Уорик с великим рвением и решимостью принялся за осуществление своего безумного плана; он оставил Ондайн с Матильдой и Лотти, которые, запыхавшись, прибежали к дверям ее комнаты, готовые начать паковать в дорогу вещи. Матильда расстроилась, что Уорик возит беременную жену туда и обратно, но тот уверил ее, что все будет в порядке. Матильда принесла госпоже немного козьего молока, которое Ондайн ненавидела, но из уважения к доброй женщине выпила со слабой улыбкой.

Было, правда, одно обстоятельство, которое делало эту поездку привлекательной для Ондайн: Юстин поедет вместе с ними. Он шепотом сообщил ей, что Уорик переговорил с Карлом и король сменил гнев на милость, разрешив Юстину вернуться ко двору.

Клинтон оставался присматривать за домом и на прощание тепло обнял Ондайн. Она молилась, чтобы ни один из братьев не оказался причастным к убийству, поскольку успела крепко полюбить их обоих.

Уорик, обычно ехавший на козлах вместе с Джеком, на этот раз сел в карету рядом с ней напротив брата.

Путешествие было чудесным, по крайней мере таким оно казалось Ондайн. Им оставалось провести в дороге день и ночь. Путники остановились, чтобы позавтракать на природе. Когда пикник подходил к концу, Ондайн услышала, как Юстин в разговоре с Уориком упомянул о ее здоровье и здоровье будущего наследника Четхэмов.

После привала Юстин поехал наверху, вместе с Джеком, а Ондайн с Уориком остались в карете одни. День близился к концу.

В темноте кареты она чувствовала на себе внимательный взгляд мужа.

— Уорик… — позвала Ондайн и задумалась. Их отношения казались ей странными. В чем-то она знала его очень близко, в чем-то — не знала совсем.

— Что, любимая?

Она всегда была с ним, эта горечь, которая сквозила в его голосе, когда он так к ней обращался.

Ондайн замерла, глядя прямо перед собой в полутьме кареты.

— Теперь я знаю, для чего все это. Я понимаю, почему ты решил сделать именно так, но все-таки думаю, что это жестоко.

Не лучше ли сказать Матильде и другим, что мы ошиблись и никакого ребенка нет?

Уорик молчал. В темноте она не видела выражения его лица.

— Возможно. Только не сейчас, графиня, — сказал он холодно. — Кроме того, это не ложь.

— Поверьте, мой господин, — она ответила с уверенностью, — это ложь.

— Неужели? — В его голосе появились нотки удовольствия. — Ондайн, разве вы ничего не знаете о законах природы? Неужели?

Он придвинулся к ней поближе и зашептал на ухо о том, что обычно случается, когда мужчины проводят ночь с женщинами. Потеплевший и соблазнительный его голос — самый звук его голоса! — пробуждал в ней волнение; она стиснула в гневе зубы, оттого что он, кажется, вовсе не был смущен.

— Оставьте меня! — закричала Ондайн, уворачиваясь от его прикосновений. — Я и сама знаю, что… Я все знаю о… Я…

Уорик засмеялся, в тот же момент освобождая се. Звук его смеха растаял в ночи, и, когда он заговорил в следующую минуту, его голос сделался холоднее камня:

— Вы, кажется, сильно расстроились, моя любовь? Значит, эта идея вас отпугивает? Иметь от меня ребенка?

Ребенка? От него?

Нет, это не отпугивало ее; это было ее мечтой, несбыточной мечтой — семейная жизнь, полная любви и покоя, радости и тепла. Она представляла себя вместе с Уориком, который разговаривал с ней так же нежно, как когда-то с Женевьевой. Он подшучивал над ней, ласкал и хотел ее всегда.

Ах, мужчины! Как же он смеет так дразнить ее, на самом деле думая только о собственном удобстве и своем расследовании?!

— Конечно, лорд Четхэм, эта идея кажется мне отвратительной! Мы идем каждый своей дорогой. Надеюсь, вы помните об этом. И я вовсе не хочу быть связана ребенком.

Вдруг он грубо взял ее за подбородок двумя пальцами. Темнота скрыла от нее все, кроме его гнева.

— Это, леди, я обещаю вам! Никто из моих наследников никогда не будет воспитываться вне моего дома! В этом случае, может быть, вам потребуется несколько дольше ждать, чтобы стать свободной. И обещаю, что вы будете свободны и ничем не связаны. Ребенок будет мой… и Матильды, коль скоро вас так мало это заботит! И поверьте, леди, как только я поручу Матильде воспитание наследника, никто даже не заметит вашего исчезновения!

