Глава 13

Дом был великолепен. Каждая деталь отражала роскошь и грациозность замыслов его хозяина. Двухэтажный, с высокой остроконечной крышей, он широко и величественно расположился посреди аккуратной зеленой лужайки, приветливо распахнув массивные двери, к которым подводило невысокое изящное крыльцо с витыми тонкими перилами. С левой стороны к нему примыкали конюшни и гараж с широкими железными воротами. Но особого внимания заслуживала высокая каменная стена, словно огромный хвост гигантского китайского дракона ощетинившаяся острыми железными чешуйками, оградившая имение от любопытных взглядов нежелательных визитеров.

Рэмзи с любопытством оглядывался по сторонам. То, что он, видел, восхищало и немного смущало его. Стена напомнила ему ограду тюрьмы, но на душе было легко и спокойно. Тихий ветерок доносил откуда-то издалека сладкий цветочный аромат и невнятный шум отдыхающего моря.

Когда они поднялись на крыльцо, навстречу им выбежала какая-то женщина, лица которой О'Киф разглядеть не успел. Она, радостно вскрикнув и даже не взглянув на гостя, бросилась е объятия Пенелопы. И пока они тормошили и оглядывали друг друга, Рэмзи с интересом осматривал двор, пока вдруг не вспомнил о том, что Пенни говорила ему о каком-то друге, которого она разыскивала до встречи с ним.

Это воспоминание заставило его нахмуриться. И, глядя на улыбающихся друг другу женщин, он подумал о радости совместных переживаний и о том, что теперь Пенелопе, вероятно, будет полегче.

В этот момент, словно только теперь вспомнив о его присутствии, она обернула к нему свое раскрасневшееся лицо и, кивнув, жестом пригласила следовать за собой. Идя за ней, он гадал о том, кем же приходится ей эта встреченная ими женщина. Матерью? Экономкой?

— Маргарет, — обратилась к ней Пенни, — Трэвис еще здесь?

— Нет, — откликнулась та, указывая на широкую винтовую лестницу. — Полчаса назад я видела, как он поднялся наверх, занес несколько сумок в зеленую комнату и ушел.

«Экономка», — решил Рэмзи.

— А Энтони звонил? — продолжала расспрашивать Пенелопа, останавливаясь у щита сигнализации и щелкнув тумблером.

Маргарет отрицательно покачала головой, с любопытством разглядывая О'Кифа. Тот стоял не шевелясь, напряженно вглядываясь в ряды разноцветных лампочек и пронумерованных переключателей, которыми занималась Пенни. Как только она дотрагивалась до одного из тумблеров, на панели появлялась маленькая светящаяся цифра и тут же исчезала, когда она убирала свою руку. Эти забавные световые фокусы так увлекли Рэмзи, что он не заметил, как Пенелопа обернулась к нему и насмешливо покачала головой.

— Это всего лишь система сигнализации, — сказала она. — Сработает, если посторонний попытается проникнуть внутрь.

— И отправит его на небо?

— Нет. Всего лишь громко зазвенит и оповестит полицию о том, что кто-то проник в запретную зону.

Она спокойно растолковывала ему суть дела, уже не удивляясь его поразительному невежеству. Это даже отчасти нравилось ей. Необходимость просвещать своего гостя отвлекала ее от собственных неприятностей. Опека и утешение, оказывается, весьма благотворно действуют на самого утешителя. К тому же Рэмзи очень добросовестно исполнял данное Энтони обещание быть ей помощником и защитником. И хотя, как думала Пенелопа, она в защитниках не нуждалась, его внимание и искренняя благожелательность тронули ее сердце. Тем более что, как она понимала, ее несколько вызывающее поведение не располагало к проявлению подобной заботливости.

Рэмзи поблагодарил ее за объяснения, и она закрыла крышку распределительного щита. А затем они оба посмотрели в сторону стоящей в фойе Маргарет. Сзади раздалось громкое сопение возящегося с чемоданом Хэнка. Не утруждая себя излишними приветствиями и выражениями чувств, он, коротко кивнув, проследовал со своей кладью вверх по лестнице.

