Глава 1

Чонси смотрела на дверь своей спальни, и в ее глазах сверкали гневные огоньки. Дверная ручка медленно повернулась, пока не уперлась в замок. За дверью кто-то тихо выругался, потом медленно удалился по коридору.

Она вскочила на ноги и погрозила кулаком в сторону двери. Мерзкий Оуэн! Как может этот негодяй думать, что вызывает у нее симпатию! Ведь к нему можно чувствовать только отвращение!

Она тяжело вздохнула и отвернулась к окну, прижавшись щекой к холодному стеклу. День был туманным и серым, и она с трудом различала фигуры людей, снующих на улице под окном. Господи, как она ненавидела Лондон! Как ей осточертело жить вместе с дядей и тетей! Тетя Августа продала даже ее любимого жеребца Имбиря и наотрез отказалась разрешить ей вообще кататься верхом.

«Ты сейчас в трауре, Элизабет, — вспомнила она ее хриплый скрипучий голос. — Веди себя, как леди».

Леди! На протяжении пяти месяцев, что она живет в доме тети и дяди, она превратилась в служанку, выполняет всю черновую работу, к ней относятся, как к бедной родственнице, которая сидит у них на шее. К тому же ей приходится выносить этот жуткий шум, который поднимают три младших дочери Пенуорти. Но самое неприятное заключалось в том, что она вынуждена постоянно избегать Оуэна.

— «Ну, Лиззи, — капризно говорила ей четырнадцатилетняя Джанин, — зачем мне эта дурацкая история? Ну скажи, пожалуйста, зачем девушке знать, что творится на Гибралтаре? Ты просто глупая старая дева!»

А Оуэн? Никогда не упускает случая поиздеваться.

— Послушай, сестренка, — бывало кричал он из своей комнаты, — кажется, наша дорогая Элизабет чем-то озабочена?

— Нет, — кричала с другого конца Элис, одиннадцатилетняя толстушка, — она просто глупая старая дева.

«Что будет, когда мне исполнится двадцать один год?» — думала Чонси, уставившись на покрытую туманом улицу. Этот вопрос не давал ей покоя с того самого времени, как немного утихла боль в душе из-за смерти отца. Чонси прикусила губу и закрыла глаза. Конечно, она была прекрасно образована и могла бы устроиться гувернанткой в Англии или где-нибудь в колониях, но эта мысль приводила ее в ужас. Она не могла представить себя в роли гувернантки. Ей казалось, что все дети похожи на ее двоюродных сестер — такие же глупые, ограниченные, не интересующиеся ничем, кроме пошлых стишков. А ее положение в чужом доме? Ведь она окажется совершенно беззащитной перед лицом посягательств мужчин, таких, как Оуэн. Ему уже двадцать три года, и он унаследовал все фамильные черты своих родителей — отцовскую худощавость и материнские светло-голубые глаза и острый подбородок. Она была просто ошарашена, когда он остановил ее на лестнице неделю назад.

— Как это замечательно, дорогая кузина, что ты живешь у нас, — сказал он и протянул руку, чтобы погладить ее по щеке.

Чонси увернулась от его руки и опустила голову.

— Ты ошибаешься, — ответила она, — в этом нет ничего замечательного. Во всяком случае, для меня. Мы нагоняем тоску друг на друга.

— Не скажи, — возразил Оуэн и так посмотрел на нее, что ей показалось, будто она стоит перед ним совершенно голая. — Не могу отказать тебе в определенном очаровании, моя дорогая. Не скрою, меня это чрезвычайно волнует. Ведь тебе скоро исполнится двадцать один год. А что потом, скажи на милость? Я вижу, что тебя тоже беспокоят подобные мысли. Моя дорогая, ты сочтешь уместным… быть повнимательнее ко мне?..

Она испуганно попятилась назад, а в ее глазах мелькнули искорки гнева, отчего они стали еще привлекательнее.

— Будь поласковее со мной, Элизабет, больше ничего. Я мог бы многое тебе дать и многому научить. Не думаю, что ты можешь рассчитывать на приличного мужа в скором будущем, но это и не важно. Не обязательно иметь мужа.