— Подонок! — взорвалась Ондайн и неосторожно добавила: — Тогда… нам лучше прекратить всякие отношения, прежде чем ложь станет правдой.

— Все останется по-прежнему.

— Вы…

— Вы моя жена. И давайте на этом покончим, моя госпожа. Она отпустила в его адрес отборные ругательства, которым когда-то научилась в Ньюгейте. Но они не произвели на Уорика ни малейшего впечатления.

Карета подпрыгнула и остановилась.

Джек открыл дверь и обратился к графу:

— Остановимся здесь? Мы у «Головы вепря».

— Да, остановимся.

Джек кликнул Юстина. Тот спрыгнул на землю. Уорик не показывал никому своего настроения, и Ондайн решила последовать его примеру. Она старалась быть очаровательной со своим деверем. Во время ужина все шутили и смеялись, Уорик вместе со всеми, но Ондайн знала, что веселье его напускное.

Весь вечер она не переставала про себя молиться: «Господи, только не Юстин!»

Он всегда был с ней любезен, даже льстив, всегда старался ее развеселить, шутил и смеялся, забыв о собственных невзгодах, и всегда соблюдал осторожность. Юстин знал, что Ондайн принадлежит его брату, и никогда не заходил слишком далеко, никогда его рукопожатия не длились дольше положенного. Кроме того, братья уважали друг друга, и Ондайн знала, что Уорик предпочел бы умереть, чем узнать, что брат предал его, совершив убийство.

Ужин кончился поздно. Из зала они разошлись каждый в свою комнату. Ондайн опасалась ночного разговора с Уориком; опасалась его близости. Но ее страхи оказались напрасными. Он грубо пожелал ей спокойной ночи, не раздеваясь, улегся в дальнем конце кровати и быстро заснул.

Ондайн же долго не могла сомкнуть глаз, терзаемая одиночеством и грустью. Она так жалела, что затеяла тот разговор в карете.

Путники покинули таверну на рассвете. Юстин ехал с Джеком. Ондайн, ослабев от бессонной ночи, не могла ни думать, ни продолжать спорить с графом. Она надеялась немножко поспать в карете, но та так подпрыгивала, что Уорику пришлось взять жену на колени. Не говоря ни слова, она вздохнула и погрузилась в легкую дремоту.

Не проехав и мили, карета вдруг остановилась. Уорик удивленно нахмурился, пригладил волосы и хотел было дернуть за ручку дверцы, но она распахнулась, и он увидел перед собой озабоченное лицо Юстина.

— Нас преследуют, — коротко сказал он. — Думаю, тебе нужно об этом знать.

— Преследуют? — спросил Уорик с тревогой.

— Лил Хардгрейв и леди Анна. Я видел его эмблему — голову оленя — на оружии всадника.

Ондайн сонно подняла голову и увидела, как братья обменялись взглядами, как будто сидящие в засаде бойцы, которые завидели врага и рвались в бой.

— Не лучше ли оставить эту парочку далеко позади?

— Согласен, — отозвался Юстин и улыбнулся Ондайн. Жизнь била в нем через край. — Ложись и отдыхай, моя красавица… Чудовище охраняет твой покой!

Она ответила Юстину улыбкой и вопросительно взглянула на Уорика, когда дверца снова закрылась. Карета тронулась. Он не ответил, а задумчиво смотрел на большой дуб, мимо которого они проезжали в это время.

— Милорд? — пробормотала она. — Вы думаете…

— Я ничего не думаю.

— Может быть, вы снимете подозрения со своего брата, если эти двое следуют за вами по пятам?

— Неужели вас так тревожит невиновность Юстина?

— Да, — честно ответила Ондайн.

— Вы любите его?

— Как же я могу его не любить?! — закричала она, стараясь держать себя в руках. — Он ваш родственник, да вы и сами любите его! Он такой молодой и порывистый и, кажется, всецело предан вашим интересам.

Уорик вздохнул и положил руку ей на голову, принуждая е прилечь ему на плечо.

— Единственное, о чем я жалею, миледи, что не Юстин встретил вас тогда на виселице с петлей на шее.

На этот раз Ондайн сдержалась и ничего не ответила, потом что в голосе Уорика не слышалось ни гнева, ни насмешки; просто усталость. Он погладил ее по щеке:

— Спи, Ондайн. День был длинным и утомительным.

Когда они приехали во дворец, король работал в лаборатории.

