть и злобу. Дядя хотел убить ее, но она знала, что и Рауль не лучше. Он согласился признать ее ребенка, но он мог его и убить!

«Берта!» — вдруг догадалась Ондайн. Эта омерзительная жирная свинья, которая притворно охала и ахала, выражая сочувствие, выдала ее. Заметив легкую перемену в ее теле, она просто стала за ней следить. Берта, эта проклятая, порочная женщина!

Ондайн сцепила руки и сложила их на коленях. Она наклонила голову, как будто от застенчивости, но на самом деле чтобы скрыть вспыхнувшую ненависть в глазах.

— Так, значит, ты женишься на мне в любом случае, — сказала она тихо. — И примешь ребенка простолюдина как своего собственного? Да, кузен, я в самом деле удивлена. И конечно, сердечно благодарна!

Ее слова, кажется, льстили Раулю и развлекали его одновременно. Он снова сел и вытянул ноги, в этот вечер представляя себя лордом и хозяином поместья.

— Тебе придется сносить отцовские оскорблений.

— Да, я понимаю.

— Он бывает очень грубым.

— Да, я Знаю.

— Ничего, я всегда буду рядом. Я готов на все, чтобы обладать тобой.

Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. На ее губах заиграла улыбка.

— Мной, титулом и поместьем. Он пожал плечами:

— Но это одно и то же!

— Да, до тех пор, пока я жива.

Он снова вскочил и раздраженно выкрикнул:

— Я получу все, что захочу! Отец еще увидит! Если ты будешь терпеливо сносить его гнев, который вполне заслуживаешь, во всем повиноваться ему и не спорить, я все устрою.

Она встала и оттолкнула от себя кресло, едва держась на ногах. Он поднялся, желая задержать ее, но она взмолилась:

— Рауль, я очень расстроена. Я…

— Но у нас только одна ночь! — сказал он с тревогой. Она покачала головой:

— Я плохо себя чувствую. Пожалуйста, прости меня, Рауль. Скоро мы соединимся навсегда. Пожалуйста! — Последние слова она произнесла почти с отчаянием. — Рауль! Я так благодарна тебе, так счастлива и жду не дождусь дня, когда мы соединимся! Но сейчас я так слаба и так устала!

В ее словах не было притворства; она чувствовала головокружение, слабость и неимоверный страх.

Рауль медленно кивнул.

Ондайн только этого и нужно было. Она повернулась, подобрала юбки и заторопилась вверх по лестнице, чтобы поскорее ощутить себя в безопасности за дверью с задвинутой щеколдой.

Но теперь ничто уже не могло ее успокоить. Так, значит, дядя все знал… О Боже, кто бы мог предвидеть такое? А Рауль… Рауль — бессердечный лжец. Она-то уж наверняка знала, что он не потерпит ребенка от другого мужчины, тем более от неграмотного сына мельника, как она Представила дело.

Ондайн металась по комнатам, из гостиной в спальню и обратно. Рауль все еще верит в их свадьбу… Но она поняла, что Вильям не допустит этого. Значит, он что-то замыслил. Но что?

Наконец она легла на постель, прижавшись горячей щекой к прохладной подушке. Наверное, Уорик прав и ее идею надо признать дурацкой. Сейчас самое время сбежать, не дожидаясь дальнейших неприятностей…

Уорик! Если Берта заметила ее состояние, то обнаружить се мужа и любовника было только делом времени. Она тихо застонала. Поверит ли когда-либо Уорик, что она приехала сюда, ничего не зная о ребенке, которого носила и любила.

Уорик…

Скоро он придет. Он придет ночью, скользнув в ее комнату, как большая темная тень. Он обнимет, приласкает и успокоит ее, прогонит страх, который гибельной петлей, казалось, стягивался вокруг ее шеи.

Когда он обнимет и прижмется к ней со всей силой, она согласится бежать немедленно, потому что здесь больше ничего нельзя добиться. Но какая же она дура! Как ужасно она рисковала! Своей жизнью, жизнью ребенка… и даже жизнью Уорика.