— Маргарет, познакомься; это мистер Рэмзи О'Киф, — произнесла Пенни, бросая на столик свою сумочку. — Он поживет у нас немного. Покажи ему, пожалуйста, зеленую комнату. Я думаю, он захочет помыться и отдохнуть.

— Конечно, — кивнула миссис О'Халерен, не выразив и тени удивления на спокойном лице, хотя явно была поражена таким поворотом событий. Она вновь осмотрела Рэмзи с головы до ног, гадая, чем же он привлек внимание Пенелопы, но не сочла себя вправе высказать хоть какое-нибудь замечание. — Ты познакомилась с ним на съемках? — лишь спросила она, недоуменно приподняв одну бровь.

— Нет, ч-улыбнулась Пенни. — Тебя, вероятно, ввела в заблуждение его одежда, но это, как ни странно, его собственный костюм.

— Как? — удивилась Маргарет. — Ты хочешь сказать, что ножи и пистолеты тоже часть его повседневного наряда?

— Не слишком-то вежливо обсуждать человека в его присутствии.

Пенелопа посмотрела на Рэмзи, и тот весело подмигнул ей. Он стоял прислонившись к стене и скрестив руки на груди, и с насмешливой улыбкой поглядывал на миссис О'Халерен, пока та осматривала детали его костюма. Когда она подняла взгляд к его лицу, он шагнул ей навстречу и, взяв под руку, торжественно произнес:

— Это великая честь для меня, миледи, лицезреть истинную розу Ирландии, которая своим присутствием поддержит нашу грешную, опаленную роком душу в насыщенные лишениями годы скитаний и битв.

С этими словами он низко склонил свою голову и благоговейно поцеловал руку Маргарет.

— Он что, репетирует? — удивилась та, недоуменно посмотрев на Пенни, с улыбкой покачавшую головой. А затем, поджав губы и отобрав свою руку у Рэмзи, подражая ему, произнесла:

— Боюсь, милорд, что это лишь хитрая ловушка для бедной женщины. И негоже мне попадаться в оные силки.

Лицо О'Кифа выразило искреннее огорчение.

— О, поверьте мне, миледи, — продолжил он в том же тоне. — Вы слишком жестоко наказуете меня. А ведь никак нельзя устоять перед вашей добротой. И я проделал превеликий путь, чтобы лишь узреть малую толику вашего ослепительного сияния.

Он, тихо хихикнув про себя, торжественно повел ее к винтовой лестнице, стараясь выступать мерным церемонным шагом.

— Правда? — с сомнением в голосе спросила Маргарет, недоверчиво нахмурившись.

— Истинная правда, миледи.

— И там, откуда вы прибыли, у всех такие опаленные роком души или только вы удостоились этой чести?

Рэмзи засмеялся. И густой раскатистый смех, словно светлый воздух веселья, наполнил собой весь расхохотавшийся в ответ дом.

— Именно так, любезная Мэгги. Я надеюсь, что вы одобрите решение мисс Гамильтон поселить меня в этом доме. — Склонившись к самому ее уху, он продолжал шепотом:

— Я ведь не так глуп и понимаю, что именно вашим благосклонным вниманием движется хозяйство в этом величественном замке. — Ухо Маргарет порозовело. — И готов всеми силами способствовать вашему благодетельному процветанию. В зеленую комнату сюда? — Он повел рукой в сторону лестницы. Миссис О'Халерен кивнула. Она была уже не в силах противиться обаянию необычного гостя. — Итак, милая Мэгги, я жду не дождусь, когда же ты расскажешь мне о своем благородном семействе.

Очарованная Маргарет, растроганно улыбаясь, посмотрела на Пенелопу. «Да, — подумала та, едва не расхохотавшись, — обходиться с дамами он явно умеет», Его успехи были тем более поразительны, что на миссис О'Халерен все в этом доме смотрели как на весьма сухую и чопорную особу, главную распорядительницу университетского женского клуба, и никто уже давным-давно не ждал от нее особой благосклонности к незнакомым мужчинам. Но Рэмзи, похоже, способен был соблазнить и монашку.