Ботик провез их вниз по реке и высадил на полпути к теннисным кортам у длинного, невысокого, только что заново побеленного здания с прекрасными узорчатыми окнами. Королевская стража перед входом дала им дорогу.

Ондайн не могла не улыбнуться, увидев Карла. В огромном переднике, он стоял за столом, заставленным пузыречками, из которых вырывался пар и доносилось бульканье, и сосредоточенно отмеривал поочередно то одну, то другую клокочущую жидкость, смешивая их в пробирке. Его темные глаза горели от любопытства.

При виде вошедших его полные губы расползлись в широкой улыбке.

— Получилось! Кажется, получилось! Уорик приподнял бровь, приближаясь к нему.

— Осмелюсь спросить; ваше величество, что получилось?

— Корни, трава и солнечный свет, мой друг, вот в чем штука! Ведь я бонвиван!

— Бонвиван?

— Да, но вы еще слишком молоды! — нетерпеливо добавил король. — Этому я выучился когда-то давно, в годы странствий, от одного старого француза алхимика. Этой порции хватит, чтобы облегчить мне кое в чем бремя возраста! Подробности мы обсуждать не будем! Наконец-то мне удалось вспомнить пропорции, и я так рад, что доволен и вашим, Юстин Четхэм, возвращением.

Юстин, стоя скромно позади Ондайн, прокашлялся. Король поставил на место пузыречки, снял фартук и вышел из-за стола. Он также прокашлялся. Юстин подошел к королю, преклонил колено и поцеловал кольцо на его руке.

— Раскаялся от чистого сердца, Юстин? — спросил король.

— От чистого сердца, клянусь! — ответил Юстин.

— Тогда встань… и, надеюсь, ты больше не рассердишь меня поведением, недостойным рыцаря. А теперь все прочь с моего пути! Я хочу поприветствовать леди Четхэм! Она радует мои взоры больше, чем вы оба, вместе взятые!

Ондайн присела в почтительном реверансе. Он поднял се и расцелован в щеки.

— Моя дорогая, вы стали еще прекраснее. Не знаю, почему вы вновь оказались здесь, но я рад вас видеть. Юстин, пойдите прогуляйтесь с Ондайн. Если уж оказались снова при дворе, сослужите мне службу. Мне нужно перемолвиться парой слов с Уориком.

Уорик забеспокоился и хотел что-то возразить. У Ондайн заныло сердце. Она поняла, что он боится оставлять ее наедине с Юстином… Юстин помрачнел, догадавшись, что брат не доверяет ему. Король продолжал упрямо смотреть на Уорика, затем повернулся и сказал ему что-то такое, что слышал только граф. Тот улыбнулся в ответ и махнул Юстину и Ондайн, показывая, чтобы они следовали за Карлом.

Ондайн догадалась, что король успокоил Уорика, сказав, что его стражники всегда рядом.

«Но уже поздно, — подумала она. — Теперь Юстин знает, что Уорик чем-то сильно встревожен».

Юстин взял ее за руку и заговорил тихим голосом, когда они стали прогуливаться среди дубов, росших в королевском саду перед домом.

— Что же это такое? Неужели брат считает, что моего присутствия недостаточно, чтобы защитить его жену?

— Юстин, вовсе нет. Он просто крайне осторожен и не более…

— Нет! Не надо считать меня полным идиотом! — закричал Юстин, и она поняла, как глубоко он задет недоверием брата.

— Юстин…

— Он подозревает меня, своего брата, в каком-то отвратительном деле!

— Нет, — неуверенно возразила Ондайн. — Уорик пребывает в чудовищном настроении…

— Но почему у него такое настроение?

Она попыталась перевести разговор в шутку:

— Лучше скажи мне об этом сам, Юстин! Ты ведь тоже чудовище по крови!

Юстин повеселел и засмеялся вместе с ней. Неожиданно оба замерли от страха. По направлению к ним шла женщина, изысканно одетая, в небесно-голубом бархатном платье со шнуровкой.

Леди Анна.

— Юстин Четхэм! Неужели вы, прелестный мальчик, опять здесь? С вашим братом и его… леди!

— Да, Анна, я здесь, — ответил Юстин, кланяясь.

— И леди Четхэм! Как приятно видеть вас снова при дворе. Вы такое очаровательное, такое занимательное создание. Ах, что за прекрасная интрига! Я обожаю тайны, а вы, Юстин?

— Да, безусловно, — почтительно ответил Юстин, но Ондайн увидела, что он посмотрел на Анну не менее подозрительно и осторожно, чем она сама.

