Глава 20

Детектив Дейв Даунинг озабоченно посыпал каким-то белым сыроватым порошком перила парадной лестницы. Рэмзи с любопытством наблюдал за его загадочными действиями.

— Как вы думаете, что они искали? — спросил детектив.

— Может быть, деньги или драгоценности. — О'Киф пожал плечами. — Вряд ли что-нибудь еще.

Но сам он сомневался, что это именно так. Эти темноволосые сволочи явно искали что-то особенное. Иначе им не понадобился бы тот дурацкий маскарад, который они устроили в гостиной. Похоже, они знали, что должны найти, и, более того, знали даже то, где надо это что-то искать.

«Алмазы — вот за чем приходили эти мерзавцы!» Рэмзи помнил, что рассказывала ему Тесс. Ведь, разыскивая компрометирующие Пенелопу документы, она наткнулась на тайник с бриллиантами. И должно быть, именно их хотят вернуть нанявшие агентов враги.

О'Киф подумал о том, в какую опасную игру оказалась вовлечена Пенелопа. Не погибни Ротмер еще в 1789 году, Рэмзи решил бы, что все случившееся на его глазах подстроено именно им. Слишком уж запутанна и хитра была состряпанная здесь интрига. Да и кто мог поручиться, что все это на самом деле не козни далеких предков живущих теперь людей? Ведь разрушена грань, разделяющая времена, и трудно установить, где кончается прошлое и начинается настоящее. Вот так и эти бриллианты потерялись где-то в неуследимых дебрях времен.

И все же О'Киф решил докопаться до сути этого дела. Какие бы трудности ни встали на его пути. Он не очень верил в способности полиции найти столь хитрого преступника. Тем более что они ничего не знают о существовании бриллиантов. И конечно, никогда не узнают. Ведь он ничего не расскажет им о камнях.

— Позвольте пройти, — тронул его за локоть Дейв Даунинг.

Рэмзи посторонился, пропуская детектива вперед и с неуменьшающимся любопытством продолжая наблюдать, как тот совершает презабавную операцию, названную им: «снимать отпечатки пальцев». О'Киф уже знал, что полицейские всерьез считают, будто бы среди всего человечества нельзя встретить двух похожих друг на друга пальцев. Впрочем, эта кропотливая процедура ничуть не смущала его. Ведь в этом столетии еще никто не удосужился столь пристально изучить его руки.

Даунинг поднял к свету прозрачную пластинку и, указывая на какой-то рисунок, отпечатавшийся на ней, хитро прищурился.

— А вот, кажется, след, оставленный нашими преступниками!

— Вряд ли, — возразил ему Рэмзи, покосившись на пластину. — Боюсь, что этот след оставил я.

И он показал разочарованному криминалисту царапину на своем указательном пальце, которая отчетливо виднелась и на полупрозрачном рисунке незадачливого детектива. Тот печально вздохнул и продолжил исследование перил. О'Киф еще минут пять с интересом созерцал его кропотливую работу, а потом, как бы невзначай, заметил небрежным тоном:

— Знаешь, парень, ты вряд ли тут что-нибудь найдешь. Сдается мне, они были в перчатках.

— А черт! — выругался раздосадованный Дейв. — Что же вы мне сразу об этом не сказали?

— А ты и не спрашивал, — невозмутимо ответил Рэмзи, спускаясь по лестнице. Даунинг не отставал от него.

— Скажите, а какое оружие было у них? — спросил он, когда они вышли в холл.

— Мне оно не знакомо.

— Может быть, что-нибудь вроде этого? — Дейв достал из-под полы пиджака небольшой черный пистолет и, разрядив, протянул Рэмзи.

«Хорошая работа», — подумал тот, взвешивая на руке оружие и любовно проведя пальцем по холодному блестящему стволу.

— Нет, — ответил он, отдавая пистолет обратно и начиная прохаживаться из угла в угол. — Тот был поменьше и, насколько я понял, другой конструкции.

Детектив убрал пистолет в кобуру и что-то записал в своем блокноте.

— Вы не могли бы описать их внешний вид еще раз? — попросил он. И О'Киф, раздраженно посмотрев на него, остановился посреди комнаты.

— Я уже дважды рассказывал о них, — недовольно проворчал он. — Ты, я разумею, или зело глуп, или весьма пренахален.