Ее горящее лицо не освежали даже прохладные простыни. Она закрыла глаза и решила, переборов страх, спокойно обдумать ситуацию. Сейчас она должна дождаться своего мужа и, предав в его руки свою жизнь, целиком на него положиться. .

Немного успокоившись, она встала с кровати, ополоснула холодной водой лицо и села перед туалетным столиком, расчесывая волосы. Она чувствовала тепло очага, всматривалась в темноту ночи за окном. Какой холодной была эта ночь! Снег укутал землю как одеялом. Стонал и завывал ветер.

Ондайн отложила щетку для волос и встала, ожидая, что Уорик скоро придет, сильный и смелый. Они не скажут друг другу ни слова. Он явится и потушит огонь, и в их сердцах вспыхнет другое, испепеляющее пламя, пламя любви и страсти. Они стиснут друг друга в объятиях и обрадуются тому, что живы и вместе, пока…

Грустно улыбаясь, Ондайн не торопясь начала снимать с себя одежду: туфли, чулки, подвязки, верхнюю юбку и нижние. Затем, дрожа от холода, вскарабкалась на постель, забралась под одеяло и потеплее укуталась.

Он придет. Скоро он придет. Он согреет ее…

Свет от камина освещал комнату. Ондайн смотрела на движение теней на потолке и думала об Уорике. Она представляла его лицо, глаза, щеки и подбородок, такой упрямый и правильный, его руки, бронзовые по сравнению с ее белой кожей, ..

Ее сладкую дремоту неожиданно нарушили тяжелые удары в дверь.

Она прижала одеяло к груди. Сердце бешено колотилось.

— Ондайн! Впусти меня!

— Секундочку, дядя! — еле слышно выдавила она из себя. Ей пришлось облизнуть губы и повторить.

Это непредвиденное вторжение посеяло в ней новые страхи. Она подлетела к гардеробу, второпях нашла какое-то платье и, на ходу застегивая пуговицы, побежала к двери. О Боже! Зачем бы дядя ни пришел, она должна избавиться от него прежде, чем появится Уорик…

Запыхавшись, со спутанными распущенными волосами, она открыла дверь.

Дядя оттолкнул ее в сторону и почти вбежал внутрь, огромными шагами пронесся через гостиную в спальную комнату. Потом он вернулся обратно и подошел к ней. При вспышках пламени она посмотрела ему в глаза и вздрогнула: в них пылала такая безумная ненависть, как если бы она была причиной всех бед и несчастий в его жизни!

Дядя моргнул, и этот странный взгляд исчез, как будто его никогда и не было, сменившись на хитрый и немного насмешливый.

— Ондайн… Ах, дорогое мое дитя, я страшно обеспокоен!

— Обеспокоены? — повторила она, не без основания сомневаясь в его словах.

— Да, — пробормотал он, подходя к огню, чтобы отогреть руки. Она последовала за ним, сохраняя дистанцию и раздумывая, какая новая опасность скрывается за его неожиданным появлением.

— Я был в городе, — сказал он, бросив на нее испытующий взгляд. — Кажется, в нашем краю появился какой-то сумасшедший. Убийца, который обычно орудует в полнолуние, пробираясь к молодым девушкам через окна и балконы и убивая их прямо в постели.

— Убийца, дядя? — повторила Ондайн, в невинном изумлении округлив глаза и про себя думая только о том, чтобы в этот момент не пришел Уорик.

— Как только я это услышал, сразу бросился обратно домой, вспомнив про дуб, который стоит прямо перед твоим балконом. Ведь этот человек может легко к тебе взобраться.

Ондайн опустила ресницы, решив проверить правдивость слов Рауля и заодно выпроводить дядю.

— Конечно, дядя, я могла бы поверить, что ты с удовольствием вышвырнул бы из окна этого убийцу, если бы он появился в нашем доме, но, Вильям, я знаю, что тебе все обо мне известно! Так что, думаю, ты даже был бы рад найти меня в постели мертвой. Наверное, ты медлишь с убийством только потому, что боишься короля. Поэтому скажи мне, дядя, прямо, к чему вся эта твоя история?