Оуэн совершенно не походил на Гая, впрочем, возможно, тот был более честен.

— Оуэн, — тихо сказала она, — ты мой двоюродный брат. Больше ничего. Не вздумай снова заводить со мной подобный разговор.

Господи, думал он, она просто прелестна. Даже ее холодность не портит ее обаяния. Правда, слегка худощавая, но даже тугой корсет не может скрыть пышные формы великолепной груди. Он живо представил себе длинные стройные ноги, обвивающие его торс, и чуть не задохнулся от охватившей его страсти. Но больше всего ему нравились ее глаза. В них угадывался неудержимый темперамент: когда она гневалась, они слегка темнели и становились янтарно-золотистыми.

— Значит, ты гордячка, кузина? — поддел он ее с наглой ухмылкой. — А зря, тебе не стоит зазнаваться. Ведь ты уже не живешь в прекрасном доме, где слуги подобострастно исполняют твои капризы, а папаша покупает красивые тряпки. Ты можешь рассчитывать только на надежного… защитника.

Чонси не выдержала и громко рассмеялась.

— Я так понимаю, именно ты надеешься стать моим надежным защитником? Или я ошибаюсь?

Его лицо побледнело от гнева, а глаза стали похожи на узкие щелки.

— Оставь меня в покое, Оуэн! Ты слышишь меня? И держись подальше от той комнаты, где я занимаюсь с твоими сестрами. Думаю, что они чему-нибудь научатся, если ты не будешь совать свой нос в наши дела, — с нескрываемым сарказмом выпалила она.

— А я думаю, — сказал он подчеркнуто мягко и вежливо, — что ты очень скоро изменишь свое мнение обо мне. — Он неожиданно обхватил ее и крепко прижал к себе. Все произошло так быстро, что Чонси не успела отреагировать на его наглые посягательства. Его рука скользнула к ее груди, она почувствовала на лице его горячее дыхание. Сейчас ей уже было не до смеха. «Затаись, — вспомнила она слова няни, — а потом сделай этому мальчику Смиту так больно, чтобы он долго не смог забыть этого!»

Она обмякла и в буквальном смысле повисла на его руках. Оуэн, воодушевленный ее покорностью, ослабил захват и наклонил голову, чтобы поцеловать ее в губы. Не думая о возможных последствиях, Чонси напряглась, как струна, и что есть мочи ударила его коленкой в пах. Оуэн заорал не своим голосом и, отскочив назад, согнулся в три погибели.

— Ах ты, сука! — прошипел он с перекошенным от боли лицом. — Ты мне за это заплатишь!

— Сомневаюсь в этом, отвратительная жаба! — с такой же злобой прошипела она. — Посмотрим, что скажет твоя мамаша, когда узнает, что ты пытаешься соблазнить меня!

Чонси решительно повернулась и, переполненная праведным гневом, быстрым шагом направилась в комнату тети. Она до сих пор не могла опомниться от потрясения, вызванного реакцией Августы.

— О чем ты говоришь? — грозно потребовала ответа тетя Августа и так резво вскочила из-за туалетного столика, что опрокинула какую-то банку с косметикой.

— Я говорю о том, тетя Августа, чтоваш сын Оуэн ведет себя возмутительно. Позволяет себе недопустимые вольности.

Тетя Августа злорадно поджала губы и пристально уставилась на Чонси.

— Послушай, Элизабет, подобные сказки не делают тебе чести. Я, конечно, все прекрасно понимаю, но из этого ничего не выйдет. Немедленно прекрати флиртовать с моим сыном и соблазнять его. Он никогда не женится на тебе.

Чонси чуть было не задохнулась от возмущения.

— Вы считаете, что я выдумываю? Хочу выйти замуж за Оуэна? Да я скорее выйду замуж за вора-карманника, который бродяжничает в порту, чем за вашего сына!

После этого случая Оуэн стал горделиво сторониться ее, но Чонси прекрасно понимала, что он не отказался от своей гнусной цели. Просто выжидал более благоприятного момента. Неужели он никогда не отстанет от нее? Похоже, ему нравилась игра в кошки-мышки, хотя терпение Чонси было уже на пределе. Слава Богу, дверь ее спальни запирается изнутри.

