Дэр не вылезал из постели до самого полудня и после столь долгих часов крепкого сна почувствовал себя лучше. Уингейт побрил его, помог одеться и сообщил текущие новости с места затянувшихся боевых действий между кухаркой и мясником.

– Миссис Креллин снова жалуется на то, что пол в кухне неровный, – добавил он.

– Заверьте ее, Уингейт, что на вилле все полы исключительно ровные.

– Совершенно верно, сэр, но она, я думаю, хотела бы знать, когда вы покинете этот дом.

– Будь я проклят, если мне это известно. – Уингейт держал перед ним серую куртку для верховой езды, и Дэр сунул руки в рукава. Подошел к зеркалу и вгляделся в свое изображение. Его стремление выглядеть сегодня как можно лучше было связано с желанием добиться прощения миссис Джулиан. Оделся он очень тщательно, быть может, хорошо подобранный костюм склонит ее к милосердию.

Дэр был уверен, что лошадь, на которой он приедет, произведет на нее впечатление. Энвой был самым известным – и желаемым – конем на острове. Своего рода аристократ среди лошадей, вороной с отличной осанкой, изящной и благородной поступью.

Длинношеяя гусыня, его личный враг, возвестила о его приезде в Гленкрофт громким гоготом и неистовым хлопаньем крыльями. Косматая мэнкская коза, привязанная к коновязи, громко заблеяла.

– Когда это чудо успело поселиться здесь? – спросил Дэр у Донни Коркхилла.

– Миссис Гилл привела ее недавно и сказала, будто хозяйка предложила за нее четыре шиллинга. Миссис Стоуэлл отдала ей деньги.

Дэр нашел экономку в кухне, где та месила тесто.

– Недди гораздо лучше сегодня, – сообщила миссис Стоуэлл. – Оно и неудивительно, ведь хозяйка все утро пела ему.

– Пела?

– Да, и голос у нее просто ангельский. Я и не думала услышать такое, пока не попаду в Царство Небесное. Может, он у нее потому такой нежный, что ест она очень по-чудному. Говядины в рот не берет, только рыбу и домашнюю птицу. Думаю, оттого у нее и кожа такая белая и нежная. – Она вытерла испачканные в муке руки полотняной салфеткой и добавила: – Я тут испекла овсяные лепешки, мейнштир, вы скажите Недди, что я принесу их ему с пахтой, как только поставлю тесто подходить.

Войдя в их общую с Недди спальню, Дэр пришел в восторг оттого, что молодой рудокоп сидит на постели, опершись спиной на подушки.

– Как хорошо, что ты уже поправляешься, – сказал он, придвигая кресло к кровати.

– Это и вправду хорошо. Мне понадобятся силы, ведь бенайнштир хочет, чтобы я научил ее всем моим песням. – Смущенно улыбнувшись, он попросил: – Вы не могли бы найти гребешок для меня, прежде чем она снова придет сюда? Вид у меня, наверное, устрашающий.

Дэр подумал, что он не единственный, чей душевный покой нарушила миссис Джулиан. Нед вдруг рассмеялся – сдержанным негромким смехом.

– Вы только не подумайте, мейнштир Дэр, что она покорила мое сердце. Да и она никогда не увлеклась бы искалеченным рудокопом. Она настоящая английская леди, самая красивая из всех, кого я знал. Ее пение так прекрасно, что мне хотелось плакать, когда я ее слушал. И при этом она обращается со мной, как с ровней. Как и вы, мейнштир Дэр.

Миссис Стоуэлл принесла на тарелке целую гору обещанных лепешек и кружку с пахтой.

– Где миссис Джулиан? – спросил у нее Дэр.

– Пошла прогуляться. Пора бы уж ей и вернуться. «Одна среди холмов», – с тревогой подумал Дэр.

– Пожалуй, стоит ее поискать, – сказал он. Хорошо, что он приехал в Гленкрофт верхом, а не в двуколке – легче будет заниматься поисками в здешних окрестностях.

Дэр вернулся на конюшню и вновь оседлал Энвоя. Скоро он добрался до каменного перехода через горный поток, которым пользовались многие поколения обитателей долины. Миссис Джулиан скорее всего тоже переправлялась здесь. Он представил себе, как она перепрыгивает с камня на камень, высоко поднимая юбки, чтобы не замочить их. По ту сторону потока начиналась широкая тропа, ведущая к его рудничным разработкам, Дэр посчитал, что Ориана пошла именно по ней, и послал коня вперед.

