Услышав крик Анны, Уорик вздрогнул и инстинктивно вытащил меч, готовясь ринуться в бой. Для человека, привыкшего к постоянной опасности за время долгого служения королю, это было так же естественно, как дыхание.

Но все, что последовало за этим, казалось Уорику полным безумием. Он с ужасом понял, что, привлеченный криком Анны, не заметил, как исчезла Ондайн. Уорик бросился в толпу, выкрикивая ее имя.

Молодая девушка, продававшая сладости, сказала, что видела грума, тащившего невероятно тяжелый тюк от большого дуба к дороге. Уорик и Юстин, который следовал за ним по пятам, бросились туда. Сконфуженный Джек подтвердил, что недавно проехала какая-то телега, везшая огромный тюк. Люди, сидевшие в ней, судя по разговору, направлялись к гавани. Джек запомнил название корабля — «Марианна».

Уорик, побледневший и онемевший от ужаса, был готов броситься в погоню в ту же секунду, но Юстин убедил его подождать, пока к ним присоединится всегда готовый к приключениям Букингем с дюжиной отчаянных сорвиголов.

Хардгрсйв поддерживал Анну, делая вид, что успокаивает ее.

— Ты должен скакать вместе с ними! — шепнула ему Анна. Хардгрейв, не такой изощренный интриган, как леди Фентон, возмутился:

— Я?! Послушайте, леди, если эти грязные свиньи, которым мы заплатили, узнают мою физиономию…

Она зашикала:

— Тсс! Тебя видел только один из них — капитан судна. Именно поэтому ты должен ехать! Если Уорик обнаружит повозку, он остановит ее и будет держать до тех пор, пока кто-нибудь не признается в своей вине! Тогда он вычислит и нас! Тебя знает только капитан, но он должен умереть в сражении!

Или вы, виконт, хотите, чтобы мы оба оказались в Тауэре? Или, того хуже, вы желаете еще раз сразиться с Уориком? Правда, на этот раз без присутствия короля, который в опасный момент попросит вас вложить клинки в ножны?

— В любом случае я встречусь с ним в сражении еще раз, — сказал горько Хардгрейв.

— Пожалуйста, но я не согласна провести остаток дней в Тауэре, пока вы будете гоняться за славной смертью в бою! Вперед! В прошлый раз вы проиграли сражение, но еще можно наверстать упущенное. Идите!

Уорик и его отряд летели со скоростью ветра.

Они оставили город и мчались по дороге, мимо тенистых рощ и долин, богатых и покрытых зеленью круглых холмов, минуя стада овец и поля пшеницы.

Уорик дрожал от слепой ярости. Ему удалось вырвать девушку из рук палача, но сейчас, похоже, он рискует потерять ее навеки. Будь он не так высокомерен, он сразу бы оценил ее несравненную красоту и смелость, угадал в ней волшебницу, способную околдовать самого сильного мужчину и похитить его сердце… Господи, как же он любил ее!

Эта любовь ослепляла его, лишая рассудка. Если бы не Юстин и Букингем, Уорик в бешенстве совершил бы не одно убийство! Нет, он должен взять себя в руки! В битвах он всегда проявлял хладнокровие, расчетливость и храбрость. Но эта любовь! Она сломала его, сделала уязвимым. Его сердце сжималось от страха за судьбу Ондайн. Господи, как все это могло произойти?! Он был бы счастлив положить за нее свою жизнь, но может оказаться, что этого недостаточно для ее спасения. Если… О Боже! Никаких «если»! Когда он отыщет Ондайн, то тут же отправит ее в колонию. Почему он не сделал этого раньше? Ее жизнь всегда будет под угрозой, пока она носит имя Четхэма, и если этой драгоценной жизнью когда-либо придется поплатиться, его собственная потеряет всякий смысл.

— Уорик, смотри! Вон туда! Я вижу ее! «Марианну»! — крикнул Юстин. — Третья с края; пришвартована между рыболовными судами. Моряки, кажется, отдают концы!

Так и есть! Уорик увидел моряков, двигавшихся по палубе. Судя по всему, корабль выходил из доков.