«Что же будет, когда в следующем месяце мне исполнится двадцать один год?» — спрашивала она себя и не находила ответа.

Чонси тихо стояла перед дверью спальни тетушки Августы, подняв руку, чтобы постучать. До ее дня рождения оставалось очень немного времени, и она хотела поговорить с ней. Должна же сестра ее отца хоть немного позаботиться о будущем своей племянницы!

Но ее рука так и застыла в воздухе, когда она услышала отчетливо произнесенные слова тети.

— У этой девушки нет ни малейшего желания ужиться с нами. Посмотри только, Альфред, что мы для нее сделали, а она все еще ведет себя, как гордая наследница огромного богатства! А клевета, которую она вылила на нашего бедного Оуэна! Мальчик был просто потрясен этой ложью!

— Неужели? — тихо пробормотал дядя Альфред.

— Да, несомненно! А наши девочки? — продолжала наступать тетя Августа. — Они так и не научились у нее ничему хорошему. Бедняжка Джанин даже пожаловалась мне, что Элизабет терроризирует ее из-за того, что она якобы не уделяет должного внимания математике. Подумать только! Я положила этому конец! Как жаль, что она не вышла замуж за сэра Гая, но я прекрасно понимаю его. Он отшил ее сразу же, как только узнал истинное положение дел.

— Нет, не он отшил ее, а Элизабет отшила его.

— Это она так говорит, — возразила Августа. — Но если так, то это очень глупо с ее стороны. Не думаю, что она способна на это. Она очень похожа на свою мать. Такая гордая из себя, важная, а в голове ни капли здравого смысла! Когда же ты перестанешь смотреть на мир через розовые очки, Альфред! Ах да, ты же всегда восторгался нашей дорогой и милой Изабель…

Чонси оцепенела, не находя в себе сил отойти от двери. Неужели дядя Альфред и ее мать что-то связывало? Как это ужасно стоять и подслушивать чужой разговор! Она хотела уйти прочь, но ноги как будто приросли к полу.

— Изабель уже мертва, Гусей, — донеслись до нее слова дяди. — Да, я восхищался этой женщиной, и не только я.

— Ха! Все, что ей удалось сделать в жизни, так это родить эту несносную девчонку. Она носилась с ней, как с какой-нибудь принцессой, пока не умерла при рождении второго ребенка. Если бы она дала Алеку хорошее приданое, то не исключено, что сегодня мы владели бы Джеймсон-Холлом.

— Дорогая моя, этим поместьем владела бы Элизабет, а не мы.

— Если бы я была старшим братом Алека, а не его сестрой, то именно я владела бы сейчас поместьем! Боже мой, ты так никуда и не вложил капиталы. А ведь у нас три дочери, Альфред, и каждую из них предстоит выдать замуж.

— Ну что ж, во всяком случае, ты получила бесплатную гувернантку для них всех, — не без ехидства заметил дядя Альфред. — Это значительно сокращает наши расходы на содержание семьи. Что же касается моих инвестиций, то наш дорогой Оуэн тратит деньги успешнее меня.

— Оуэн — джентльмен! — гневно воскликнула тетя Августа. — Он женится на богатой. Я позабочусь об этом. А моя дерзкая племянница не будет так высоко задирать нос, если узнает правду о своем дорогом отце.

Правду? Какую еще правду? Надо немедленно уйти отсюда. Но она так и не смогла сдвинуться с места. Дядя Альфред, вероятно, даже вспотел от таких слов своей жены.

— Оставь его в покое, Гусей, — тихо промямлил дядя. — И его дочь тоже. Она зарабатывает себе на жизнь.

— Значит, Альфред, ты решил защищать ее, и я прекрасно знаю, почему ты это делаешь. Ведь она бесценная дочь нашей прекрасной Изабель, вот почему! Ну что ж, замечательно! Но если она хоть один раз подойдет ко мне со своими жалобами на Оуэна, то я непременно скажуей, что ее дорогой папаша покончил с собой. Я это сделаю, вот увидишь!