Ничего удивительного, что всю дорогу после того, как их оставил Энтони, он и Пенни так весело болтали, непринужденно перескакивая с одной темы на другую и избегая интимных вопросов. Речь в основном велась об истории этого старого, викторианской эпохи, дома. И все же, когда они остановились у ворот усадьбы, Рэмзи поразили размеры увиденного им особняка. Хотя, честно говоря, дом значительно уступал в грандиозности расположенным неподалеку строениям.

Двигаясь по дорожке к дому, О'Киф не переставал восхищаться его величественном видом. А Пенни, глядя на широкие крепкие плечи, стройные мускулистые ноги шагавшего впереди человека, Думала о том, что теперь всерьез и окончательно влипла во всю эту странную и небезопасную историю. Она сама удивлялась тому, с какой легкостью позволила чужому мужчине проникнуть в святая святых своей жизни, поселиться в своем доме, вторгнуться в мир своих чувств.

«Жить вообще небезопасно», — заметил неожиданно ворвавшийся в ее размышления внутренний голос.

— Я слишком часто совершаю опасные поступки, — пробормотала она, но тут же одернула себя, заметив, что Рэмзи, оглянувшийся на ее голос, хитро улыбаясь, смотрит ей в лицо.

Теперь, проводив О'Кифа до дверей зеленой комнаты, она подождала, пока Маргарет откроет замок.

— Входите, мистер О'Киф, — сказала та, жестом приглашая его войти. — Все для вас уже готово, но, если понадобится что-нибудь еще, дайте мне знать, я бее сделаю, как вы захотите.

Он улыбнулся в ответ и вновь галантно поцеловал ей руку.

— Милая Мэгги, — ласково произнес он, — я прошу тебя звать меня просто Рэмзи. До сих пор именно так называли меня окружающие.

— Ну ты и нахал, — толкнула его локтем в бок Пенелопа. — Невообразимо наглый тип.

Глядя на его обходительность, она удивлялась все больше и больше. Насколько она знала, Маргарет еще никому не позволяла называть себя Мэгги, разве что в детстве собственной матери. И вот теперь это впервые свершилось. Причем она казалась совершенно довольной таким поворотом дела.

— Хорошо, — согласилась она. — Ты не голоден?

— О! — воскликнул он, чувствуя глухое бормотание в желудке. — Я буду безмерно счастлив убедиться, что ты столь же великолепная стряпуха, как и экономка.

— И это истинная правда, — заметила выглянувшая из-за его плеча Пенни.

Щеки Маргарет зарделись от похвалы. «Этот очаровательный гигант, — подумала она, — вероятно, больше всего на свете любит мясо с картошкой».

— Я не заставлю вас разочароваться, — сказала она вслух и направилась к двери, но тут же, словно о чем-то вспомнив, остановилась и добавила:

— Да, Трэвис оставил счет за привезенные вещи. Возьмите.

Она протянула Пенелопе мелко исписанную бумажку. Но Рэмзи оказался быстрее. Выхватив у миссис О'Халерен счет, он опустил его к себе в карман.

— Я не желаю, чтобы за меня расплачивался Уэйнрайт, — угрюмо проворчал он, хмуро взглянув на Пенни, так что та не решилась возразить ему и вдруг почувствовала себя маленькой и беззащитной. О'Киф, видимо, понял ее состояние, потому что голос его вдруг приобрел совершенно другой оттенок и он, ласково посмотрев на нее, неожиданно проворковал:

— Ты ведь понимаешь меня, Пенелопа?

Радостно улыбнувшись ему в ответ, она покорно склонила голову.

— Не пойму, кто у кого в гостях? — произнесла, добродушно усмехнувшись, Маргарет и вышла из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Пенни вдруг показалось, что комната стала слишком маленькой, слишком тесной для двоих, словно ее сдвинувшиеся стены еще более сблизили Рэмзи и Пенелопу. А О'Киф, чувствуя какое-то изменение в настроении своей собеседницы, ждал, когда же наконец растает ледяная стена отчуждения, разделяющая их, но ожидание ни к чему не привело. И тогда он решил прервать затянувшееся молчание.

— Я думаю, мне надобно принести свои извинения за мое не весьма любезное поведение на улице.

Он и правда испытывал искреннее раскаяние. Ведь она так много сделала для него. А он обошелся с ней чересчур грубо.