— Но может быть, еще раз рассказав все сначала, вы вспомните что-нибудь новое. И это поможет следствию.

— Я доселе не жаловался на память. И с головой у меня покуда все в порядке.

— Да, да, конечно. Но как вы путешествуете без какого-либо удостоверения личности? Вот это мне непонятно.

— Днем я сижу дома и никуда не путешествую, — уклончиво ответил Рэмзи, подумав, что давно прошли те благословенные времена, когда слово настоящего мужчины имело хоть какой-либо вес.

Задумчиво глядя на полицейского, он решал, нужно или не нужно дать ему взятку, но опасался сделать какую-нибудь глупость, так как уже давно убедился, что в этом нелепом столетии люди ведут себя совсем не так, как в его благолепное время. О'Киф чувствовал, что детектив в чем-то подозревает его. Но увы, не мог рассеять сомнения дотошного криминалиста. Тому казались подозрительными и его внешность, и его манера поведения, и то, что он проживает в доме кинозвезды. А его уклончивость при ответах на самые простые, казалось бы, вопросы только еще больше увеличивала подозрительность Даунинга. И его напарник разделял возникшие у него сомнения.

В комнату вошла Пенелопа, а за нею следом — Дон Джонсон — второй детектив, прибывший для расследования этого дела. Пенни держала в руке небольшой пакетик со льдом, прикладывая его время от времени к больному месту на щеке.

— Мистер О'Киф не бил вас? — спросил ее Джонсон, покосившись на этот импровизированный компресс.

— Конечно, нет, — ответила она, насмешливо прищурившись. — С чего вы взяли?

— Мы должны проверить все возможные версии. Ведь, может быть, когда вы вернулись с островов, мистер О'Киф из ревности изрезал чемоданы, чтобы найти доказательства вашей измены, а затем, ничего не обнаружив, избил вас, вымещая свою злобу.

— Это две пули, обнаруженные вами в настиле пирса, навели вас на такие соображения? — иронически прищурилась Пенелопа. Ей почему-то совсем не хотелось рассказывать, что она всего лишь четыре дня назад познакомилась с Рэмзи и все это время провела вместе с ним.

— Уж будьте уверены, — вмешался в разговор О'Киф, продолжая широко вышагивать из угла в угол, — если бы я решился на такой бесчестный поступок, то эта женщина давно уже была бы в лучшем мире. Ибо я ее скорее всего зашиб бы насмерть.

Пенни покосилась на его огромные сильные руки и, вспомнив завораживающую нежность его прикосновений, подумала о том, что он вряд ли позволил бы себе такую грубость в обращении с женщиной, В это время в комнату вошел Энтони в сопровождении еще одного полицейского.

— Послушай, Рэмзи, — сказал он, — тебе вовсе не нужно оправдываться перед властями. У тебя есть твердое алиби. И я надеюсь, мистер Мэтерс, — он кивнул в сторону своего спутника, — не станет возводить необоснованных обвинений на ни в чем не повинных свидетелей.

— Ох уж эти адвокаты, — проворчал вошедший с ними в комнату полицейский. — Некуда деться от их дотошной привередливости. Кстати, мистер О'Киф утверждает, что вчера упомянутая в деле старая дверь открывалась с большим трудом. Кто-нибудь еще может что-либо добавить относительно этой двери?

Он вопросительно оглядел присутствующих и, достав из кармана маленький темный блокнот, на обложке которого жирными синими буквами было выведено «следователь», приготовился записать показания свидетелей.

— Не понимаю, какое это имеет отношение к делу? — пожала плечами Пенелопа.

— А это уж мне самому позвольте решать, что имеет, а что не имеет отношения к следствию, — грубо перебил ее Мэтерс.

Рэмзи вдруг резко остановился и, повернувшись к нему лицом, зло прищурился. Его огромная фигура, словно готовая вот-вот рухнуть скала, грозно нависла над робко посторонившимся детективом.

— Сударь! — рявкнул О'Киф. — Поубавьте свою прыть, я никому не позволю проявлять подобную наглость в присутствии мисс Гамильтон.

— Вы мне угрожаете?

Губы Рэмзи искривила презрительная усмешка. Его смешили притязания на власть этого небритого сморчка.

— Тебе, рыбий сын? — Он засмеялся. — Много чести для такой затасканной креветки!