Он знал, как много опасных ловушек таит в себе этот прекрасный горный ландшафт. Тревожное предчувствие вспыхивало в нем с новой силой, когда он припоминал каждую заброшенную шахту, каждый подвал, сохранившийся на месте давно разрушенного дома. Извилистые, ступенчатые, предательские тропинки вполне годились для овец, но отнюдь не для ног хрупких лондонских леди, обутых в изящные туфельки. Если Ориана поскользнется или оступится, то вполне может вывихнуть колено или растянуть связки на своей очаровательной ножке.

Останавливаясь возле каждого коттеджа, Дэр расспрашивал фермеров на их родном языке, но никто не видел, чтобы леди из Гленкрофта проходила мимо. Глубоко суеверные, люди эти высказывали предположения, что она могла стать жертвой призраков, гномов или фей, обитающих в долинах и на холмах. Дэр сомневался, что подобные существа могли бы смутить душевный покой миссис Джулиан, – скорее она зачаровала бы их и подчинила себе.

Энвой уносил его все дальше и дальше в холмы, золотые от цветущего дрока, в зарослях которого паслись косматые овцы. В небе кружил сокол-сапсан, высматривая молодых кроликов – свою добычу. Извилистая тропа привела Дэра к отдаленным фермам, и здесь он наконец получил обнадеживающие сведения. Оказывается, Ориана Джулиан проходила через выгон, она остановилась ненадолго, чтобы угостить пони пучком сорванной ею свежей травы. На душе у Дэра стало спокойнее.

– Совсем недавно появилась она здесь, словно ниоткуда, эта фея из сказки. Я отослала своих ребятишек в дом, боялась, как бы эта волшебница не похитила их, – сказала Дэру жена фермера.

Слушая ее, он подумал, не захочет ли Ориана получить в подарок пони, потом спросил у суеверной женщины, куда направилась эта сказочная фея.

– А вон туда, – ответила та, указывая на тропинку, пересекающую луг.

Тропинка вывела Дэра на ту дорогу, по которой он следовал раньше, и Дэр надеялся, что скоро настигнет беглянку. Ожидания его оправдались.

Топот копыт Энвоя вынудил путницу остановиться и повернуть голову.

– Сэр Дэриус, – проговорила миссис Джулиан абсолютно безразличным тоном.

– Миссис Джулиан, – произнес в свою очередь Дэр и поклонился.

– Почему вы последовали за мной?

– Испугался, что могу потерять вас.

– Смею предположить, что вы были бы только рады этому.

Он склонился к ней с седла.

– Одна из здешних жительниц решила, что вы волшебница, задумавшая похитить ее детей.

– Я их даже не заметила. Пыталась завести дружбу с пони.

– Я так и предполагал. – Дэр улыбнулся. – Вы, вероятно, были настроены так же дружелюбно, когда предложили миссис Гилл четыре шиллинга за ее козу.

– Я никогда не видела коз такой породы и хотела объяснить ей это, а она решила, будто я намерена приобрести козу.

– Вы и приобрели.

– У этой козы весьма внушительный вид, – усмехнулась Ориана. – К тому же моя корова будет рада приятной компании.

– Я рад возможности поговорить с вами, – сказал Дэр. – Ведь я еще недостаточно извинился за те неуместные замечания, которые позволил себе сделать прошлым вечером.

– В дальнейших объяснениях нет нужды, я все отлично поняла. Вы считаете, что каждая женщина, с которой пересекаются ваши пути, хочет выйти за вас замуж.

В ее голосе Дэр ясно уловил почти издевательскую иронию.

– Отнюдь не самомнение, а собственный горький опыт вынуждает меня быть подозрительным, – попытался оправдаться Дэр. – Мое богатство – очевидный факт, и это оказывает влияние на других.

– Примите мое глубочайшее сочувствие. Я могу идти?

– Нет! – резко возразил он. – Я только Начал свое объяснение. Когда я понял, что вы вовсе не игрушка, ради забавы преподнесенная мне приятелями на день рождения, то решил, что вы одна из тех охотниц за деньгами, желающих склонить меня к законному браку, с какими мне уже приходилось встречаться. Я смотрел на вас не как на красивую женщину – а вы именно такая женщина, – а как на мой худший ночной кошмар.

