Глава 8

У Нормана был секрет. Замечательный секрет. Большой-пребольшой и сулящий ему выгоду. И какое это будет удовольствие подразнить им графиню – просто подразнить, потому что он не собирался раскрывать его целиком и тем самым позволить ей еще больше контролировать их общее дело. Настала его очередь стать главным. А эта новость благодаря Господу просто-таки свалилась прямо ему в руки.

Когда Норман позвонил в номер графини Ренье на последнем этаже отеля «Д'Эмпресс», он впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся. Графиня всегда останавливалась в этом отеле, когда приезжала в Париж, и, насколько ему было известно, она не ездила в свое поместье в течение трех последних недель.

В ответ на его звонок дверь сначала немного приоткрылась, а потом широко распахнулась, когда Рене, дворецкий графини, узнал Нормана. Широким жестом он пригласил посетителя войти.

– Мадам занята своим туалетом, месье Пакетт, но если вы подождете, я уверен, что она вас примет.

Подождет? Да он будет ждать до второго пришествия Христа, лишь бы увидеть выражение ее лица, когда он сообщит ей свою новость. Ничего лучшего и быть не могло.

– Я подожду. Но мне хотелось бы выпить чашку кофе.

– Да. Сию минуту.

Норман последовал за дворецким в гостиную графини. Комната была декорирована обоями в ярких красных и розовых тонах и изобиловала всякими безделушками. Хотя графиня, несмотря на свой возраст, все еще была привлекательна и всегда заботилась о том, чтобы выглядеть элегантно, но обстановка ее номера в гостинице и интерьеры ее загородного дома вызывали у месье Пакетта тошноту всякий раз, как ему приходилось сидеть и сплетничать в этом кричащем великолепии.

Сегодня графиня приоткрыла окно и поставила на стол хрустальную вазу с ярко-красными розами. Она, видимо, ждала гостей. Комната была забита мебелью. Норман заметил, что с тех пор, как он здесь был в последний раз, графиня умудрилась втиснуть еще один диванчик, обитый красным бархатом, скорее всего как дополнение к стоявшей посередине комнаты софе, покрытой гобеленом с самыми огромными розами, какие только можно было себе представить. Все четыре стены гостиной были полностью покрыты натюрмортами и пейзажами в одинаковых золоченых рамах, тяжелые бархатные шторы были собраны по сторонам золотыми шнурами с кистями, свисавшими до толстого розового ковра.

Норман, по своему обыкновению, уселся в большое кресло напротив софы и от нетерпения начал стучать пальцами по подлокотникам.

Дворецкий вернулся через несколько минут. Он молча поставил серебряный поднос на чайный столики, налив из кофейника в одну из украшенных розами фарфоровых чашек густой ароматный кофе, с поклоном удалился. Норман добавил сахар и молоко по своему вкусу. Он понимал, что графиня заставит его ждать – это было в ее стиле. Она никогда не вставала раньше полудня и два часа занималась своим туалетом. Норману все это было хорошо известно, потому что один раз он взял на себя смелость прийти в одиннадцать и услышать, что мадам все еще спит и никогда никого не принимает раньше трех часов.

Сегодня Норман пришел намного раньше трех часов, потому что с тех пор, как они начали работать вместе – если можно было употребить это слово для обозначения их особого сотрудничества, – ему было позволено то, что не позволялось другим, особенно если у него появлялась какая-нибудь жизненно важная информация.

Ждать ему пришлось дольше обычного. Раздумывая над тем, не выпить ли ему третью чашку кофе, он достал из кармана жилета золотые часы, подаренные ему еще его бабушкой. Была половина второго. Он ждал уже сорок пять минут. Он было рассердился, но потом подумал, что прелестная графиня будет больше сердиться на себя за то, что заставила его ждать, когда узнает, насколько важна его новость. Он еле удержался оттого, чтобы не потереть рука об руку в предвкушении.

Наконец он услышал за спиной шаги. Он поставил чашку на стол и встал, повернувшись лицом к двери, как раз в тот момент, когда вошедший дворецкий торжественно объявил о приходе графини, словно Норман был какой-нибудь важный сановник, а не простой продавец из парфюмерного магазина. Впрочем, с гордостью подумал он, ни Дом Ниван, ни его управляющего никогда не назвали бы простыми те люди, кто были его частыми посетителями.