Он отошел от огня и поудобнее устроился в кресле, стоявшем недалеко от камина.

— Ондайн, это правда, я знаю все о тебе и ненавижу тебя за то, что ты оказалась хитрой шлюхой! — ответил он с приятной улыбкой, которая удивительно не подходила к его грубым словам. — Но, увы! Этот глупый ребенок, мой сын, влюбился в тебя по уши, поэтому я, любящий отец, должен сделать все от меня зависящее, чтобы с тобой ничего не случилось! И, мое драгоценнейшее дитя, — он поднялся, подошел к ней и слегка коснулся пальцами ее щеки, — если бы я захотел убить тебя, то не отказал бы себе в удовольствии сделать это собственными руками! Нет, уверяю тебя, девочка, сегодня я пришел защитить тебя от всякого, кто попытается взобраться на эти стены!

Побледневшая и дрожащая, она отпрянула от него. Он опять улыбнулся и с довольным видом уселся обратно в кресло.

Ондайн смотрела на него в ужасе. Он не скрывал торжествующей улыбки. Она попыталась что-то придумать, но ее разум был парализован, как и все тело, от страшной мысли, что дядя и не собирается уходить! Он явно намеревался просидеть в этом кресле всю ночь напролет!

Нет, это невозможно! Вот-вот придет Уорик. Он же безоружный. Если Вильям нападет на него с пистолем или мечом, Уорик не сможет дать ему отпор.

— Девочка, ты выглядишь как привидение. Не стой у меня над душой! — обозлился Вильям. — Иди в постель!

Но она не двигалась. Нет, он не может подозревать Уорика! Конечно, он знает о ее беременности, но скорее всего Рауль уже рассказал ему историю, что она вышла замуж за вора в лесу и зачала от него ребенка.

— Иди в постель!

Нет, нельзя! Надо стоять около балкона и дать знак при первом его приближении.

— Так вы считаете, дядя, что этот убийца, — заговорила она, придя наконец в себя, — перелезает ночью через балкон?

Она подошла к балконным дверям и резко распахнула их, надеясь, что Уорик окажется внизу и она успеет его» предупредить. Но на снегу не было никаких следов. Совсем никаких.

— Ондайн! Уходи отсюда! — Вильям вскочил на ноги, бросился к ней, захлопнул двери и втолкнул ее в комнату: — Иди в постель, девочка! Немедленно! Я посплю в кресле!

Поспит… Да, он должен заснуть. Это казалось сейчас ее единственным спасением.

Она покорно опустила голову, проскользнув мимо него, легла в постель и натянула одеяло до самого подбородка.

«Нет, не приходи, моя любовь. Только не приходи!» — твердила она про себя.

Ах, как невыносимо медленно идет время, когда лежишь без сна, в страхе и отчаянии! Каждое потрескивание дров в камине, каждый порыв ветра мучительно отзывались у нее в душе. Она ворочалась с боку на бок и дрожала от страха. Ветер без устали шуршал ветками старого дуба.

Вильям задремал. Она тихо выбралась из постели и свернулась калачиком на полу возле балкона. Если Вильям обнаружит ее здесь, то изобьет или даже задушит на месте. Но она будет кричать и визжать, и Уорик по крайней мере успеет спастись.

Время…

Время шло. Ондайн пыталась поначалу бодрствовать, но потом задремала. В страхе проснулась она от поскребывания веток о каменную стену, совершенно замерзшая, с болью в затекших суставах, но вскоре опять задремала…

Вновь она проснулась, когда забрезжил рассвет.

Рассвет. А Уорик так и не пришел.

Слезы навернулись у нее на глазах. Она не знала, предупредил ли кто-нибудь Уорика, или он просто покинул ее. А что, если — ох, не дай Боже! — его поймали и он лежит, истекающий кровью…

Где же Уорик?! Что с ним случилось?