— Я тоже прошу у тебя прощения, — тихо пробормотала Пенни в ответ.

Улыбка на лице Рэмзи сменилась выражением проникновенной нежности. И Пенни почувствовала, как дрогнуло и забилось быстрее ее сердце. Колени подогнулись, и, безвольно прислонившись к стене, она ощутила на своих плечах ласковое прикосновение его обнимающих рук и жаркие губы, тронувшие ее холодный лоб.

Она закрыла глаза и тихо склонила голову ему на грудь. Даже этот короткий легкий поцелуй заставил затрепетать ее душу. Но еще большее волнение охватило ее сердце, когда его горячие губы коснулись щеки, а затем самого краешка рта. Теперь теплая истома страсти наполнила уже все ее тело. И она вновь решительно напомнила себе, как опасны для нее подобные отношения.

— Теперь ты будешь относиться ко мне любезнее? — спросил он, словно угадывая ее сомнения.

«Одной любезности мало», — хотела ответить она, но промолчала, лишь не спеша освободившись из его рук. Рэмзи печально вздохнул и недоуменно пожал плечами. Все тот же сковывающий желания холод отделял их друг от друга. И эта искусно поставленная ею на его пути преграда тяготила душу, мешала быть до конца искренним с ней.

Когда Пенни направилась к двери, О'Киф тяжело опустился на кровать и принялся снимать сапоги. Она оглянулась напоследок, да так и застыла возле двери. Он же, не замечая ее присутствия, стянул один сапог и, усталым жестом поставив его рядом, осмотрел повязку на ноге. Затем грустно улыбнулся и опустил голову на грудь.

Сострадание переполнило сердце Пенелопы. Он казался таким печальным и измученным, что хотелось приласкать его, расспросить о горестях и бедах. А ведь это был тот самый Рэмзи О'Киф, что всего несколько часов назад героически сражался с докторами, а потом спас забравшегося на дерево ребенка. И пусть его манеры нелепы и несколько старомодны, но это именно они подтолкнули его к таким великодушным действиям и позволили сразу же завоевать доверие Энтони и Хэнка и, что уж совсем невероятно, очаровать неприступную миссис О'Халерен. К тому же (Боже мой!) всего лишь два дня назад он смотрел в лицо смерти.

Да, Пенни давно уже поняла, что на этом свете невозможно встретить такого человека, которому можно довериться во всем и всегда. Она поняла это еще тогда, когда маленькой девочкой бегала по шумным и многолюдным улицам. Но теперь, встретив этого странного, нелепого человека, она вдруг почувствовала, что весь опыт ее предыдущей жизни не стоит ломаного гроша при общении с ним, что он стал для нее самой большой загадкой, с какой приходилось ей сталкиваться когда бы то ни было.

— Рэмзи! — позвала она его, и он смущенно приподнял голову, только тут заметив, что Пенни еще не ушла. — Нет, не вставай! — остановила его Пенелопа, предупредив его движение, — Я просто хотела…

Она беспомощно огляделась, вспоминая, что же она, собственно, хотела. Поговорить с ним о чем-то? Расспросить? Или может быть, просто смотреть не отрываясь в эти спокойные темные глаза, забывая обо всем на свете, отметая навсегда все страхи, горести, проблемы, пренебрегая и гордостью, и твердостью, и независимостью? Или попросить об еще одном горячем бесконечном поцелуе? Поцелуе, горящем на губах даже во время разлуки.

В растерянности она вновь обвела глазами комнату. Господи! Что с ней? Когда это началось? Что теперь делать? Тряхнув головой, она наконец взглянула на Рэмзи:

— Я рада, что ты у меня в гостях. Чувствуй себя как дома. — И, кивнув, она вышла из комнаты.

О'Киф улыбнулся. «Надо же, — подумал он, — похоже, ты стала ко мне благосклоннее». Поднявшись с кровати, он прошел в туалет. Решив самостоятельно исследовать этот новый для него мир, он теперь приводил свой план в исполнение. А потому прежде всего покрутил в разные стороны блестящие разноцветные ручки, красовавшиеся над широкой белой раковиной, и радостно засмеялся, когда из длинного железного крана брызнула теплая вода. Поиграв немного у раковины, Рэмзи обратил внимание на высокий полый сосуд, намертво прикрученный к полу и прикрытый тонкой полукруглой крышкой. «Ночной горшок», — догадался Рэмзи. Откинув крышку, он нажал на литой медный рычаг, торчавший в боку сосуда, и удовлетворенно замычал в ответ на ворчание устремившейся в ночной горшок воды. Весьма удобно, не надо даже выносить.