Сегодня в Анне, без сомнения, было что-то торжествующее. Она казалась ослепительной, сверх меры самодовольной. И счастливой. Она была похожа на кошку, наконец-то загнавшую в угол свою добычу.

— А где же Хардгрсйв? — спросил Юстин.

— Лил? — Анна сладко улыбнулась. — Думаю, он должен быть где-нибудь поблизости. Он очень занятой человек.

— Конечно. Но странно, что мы прибыли во дворец короля в одно и то же время, не правда ли? — вежливо спросил Юстин.

Анна снова улыбнулась лучезарной улыбкой, и Ондайн почувствовала, как ревность пронзила ее. Эта леди была безупречно красива и грациозна.

— Странно? Может быть, — уклончиво пробормотала Анна. — А как вы поживаете, девочка? — обратилась она к Ондайн. — Как переносите жизнь замужней женщины?

Ее голос стал вкрадчивым. Ондайн ответила ей со всей сладостью, на которую тоже была мастерица:

— Я просто без ума от замужней жизни, Анна. И наслаждаюсь всеми чудесными преимуществами, которые она приносит женщине!

— Ах! А вот и они, — раздался голос короля, прервав беседу дам. Карл, заметив Анну, хмуро приветствовал ее: — Как, леди, вы вернулись?

— В моем замке слишком скучно.

Карл поднял темную бровь, но больше ничего не сказал. Он взял Ондайн за руку и пошел с ней вниз по дорожке, предоставив Остальным свободу действий, но ясно давая понять, чтобы они сохраняли дистанцию, оставаясь позади.

Ондайн так хотелось выяснить, почему Уорик понижает голос, а Анна смеется так завлекательно. Но она не могла. Тихим голосом Карл потребовал ее внимания.

— Я глубоко взволнован. Я был уверен, что рассудок Уорика помутился от горя и чувства вины, но теперь я знаю, что убийца воспользовался моим гостеприимством. На вас напали?

— . Испугали чуть ли не до смерти, — уточнила Ондайн.

— Теперь стражники всегда будут около вас, — пообещал король, затем задумался. — Уорик просил меня сегодня разрешить ему развестись с вами. Я сказал, что я не церковь, — король вздохнул, — хотя всем известно, что это возможно.

Она задохнулась:

— Он просил вас… о разводе?

— Да!

Прекрасные глаза Карла остановились на Ондайн с сочувствием и любопытством.

— Теперь он понимает, что план жениться на вас был одним из самых безрассудных. Леди, он не хочет причинить вам вред.

«Нет, он просто меня не хочет, во всяком случае, в качестве жены!» — подумала она с такой острой болью и отчаянием, что даже испугалась, что закричит или ударится в слезы на глазах у короля.

— Я спросил его о ребенке, и он признался мне в сбивчивых выражениях, что вы не беременны. Когда вы покинете двор на этот раз, он собирается на одну ночь заехать домой, чтобы собрать ваши вещи, после чего отправит вас в колонию по дороге в Ливерпуль.

Ондайн опустила голову, все еще не в состоянии вымолвить ни слова.

— Я открыл вам планы Уорика, моя дорогая! Хотя он мой лучший и преданнейший друг, я не могу скрывать правду от женщины вашей красота, честности, страсти… и чести. Возможно, разлука с Уориком поможет вам распутать клубок вашей собственной жизни.

Голос наконец вернулся к ней, но хриплый и срывающийся:

— А вы сказали… кто я?

— Я не мог выдать то, что почитал за тайну.

— Спасибо. Благодарю вас, государь, — прошептала она.

— Без слез! Сегодня у нас роскошный бал. Я приказал устроить танцы. Будущее покажет! Если я смогу помочь вам, знайте, я это сделаю!

Она кивнула. Они остановились и подождали, пока подойдут остальные. Ондайн не могла говорить и молчала, когда все вместе двинулись к реке, чтобы сесть в ботик.

Юстин тоже молчал. Король, Анна и Уорик поддерживали разговор, а Анна веселилась сверх всякой меры. Ондайн с беспокойством заметила, что ее соперница открыто и довольно дерзко посматривает на нее, словно ей известно что-то важное и она готовится к нападению.

«К нападению? — в тревоге спрашивала себя Ондайн. — Возможно ли это? Могла ли Анна угрожать мне, одевшись в плащ и нацепив когти, тогда, в Четхэме? Неужели это она запугала Женевьеву до смерти?»