— Извините, — вмешалась Пенни, чувствуя, что это может плохо кончиться. Она подошла к О'Кифу и попыталась увести его в сторону. Но тот, похоже, не хотел уступать. — Не груби полиции, — тихо сказала она ему, а затем, обернувшись к Мэтерсу, произнесла:

— Долго вы еще будете нас мучить? Заканчивайте скорее свое следствие. И оставьте нас в покое.

Она взяла у него из рук блокнот и быстро написала в нем несколько фамилий, причем, как заметил Рэмзи, имени Тесс среди них не было. Затем, вернув блокнот хозяину, насмешливо добавила:

— А если вас интересуют интерьеры этого дома, вы можете свериться с музейным каталогом. Ведь, как известно любому младенцу, это здание — историческая достопримечательность. И о старой лестнице для прислуги знает каждый мальчишка в нашем городе. Кстати, те фамилии, что я вам указала, не должны появиться в печати. Я надеюсь, что хоть это-то вы понимаете?

— Кому они интересны? — пожал плечами Рэмзи, с любопытством наблюдая за этим словесным поединком.

— Публике, — с иронией заметил полицейский, — интересно не только то, что мисс Гамильтон ест, но и то, с кем она спит.

Не успел он произнести этих слов, как почувствовал, что его ноги отрываются от пола. Огромная мускулистая рука, схватив его за шкирку, как нашкодившего грязного щенка, рывком подняла в воздух, и перед ним возникло пышущее гневом лицо О'Кифа. Какой-то грозный утробный рев огласил будто сразу уменьшившуюся комнату, так что испуганная Пенелопа зябко повела плечами.

— Отпусти его, Рэмзи, — попросила она таким устало снисходительным тоном, словно хотела сказать, что не стоит всерьез относиться к выходкам этого щуплого бестолкового сыщика. И О'Киф, секунду поколебавшись, разжал побелевшие от напряжения пальцы, вернув детектива на грешную землю. Тот фыркнул, одернул китель и ошарашенно огляделся вокруг.

— Если еще раз… только попробуете… я не знаю, что с вами… — отдуваясь, бормотал он. — Я засажу тебя за решетку.

— Я надеюсь, что ты уберешься отсюда быстрее, чем я возьму в руки плеть, — холодно отозвался Рэмзи.

— Да, да, — сказала Пенни, — мы уже достаточно отвечали на ваши вопросы. Пора бы и честь знать.

— Вполне достаточно, — поддержал ее Энтони, протянув Мэтерсу свою визитную карточку.

— Ну что ж, — миролюбиво заметил Даунииг, — мы уже немало узнали. И думаю, можем вернуться я управление.

Торопливо собрав свои вещи, полицейские поспешно ретировались к двери, Рэмзи проводил их до крыльца и тут неожиданно обнаружил двух посыльных с огромным ящиком, стоявшим между ними.

— Что за чертовщина? — удивленно обернулся он к Пенелопе.

Мэтерс выхватил у посыльного сопровождающие документы, но тот тут же отобрал их обратно.

— Эй ты! — хлопнул по плечу полицейского О'Киф. — Тебя это не касается. Проваливай, пока цел.

К его удивлению, от этого легкого, как ему показалось, хлопка детектив кубарем вылетел из двери, словно наполненный воздухом шарик от пинг-понга. А его напарник, с опаской покосившись на внушительные кулаки раздраженного свидетеля, подчеркнуто вежливо поклонился и, принеся свои извинения, как-то неловко, боком, то и дело оглядываясь, осторожно спустился с крыльца. Когда полицейские удалились, Рэмзи распахнул обе створки двери и пригласил посыльных войти в дом.

— Наверх, пожалуйста, — сказала им Пенелопа, указывая в сторону лестницы.

— Извините, мисс, — отозвался один из них, — но нам приказано вручить вам посылку при свидетелях. Вы должны здесь же сломать первые печати.

Пенни согласно кивнула, а О'Киф с грохотом захлопнул входную дверь. Подойдя чуть ближе, Пенелопа с любопытством оглядела массивный ящик, обшитый тугой промасленной парусиной. «Постарались на века», — подумала она, оглядываясь и встречаясь взглядом с двумя парами с интересом наблюдавших за ней глаз. Причем больше всего нетерпения проявлял почему-то Тони. Тяжело вздохнув, она шагнула вперед и сорвала укрепленные на темных витых шпагатах большие восковые печати. Посыльные сняли с ящика, оказавшегося большим корабельным сундуком, промасленную парусину и открыли любопытным взглядам настороженно замерших людей бурую, потемневшую от времени древесину его крышки с приклеенной на ней небольшой желтоватой дощечкой, на которой большими латинскими буквами было написано: «L.L.».