– Не стоит мне льстить, сэр Дэриус. И что бы вы ни намеревались еще сказать, я не желаю вас больше слушать.

Она повернулась, чтобы уйти, но Дэр преградил ей дорогу. Схватив Ориану за руку, он с жаром заявил:

– Вы испытываете мое терпение в той же степени, как ваша чертова гусыня!

Окружающая их зелень отражалась в глазах Орианы, а лицо ее в полумраке леса светилось мягким светом, словно лепестки белых лилий. Дэром овладело неведомое прежде чувство, оно сжимало его сердце крепче, чем пальцы ее руку.

Ориана смотрела на него без малейшего страха.

– Это так важно для вас?

– До крайности важно. Могу я продолжать? Она кивнула.

Дэр подвел Ориану к невысокой межевой ограде, удобно усадил и отступил на шаг, чтобы собраться с мыслями.

– Мой дед Корлетт был женат на англичанке, наследнице большого состояния, и жил в Мэтлоке, самом сердце Дербишира с его горами и рудниками. Мой отец предпочел жизнь в наследственном поместье на острове и женился на уроженке Мэна. Я родился в Рамси, но образование получил в Рагби. Во время каникул я обычно гостил у деда. В то время он строил для себя большой загородный дом, и я имел возможность наблюдать, как растет часть моих будущих владений. Позже я поступил в Эдинбургский университет, где изучал геологию и минералогию. Когда умер отец, дед настоял на том, чтобы я как следует познакомился со своими будущими обязанностями. Я изучил горное дело, можно сказать, досконально. Что касается светских успехов в окрестностях Дэмерхема, то я был осаждаем множеством юных леди, претендующих на внимание наследника Корлеттов.

Перед мысленным взором Дэра промелькнул образ – живое задорное личико с парой смеющихся глаз.

– Одна из них добилась успеха. Вильгельмина Брэдфилд, дочь разорившегося фабриканта фарфора. Черные кудри, ямочки на щеках, а кожа – как фарфор. – Опустив голову, Дэр посмотрел на свои стиснутые руки. – Флирт привел к ухаживанию. Отзывчивая девушка, семья ее была ко мне благосклонна. Однако Уилла не соглашалась на помолвку, пока не кончил свой долгий жизненный путь мой дед. Я унаследовал рудники, поместье и все деньги.

Ориана нарушила наступившее молчание словами:

– И вы поняли, что ей нужны только ваши деньги?

– Не тогда. В то время мне приходилось делить свое внимание между горнорудными разработками, моими геологическими изысканиями и проектированием дома, который я хотел построить для своей нареченной. Уилла никогда не жаловалась на мое вынужденное невнимание. Когда я был занят на своих свинцовых рудниках, составлял каталоги коллекции минералов или навещал мою мать, она чувствовала себя свободной и развлекалась со своим возлюбленным. Еще задолго до того, как она сделала ставку на меня, Уилла отдалась управляющему фабрикой мистера Брэдфилда. Когда дела у отца пришли в упадок, она как послушная дочь решила подчиниться желанию семьи и выйти замуж за деньги. Мои деньги.

– Она вас обманывала?

– Она не могла не рисковать. – Дэр тоже сел на каменную ограду и вытянул ноги перед собой. – Уилла зачала ребенка от своего любовника. Чтобы спасти себя от позора и не потерять деньги, она настаивала на свадьбе в самое ближайшее время. Я предпочитал подождать. Моя мать чувствовала себя в то время недостаточно хорошо, чтобы приехать из Рамси. Уилла дважды падала в обморок в моем присутствии, и я опасался за ее здоровье.

Но ее родители уверяли меня, что замужество все поставит на свои места. Никаких проволочек – они настаивали, чтобы я как можно скорей получил разрешение на брак. Я поспешил обратиться к епископу Дерби, – с горечью сказал Дэр.

– Не стоит рассказывать остальное, – мягко произнесла Ориана.

– Нет, я должен рассказать о том, о что до сих пор не рассказывал ни единой живой душе. Накануне свадьбы обнищавший, безработный любовник Уиллы приехал в Дэмерхем и повинился во всем. Если бы не он, то я оказался бы прикованным к женщине, которая не любила меня, стал бы законным отцом чужого ребенка. На той же неделе умерла моя мать, почила мирно, во сне. Слава Богу, она не узнала об этой постыдной истории. На ее похоронах я сообщил своим родственникам, что моя помолвка разорвана по обоюдному согласию. Тогда я и понял, что Уилла охотница за деньгами и что многим это известно.