Это казалось невозможным. Анна не была похожа на убийцу, хотя и превращалась в коварную интриганку, когда речь шла о ее собственной выгоде.

Ондайн почувствовала сильную усталость и какое-то равнодушие. Теперь Уорику придется самостоятельно охотиться на своих привидений. Тем более что он собирается отправить ее в колонию. Самое время побеспокоиться о собственном будущем. Колония! Она не может уехать из Англии! Дело ее жизни — раскрыть составленный против нее заговор.

На королевском дворе в Хэмптоне каждый пошел своей дорогой: Юстин, завидев Букингема, захотел с ним поговорить, король удалился, бормоча что-то себе под нос, Анна помахала рукой Хардгрейву, весело засмеялась и пошла вперед, чтобы присоединиться к виконту.

Ондайн нечего было сказать Уорику, когда они вернулись к себе в комнаты. Он казался таким чужим, а все вокруг — бессмысленным. От боли раскалывалась голова, и Ондайн, решив отдохнуть, прилегла на постель и быстро уснула. Сновидения приходили и уходили, как быстро бегущие облака, но все они были тревожными. Она видела тюремщика в Ньюгейте с полусгнившими зубами, смрадным дыханием и похотливой улыбкой. Этот образ погас и уступил место следующему: перед ней стояло существо в маске, как тогда, в церкви. Она поборола таинственное существо и увидела себя в объятиях отца, на королевской половине в Вестчестере. Вот поднятый меч падает, слышатся визг и топот бегущих стражников.

Она видела кровь, обагрившую каменный пол… Кровь ее отца. Во сне она испытывала боль и ужас. Вот она бежит куда-то из последних сил. Если ей не удастся сбежать, никто не поверит в ее невиновность…

Она громко закричала и вдруг проснулась. Чья-то рука зажимала ей рот.

— Ш-ш! Какой демон вас разбирает, сударыня? Вы чуть не подняли на ноги всю королевскую стражу! — нежно проговорил Уорик, держа ее голову у своей груди, пока она переводила дыхание, все еще борясь и пытаясь убежать от теней и устрашающих привидений. Его руки были подобны башне, в которой она могла укрыться, стальные мускулы — прочной защите, равномерно вздымающаяся мощная грудная клетка — надежной гавани. — Леди, скажите, с кем вы сражаетесь?

Услышав вопрос, она замерла и потом с яростью оттолкнула Уорика. И этот человек, который только сегодня просил короля о разводе, теперь интересуется ее жизнью. Он считал ее простушкой, которую легко выкинуть со двора. Господи, она ни за что не останется с ним! Она никогда не выдаст тайну своего рождения, тайну, которая омрачает ее прошлое.

— Ни с кем из тех, кого вы знаете, Четхэм! — огрызнулась Ондайн.

Он поймал ее за запястья и принудил посмотреть себе в глаза.

— Что еще за новый яд, миледи? Вы спали, я успокаивал вас, и, оказывается, только затем, чтобы ваши когти впились в меня еще глубже?

Она выдернула руки. Уорик не отпускал и держал их крепко.

— Ничего нового, — нервно сказала Ондайн. Может, он и правда заботился о се безопасности. — Все то же, что было всегда. Уорик, пожалуйста! Оставь меня в покое!

Он отпустил се и поднялся, смотря на нее сверху вниз.

— Да, миледи, теперь я оставлю вас в покое! Но думаю, вам стоит опасаться Анны и Хардгрейва, которые постоянно перешептываются и, похоже, что-то замышляют. Интересно, что они там узнали?!

Ондайн замерла. Что же сегодня днем доставило Анне такое нескрываемое удовольствие? Неужели она узнала, что Ондайн — дочь старого герцога Рочестерского?

Уорик, низко поклонившись ей, направился к дверям:

— Мы уезжаем вскоре после обеда. Будьте готовы.

Ондайн просидела довольно долго, скованная страхом. Затем в ее душе родилось нечто новое, возможно, чувство смирения с неизбежным. Посмотрев в зеркало, она нашла платье, выбранное ею для обеда, неподходящим. Порывшись в сундуке, она извлекла другое, из тонкой кисеи, с прорезями на рукавах и верхней юбкой глубокого розовато-лилового цвета; по кромке лифа неброско поблескивали жемчужины. Стоит уложить волосы в высокую прическу, и она будет неотразима даже в самом блестящем обществе. Пускай Анна строит козни! Ондайн примет ее вызов.