Чонси тупо уставилась на дверь спальни, не веря своим ушам. «Ее дорогой папаша покончил с собой…»

— Нет! — вырвался из ее горла приглушенный стон. Боль в душе была настолько ужасной и невыносимой, что она прислонилась к двери, чтобыне рухнуть на пол. — Не может быть!

Мэри, одна из многочисленных служанок в доме, столкнулась с Чонси на верхних ступенях лестницы, ведущей в комнату прислуги. Она всегда с симпатией относилась к ней, поддерживая в трудную минуту.

— Мисс, — мягко сказала она, притронувшись к плечу Чонси, — что с вами?

Чонси устало подняла голову и посмотрела на девушку невидящими глазами.

— Он не должен был этого делать, — прошептала она.

— Нет, конечно же, нет, — поддержала ее Мэри, не имея ни малейшего представления о том, что Элизабет имеет в виду. Но она видела, что глаза молодой женщины наполнены отчаянием, и решила сказать хоть что-нибудь, чтобы подбодрить ее. В этом доме только один человек мог довести ее до такого состояния — хозяйка со своим злобным характером и острым языком. Черт бы побрал эту старую ведьму!

— О Мэри, — тихо вздохнула Чонси, и в ту же секунду из ее глаз хлынули слезы, накапливавшиеся все эти долгие месяцы. Она зарыдала, уткнувшись лицом в плечо служанки.

Чонси упрямо вскинула голову и ускорила шаг, направляясь по мокрому тротуару к конторе дядя Пола. У нее не было денег на извозчика, а путь от дома тети Августы до Флит-стрит, где находилась адвокатская контора дяди Пола, был долгим и весьма утомительным. Специально для этой цели она надела шляпку с густой вуалью, чтобы молодые люди не приставали к ней на улице. Они почему-то считали, что любая женщина, осмелившаяся выйти на тротуар без сопровождающих, непременно должна искать внимания у местных донжуанов.

Когда она наконец добралась до серого трехэтажного здания, у нее болели ноги и участилось дыхание. Чонси остановилась перед входом.

«Не будь трусихой, — подбадривала она себя. — Тетя Августа — злобная старая карга. Она все врет. А дядя Пол скажет тебе правду».

За столами сидели несколько клерков, одетых в темные костюмы. Они низко склонились над своими бумагами и что-то напряженно писали. Чонси в нерешительности остановилась около двери и кашлянула.

— Простите, — сказала она, обращаясь к молодому человеку, что сидел неподалеку от двери. — Я бы хотела видеть мистера Пола Монтгомери. Меня зовут Элизабет Фитцхью.

— Вам назначена встреча? — лаконично спросил молодой человек.

Чонси покачала головой.

— Пожалуйста, скажите ему, что я здесь, — решительным тоном попросила она, снимая вуаль с лица.

Глаза молодого человека засияли от радости.

— Садитесь, пожалуйста, мисс, — вежливо предложил он. — Я сейчас же узнаю, у себя ли он.

Через минуту на пороге своего кабинета показался дядя Пол.

— Чонси! Дорогая моя! Какой сюрприз! Входи же, входи!

Чонси улыбалась ему той самой улыбкой, которая часто бывала на ее губах до смерти отца.

— Я очень благодарна вам, дядя Пол, что вы готовы уделить мне немного времени.

— Какая ерунда, моя дорогая! — Он провел ее в свой кабинет и предложил сесть у массивного стола. — Ну что ж, рассказывай. Чем могу помочь?

Чонси сидела молча, тщательно подбирая слова.

— Ты прекрасно выглядишь, Чонси, — сказал он, когда молчание затянулось. — Надеюсь, тебе удается ладить со своими дядей и тетей? — «Господи, пусть она скажет, что все нормально», — подумал Пол.

— Дядя Пол, правда, что мой отец покончил с собой? Возникло ощущение, что эти слова повисли между ними. Она видела, как он сжался и втянул голову в плечи, а в глазах появился предательский огонек, который был виден даже через толстые стекла очков.