– Ее двуличность и настроила вас против брака?

– Против корыстолюбия, – поправил Дэр. – Уилла представляла собой наиболее яркий случай, но были и другие. После того бывало, и не раз, что молодые леди проявляли ко мне внимание, но за их сияющими улыбками и скромно опущенными ресницами для меня скрывался расчет.

– Быть может, вы неверно судили о них? Как, например, обо мне.

– Сомневаюсь. – Дэр испытующе взглянул на Ориану. – Разве вам не случалось напрасно доверять изъявлениям любви и преданности ваших поклонников?

– Случалось, – призналась Ориана. – Но это не убило во мне надежды найти свое настоящее счастье.

– Полагаю, вы отождествляете брак со счастьем. Большинство женщин думают именно так.

– Даю вам слово, сэр Дэриус...

– Дэр.

– Сэр Дэриус, – с нажимом повторила Ориана, – я не домогаюсь ни ваших денег, ни ваших владений, ни вашего имени.

Он поверил ей.

– Подозреваю, что я вам не ровня. Мой дед стал баронетом уже в старости, и я всего лишь второй титулованный Корлетт. Среди ваших корреспондентов есть герцог и два графа, ваши знакомства намного выше моих. И я сомневаюсь, что в вашем прошлом есть хоть один эпизод, сходный с тем, о котором я вам рассказал.

Облачко набежало на красивое лицо Орианы.

– Если бы и был такой, я не стала бы сообщать о нем тому, кто и без того неважного мнения обо мне.

– С моей стороны ничего подобного нет. Да у меня нет для этого повода, я слишком мало знаю вас.

– Быть может, оно и к лучшему, – сказала она с едва заметной улыбкой.

Явная сдержанность, несомненно, служила ей щитом, который Ориана поспешила выставить, дабы избежать лишних вопросов. Но Дэр не принял это во внимание.

– Вы провели молодость в Брюсселе. Были замужем и овдовели. Я хотел бы побольше узнать о вашей жизни.

– Мои родители были людьми эксцентричными, и мое воспитание не ограничивали условности. В шестнадцать лет я расстроила амбициозные планы моей матери, сбежав с молодым солдатом, но наш брак был лишь выражением юношеского протеста. Полк Генри отправили в Индию, и там Генри погиб меньше чем через год после нашей свадьбы. С горя я поступила неумно, вернувшись в дом матери, к жизни, от которой так хотела убежать.

Дэр сидел рядом с Орианой, вдыхая исходивший от нее запах цветов и наблюдая, как от легкого дыхания ритмично поднимается и опускается ее грудь. Он смирил свою гордость перед женщиной, которую незаслуженно обидел, и у него стало легче на душе. Он открыл Ориане свою тяжкую тайну, тем самым освободив сердце от осадка мучительной тоски.

– Моя грубость в тот вечер была непростительной, но я все же надеюсь на прощение и хотел бы, чтобы с этой минуты мы стали друзьями.

Ориана приняла его протянутую руку, однако очень быстро высвободила свою.

Дэр предложил ей доехать до дома верхом на Энвое.

– После столь долгого отдыха я бы не возражала пройтись пешком.

– Прошу вас не лишать меня редкой возможности проявить рыцарские чувства.

Дэр подвел к ней коня и помог сесть в седло, укоротил для нее ремень левого стремени и был вознагражден возможностью созерцать прелестную ножку.

– Он бежит быстро? – спросила Ориана, перебирая поводья.

– Очень. Но не пробуйте его аллюры до тех пор, пока я не найду для вас дамского седла.

Дэр отпустил уздечку, и Ориана ускакала. Дэр двинулся пешком вниз по дороге, к переходу через поток, и вскоре был уже у ворот своей усадьбы, дом в которой он так неохотно сдал прекрасной всаднице.

Она встретила его скорее вежливо, нежели с радостью, и пригласила войти.

– Недди жаждет вас поприветствовать, вы для него настоящий герой.

«Но не для тебя», – с глубоким сожалением подумал Дэр.

– Если вы предпочитаете пообедать здесь, – продолжала Ориана, – то я попрошу миссис Стоуэлл поставить еще один прибор.

Дэр поежился, когда длинношеяя серая птица, шипя, сделала резкий выпад в их сторону.

– Не могу ли я заказать жареного гуся?