Она вышла из внутренних покоев и увидела, что ее муж стоит у огня, опершись локтями о каминную полку, и потягивает виски. Он удивленно поднял брови при ее появлении и отвесил почтительный поклон.

— Моя леди!

— Мы можем идти?

— Если вы грешны в чем-то предо мной, лучше признаться сейчас.

— Уорик Четхэм, вы, как, впрочем, и все другие мужчины, никогда не будете моим исповедником.

Он пожал плечами, взял ее за руку и повел из комнаты, но у дверей остановился и притянул к себе.

— Ондайн, а теперь раз и навсегда забудь одну вещь: забудь, что ты моя жена.

«И тебя собираются вытолкать взашей!» — добавила она про себя, подливая масла в огонь своего гнева, который только и удерживал ее от слез.

— А вы раз и навсегда запомните одну вещь, великий лорд Четхэм! Я не дам и ломаного гроша за то, чтобы называться вашей женой.

— В эту ночь все-таки еще придется; прожорливые акулы сторожат свою добычу.

— Сэр, я предпочитаю пойти ко дну или плыть дальше свободной.

— Возможно, вам может потребоваться моя помощь.

— Никогда! — закричала она с ненавистью и посмотрела в его глаза, прищуренные и потемневшие от гнева.

— Тогда, леди, плывите, если хотите!

Она потупилась, чувствуя, что страх заползает ей в сердце. Почему? Почему даже в эту ночь она сражалась с ним, отвергая его предложение помочь?

Но отступать было поздно. Скованной походкой они направились в зал. Ондайн предчувствовала, что Анна собирается выкинуть какой-то номер.

Ждать ей пришлось недолго. Как только они вошли в обеденный зал, переполненный болтающей и смеющейся знатью, раздался мужской голос, осипший от ненависти:

— А вот и они! Четхэм и его леди!

Последнее слово было произнесено с едким сарказмом. Ондайн побледнела. В толпе Ондайн увидела Лила Хардгрейва, который, злобно скалясь, приближался к ним.

Уорик насторожился. Шум затих; толпа расступилась.

Ондайн почувствовала, как муж прячет ее себе за спину. Краем глаза она успела заметить Юстина, вышедшего из толпы и готового встать на защиту брата.

Она сомневалась, что Уорик заметил его. Его глаза, устремленные на Хардгрейва, горели золотым огнем.

— Да. Это я и леди Четхэм. Что-нибудь не так, сэр?

Ондайн услышала шепот, донесшийся из толпы:

— Надо позвать короля! Позовите короля!

Хардгрейв и Уорик не замечали никого вокруг себя. Хардгрейв дерзко и похотливо посмотрел на Ондайн и низко поклонился с оскорбительной усмешкой.

— Нет, мой дорогой сосед! Это не я говорю, что что-нибудь не так. Просто леди Анна случайно узнала, откуда взялась ваша жена.

Анна выступила из-за спины Хардгрейва и театрально изобразила величайшее возмущение:

— Уорик! Мне так жаль! Но только пусть все будет без обид!

— Да! — послышался властный голос, и между ними появился король. — Пожалуйста, давайте обойдемся без обид! — Он сурово оглядел собрание и повернулся к Анне: — В чем дело?

— Ваше величество! Это истинная правда! Она не леди!

— И почему же?

— Язык не поворачивается выговорить такое…

— Тогда, мадам, позвольте мне предположить, что ничего такого и нет!

«Предательница, предательница! Сейчас она назовет меня предательницей!» — твердила Ондайн про себя и не знала, как пережить этот ужасный миг. Великий страх охватил ее.

— Ваше величество! — сказал Хардгрейв. — Граф снял ее с виселицы! Уорик Четхэм женился на простолюдинке, браконьерше, вытянув ее из петли палача!

— Она самая обыкновенная бродяжка, прямо с улицы! — провозгласила Анна.

Король повернулся, не выказывая особой заинтересованности, но и не обнаруживая, что ему хоть что-нибудь известно об этом деле.

— Это правда? — спросил он Уорика с учтивым интересом. Минуты тянулись бесконечно медленно. Ондайн не знала, вздохнуть ли ей с облегчением оттого, что ее тайна осталась нераскрытой, или пугаться вновь, потому что Анна распространила»этот проклятый слух. И какой прекрасный момент представился Уорику, чтобы отказаться от нее! Теперь он может сказать, что она околдовала его…

Но он этого не сделал. Он повернул к ней пламенный взгляд своих янтарных глаз, медленно взял ее руку, наклонился и поцеловал с великим почтением. Не отрываясь он смотрел на Ондайн, как будто сгорая от любви, как будто и в самом деле околдованный. Затем он повернулся к королю, не отпуская ее руку:

— Да, ваше величество! Это правда. Но кто осудит меня? Кто может возразить против непобедимого чувства, которое вспыхнуло во мне, когда я увидел это лицо, красоту глаз, гордость прекрасной осанки? Никогда я не встречал более прелестного создания, достойного называться женщиной! И ее приговорили к ужасной участи!