— Вперед! — крикнул Букингем, и пришпоренные лошади понеслись бешеным галопом. Отряд всадников ворвался в городок. Лошади громыхали копытами по булыжникам мостовой, распугивая прохожих, которые с криком разбегались в разные стороны. Опрокинулась повозка с овощами и фруктами. Бешено лаяли собаки. Обыватели, застигнутые врасплох посреди дня за привычными дневными делами, со страхом и недоумением выглядывали из своих домов.

Сердце Уорика гулко стучало. Он ни на что не обращал внимания и думал только о том, чтобы добраться до «Марианны», прежде чем она успеет отчалить от берега.

Он резко дернул поводья и выскочил из седла, не дожидаясь, пока лошадь перейдет на спокойный шаг. Краем глаза он видел Хардгрейва, который скакал рядом и, очевидно, собирался принять участие в предстоящем сражении.

Юстин закричал:

— Стойте! Эй, вы, на «Марианне»! Подождите! Именем короля, остановитесь! Капитан корабля, приказываю вам остановиться!

— Остановиться? Никогда!

Капитан, высокий парень с черной повязкой на левом глазу, грязной бородой и дьявольской усмешкой, обнажил меч.

— Эй, парни! Да здесь чертова дюжина щеголей! Но у нас два очка вперед! Надо же, именем короля! А ну-ка достаньте нас, если можете, джентльмены! Эй, парни, отдавайте концы! Наверное, господа не прочь искупаться!

Команда удесятерила свои усилия. Моряки бросились разбирать оставшиеся снасти, но поздно: Уорик прыгнул на борт корабля, и его друзья последовали его примеру. Их встретили выстрелами пистолей. Однако малочисленные, но превосходящие моряков в боевой сноровке кавалеры атаковали, как разящие ангелы Господни. Уорик с одного удара уложил первого нападавшего и заметил, что капитан судна сражается с Хардгрейвом. Однако Уорику показалось, что их бой больше походит на деловые переговоры. Но он не мог долго останавливать на них свое внимание. Молодой беззубый парень, приземистый и мускулистый, с отсутствующей мочкой на левом ухе, подбежал к Уорику. Тот отступил, резко взмахнул шпагой и проткнул его, готовый встретить следующего нападающего. Тела убитых и раненых моряков, или, скорее, пиратов, валялись по всей палубе. Букингем, раненный в плечо, продолжал сражаться. Юстин вступил в бой с двумя мерзавцами, и Уорик поспешил ему на помощь.

— Брат! — засмеялся Юстин, разгоряченный боем. — И ты еще обвинял меня!

— Уж лучше понапрасну обвинять, чем похоронить! — отозвался Уорик, повергнув противника ниц и принуждая его просить о помиловании. Графу не хотелось зря проливать кровь… Он искал только свою жену.

— Смелее! — подзадорил его Юстин. Букингем, поддерживая поврежденную руку, но улыбаясь, подошел к ним. Юстин, оглядывая поле боя, широко ухмыльнулся: — Иначе как чисткой свинарника все это не назовешь!

— Ищи свою леди, — сказал Букингем, — а мы постараемся найти кого-нибудь, кто поможет нам пролить свет на это приключение!

Уорика не пришлось долго упрашивать.

Он увидел лестницу, ведущую вниз. Спертый запах подсказал ему, что он находится около камбуза. Неожиданно перед ним возникли двое здоровенных парней, по всей видимости, не догадывавшихся, что битва наверху закончилась не в пользу команды корабля. Они преградили ему дорогу.

Уорик насмешливо приподнял бровь:

— Дайте пройти, джентльмены; ваши товарищи умирают, а с меня на сегодня достаточно крови.

Один рассмеялся:

— Нас двое, милорд!

— А если я убью одного, что тогда? — вежливо спросил Уорик, в свою очередь.

Шутник перестал смеяться и с визгом бросился на графа. Уорик даже не шевельнулся, но прищурил глаза и, рассчитав скорость его приближения, почти в ту же секунду, когда матрос готов был ринуться на него, поднял клинок.

Моряк напоролся на него и стал медленно оседать на пол. Второй сначала как завороженный смотрел на Уорика, а потом побежал по коридору и, юркнув в последнюю каюту, заперся там.

Уорик переступил через лежавшее перед ним тело и поспешил за парнем к каюте, принадлежавшей, по его мнению, убитому капитану. Он был уверен, что именно там держали Ондайн. Ужасные видения проносились в его воображении, терзая сердце и заставляя ускорить шаг. Ондайн — пленница омерзительной шайки! Если они дотронулись до нее хоть пальцем, он перережет глотки всем до единого, к черту милосердие!