— Боже мой! — удивленно выдохнула Пенни, прислоняясь спиной к стене и не сводя глаз с загадочного старинного сундука.

Прямо под крышкой на широкой золотой пластинке размашистым витиеватым шрифтом было написано ее имя. Когда Пенелопа увидела надпись, ей едва не стало плохо. Она, словно с перепугу, зажмурила глаза и устало провела рукой по лбу.

— Потрясающе! — прокомментировал событие Энтони, подходя ближе. Он задумчиво поскреб свою бороду и глубокомысленно склонился над старинной пластинкой.

Рэмзи тоже осматривал сундук. Все в нем было слишком хорошо знакомо ему: и темная крепкая древесина крышки, и небольшие медные замки, все еще блестящие и гладкие, как новые, и толстое железо гнутых ребер. Он посмотрел на Пенни и увидел, как та, все еще растерянная и недоумевающая, дрожащей рукой подписывает протянутую ей посыльным квитанцию и рассеянно кивает в ответ на глубокомысленные рассуждения Тони.

— Во вторую комнату налево, — объяснила она, куда нужна нести сундук.

— Нет, постойте, — остановил их О'Киф и, склонившись над деревянной крышкой, попросил:

— Позволь мне самому исполнить роль носильщика.

— Но ведь это их работа, — неуверенно возразила Пенелопа.

Но Рэмзи не обратил внимания на ее возражения и, мягко выдохнув, взвалил сундук себе на плечи. Она тихо охнула, когда он оторвал от земли этот огромный, окованный железом ящик, и со все возрастающим изумлением следила за тем, как Рэмзи не спеша, словно прогуливаясь по берегу моря, поднимается по крутым ступенькам лестницы. Почти уже дойдя до конца, он оглянулся и спокойно произнес:

— Я не потерплю присутствия чужих мужчин у тебя в комнате.

— Что? — Она едва не рассмеялась в ответ и, извинившись перед посыльными, поспешила за тяжело груженным длинноволосым Отелло.

— Так, значит, ты не потерпишь присутствия здесь посторонних мужчин? — переспросила она, догнав его на втором этаже.

— Вот именно, — ответил он, входя в ее комнату.

— А ты не забыл, что этот дом принадлежит мне?

— Это невозможно забыть.

Он медленно опустил сундук на пол и, расположив его поудобнее, спокойно посмотрел на нее.

— Тогда перестань ломать комедию. И раз уж мы заговорили об этом, я хочу тебе сказать, что вовсе не нуждаюсь в столь пристальной опеке с твоей стороны и сама могу уладить свои дела. Так что нет необходимости набрасываться с кулаками на каждого, кто, как тебе кажется, обидел меня. Тем более что все это время я как-то обходилась без твоей помощи при общении с такими людьми, как Мэтерс, обойдусь и впредь.

— О, я нисколько в этом не сомневаюсь. — Рэмзи насмешливо прищурился. — Ты уже отлично показала свои способности, блистая мужеством при нападении на тебя агентов.

— Это была временная слабость.

— Ну конечно, — усмехнулся он, оглядывая ее с ног до головы. — Но чего прикажете ждать в следующий раз?

— Следующего раза не будет.

— Да? — О'Киф скептически улыбнулся. — Но ты, я вижу, забыла, что они не нашли то, что искали. И не думаю, чтобы даже моя столь неугодная тебе помощь могла заставить их отказаться от своих планов.

— Но теперь, когда об этом знает полиция…

— Ха! — фыркнул он, не дав ей договорить. — Ты, вижу, весьма упрямая особа.

— Ах так! — Дерзко вскинув голову, Пении подступила к нему вплотную. — Ты, похоже, слишком много вообразил о себе.

— Я сам выбираю, что и как мне воображать, — перебил он ее. — А вот тебе явно не хватает воображения, если ты до сих пор не поняла, что эти наглые корабельные крысы знают не только план твоего дома, но и твои привычки. К тому же они так хитры, что глупым ищейкам сроду не напасть на их след, сколько б они ни обнюхивали лестничные перила.