Норман пригладил сюртук и уверенно расправил плечи. Его лицо приняло серьезное выражение – таким он хотел предстать перед графиней Ренье де Шарт. А она впорхнула в гостиную, распространяя аромат роз. Высокомерная улыбка играла на ее ярко-красных от помады губах. Выглядела она, как всегда, прекрасно.

Норман начал раскачиваться с пяток на носки, сохраняя почтительное выражение лица и пряча руки за спиной, чтобы не раздражать графиню. В прошлый раз она была недовольна тем, что при разговоре он слишком размахивал руками. Вообще-то Норману не нравилось ее высокомерие, с которым она частенько его обрывала. Но бразды их необычного союза были в ее руках, и с этим ничего нельзя было поделать. По крайней мере пока.

– Норман. – Она коротко кивнула в знак приветствия, но тон и выражение лица были любезными.

Он поклонился и, взяв протянутую ему надушенную и наманикюренную руку, поднес ее к губам.

– Мадам графиня, вы, как всегда, восхитительны.

– Мерси.

– У меня есть новости.

– О? Прошу садиться. – Она указала на кресло, в котором он только что сидел.

Норман сел на подушку, но его спина и плечи оставались прямыми.

Графиня грациозно опустилась на софу напротив него и долго укладывала вокруг себя пышные юбки, пока они не легли правильным полукругом у ее щиколоток. Потом она сложила руки на коленях и вся обратилась во внимание.

– Что же, дорогой Норман... какие же у вас для меня новости? – притворно вздохнув, спросила она.

Он улыбнулся и немного помолчал, словно собираясь с мыслями, а на самом деле для того, чтобы теперь заставить ждать ее.

Откашлявшись, он посмотрел ей прямо в глаза.

– У меня сегодня утром была интересная встреча в Доме Ниван с месье Карлайлом.

На минуту ему показалось, что она смутилась. Она слегка насупила нарисованные брови. Но потом расслабилась и заявила властным тоном:

– Вы ошибаетесь. Эдмунд сейчас в Грассе. Я всего три дня назад получила от него письмо, и он ничего не написал о том, что собирается вернуться. Во всяком случае, не так скоро.

Об этом Норман не подумал и готов был кусать локти – он забыл, что графиня находится с Эдмундом в постоянной связи. Все же, если она начнет хотя бы немного сомневаться в намерениях своего дорогого Эдмунда, это может сыграть ему на руку.

Он откинулся назад, положив руки на подлокотники.

– Извините, мадам, но я не ошибся. Эдмунд в Париже в Доме Ниван. Он вернулся вчера с Оливией. – Он сделал паузу для пущего эффекта и, пожав плечами, добавил: – Она, видимо, все же нашла его.

– И что? Она заставила его вернуться? – раздраженно спросила графиня.

– Понятия не имею. – Так оно и было, но он понимал, что Эдмунд возвратился неспроста, и он не хотел говорить об этом сидевшей перед ним женщине. Недоговоренность давала ему преимущество, которое ему наверняка удастся использовать в будущем.

Он видел, что она старается понять, что ей делать в этой ситуации – немедленно его прогнать или попытаться выудить у него еще что-нибудь; ехать сейчас же к Эдмунду, чтобы застать его врасплох и отругать за неожиданное возвращение с Оливией, или подождать, все продумать, как и полагается интеллигентной и воспитанной женщине, которая не даст себя запугать.

Воспитание взяло верх.

– И что же он вам сказал?

– Очень мало. Я провел всего несколько минут со счастливой парой в магазине сегодня утром, пока месье Карлайл выбирал для себя весенний аромат.

– Счастливой? – криво усмехнулась она.

Это было именно то слово, которое он ждал. Он нарочно нахмурился и кивнул. А потом, словно у него нечаянно это вырвалось, пробормотал:

– Нет, пожалуй, их нельзя назвать счастливыми. Больше похоже... – он обратил свой взор на золоченый потолок, – похоже, будто они нашли какое-то новое взаимопонимание.

Она явно не догадывалась, что он имеет в виду.

– Взаимопонимание, – повторила она, глядя на него так, словно у него были мозги, как у насекомого, и он толком не мог ничего объяснить.

Норман был уверен, что будет вспоминать этот момент до конца своей жизни.

– Что-то в их отношениях изменилось. Они не могли оторвать друг от друга глаз. – Он облизал губы и добавил язвительно: – Или, точнее, он не мог оторвать глаз от нее.