«У них. было совсем мало времени», — успокаивал он себя.

Но для насилия требуется немного времени, а для убийства — и того меньше.

От этой мысли Уорик так рассвирепел, что, подойдя к двери, изо всех сил навалился на нее плечом, полный решимости. Дверь дрогнула; он бросался на нее снова и снова, пока она не распахнулась. Осторожность заставила Уорика выдержать паузу, прежде чем войти: он не желал получить нож в спину.

Ондайн была там; он увидел ее в тот же момент, как распахнулась дверь. Ее руки были привязаны к столбам койки, ноги связаны. Ярость охватила его при виде грубых веревок, впивавшихся в ее нежное тело. Ярость, и страх, и смущение.

Она лежала неподвижно, волосы разметались в беспорядке, лицо божественно прекрасно и спокойно, как будто обрамленное пламенем. Уорик вдруг испугался, что Ондайн мертва. Но вот она повела бровями, помотала головой из стороны в сторону, словно борясь с каким-то видением, и открыла глаза.

Уорик вздохнул с невероятным облегчением. Ондайн жива!

— Хватайте его! — неожиданно прозвучало из дальнего угла комнаты. Уорик оглянулся. В углу затаились трое: толстый грубиян, встретившийся ему в коридоре, высокий парень с желтыми, как у шакала, зубами и третий — самый старый из них.

— Джентльмены, — сказал Уорик, стараясь сохранять спокойствие. — Имейте в виду, если хоть один волосок упадет с ее головы…

— Будь ты проклят, Джо! Трус! — выкрикнул матрос с желтыми зубами и вытащил нож. — Убьем его, ребята! Он один!

Уорик бросил настороженный взгляд на Ондайн. Она выглядела как будто смущенной. Она узнала его, но, казалось, не понимала, что происходит. «Первым делом — освободить ее», — решил Уорик. Он должен быть уверен, что опасность ей не угрожает больше. Переступив порог комнаты и держа наготове шпагу, Уорик разрубил стягивавшие Ондайн веревки.

— Беги! — приказал он. — Наверх, к Юстину!

Измученная и оглушенная, девушка не в силах была и пошевелиться. Тем временем Хорек приближался к Уорику с глухим урчанием, зажав в руке нож. Присутствие толстяка, которого Ондайн видела впервые, придавало храбрости нападающему, поскольку преимущество казалось бесспорным.

— Уходи отсюда, Ондайн!

Но она не могла оставить его в такой опасности. Оглядев комнату в поисках подходящего для себя оружия, Ондайн увидела кувшин с грязной водой, стоявший на столе. Поскольку мужчины разбирались Между собой и не обращали на нее внимания, она с большим усилием дотянулась до кувшина.

Хорек бросился первым. Очевидно, он не ожидал от противника мастерского владения оружием. Шпага просвистела в воздухе, и Хорек, вздохнув, осел в луже крови.

Двое других при виде гибели товарища запаниковали. Они разом кинулись на Уорика. Страх удесятерил их силы, и они бились не на жизнь, а на смерть. Победить значило действовать ловко и хладнокровно.

Ондайн подняла тяжелый кувшин и со всей силы швырнула в сражавшихся. В следующую секунду она побледнела от ужаса: удар пришелся по голове ее собственного мужа.

— О Боже! — закричала она.

Уорик кое-как оправился от неожиданного нападения и, к счастью, успел увернуться и перехватить удар толстяка, заломив ему руку за спину и превратив в стонущую, беспомощно лежащую на полу массу.

Джо метнулся в угол комнаты, роняя оружие.

Уорик, чувствуя сильное головокружение, повернулся к Ондайн:

— Мадам, ради Бога, скажите, на чьей вы стороне?

— Ах, простите! Простите меня!

— Я же сказал вам: уходите отсюда!

— Я… я не могла вас оставить!

— Уходите… немедленно!

Ондайн сделала шаг и зашаталась. Уорик подхватил се, не спуская глаз с последнего бандита.

— Что вы с ней сделали? — в бешенстве закричал он. Человек упал на колени, протягивая в мольбе руки.