Широкое трехстворчатое окно, украшенное тонким узором изящно прорисованных переплетенных листьев, открывало светлую панораму спокойно дышащего моря. Легкие, с блестящими челками волны неторопливо набегали на высокий песок пляжа и, мягко вздохнув, медленно откатывались обратно. Удивительное спокойствие было разлито в почти недвижном воздухе. И Рэмзи невольно залюбовался открывшимся перед ним светлым простором.

Повернувшись спиной кокну и решив продолжить начатые им исследования, он не спеша проследовал в маленькую, отделанную зеленым кафелем комнату, отделенную от туалета узкой стеклянной дверью. Здесь почти под самым потолком располагался ряд непонятных дырчатых приспособлений, словно в любопытстве свесивших свои широкие изогнутые головы над зеленоватым полом. Под ними были видны прозрачные шарики, напоминающие ручки от крана над раковиной. И О'Киф со смелостью постигающего мир экспериментатора решительно повернул одну из них. Тут же холодный тугой ливень обрызгал его с ног до головы.

— Нептуновы забавы, — проворчал Рэмзи, отскакивая в сторону и оглядываясь в поисках полотенца. Заметив глядящего на него со стены еще одного Рэмзи, он подошел к зеркалу и внимательно осмотрел себя. — Боже милостивый! До чего неопрятный тип! Нечесаный, немытый.

Он смутился, подумав о том, что Пенелопа видела его в таком безобразном состоянии. Одежда была грязна и настолько пропитана солью, что на плечах проступили белые пятна. Один рукав порван у локтя, а на груди болтаются две полуоторванные пуговицы.

Оправданием было лишь то, что он попал сюда не с парада, а с корабля, долго скитавшегося по морям. И он надеялся, Пенни понимает это. Хотя вид, конечно, скверным. Щетина на щеках, проступившие на скулах признаки бакенбард. В общем, физиономия откровенно мрачная. Кроме того, от постоянных недосыпаний покраснели глаза, и лицо осунулось от усталости.

О'Киф понюхал рукав своей куртки. «О Боже! И как его леди не упала в обморок от такого запаха?!» Быстро повернувшись на каблуках, он заглянул в маленький шкафчик, стоящий возле стены, и, отыскав там широкое мохнатое полотенце, кусок душистого мыла и набор для бритья, с любопытством оглядел найденное. Бритвенный станок несколько смутил его. Он подумал, что такая хлипкая конструкция явно не для его бороды, ради которой юнге не раз на дню приходилось править его замечательную сверхострую бритву доброй немецкой стали.

Порывшись в ящике шкафчика, он обнаружил там еще зубную пасту, шампунь и крем для бритья. Подивившись на эти забавные изобретения, он извлек следом за ними нечто совершенно ему непонятное. Деодорант. Но, прочитав подробные инструкции по использованию этого замысловатого средства и весело посмеявшись над суетностью современных человечков, Рэмзи наконец уяснил, в чем дело.

Быстро скинув одежду и выбросив грязный бинт, он ступил в царство холодного ливня, но ливень на этот раз хлынул горячий. И О'Киф, ахая и охая, вволю попарился под его жаркими струями, а затем, обернув вокруг бедер полотенце, вышел из дождевой камеры, чтобы привести в порядок свое заросшее щетиной лицо.

Он дважды порезался, словно впервые бреющийся школьник, но, проявив упрямство, все же довел до конца. Его мучения были понятны. Ведь единственным знакомым ему предметом из числа найденных в шкафу была зубная щетка. И, с удовлетворением чистя зубы, он вспомнил свою — тиковую, подарок знаменитого капитана, привезенную им с Востока, которая, наверное, и теперь стоит в стаканчике в комоде его каюты.