— И тем не менее в таком сторожевом псе, как ты, я все же не нуждаюсь.

Рэмзи сурово нахмурился. Ему захотелось взять ее за плечи и встряхнуть так, чтобы все ее вздорные фантазии разлетелись по комнате, как тонкие разноцветные булавки. Он знал, что такая самонадеянность не доводит до добра, и решил быть отныне в два раза внимательнее, чтобы предотвратить назревающую беду.

— Ах, Пенни, Пенни, — печально покачал он головой, — ты слишком наивна для таких суровых мужских игр, но я не оставлю тебя, я не дам в обиду свою женщину.

— Но я не твоя! — возмутилась Пенелопа.

— Нет, ты была моей этой ночью.

— Нахал! Самодовольный авантюрист!

Не успела она договорить, как он быстро качнулся в ее сторону, обнял и с силой притянул к себе. Его губы прикоснулись к губам Пенни. Она вырывалась, упираясь руками ему в грудь, извивалась в его крепких объятиях, но он, не отпуская ее, длил и длил жаркий страстный поцелуй. Все сильнее и сильнее сжималось вокруг ее тела кольцо горячих мускулистых рук, и она, сдавшись их властной покоряющей силе, наконец уступила порыву нахлынувших на нее чувств.

Пенелопа словно таяла, растворяясь в потоке овевающей ее нежности. Она упивалась сладостью страсти, радостно предавалась вихрю кипящих стихий. Прикосновения ласкающих мужских рук вновь зажигали у нее в груди тот могучий любовный пожар, что уносил ее прошлой ночью на своих алых огненных крыльях в жаркую бездну человеческих страстей. Она снова забывала обо всем на свете, снова испытывала неутолимый голод слепой и жадной любви.

Пенни готова была ненавидеть себя за эту слабость. Но ничего уже не могла противопоставить энергии и мощи захвативших ее сил. Они влекли ее все дальше и дальше в свой гигантский огненный клубок. И все же странное предчувствие беспокоило ее душу, то и дело напоминая о себе колючим холодком, пробегавшим по спине. Ей казалось, что с таким трудом обретенное ею счастье должно рано или поздно оборваться в самый неудачный и тяжелый момент ее жизни. Словно где-то в подсознании нарастала глухая тревожная тишина назревающего кошмара. Будто, грозно ворча, накатывала издалека ледяная волна подступавшей беды, и Пенелопа не в силах была остановить ее зловещего наступления.

Рэмзи вдруг оторвался от губ Пенни и, разжав объятия, отступил в сторону.

— Зачем ты это сделал? — расслабленно выдохнула она.

— Ситуация того требовала.

— Да? И почему же?

Она недоуменно вскинула брови и холодно посмотрела на него.

— Выражение твоего лица призывало меня принять срочные меры. — Он улыбнулся и, став в позу декламирующего чтеца, с пафосом произнес:

— Лицо словно говорило мне: «Поцелуй меня, Рэмзи, спаси, пока не поздно, положение, или моя хозяйка скажет такое, о чем будет потом долго сожалеть».

— Неужели? — насмешливо прищурилась Пенелопа.

— Именно так, — ответил О'Киф и вновь притянул ее к себе и горячо поцеловал в губы. Этот страстный завораживающий поцелуй заставил Пенни на мгновение забыться. И Рэмзи, не отрываясь от ее губ, думал уже о том, как бы доказать ей свою любовь в постели, но, вспомнив о сундуке, не выпуская ее из своих объятий, вдруг спросил:

— У тебя есть ключ?

— Что? — не поняла она.

— Ключ, — повторил он, многозначительно покосившись на сундук. — Разве ты не хочешь посмотреть, что там внутри?

Она оглянулась и увидела золотую пластинку с выгравированным на ней именем. Лицо Пенелопы потемнело, и, испуганно вздрогнув, она тряхнула головой:

— Нет, не хочу! — Затем после некоторой паузы, освободившись от его рук, уже спокойнее добавила:

— Лучше это сделать попозже.

— Неужели тебе не интересно? — О'Киф удивленно пожал плечами. — А меня так и разбирает любопытство.

— Меня тоже, — призналась Пенни. — Но боюсь, я к этому еще не готова.