— Пощадите меня, ваша милость, пощадите! Это сонный порошок, ничего страшного! Он испарится через минуту! Клянусь!

Ондайн посмотрела в глаза Уорику. Его взгляд был серьезным и тревожным, он дотронулся до ее лица. Его рука показалась ей такой… твердой.

— Я хочу знать, что здесь произошло! — Уорик гневно посмотрел на поверженного матроса.

Джо покачал опущенной головой.

— Нам заплатили! Хорошо заплатили! Золотыми монетами! Ее должен был забрать какой-то джентльмен.

— Кто?

— Не знаю! Клянусь, я не знаю! Я бы сказал, если б знал! Только капитан видел этого человека…

«Но капитан мертв», — с горечью подумал Уорик. За спиной у него послышался шум. Граф, закрывая собой Ондайн, поднял шпагу, готовясь отразить нападение.

— Уорик! Это я! — крикнул Юстин. — Я и Букингем. Уорик поручил Ондайн попечениям брата:

— Возьми ее… и отправляйся назад домой.

Юстин обрадовался, увидев Ондайн целой и невредимой, и не понимал, почему брат выглядит таким расстроенным и свирепым. Но ему не пришлось долго размышлять над этим. Ондайн покачнулась, Юстин подхватил ее.

— Подожди! — попросила она. — Уорик, я…

— Убирайтесь отсюда! Отведи ее домой, запри в комнате и прикажи Джеку сторожить ее как зеницу ока.

Ондайн сдалась. Голова все еще кружилась; ноги не слушались. Юстин взял се на руки. Она устало закрыла глаза и доверчиво прижалась к нему.

В каюту вошел Букингем, в то время как Юстин покидал се с драгоценной ношей.

— В живых почти никого не осталось, — отрапортовал он Уорику.

— Да, — пробормотал Уорик, — но я так ничего и не выяснил.

— Только капитан знал этого человека… — донесся плаксивый голос пленника, но Букингем оборвал его холодным и жестоким смешком:

— Неужели?! Это мы уже слышали. Но у нас есть кое-какие способы развязать тебе язык, мой замечательный друг! Подожди, пока тебя приласкает «Прекрасная Мэри»!

Человек побледнел. «Прекрасной Мэри» называлась пытка, после которой редко кто оставался живым. Букингем тихо сказал Уорику:

— Кажется, мы спасли не только вашу жену, Уорик, но и других красавиц, которых держали взаперти! Капитан и его команда под видом торговли с Испанией промышляли похищением молоденьких девушек, которых продавали в гаремы в Марокко.

Уорик в изумлении приподнял бровь. Он перестал испытывать чувство вины за пролитую кровь после того, как узнал, чем занимались эти люди. Но и облегчения тоже не было. Он верил стоявшему перед ним бедняге… Этот человек действительно не знал, кто заплатил деньги за похищение Ондайн.

«Хардгрейв! — подумал Уорик в ярости. — Хардгрейв и Анна!» Но Анна уверяла, что бандиты чуть не убили ее саму, а Хардгрейв сражался рядом, не уступая Уорику в храбрости и решительности.

— Пусть его судят по закону, Букингем, — сказал Уорик, кивнув на матроса. — От него мы ничего не узнаем.

Он повернулся и пошел наверх, подавляя отвращение: запах здесь стоял такой, что мог свалить с ног даже дюжего мужчину.

Поднявшись на верхнюю палубу, Уорик вцепился в поручни и стиснул зубы, пытаясь преодолеть боль, пронзавшую его сердце. Как мечтал он увидеть ее живой и невредимой! Какую испытал любовь, когда увидел ее, сонную и измученную… А какое комичное выражение появилось на ее лице, ее прекрасном милом лице, когда она увидела, что в пылу сражения по ошибке ударила его по голове!

Господи! Она заполонила его сердце и душу. Он жил только ею, желал только ее. Он хотел дотронуться до нее, прижать к груди, ласкать ее лицо, губы, волосы, изгибы тела, упиваться ею, ее смехом, живостью, страстностью и решимостью. И ничего этого он не мог. Сегодня он окончательно понял, как ненадежна его защита. Жизнь Ондайн подвергается страшной опасности, пока она остается его женой.