Графиня оцепенела. Она не двинулась с места, не поменяла выражения лица, даже не моргнула. Она просто молча смотрела на него. Он ждал, не зная, какой будет ее реакция, хотя был уверен, что до нее полностью дошла его информация со всеми ее деталями и подтекстом.

– Я подумал, что вам надо это знать, – нарочито серьезным тоном сказал он.

Она наконец вздохнула, и ее накрашенные губы растянулись в широкой улыбке, хотя Норман знал, что эта улыбка фальшивая – уж слишком натянуты были эти губы, а взгляд – настороженным и вместе с тем жестким.

– Какой бы интересной ни была ваша новость, Норман, я с трудом могу поверить, что дорогая малышка Оливия при всей ее привлекательности сможет заинтересовать Эдмунда. Если этого не случилось до свадьбы, то почему сейчас? – Она покачала головой, словно пытаясь убедить себя в абсурдности такой возможности. – Нет, то, что вы... предположили, невозможно.

– Вы правы, мадам графиня. – Норман смиренно склонил голову.

– Разумеется, я права, – заявила она, но за ее уверенным тоном явно проступало отчаяние.

– И все же, – продолжил Норман, – они провели вместе ночь в ее апартаментах.

Это привело графиню в ярость. Она начала кусать губы, а напудренное лицо покраснело до самых корней блестящих светлых волос. Однако он не был уверен, что именно вызвало ее гнев – его непристойная информация или то, что он позволил себе смелость сказать ей все это в лицо, зная о ее чувствах к Эдмунду. Но он остался доволен ее реакцией, и этого было достаточно.

– Я не глупа, Норман, – угрожающим тоном сказала она, глядя на него в упор.

Он приложил руку к груди и посмотрел на нее с притворным ужасом.

– Мне никогда и в голову не могло прийти такое. Я здесь лишь для того, чтобы сообщить вам то, что я знаю.

– И это не так уж и много, – возразила она.

Это было смешное заявление, если учесть, что он был именно тем человеком, который пришел к ней рассказать о том, что оба они считали невероятным. Но Норман в своей обычной манере решил попридержать язык и проигнорировал ее грубое замечание.

Она потянулась за кофейником и налила себе уже порядком остывшего кофе. Норман мог бы поклясться, что, когда она размешивала в чашке сахар, у нее дрожали руки. Видеть, как нервничает графиня Ренье, было новым и весьма приятным зрелищем.

– И что же, вы полагаете, мы должны делать? – спросила она минуту спустя.

Вопрос удивил его. Она никогда не спрашивала его мнения, разве что дело касалось нового аромата для ее саше. Он не мог припомнить случая, чтобы она спросила его совета. Норман понял, насколько она в действительности напугана.

Подавшись вперед, он сложил перед собой руки и оперся локтями о колени.

– Я бы решил, что, раз он приехал, не предупредив вас, он что-то скрывает.

– Ерунда, – вырвалось у нее, но она поставила чашку с кофе обратно на поднос.

– Тем не менее он здесь, со своей женой, которая, по-видимому, считает, что они по-настоящему женаты, а вы ничего не знаете. – Он помолчал, наблюдая за ней. – Что-то неладно.

Она сглотнула и снова взяла чашку, но пить не стала.

– Мы знали, что она поехала его искать, – понизив голос, продолжал Норман. – Вам не приходило в голову, что она будет искать его в Грассе?

– Конечно, приходило. Но я и вообразить себе не могла, что Эдмунд так отреагирует на ее появление и сразу же за ней поедет. С какой целью?

Она впервые высказалась так откровенно в его присутствии. Видимо, в голове у нее роились сотни вопросов, иначе ей удалось бы сохранить свою обычную изощренную наглость лучше, чем сейчас.

– Я, право, не знаю, – ответил он, потирая руки. – Но я думаю, что мы должны попытаться узнать, почему он не связался с вами. На это у него наверняка была веская причина.

– Я в этом уверена. – К ней вернулся ее властный тон. – Но я хочу, чтобы вы ничего ему не говорили. Пока.

– Естественно, – улыбнувшись, согласился Норман. – Я даже не подал виду, что заподозрил, будто в его возвращении было что-то странное, а он не дал мне повода спросить о его намерениях.

– Для этого он слишком умен, – сказала графиня.