Он не спеша снял очки и стал чересчур тщательно протирать их носовым платком, напряженно обдумывая ответ.

— Когда же это пришло тебе в голову?

— Значит, это правда, — заключила она, пристально наблюдая за дядей Полом. — Пожалуйста, скажите правду. Я… я случайно подслушала, как моя тетя говорила об этом дяде Альфреду.

— Глупая женщина! — тихо пробормотал Пол и изучающе посмотрел на Чонси. Наконец его осенило. Она уже достаточно взрослая женщина и должна знать все, что касается ее семьи. — Я очень сожалею, моя дорогая. Лучше, если бы ты этого не знала. Я и понятия не имел, что твоя тетя… Но сейчас это не имеет никакого значения, не так ли?

— Нет, для меня это очень важно, дядя Пол, — упрямо сказала Чонси и почувствовала, что струйка пота заструилась между грудями. — Ведь его похоронили по христианскому обряду, — произнесла она неожиданно охрипшим голосом. — И никто ничего не сказал. Даже доктор Рамсей.

— Не мог же я, в самом деле, сказать викарию, что твой отец покончил с собой, а не явился жертвой трагической нелепости. Я поговорил с доктором, и тот согласился со мной, подтвердив, что он принял по ошибке слишком большую дозу настойки опия…

— Но почему, дядя Пол? Почему он это сделал? Пол Монтгомери опустил глаза, посмотрев на лацкан своего пиджака.

— Я молил Бога, чтобы мне никогда не пришлось объяснять тебе причину его смерти, Чонси.

— Я никогда не поверю, что он решил свести счеты с жизнью только из-за каких-то неудачных капиталовложений!

— Разумеется, не только из-за этого, — согласился с ней Пол. — Это очень запутанная история, моя дорогая, — добавил он и замолчал, собираясь с мыслями. Затем снова посмотрел на Чонси и, убедившись в том, что та не собирается отступать, продолжил: — Хорошо, Чонси, я расскажу тебе все, если ты считаешь, что должна знать правду. Летом 1851 года твой отец познакомился с одним американцем здесь, в Лондоне. Его звали Делани Сэкстон. Он искал надежных инвесторов и на первый взгляд производил впечатление весьма состоятельного человека, сколотившего капитал на добыче золота в Калифорнии. Но ему показалось этого мало, и он решил приумножить его. Вскоре он договорился с твоим отцом. Тот настоял, чтобы я вместе с английским адвокатом Сэкстона Дэниелем Бойнтоном оформил перевод двадцати тысяч фунтов стерлингов на счет Сэкстона. Конечно, мне нужно было сообразить, что твой отец заложил все свое имущество, чтобы добыть необходимую сумму денег, но я почему-то этого не сделал. Я и Бойнтон подготовили все бумаги, необходимые для юридической защиты всех инвестиций твоего отца. Если кварцевая шахта, которая, по убеждению Сэкстона, непременно должна приносить доход, не будет давать достаточного количества золота, то Сэкстон обязался переписать на имя твоего отца еще одну шахту с гарантированным доходом. При этом он показал образцы золотоносной породы в качестве доказательства прибыльности данного предприятия.

Пол Монтгомери сделал паузу, обдумывая дальнейшие слова.

— Через несколько месяцев Сэкстон покинул Англию и уехал домой. Долгое время мы ничего о нем не слышали. Абсолютно ничего. Твой отец, естественно, начал беспокоиться. С каждым днем его отчаяние нарастало. Примерно за два месяца до своей смерти он получил письмо от адвоката Сэкстона, в котором сообщалось, что шахта, в которую твой отец вложил столько денег, не приносит ожидаемого дохода. При этом Сэкстон отказался вернуть ему хотя бы часть вложенных денег. Твой отец сильно переживал из-за этой неудачи.

— Но это же невероятно, дядя Пол!

— Почему? Нет, моя дорогая, это вполне возможно. Должен сказать, я с самого начала весьма скептически отнесся к этому предприятию, но твой отец… — Пол пожал плечами. — Он убеждал меня в том, что у Сэкстона есть влиятельные друзья здесь, в Лондоне. Он полностью доверился ему.