Уорик глубоко вздохнул. Скоро прибудут королевские стражники, чтобы связать оставшихся в живых из этой пестрой команды, а он поскачет обратно в Ньюмаркет, в домик, где только недавно они проводили ночь в блаженном покое в объятиях друг друга.

И там сегодня вечером он должен отвергнуть ее, холодно и жестоко. Он знал ее смелость и решительность и знал, что она будет бороться с ним до последнего. Ондайн считала себя в долгу перед ним. Никакой страх не заставит ее расстаться с ним, прежде Чем она окончательно не убедится, что выплатила этот долг сполна.

Но она должна жить! Она должна уехать! Даже если для этого ему потребуется разыграть из себя настоящее чудовище.

Ондайн ожидала Уорика в величайшем беспокойстве. Она не понимала его. Ей казалось, что она уже хорошо узнала его, но вдруг он изменился снова: примчался быстрее ветра, чтобы спасти ее, и тут же на нее разгневался!

Джек, как всегда, был добр с ней и неразговорчив. Он беспрекословно подчинялся приказаниям Уорика и не спускал с нее глаз.

Ондайн приняла ванну, с отвращением вспоминая грязную каюту, где ее держали негодяи. Вдруг на нее накатило невыносимое одиночество. Она попросила Джека сходить за Юстином. Немного подумав, Джек исполнил ее просьбу.

Когда Юстин вошел, Ондайн по выражению его лица поняла, что он догадался о подозрениях брата. Хотя он не жаловался на Уорика, было очевидно, что его это сильно задевало. Ондайн кипела от пламенного негодования на Уорика и Джека, посмевших подозревать Юстина в злом умысле, а он грустно потягивал портвейн и смотрел в ее глаза, уже совсем прояснившиеся от действия сонного порошка.

— Уорик до сих пор считает, что Женевьеву убили. Но неужели он мог подумать на меня… — Юстин остановился, задохнувшись от негодования.

Ондайн, убежденная в невиновности юноши, пыталась его успокоить:

— Что ты, Юстин! Просто он так сильно любил се, что до сих пор как будто немного не в себе. Ведь он… обожал ее, правда?

Юстин поднялся с кресла и пожал плечами.

— Он всегда был нежен, мягок и добр с ней. Хотя кто знает, что мой брат думал на самом деле. Иногда он проявляет величайшую выдержку и скрытность. И сегодня… не верю, что он намеренно был жесток с вами, Ондайн. Он пришел в ярость, потому что испугался за вас и, кроме того, не мог обнаружить, кто стоит за всем этим. — Юстин на минуту задумался, не расстроит ли се еще больше, но все-таки сказал: — Знаете, кто-то… какой-то человек… заплатил этим бандитам огромную сумму денег, чтобы они доставили вас в нужное место.

Ондайн резко встала.

— Анна!

— Анна? — Юстин нахмурился. — Вряд ли, Ондайн. Я собственными глазами видел, как она дрожала и рыдала из-за того, что разбойники пытались похитить и ее!

Ондайн горячо заспорила:

— Юстин, я слышала ее голос! Я слышала, как она говорила что-то про пузырек из королевской лаборатории. Они украли порошок, чтобы меня усыпить! Она сделала вид, что на нее напали, чтобы никто не заметил моего исчезновения, и, значит, Хардгрейв — человек, который заплатил за мое похищение!

Юстин как-то странно посмотрел на нее, покачал головой и нежно прикоснулся к ее щеке:

— Не сомневаюсь, что Лил Хардгрейв готов заплатить изрядную сумму только за то, чтобы дотронуться до вас хоть одним пальцем, моя несравненная красавица! Но Хардгрейв был вместе с нами и храбро сражался.

— Притворство!

— Возможно, — пробормотал Юстин. — И все-таки его вожделение к вам не имеет никакого отношения к убийству. Ондайн, в любом случае Хардгрейв хотел бы видеть вас живой, здоровой и… возбуждающей любовь!

Дверь распахнулась. Ондайн ощутила порыв холодного ветра, который пронесся мимо нее, будто хотел смести все на своем пути.

Вошел Уорик. Закутанный в плащ, в шляпе с пером, он казался невероятно огромным, неотразимым, недосягаемым.