Я присмотрелся и со всей ясностью понял, что никогда больше не найду столь сладостной красоты, никогда не испытаю вновь такой любви и… Да, ваше величество, я женился на ней! Прямо там, на лобном месте! Но Бог мне свидетель, сэр! Какой человек отказался бы на моем месте от небесного блаженства?

Карл стоял некоторое время в молчании, улыбаясь и испытывая искреннее удовольствие от того, как остроумно Уорик спас положение.

Король засмеялся и захлопал в ладоши, и вместе с ним все собрание. Все были воодушевлены прекрасной романтической историей. Карл похлопал Уорика по спине:

— Клянусь Богом, Четхэм, ты принял самое лучшее решение! Вероятно, и я бы не смог пройти мимо такой необыкновенной красоты! — Король грациозно поклонился Ондайн. — Вы, графиня, бесспорно, прекраснейшее создание; я провозглашаю вас одной из самых знатных леди в моем королевстве. Надеюсь, теперь мы можем начать обед?

Карл пошел к столам; придворные двинулись следом.

Хардгрейв и Уорик смерили друг друга взглядами; Анна казалась разъяренной и униженной.

Ондайн трепетала от радости, щеки ее разрумянились. О Боже! Он все-таки защитил ее! Он сделал гораздо больше, чем требовала от него сложившаяся ситуация. Ондайн переполняла благодарность. Такая невыразимая. Такая безмерная. Все обиды, ненависть и ярость были забыты. Поцелуй, в котором он выразил свое безграничное к ней уважение, сделал то, что не смогли сделать слова и объяснения. Она хотела поблагодарить его, но не знала как.

— Хардгрейв, — сказал Уорик ледяным голосом. — Клеветать на мою жену — значит, клеветать на меня. Конечно, она беззащитна перед твоей злобой. Но со мной, уверяю тебя, это не пройдет.

Он повел Ондайн за королем, и она услышала, как Юстин весело обратился к идущей следом Анне:

— Ай-ай-ай, Анна! Хотя моя дорогая невестка и попала сюда с улицы, но это гораздо лучше, чем ковыряться в помойных ямах, что некоторые леди имеют обыкновение делать!

Анна процедила сквозь зубы какое-то ругательство, которое не оставляло уже никакого сомнения в том, что его взяли из помойной ямы. Уорик повернулся к Юстину. Они вместе захохотали и галантно взяли Ондайн под руки, каждый со своей стороны.

Она потупила глаза, чувствуя глубокую привязанность к обоим братьям.

Пир с многочисленными переменами блюд начался и закончился. Актеры развлекали публику, медведи танцевали, менестрели играли на музыкальных инструментах. Ондайн танцевала с королем, с Юстином, с повесой Букингемом…

И со своим мужем.

Неутомимый Карл, несмотря на поздний час, сказал Уорику, что управление королевством требует неусыпного внимания и он, король, нуждается в некотором совете своего подданного и просит его в этот вечер отложить личные проблемы в сторону.

Джек, появившийся как будто из-под земли, проводил Ондайн в ее комнаты и, она знала, лег на полу за дверью.

Ондайн долго расхаживала по комнате, погруженная в свои мысли. Ее переполняла гордость за человека, которого она любила, и разрывала боль, потому что он решил от нее избавиться. Но Боже! Она перед ним в неоплатном долгу…

Ондайн грызла ногти, пребывая в неописуемом возбуждении. Время шло. Было уже далеко за полночь, когда она неожиданно распахнула дверь и попросила Джека позвать горничную, чтобы принять ванну.

Джек удивился и стал ворчать, но все-таки кликнул одного из стражников. Через минуту прибежала заспанная служанка, а несколько пажей принесли гигантскую ванну и наполнили ее горячей водой.

Ондайн принимала ванну не торопясь, наслаждаясь ароматным маслом и потягивая из бокала портвейн, который, она считала, был ей необходим для храбрости.

Вода остыла. Ондайн вылезла из ванны и надела свое самое роскошное платье. Служанка соорудила ей на голове высокую прическу, которая подчеркивала огненное великолепие ее волос.

