Глава 4

Беннет вытер кровь, вытер тщательно, аккуратно. Он был разочарован, хотя за последние два года неудачи случались часто.

Жаль, что удовольствие закончилось так быстро, но ему надоели ее нудные мольбы, пришлось заткнуть ей рот ее же собственной нижней юбкой. Однако без ее крика ощущения потеряли прежнюю остроту.

Он закончил завязывать свой галстук, благословляя тот день, когда три года назад от него ушел камердинер, неудовлетворенный тем, что давно не получал жалованья. За прошедшее время Беннет научился обслуживать себя сам. А в обстоятельствах, в которых он оказался сейчас, это было даже на руку.

Беннет с безразличием ткнул ногой распростертое на земле тело. Сначала промелькнула мысль похоронить его, но Беннет только пожал плечами. Что значит еще один труп на земле, усеянной скелетами? Он надеялся, что отлично развлечется с этой потаскухой. Правда, зад у нее оказался маловат, да и грудь тоже, зато самое главное было что надо, а от ее истошного крика его плоть поднялась и отвердела не хуже, чем скалы, окружающие это забытое Богом место.

Он надел жилет, расправил его, и длинными тонкими пальцами привел в порядок блестящие белокурые волосы. «Мой золотой мальчик», – называла она его. Он усмехнулся. Жаль, конечно, но иначе нельзя: все его жертвы были безмозглыми дурами. Господи, до чего же они наивны, эти шотландские потаскушки, если так легко попадались на его удочку.

Сколько их было? Шесть? Семь? Нет, с этой уже восемь.

Первая Мойра. Ей только-только исполнилось семнадцать, у нее была бледно-молочная кожа и еле заметные веснушки. Волосы – цвета рассветного неба, так он ей по крайней мере говорил; каштановые, иногда почти медные. Пальцы – длинные и тонкие, что они только не выделывали с его возбужденной плотью, с жадностью лаская ее. Она была так благодарна ему, что с радостью выполняла любую его просьбу. Возвращаясь к прошлому, Беннет подумал, что, пожалуй, Мойра была лучшей из всех.

Впервые он повстречал ее в густых зарослях вереска, где она собирала в фартук фиолетовые цветы странного вида. «Для верескового эля», – позже пояснила она.

– Если ты, красавица, собираешь цветы, то много пропустила.

Девушка обернулась на его голос и долго молча разглядывала его, потом покачала головой и широко улыбнулась – вид у него был действительно забавный.

Он не был настолько глуп, чтобы выискивать жертвы, нацепив на себя мундир. Ему нравилось строить из себя этакого простака, чтобы вызвать улыбку у своих потенциальных жертв, а иногда и жалость. Сейчас он был одет как закупщик овечьей шерсти из Инвернесса: ярко-зеленые штаны, мышиной расцветки рубашка и длинное пальто неопределенного цвета. Сапоги покрыты грязью, а широкополая шляпа напоминала одну из тех, что носили в прошлом веке кавалеры.

– Это все погода, – произнес Беннет, будто извиняясь за свой вид. Девушка изумленно смотрела на него, продолжая улыбаться. – Вечно мерзну, даже летом, особенно в этих зарослях. – Он медленно приближался к ней. – Споткнулся недавно, – дружелюбно заметил он. – Наступил на кролика или на что-то другое.

– Вы – англичанин, – сказала она, и привычная шотландская настороженность вернулась к ней.

– Наполовину. Только наполовину. Отец – англичанин, а мать – шотландка, из Инвернесса.

– А говор у вас нездешний.

– Англичане тоже так говорят. А мне что делать? – Его губы сложились в забавную улыбку.

Он сжал ее пальцы обтянутой перчаткой рукой и поцеловал воздух над ее ладонью. Потом широким жестом снял с головы шляпу и, отведя ее в сторону, склонился, почти касаясь земли пером. Девушка улыбнулась, он ответил ей тем же.