В комнате воцарилась полная тишина, пока он стягивал перчатки, холодно глядя на обоих. Наконец он бросил:

— Юстин, оставь нас. Я хочу сказать жене пару слов. Юстин собрался что-то возразить — никогда раньше он не видел Уорика таким холодным, напряженным и неумолимым, — но подчинился, повернулся к Ондайн, поцеловал ее руку и понимающе ей улыбнулся:

— Я рядом, если потребуется.

— Брат, кажется, я еще ни разу не бил свою жену, — проговорил Уорик.

— Да… — пробормотал Юстин и посмотрел на Уорика. — Ты еще много чего не делал. Клянусь, я все понимаю, но…

— Юстин!

— Остановитесь! — вмешалась Ондайн. — Юстин! — Она вздернула подбородок и с вызовом взглянула на Уорика. — Вы очень меня обяжете, если не будете при мне ссориться. Я не боюсь этого чудовища, хотя — судя по тому, что его настроения меняются быстрее ветра, — он, возможно, близок к безумию. Пожалуйста, идите! И не держите на него зла!

Юстин посмотрел на брата; Уорик сделал вид, что не заметил его взгляда, и терпеливо ждал, пока он уйдет.

Юстин вышел из комнаты, а Ондайн не спускала с Уорика глаз, и хотя голова ее была гордо поднята, сердце дрожало от страха и отчаяния. В чем она провинилась? Ведь именно она пострадала в этой истории!

Уорик бросил перчатки на кресло, подошел к камину и протянул руки к огню.

— Завтра мы уезжаем отсюда.

— Что ж, мудрое решение, тем более если учесть, что мы только приехали.

Он повернулся, заложил руки за спину и смерил ее взглядом:

— Из-за вас, мадам, одни только неприятности. Я…

— Из-за меня? — повторила она его слова, не понимая, как у него повернулся язык. — Вы вовлекли меня в это безумие и теперь обвиняете во всех своих бедах?

— Да, мадам, от вас сплошные неприятности… и никакой пользы. Я окончательно завяз во всей этой истории, вместо того чтобы достойно разрешить ее, как требуют мои обязательства перед усопшей. Своим лицом и формами вы привлекаете всех существ мужского пола! Мы возвращаемся в Северную Ламбрию…

Она разразилась истерическим смехом:

— Откуда мы только что уехали!

— Не беспокойтесь. Там вы долго не останетесь. Я уже заказал места на «Леди Кристабель». Рейс до Ливерпуля. Вы поедете в Виргинию под именем Дианы Браун. Я арендовал для вас дом в Вильямсбурге, нанял слуг и стряпчего, который проследит за вашими финансами. Вы пробудете там, безутешная вдова, где-то около года; пока я позабочусь о нашем разводе. С этого момента вы станете свободной. Я обеспечу ваше существование до конца жизни.

Карл предупреждал, но тогда она не могла поверить, что Уорик способен на такую жестокость, что в нем полностью отсутствует сострадание. Казалось, легче разжалобить камни Вестминстера! Ей не предложили ничего, кроме финансовой гарантии. И она полюбила этого человека!

На минуту она будто лишилась дара речи. Что это за человек, который мог обжигать огненной страстью и ледяной ненавистью? Чего же тогда стоит вся их любовь?

Она не решалась ни говорить, ни двигаться; ей казалось, что, скажи она слово или пошевелись, ее тело разлетится на тысячи мелких осколков. Наконец она выговорила:

— Вы безумны, Уорик Четхэм! Совершенно безумны. Вы взяли меня с виселицы, чтобы поймать убийцу, а когда он подошел совсем близко, вы от меня отказываетесь. Я кое-что знаю о том, что сегодня случилось, но я в этом не виновата. А что касается поездки в колонию, я премного вам благодарна. Наверняка Вильямсбург — прекрасное место, но я туда не поеду. Кроме того, я не нуждаюсь в вашем обеспечении. С этого дня наши пути расходятся, милорд;

Он взорвался:

— А я говорю, поедете! И о чем это там вы бормочете? Что это вы такое знаете?

Она посмотрела на него — подбородок царственно поднят, холодные глаза.

— Ваша любовница, лорд Четхэм… Я слышала, как она говорила, что украла пузырек из королевской лаборатории. В нем, очевидно, была какая-то жидкость с этим омерзительным запахом, от которого я потеряла сознание, сэр! Это дело ее рук и лорда Хардгрейва!

