28

На просторах прерий, под порывами ветра, пейзаж и людские души склонялись в сторону запада. Весь Клозинтаун согнулся, словно старый судья, выходящий из камеры очередного смертника. Музыка.

Музыка звучала все время, срываясь с губ Шатци.

За окном ночь. В гостиной сестер Дольфин — две сестры и иностранец, которого они обстреляли при въезде в городок.

Вообще говоря, все выглядело странновато, но при попытке коснуться этой темы Шатци пожимала плечами и продолжала рассказывать.

Иностранца звали Фил Уиттачер. Ударение на и. Уиттачер.

Фил Уиттачер был не из тех, кто привык выкладываться в деле. Точнее, он выкладывался, когда ему платили много и авансом. Из Клозинтауна ему прислали крайне вежливое письмо и тысячу долларов за беспокойство. Начало неплохое. Если он желает получить остальные девять тысяч, сообщалось в письме, то должен отыскать красный дом, единственный во всем городе.

Единственный красный дом в Клозинтауне принадлежал сестрам Дольфин.

Поэтому сейчас они сидели в гостиной и беседовали. Втроем.

— Почему я? — задал вопрос иностранец.

— Исследовав проблему, мистер Уиттачер, мы решили, что во всех отношениях вы — тот человек, кто способен с ней справиться, — начала Джулия Дольфин.

— Нам нужен самый лучший, и ты, парень, это знаешь, — подхватила Мелисса.

Они похожи, но не совсем, — думала Шатци. Так часто бывает с близняшками: внешне — две капли воды, а внутри — будто она душа разделилась надвое, белое с одной стороны, черное — с другой. Джулия — белое. Мелисса — черное. Невозможно представить себе в отдельности одну и другую.

Пожалуй, сестры и не существуют по отдельности, — заключила Шатци.

Такой забавный пейзаж на дне синей чашки, которую Джулия подносит ко рту. Вербеновая настойка.

— Наверное, от вас не укрылось, что в нашем городке изображается видимость обычной жизни; и что ежедневно происходит некая — выражаясь иносказательно — неприятность.

— Все страны Запада одинаковы, мисс.

— Бред собачий, — отозвалась Мелисса.

— Я не совсем понял.

— Поймете. Но я боюсь, что вам придется проявить любезность и выслушать несколько историй. Могу я попросить вас вернуться завтра к заходу солнца? Мы с удовольствием вам обо всем расскажем.

Фил Уиттачер был не любитель разных проволочек. Он предпочитал сделать свое дело и убраться.

Джулия Дольфин положил на стол пачку банкнот, по виду — новых.

— Мы верим, что это поможет вам обдумать тяжкую, но вероятную необходимость остаться в стране вплоть до разрешения проблемы, мистер Уиттачер.

Две тысячи долларов.

Иностранец слегка кивнул, забрал деньги и сунул в карман.

Потом встал. У его стола стоял чемоданчик из прочной кожи, напоминавший скрипичный футляр. Фил Уиттачер никогда не расставался с ним.

— Раз уж мы расплатились, позвольте взглянуть, а? — потребовала Мелисса Дольфин.

— Моя сестра имеет в виду, что для большей уверенности нам не помешало бы увидеть ваши… э-э… ваши инструменты. Из чистого любопытства, поверьте, и потом мы тоже… слегка в этом разбираемся, извините за смелое утверждение.

Иностранец улыбнулся.

Взял чемоданчик, положил на стул и открыл.

Блестящий, великолепно отделанный, заботливо смазанный металл.

Сестры нагнулись, чтобы рассмотреть.

— Почти даром.

— Настоящее сокровище, если позволительно так выразиться.

— Они заведены?

Легкий кивок иностранца.

— Разумеется.

Мелисса Дольфин посмотрела на него в упор.

— А почему тогда не ходят?

Фил Уиттачер чуть сдвинул брови.

— Что-что?

— Сестра спрашивает, как это ваши замечательные часы не ходят, если вы позаботились их завести.

Иностранец приблизился к чемоданчику, склонился над ним. Тщательно осмотрел три хронометра, один за другим. Затем выпрямился.

— Не ходят.

— Ну вот.

— Мисс Дольфин, это невозможно, уверяю вас.

— Только не в нашем городке, — парировала Джулия Дольфин, закрывая чемоданчик и протягивая его иностранцу.

— Как мы уже говорили, будет крайне полезно, если вы сделаете одолжение и выслушаете то, что мы хотим рассказать.

Фил Уиттачер взял чемоданчик, накинул плащ, надел шляпу и направился к двери. Но прежде, чем открыть ее, обернулся, достал карманные часы, взглянул на циферблат, положил обратно и, слегка побледнев, поднял глаза на сестер Дольфин:

— Извините, вы не скажете, который час?

Так потерпевший кораблекрушение спрашивает: сколько осталось воды для питья?

— Вы не скажете, который час?

Улыбка Джулии Дольфин.

— Конечно, нет. Вот уже тридцать четыре года, два месяца и одиннадцать дней никто в Клозинтауне не знает, который час, мистер Уиттачер.

Взрыв хохота. Шатци. По временам Шатци разражалась хохотом. Шатци поняла, что вся эта история ужасно уморительна, что она может пересказывать ее до конца своих дней. Так ей было весело.

— До завтра, мистер Уиттачер.