Ах, Мойра, как хорошо было с тобой! Она даже поверила, что он женится на ней. Она не догадывалась, что он никогда бы не допустил, чтобы его ребенок родился от шлюхи. Она сильно кричала и плакала, когда он лишил ее невинности, однако ему ничего не стоило утешить ее пустыми, ничего не значащими для него словами, намекнув на светлое будущее.

Бедная Мойра! Наверное, он слишком далеко зашел с ней и слишком поторопился. Несмотря на свою хрупкость, она протянула еще целых два дня. Он вспоминал о ней с самым теплым чувством.

Последние два года их полк нес службу в этой дыре на краю света. Патрульные разъезды занимали довольно много времени, а развлечения однополчан наводили скуку. Свой досуг он заполнил тем, что терпеливо выискивал женщин, увещевал их сладкими словами и нежным подходом. Обработка очередной жертвы занимала все свободное время. Обмануть деревенскую простушку не составляло особого труда: прикинуться дурачком, улыбнуться раз-другой, и вот она уже готова встретиться с ним в безлюдном уголке вроде этого, где и находила свой последний приют среди утесника и вереска.

Одинокие шотландки попадались в его сети, как рыба в пруду, и гибли из-за собственной глупости. Он становился их другом и любовником, а главное, спасителем: избавлял их от однообразного серого существования. Такая роль ему нравилась.

А эта… как же ее звали? Ах да, Мери сама охотно пришла в это безлюдное место. Он уже несколько недель обрабатывал ее невинными поцелуями и нежными прикосновениями. Она упала на землю, задрав юбку и заранее расшнуровав лиф, ища его губы. Она снова и снова бормотала, что любит его, повторяла эти слова как заклинание.

Такая податливость не устраивала Беннета, и девушка почувствовала неладное, как только заметила в его руке нож. Но даже тогда не поверила, не смогла. И только когда у нее на груди появилась алая полоска, соединившая два соска подобно мостику, до нее наконец дошло, что он не нежный соискатель ее руки и сердца, что ему не нужны ее мольбы и покорность.

Ему нужен ее ужас.

Ничто не возбуждало его так, как животный страх жертвы. При виде этого страха он наполнялся жаждой крови, слепой страстью, от которой кружилась голова и все плыло вокруг, когда он кончал их, кричащих от ужаса, взывавших о помощи, словно кто-то мог помочь им.

Разумеется, помощь никогда не приходила.

Мери не выдержала боли, пришлось прикончить ее раньше, чем ему бы хотелось. Глупая корова, сколько у него ушло усилий на то, чтобы в ее глазах появился страх. Почти до конца она сохраняла изумленное выражение. В мягких карих глазах сначала промелькнуло удивление, шок и, наконец, появился ужас, словно она никак не могла взять в толк, что он делает.

Беннет опять улыбнулся и застегнул штаны, оправляя опавшую плоть. Он безучастно посмотрел на тело, быстро остывающее на кустиках вереска. Кровь уже почти перестала течь, но добрая сотня резаных ран – поначалу алых, а потом почти черных от свернувшейся крови – свидетельствовала о том, что здесь произошло. Он вытер нож о траву и подумал, что надо будет заточить его. Просто удивительно, как тупится нож от такой работы!

Интересно, что сказала бы жена брата о его очередном подвиге? Жена любимого брата, которую Беннет часто одалживал у него. Господи, как он возбуждался с ней! Всегда такая молчаливая, малоподвижная, пока он до нее не добирался. Стоило ему улыбнуться, как она начинала скулить. Поначалу он ее связывал, но позднее необходимость в этом отпала. Он еще не успевал притронуться к ней, как она начинала кричать. Однако у нее хватало сил вынести все, что он с ней проделывал. Но до ножа ни разу не доходило. Интересно, что бы она сделала, если бы дошло? Занятная мысль. Он грубо выругался, глядя на мертвое, безжизненное, ни на что больше не годное тело женщины, распростертое на земле.

Жаль, что невестки нет поблизости. Очень жаль.

Ему так не хватает Джудит.