Он равнодушно пожал плечами. Ее слова для него не имели никакого смысла и не представляли интереса.

— Леди Анна сама подверглась нападению и до сих пор не может оправиться от потрясения. Хардгрейв ехал вместе с нами, впереди всей команды.

— Говорю вам…

— И я говорю вам, мадам, что то, что вы слышали, ничего не значит. Совершенно ничего, потому что нет никаких доказательств. Единственный человек, который видел в лицо бандита, заплатившего деньги, убит в сражении. Я не могу предстать перед королем с обвинениями, но без доказательств. И если ваши слова — правда, тем более это доказывает, что от вас одни только неприятности, и чем скорее вы исчезнете из моей жизни, тем лучше!

— Хорошо, тогда, сэр, можете считать, что я исчезла из вашей жизни, начиная с сегодняшнего вечера! — выкрикнула она.

Теперь надо немедленно уйти!

Все внутри сжималось от невыносимой, раздирающей боли. Ей казалось, что она сейчас упадет, застонет. Она знала… она всегда знала, что когда-нибудь он так сделает! Но волшебство прошлой ночи породило в ней иллюзии, что их сердца, души и рассудок предназначены друг для друга.

Жизнь! Ее собственная жизнь! Вот о чем она должна думать! Мечты о любви рассеялись; она станет такой же жестокой, вероломной, непреклонной и решительной, как он. Как же она сможет восстановить доброе имя отца и свои права на поместье, если окажется далеко за океаном? Она не уедет из Англии… Она сбежит от Уорика прямо сейчас.

Но голос рассудка заглушала боль от утраты волшебной, прекрасной и несбыточной мечты.

— Никуда вы не пойдете! — рявкнул Уорик. — И будете делать то, что я сказал.

— Почему же? — Глаза Ондайн горели ненавистью.

— Почему? — Он высокомерно приподнял бровь. — Потому что вы моя жена.

— Кажется, именно это вы собираетесь исправить в самом ближайшем будущем.

— Совершенно верно, и, кроме того, я никогда не намеревался связывать жизнь с простолюдинкой и к тому же воровкой!

Эти слова вонзились в нее, как острые ножи. Господи милостивый! Она готова была поклясться, что когда-то, даже не любя ее, он относился к ней с нежностью! Ах, если бы он только оставил ее в покое! Она уверена, что справится с болью и найдет в себе силы, чтобы позаботиться о своем будущем!

— Поверьте, милорд, — сказала она, — мне и самой не Терпится поскорее избавиться от чудовища! Но я не могу вас оставить до тех пор, пока до конца не расплачусь с вами за спасенную жизнь. Я не боюсь ни ваших привидений, ни вашей любовницы, ни даже Хардгрейва.

— Дура! Женщина! — Отойдя от камина, он крепко схватил Ондайн за плечи, с силой встряхнул ее. — Бояться их следовало бы! Ты хоть знаешь, что сегодня могло бы случиться?

— Но ведь не случилось?

Уорик чувствовал нарастающее напряжение во всем теле; он понимал жестокость своих слов и грубость прикосновений, но продолжал смотреть на нее в сильнейшем гневе. С каким упрямством вцепилась она в эту чушь, которую он изобрел! Долг, честь, обязанность! Она презирает его! Она отвергает его! Она может отвергнуть целую Англию, если захочет! Но почему же она его презирает? Неужели она не понимает, в чем причина его сумасшествия?! Не понимает опасности?!

— Слушай меня, Ондайн! Слушай хорошенько. Завтра мы поедем в Четхэм, чтобы собрать твои вещи. Там мы проведем ночь, и все это время ты не покинешь своей комнаты! Затем я посажу тебя на корабль, который поплывет через океан, и, ради всех святых, ты будешь называть себя так, как я сказал!

— Нет, я не…

— Да! Ты будешь меня слушаться! Ты моя жена, моя собственность, если хочешь, которой я распоряжусь так, как сочту нужным!

Окончательно обезумев от его слов, она попыталась вырваться. Он невесело засмеялся над ее тщетными усилиями. Его смех возбудил в ней еще большее раздражение. Ондайн рванулась изо всех, сил, вцепившись ногтями в его щеку так, что на ней показались алые струйки крови. От неожиданности он отпустил ее и схватился за лицо. Ондайн, получив свободу, отступила.