Рэмзи упрямо поджал губы, сдерживая свое нетерпение. Ему хотелось сейчас же открыть загадочный сундук, чтобы разрешить наконец все свои сомнения и избавиться от невольно мучающего его страха. Но Пенелопа выглядела такой усталой и ослабевшей, словно вымокший в пруду котенок, что он не решался настаивать на своем. Казалось, нажми на нее посильнее, и она, как старинная растрескавшаяся статуэтка, что под внешним блеском скрывает ветхость распада, рассыплется на множество мелких пыльных обломков.

— Что ж, смотри сама, — пожал он плечами, — В конце концов, этот подарок послан именно тебе. А я подожду, покуда ты не соизволишь полюбопытствовать о его содержимом.

Пенни зябко поежилась, поглядев на толстую деревянную крышку сундука. И Рэмзи вдруг понял, что она боится того, что может обнаружиться внутри. В недоумении он принялся гадать о том, что же могло так напугать Пенелопу и зачем она медлит в таком, казалось бы, простом деле. О'Кифу было искренне жаль ее, хотелось приласкать, утешить, успокоить. И он, шагнув навстречу, взял ее на руки и понес к кровати.

— Оставь меня, — слабо протестовала она. — Ты слишком груб.

— Что-что? — засмеялся он и, разжав руки, бросил ее на постель.

Тихо охнув, Пенни опустилась на одеяло, но, тут же приподнявшись, кокетливым жестом поправила сбившуюся прическу. О'Киф двумя пальцами взял ее за подбородок и внимательно осмотрел царапину на шее. Ранка была не так глубока, как ему показалось вначале. И, успокоившись, он ласково потрепал Пенелопу по щеке.

— Тебе пора спать.

— А я вовсе не устала, — ответила она, сев в кровати.

— Не лги, — Рэмзи легко толкнул ее обратно. — Меня тебе обмануть не удастся.

— Ты не только забияка, ты еще и хвастун, — Я не привык, чтобы мне возражали, — Придется привыкать.

Она насмешливо покосилась на него, ожидая, когда он выйдет из комнаты. Но О'Киф не торопился. Испытующе глядя в ее зеленые кошачьи глаза, он словно решал, как поступить дальше. И вдруг, быстро склонившись над ней, приблизил вплотную свое лицо.

Она лежала тихо, прислушиваясь к биению своего сердца. В полумраке спальни ее глаза блестели таинственным изумрудным огнем. Грудь порывисто поднималась и вновь опускалась вниз, следуя неровному ритму дыхания. И это нервное зыбкое движение грозило нарушить хрупкую тишину замершего мгновения.

Вдруг Пенни облизала губы. И это, словно невольное приглашение продолжить их любовную игру, заставило Рэмзи склониться ниже. Чувство благодарной нежности наполнило его душу. Ему захотелось сказать ей, что он отныне готов защищать ее от всех врагов и бел, спасать от страхов и неприятностей жизни. Его взгляд погрузился в глубину изумрудного сияния ее глаз. И, медленно наклонив голову, он поцеловал Пенни в губы.

Она тихо вздохнула и почувствовала, как мягкое ласковое тепло наполнило ее сердце. Рэмзи крепко прижался к ее груди. Его поцелуй становился все жарче и страстнее. И тут будто легкий бархатный огонь опалил тело Пенелопы, горячая чувственная дрожь пробежала по ее коже. И невольно вспомнилась прошлая ночь, безудержное пламя страсти и то спасительное освобождение от всех забот и гнетущих опасений, которое она нашла в объятиях Рэмзи О'Кифа. Тело Пенни упруго, по-кошачьи выгнулось вверх, словно умоляя о продолжении жаркой любовной ласки. Руки, в теплой истоме замешкавшись на груди, сомкнулись вокруг широких мужских плеч. Она крепко, с наслаждением прижалась к О'Кифу, с радостью ощущая на себе тяжесть его горячего тела. Но он вдруг осторожно приподнялся на руках и тихо шепнул ей на ухо:

— Теперь тебе нечего бояться.

«Кроме тебя», — подумала Пенелопа, чувствуя, как быстро бьется ее сердце, растревоженное его страстным поцелуем.

Улыбнувшись, Рэмзи поднялся с кровати и, осторожно ступая, вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.