Мальчики унесли ванну, горничная вежливо откланялась и удалилась, и Ондайн осталась одна. Она заметила кресло с высокой спинкой, подтащила его к огню, села, поджав под себя ноги, и стала ждать, потихоньку потягивая портвейн.

Время близилось к рассвету, когда она услышала скрип дверей. Ее охватила внезапная радость, и сладостное тепло разлилось по всему телу.

Уорик большими шагами вошел в комнату. Она почувствовала на себе его взгляд. Он прошел к маленькому столику, бросил на него свой короткий кинжал и, увидев бутылку портвейна, налил себе стакан. Затем Уорик взял кресло и сел напротив Ондайн, поглядывая на нее поверх стакана.

— Почему вы до сих пор не спите? — спросил он.

Ее смелость улетучилась: его голос звучал так отчужденно, так холодно.

Она опустила глаза и покачала головой.

Он неожиданно потянулся вперед, крепко сжимая стакан, и сказал хрипло:

— Так что же?

— Я… я хотела поблагодарить вас.

— За что?

Ондайн помедлила, раздумывая. Наверняка он догадывался, о чем она говорит, но не хотел помогать ей, а молча ждал ответа.

— Анна хотела выставить меня на посмешище. Вы не позволили ей. Целый вечер только об этом и говорили, но никто не смеялся! Все остались очень довольны вашей историей, — прошептала наконец Ондайн.

Уорик откинулся на спинку стула. Она снова увидела заинтересованный золотой взгляд поверх стакана.

— Просто вы Четхэм. Вот и все, мадам! Вам не за что меня благодарить.

Ондайн не смела продолжать, ощущая себя глупой и отвергнутой.

— Что-нибудь еще? — Голос графа звучал резко.

Она встала, собираясь поскорее убежать, но не успела этого сделать: Уорик вдруг бросил стакан в огонь. Послышались звон и шипение. Уорик быстро подошел к ней, оперся руками на ручки кресла и как бы заточил ее внутри.

— Вы благоухаете, как цветущий сад, мадам! Этот запах неуловим, как сон, и сладок, как ночной жасмин. Роскошь вашего платья невозможно описать. Если бы я не был совершенно уверен в вашей враждебности, я бы подумал, что вы решили меня соблазнить. Что у вас на уме, Ондайн?

Она отчаянно замотала головой. От этого движения ее волосы рассыпались по плечам огненным водопадом.

— Оставьте меня! — закричала она.

Ах! Ей потребовалось все ее мужество, а он смеялся над ней!

— Мадам, значит, вы намеревались меня соблазнить. Зачем?

— Дайте мне выбраться отсюда…

— Сначала ответьте зачем!

Ей не преодолеть преграды его рук и этой твердой решимости. Ондайн подняла голову:

— Я уже сказала! Я хотела отблагодарить вас…

— Святая Матерь Божья! — взорвался он. — Отблагодарить?

— Я…

— Леди, приходите ко мне тогда и только тогда, когда вы захотите меня.

«О Боже! Не могу даже соблазнить его! Что за дура…» — подумала она и выкрикнула:

— Да пустите же меня!

Уорик отошел. Она вспорхнула со своего места, как птичка, но тут же оказалась снова пойманной и прижатой к его груди.

— Неужели я вам совсем не нравлюсь, Ондайн? — прошептал он.

Лавина ощущений обрушилась на нее: ощущение собственного тела с гладкой и чувствительной, горячей кожей, обжигающего огня в очаге, жара его тела, его рук, обнимающих ее.

Больше она ни о чем не думала, глядя в его глаза и слушая таинственный зов ночи. Она отступила назад и дотронулась до своего платья, которое опустилось легким облаком к ее ногам.

Он касался ее только взглядом и торопливо, неистово срывал одежду, тут же бросая се на пол. Пламя глянцево заиграло на его обнаженных плечах и груди, и он сказал ей наконец:

— Иди ко мне.

Она сделала шажок, один-единственный шаг и ощутила великую всепоглощающую страсть его поцелуя, возбуждающую твердость его рук.

Их губы сливались и разъединялись, разделялись и встречались вновь. Она прижималась к нему все сильнее, страстно желая чувствовать его всем телом. Она прижималась губами к его плечам, груди, шее, пальцам.

Они так и не добрались до постели, а любили друг друга прямо на полу, согреваясь жаром сливающихся тел. В эту ночь для нее не существовало ни будущего, ни прошлого — одна испепеляющая страсть.