— И кто же, интересно, эти влиятельные друзья?

— Я не знаю, Чонси. По какой-то непонятной для меня причине твой отец наотрез отказывался сообщить мне какие-либо подробности. Естественно, я предложил, чтобы он передал мне право на заключение договора, но он сказал, что сам все устроит.

— Похоже, они отказались помогать ему, — заключила Чонси. — А что же адвокат Сэкстона, Бойнтон? Он же должен был знать об этом?

— Ничего определенного не могу тебе сказать. Понимаешь, бедняга Бойнтон умер за несколько недель до смерти твоего отца от апоплексического удара.

Чонси уставилась на него немигающими глазами. Если бы она была не дочерью, а сыном, она бы непременно помогла отцу в этом деле.

— Вы говорите так, словно не верите, что Сэкстон владел шахтой, дядя Пол, — медленно сказала Чонси. — Как будто это чистой воды надувательство.

— Да, я не исключаю такой возможности, дорогая моя. Боюсь, что мы никогда не узнаем всей правды.

— А как же закон? Почему до сих пор никто не расследовал это дело? — Последние слова она произнесла с некоторым раздражением.

— Моя дорогая Чонси, — мягко объяснил Пол Монтгомери, — Делани Сэкстон живет в Сан-Франциско, довольно крупном городе в Калифорнии. Чтобы добраться туда, надо преодолеть тысячи миль. Поверь, я сделал многое, чтобы выяснить все обстоятельства дела. Когда твой отец получил то злосчастное письмо, он тут же поставил меня в известность. Я немедленно сообщил об этом своему другу, который работает в крупнейшем банке Нью-Йорка. Он навел справки, но так ничего путного и не выяснил. Чтобы продолжать расследование, нужно было иметь приличную сумму денег, которых не было ни у твоего отца, ни у меня. Мы ничего не могли предпринять, понимаешь?

Чонси опустила голову и на мгновение закрыла глаза. Ну почему отец ничего не рассказал ей, не поделился с ней своим горем? Неужели он не понимал, что она могла бы хоть как-то помочь ему? Покончить с собой из-за каких-то паршивых денег! Оставить ее одну на произвол судьбы, а точнее сказать — на произвол гнусной тети! Она была так расстроена, что даже почувствовала злость на отца, но тут же взяла себя в руки. Очевидно, он уже не мог здраво рассуждать. Он, очевидно, решил, что она все равно выйдет замуж за Гая Дэнфорта и как-то устроит свою жизнь. Девушка неожиданно рассмеялась каким-то хриплым смехом.

— И в результате мы остались без гроша в кармане, а этот мошенник, этот отвратительный тип, мужлан Сэкстон до сих пор гуляет на свободе!

— Чонси, моя дорогая, ты слишком устала, переутомилась. Я понимаю твое негодование, но ты должна успокоиться и не принимать все так близко к сердцу. Я безмозглый дурак. Мне не следовало рассказывать тебе обо всем этом!

Чонси почувствовала, что готова впасть в истерику, но все же нашла в себе силы сдержаться. Никогда еще мир не казался ей таким темным и неприятным.

— Я, судя по всему, обречена на нудную работу в какой-нибудь мастерской по пошиву дамских шляп, — сказала она подчеркнуто громким голосом. — К сожалению, дядя Пол, я совершенно не умею шить.

— Чонси, пожалуйста, не надо. Ты останешься с тетей и дядей, и все будет нормально. Скоро ты выйдешь замуж. У тебя появится семья. Со временем все забудется, и ты заживешь новой жизнью, в которой непременно будут свои радости. Вот увидишь, все будет хорошо.

Чонси молча поднялась со стула и гордо выпрямилась.

— Нет, дядя Пол, я никогда не смогу забыть этого.

Пол Монтгомери с тревогой посмотрел на перекошенное от горя лицо. Девушка показалась ему гордой и в то же время беспомощной. Вряд ли она сможет забыть об этом, но какой от этого прок? Пол молча поклонился, так и не найдя утешительных слов на прощание.