Норман постарался не выдать себя, но это намеренное оскорбительное сомнение в его умственных способностях разозлило его. Когда-нибудь он ей отомстит. И ждать придется не так уж и долго.

– Я думаю, что вам надо встретиться с ними обоими. Послушайте, что он скажет, когда она будет рядом, и как она будет на это реагировать. Таким образом вы узнаете больше, чем если пошлете за ним и встретитесь с ним наедине.

Она так глубоко вздохнула, что приподнялись ее плечи и большой бюст. К ней вернулось ее высокомерие, и она улыбнулась так, словно ни на минуту ни в чем не сомневалась.

– Я уже подумала об этом, Норман. Я поеду в субботу на званый вечер по случаю обручения графини Брийон. Оливия должна быть там, и если он в городе, то наверняка будет ее сопровождать.

Норман все это знал. Графиня Брийон была самой богатой и преданной клиенткой Дома Ниван. Оливия, конечно же, была приглашена, и поскольку она вернулась в Париж, то, несомненно, поедет на раут.

– Но она будет уверена, что встретит вас там, так же, как и Эдмунд, – осторожно подсказал Норман.

– Что он может сделать в такой толпе? – Она пожала плечами и отмахнулась от его предостережения. – Они не смогут от меня прятаться вечно. А если они не приедут, вот тогда я буду знать, что что-то не так. Я не могу делать какие-то заключения только на основании ваших слов.

Она, как всегда, была права, и Нормана это страшно разозлило. Вот стерва!

Она встала – в знак того, что аудиенция окончена. Норману ничего не оставалось, как тоже встать. Он вдруг отметил, как уродливо выглядят ее светлые волосы и бледно-зеленое платье на фоне кричаще красного и розового фона комнаты. В данный момент он ни за что не сумел бы подобрать для нее соответствующий аромат, даже если бы очень постарался.

– Так я пойду?

– Конечно, дорогой Норман.

Он потер ладонью щеку, словно колеблясь, но решил, что она достаточно над ним поиздевалась. Придет время, и он отплатит ей сторицей.

– Знаете, – спокойно сказал он, – остается возможность того, что Эдмунд уже сумел заполучить деньги и считает, что Дом Ниван у него в руках. – Он не стал добавлять, что ее дорогой, любимый Эдмунд уже мог присвоить не только все деньги, но и доходы молодой наследницы, которую он пытается обмануть и на этот раз. Вполне разумный вывод, если учесть, что этот человек вернулся в Париж, не известив графиню.

Однако ему и не надо было об этом говорить – таким разъяренным взглядом она на него посмотрела. Она явно об этом не подумала, а он испытал еще один прилив гордости за свою интуицию.

– Вы что-то сегодня разговорились, Норман, – предупредила она, перестав улыбаться.

– Извините. Моим единственным намерением было вас информировать и...

– И вы меня информировали. Благодарю вас. Я устала, и мне надо прилечь.

Устала? Наверное, слишком много времени провела за туалетом.

Она протянула руку для поцелуя. Клюнув носом перевернутую ладонь, он выпрямился и отступил, вытянув руки по швам.

– Если я узнаю что-нибудь еще?..

– Сразу же придете ко мне и расскажете, – закончила она за него и, грациозно приподняв юбки, направилась к выходу из гостиной. – Спасибо, Норман. Рене вас проводит.

Норман стоял еще несколько секунд, прислушиваясь к ее удаляющимся шагам и непроизвольно сжав кулаки. В дверях с его шляпой в руке уже стоял исполнительный Рене, чтобы выпроводить его. Норману захотелось расхохотаться. Господи, если бы она была чуточку добрее, немного более щедрой, он мог бы рассказать все. Он был готов отдать свой годовой заработок за то, чтобы иметь возможность присутствовать на рауте графини Брийон в следующую субботу, когда эта высокомерная расчетливая женщина, считающая, что она все контролирует, окажется лицом к лицу не со своим обожаемым Эдмундом, а с его братом – неким Сэмсоном Карлайлом, герцогом Даремом. А этот Сэмсон был последним человеком, которого она когда-либо хотела бы снова видеть, тем более – в Париже.

Норман вышел на улицу. Остановившись у лотка уличной цветочницы, он закрыл глаза и, глубоко вдохнув сладкий свежий аромат цветов, подставил лицо солнцу.

Сегодня действительно был чудесный день.