— Уходите! Оставьте меня! Вы решили избавиться от меня! Вот и прекрасно! Отправляйтесь к бедняжке Анне! К дьяволу! Только оставьте меня…

Двух шагов хватило, чтобы он вновь очутился с ней рядом. В этот момент он казался воплощением самого дьявола. Его губы кривились в грубой усмешке, выражение лица заставило Ондайн содрогнуться: нечеловечески жестокое, с адским огнем, ожившим в глубине его глаз.

Он снова поймал ее и прижал к груди, не обращая внимания на ее истерический крик и отчаянное сопротивление.

— Я никуда не уйду, мадам.

— Тогда я уйду…

— И вы не уйдете.

Вдруг она перестала сопротивляться. Ее дыхание прервалось, глаза округлились, когда она по тону голоса догадалась о его намерениях.

— Нет, негодяй! Вам не терпится избавиться от жены-простолюдинки! Вы думали, я упаду в ваши объятия! Вы этого хотите? Любви низкородной воровки? Неужели вы так низко пали? Ах, какой стыд! Великий лорд Четхэм!

Он схватил ее волосы на затылке и так потянул вниз, что голова Ондайн запрокинулась, шея выгнулась, а глаза невольно встретились с его смеющимся взглядом.

— Миледи! Даже король ищет плотских удовольствий среди простого народа. В самом деле, думаю, никто не сможет доставить мне большего наслаждения в удовлетворении столь низменных желаний. В вас есть что-то природное, понимаете? Ваше положение в качестве моей жены дает мне некоторые преимущества. Я считаю, что вы необычайно талантливы в постели и красота ваших ног достойна поспорить с красотой вашего лица.

— Грубиян! Вы не…

— Увы, я по-прежнему остаюсь вашим мужем. Кричите, если хотите, но я все равно буду прикасаться к вам, и ваше тело будет мне отвечать, моя любовь.

От этих слов Ондайн пришла в бешенство. Она царапалась, визжала, кричала и колотила кулаками. Ответом ей был издевательский смех. Неуязвимый для ее ударов, Уорик, казалось, получал еще большее удовольствие от ее отчаяния. Он поднял ее, как какой-нибудь тюк, и понес на постель. Едва переведя дыхание, Ондайн подумала, что воспользуется моментом, когда он отпустит ее, чтобы скинуть с себя одежду. Тогда она выбежит из комнаты и бросится быстрее ветра к королю. Карл не оставит ее наедине с этим взбесившимся чудовищем!

Но она ошиблась. Уорик не отпускал ее ни на минуту, так что Ондайн не могла даже пошевелиться. Кажется, легче было взобраться на отвесную скалу. Она снова закричала, стараясь хоть чем-то обезоружить его, но быстро изнемогла и, чуть слышно всхлипывая, окончательно смирилась.

— Боже, как же я вас ненавижу! — выдохнула она. Он затих, словно тоже устал от борьбы, и прошептал:

— Я знаю.

И Ондайн, несмотря на все презрение и унижение, готова была поклясться, что в его голосе услышала боль.

Он крепко прижался к ней, погладил по голове и принялся ласкать ее.

Она закусила губу и замолчала, дав себе слово не поддаваться плотскому соблазну. Она докажет, что он ошибается.

Она невидящим взглядом уставилась в потолок, пока он двигался и стонал, а потом, распластавшись, лег рядом.

Больше они не сказали друг другу ни слова.

Время шло, ночь близилась к концу. Уорик напрягся, почувствовав, как она встала. До него доносились прерывистые всхлипывания. Она подобрала куски разорванного платья, подошла к горящему камину, опустилась на колени и тихо заплакала; он видел только спину, содрогающуюся от беззвучных рыданий.

Он сжал под простыней кулаки и кусал губы, пока не почувствовал во рту соленый вкус крови. Боже! Как он хотел подойти к ней, обнять и сказать, что она самая прекрасная женщина на свете, что он любит ее больше собственной жизни и потому не смеет рисковать!

Она так и не вернулась в постель; он так и не заснул.

С рассветом наступил не самый веселый из дней в жизни Четхэма: Юстин дулся на брата, Ондайн казалась совершенно подавленной, Джек смотрел на все с мрачным выражением лица.