Вспомнив о корабле, Рэмзи стал гадать о том, как справился Камерон с управлением судна. Ведь у него пока еще не хватает опыта и авторитета в глазах матросов. Сможет ли он занять место капитана «Воли Тритона»? Станет ли слушать его команда? Эти мысли опечалили О'Кифа, напомнив ему, что он уже не капитан корабля. И Рэмзи, коротко выругавшись, сжал в кулаке тюбик с зубной пастой, так что его содержимое брызнуло на зеркало.

Покинув ванную, Рэмзи вернулся в комнату, наслаждаясь свежим прохладным воздухом, легкими дуновениями овевающим его разгоряченное после купания тело. Войдя в дверь, он остановился и, оглядевшись по сторонам, заметил перемены, произошедшие в его отсутствие. Портьеры были задернуты, комната озарена мягким приглушенным светом, а на столике у кровати расположился широкий металлический поднос. «Мэгги похлопотала», — подумал он, вытирая волосы полотенцем.

На подносе кучкой лежали аппетитные сандвичи с мясом, соленые огурчики, посыпанные укропом, аккуратные ломтики жареного картофеля. Картошка оказалась настолько вкусной, что О'Киф сразу же съел едва ли не все, лишь значительно позже сообразив, что же он, собственно, ел. Расправившись с этим божественным блюдом, он обратил свое благосклонное внимание на стоящий рядом узкий стеклянный бокал и, приподняв к свету, исследовал его содержимое. Запах доброго старого эля заставил его восторженно замычать от предвкушаемого удовольствия. Мычание перешло в посапывание, сопровождаемое причмокиванием и бульканьем. Рэмзи пил, закатив глаза от наслаждения.

«Слабоват», — подумал он, поставив бокал на место. Поднос обиженно звякнул в ответ, словно оскорбленный его неблагодарностью. А Рэмзи, блаженно потянувшись, удовлетворенно похлопал себя по наполненному животу. «Мэгги будет мной довольна, на подносе одни крошки остались». И, отодвинув от кровати низенький столик, который легко откатился в сторону на приделанных к нему маленьких колесиках, он с удовольствием вытянулся на мягко скрипнувшей под ним кровати. «О Боже! Благословенны дары твои!» Привыкнув спать на сыром соломенном тюфяке, он испытывал истинное блаженство, лежа на мягкой, приятно пахнувшей перине, а душистое теплое одеяло приводило его в настоящий восторг. «Я, право, начинаю любить твое время, Пенелопа», — подумал он, устало закрывая глаза.

Через десять часов дверь зеленой комнаты тихо отворилась, и в образовавшемся проеме появилось любопытное лицо Пенни. Она еще чуть-чуть приоткрыла дверь и удовлетворенно улыбнулась, заметив пустой поднос, стоящий на тележке недалеко от кровати. Войдя в комнату, она поспешила к подносу, но, не достигнув своей цели, вдруг резко остановилась, вглядываясь в лежащего на кровати Рэмзи. Он растянулся поперек постели лицом вниз, словно споткнувшийся о нее бегун, одна его рука свисала с перины, беспомощно болтаясь в воздухе, а другая судорожно вцепилась в скомканную у его локтя простыню. Одеяло высокой горой громоздилось на ногах, и из-под него торчала голая мозолистая пятка.

«Что же нужно делать, чтобы оказаться в такой эффектной позе?» — с удивлением подумала Пенелопа. Ее взгляд скользнул вдоль распростертого перед ней тела и остановился на полукруглой загорелой ягодице. Тонкие тугие шрамы пересекали ее во всех направлениях. «О Господи!» — тихо ахнула Пенни и, подойдя ближе, протянула вперед руку, будто желая погладить покрывавшие это мускулистое тело рубцы.

Она подумала о том, сколько он, должно быть, выстрадал в своей жизни, и на ее глаза навернулись слезы. Склонившись над ним, она кончиками пальцев легко прикоснулась к шрамам. И вдруг, даже не успев сообразить, что же случилось, оказалась лежащей поперек кровати, прижатой к ней тяжестью навалившегося крепкого упругого тела. Холодный тупой металлический стержень уткнулся ей в подбородок, заставив откинуть голову назад. И в тишине комнаты явственно прозвучал сухой щелчок взведенного курка.