Глава 1
Обри Майкл Томас Стерлинг, маркиз Стэндон, 1780 г. р.
третий сын лорда Чарлза Стерлинга; местожительство: предположительно замок Байторн.
Примечания: о лорде Стэндоне известно очень немногое, хотя ходят кое-какие упорные, но неподтвержденные слухи о юношеских опрометчивых поступках. Однако он, должно быть, постепенно исправлялся по мере приближения к обладанию титулом маркиза, потому что его имя никогда больше не упоминалось ни в разделе светской хроники, ни на страницах «Джентльмене мэгэзин» или какого-либо иного надежного источника сплетен. А поэтому в его пользу можно сказать очень мало, если не считать того неоспоримого факта, что он является наследником герцога Холлиндрейка.
Из «Холостяцкой хроники»
Лондон, Мейфэр
Январь 1814 года
– Боже мой, Талли, какая ужасная новость! – сказала мисс Фелисити Лэнгли своей сестре Талли, сидевшей в другом конце гостиной.
– Какая? – спросила ее сестра-близнец, поднимая глаза от блокнота.
Фелисити положила номер «Таймс», который читала, и вздохнула:
– Лорд Гарнер умер.
– Не может быть! – воскликнула Талли, вскакивая с кресла у окна. Ее черная собачка Брут немедленно поднялась тоже, потянулась, зевнула и последовала за своей обожаемой хозяйкой, которая пересекла комнату, чтобы взглянуть на сообщение собственными глазами. – Несчастный случай во время верховой прогулки. Какой ужас!
– Какое невезение! – пробормотала Фелисити и, обмакнув в чернильницу перо, принялась вычеркивать лорда Гарнера из блокнота, лежащего перед ней.
– Силы небесные! Ведь это пятый холостяк за эту зиму! – воскликнула Талли, наблюдая, как ее сестра вычеркивает тщательно составленную Подборку оценочных данных, касающихся личных качеств и размеров собственности ныне покойного барона.
– Точнее, даже не пятый, а шестой.
Удрученно покачав головой, Талли спросила:
– Этот лорд Гарнер… ведь он был довольно старый, не так ли?
– Ему было почти сорок.
Талли сморщила носик:
– Совсем старик. Тебе следовало бы вычеркнуть его еще несколько лет назад.
Сестрам не далее как две недели назад исполнилось по двадцати одному году, и Талли считала любого мужчину старше тридцати чуть ли не библейским Мафусаилом.
– Старик он или нет, но нельзя забывать о том, что у него было двенадцать тысяч годового дохода.
Ее сестра пожала плечами и снова заглянула в газету.
– А его наследник заслуживает внимания?
– Ему всего семь лет.
Талли сокрушенно поцокала языком, понимая, что новому лорду Гарнеру придется подождать еще лет этак десять, прежде чем его, возможно, сочтут пригодным для включения в пресловутую «Холостяцкую хронику» Фелисити.
Хотя, по правде говоря, едва ли какой-нибудь мужчина, пребывающий в здравом уме, захотел бы увидеть свое имя на страницах подобного сборника. «Холостяцкую хронику», как окрестили этот «шедевр» одноклассницы сестер в школе мисс Эмери, едва ли можно было бы назвать глупой забавой помешанной на титулах хихикающей юной леди. Это была скорее основанная на скрупулезных исследованиях глубокая характеристика каждого подходящего для брака холостяка в высшем свете.
В справочнике «Дебретт» каждый мог почерпнуть сведения о генеалогическом древе и семейном девизе. Но только в «Холостяцкой хронике» можно было узнать, имеет ли этот мужчина склонность к злоупотреблению алкоголем или к ночным прогулкам в дебрях района Севен-Дайалз. Путеводители по историческим местам мистера Биллингсуорта дадут вам пространное и красочное описание владений этого человека, но только из сборника Фелисити вы получите сведения о подлинном состоянии кровли и узнаете, прочно ли укреплены там стены.
От проницательного взгляда Фелисити не ускользали титулованные особы от герцогов до баронов, джентльмены, получившие личное дворянское звание за особые заслуги, и даже, в порядке исключения, просто мужчины со средствами. Даже – вторые сыновья и дальние наследники не были обойдены вниманием в «Хронике», потому что, как имела обыкновение повторять Фелисити, «сегодня он никто, а завтра – наследник». Для получения этой информации Фелисити ежедневно по утрам тщательно просматривала «Таймс», «Глобус» и, конечно же, «Морнингпост», а также последние номера «Джентльменз мэгэзин», «Ледиз мэгэзин» и «Ледиз фэшнэбл кабинет», выискивая информацию, заслуживающую включения в «Хронику» в виде добавлений либо исправлений.
Сведения, которые не уливалось получить из периодических изданий, она получала благодаря оживленной переписке с бывшими ученицами школы мисс Эмери. Обширная корреспонденция с этими леди, большая часть которых, выйдя замуж, породнились с самыми знатными семействами высшего общества, позволяла ей проникнуть в такие тайны, сведения о которых никогда не попадал и на страницы печати.
– Талли, я склонна вновь пересмотреть решение относительно будущего Пиппин, – сказала Фелисити, осторожно промокая влажный крест, перечеркнувший сведения о лорде Гарнере.
– Ах нет, Герцогиня, только не начинай все снова, – взмолилась Талли, называя сестру ее любимым прозвищем.
Фелисити отмахнулась от возражений сестры.
– Я склонна видеть нашу кузину скорее с лордом Элмсли, чем с графом Дарлтоном. Я только что узнала от жены троюродного брата матери виконта, что в Элмсли есть что-то романтически трагичное, а это, мне кажется, как нельзя лучше сочеталось бы с нынешним состоянием Пиппин…
Талли аж застонала. Громко.
– Не делай этого, – сказала она сестре. – Оставь Пиппин в покое.
– Это еще почему?
– Потому что наша кузина очень переменилась с тех пор, как… ну, ты сама знаешь, о чем я говорю.
Фелисити тяжело вздохнула.
– Безвременная кончина ее батюшки была, конечно, потрясением. Еще большее потрясение вызвало состояние его финансов, но теперь, пожалуй, пора ей…
– Перестань! – взмолилась ее сестра, всплеснув руками. – Иногда мне кажется, что у тебя совсем нет сердца. Я говорю не о ее отце. Я говорю о нем, – Талли понизила голос до шепота, – о капитане Дэшуэлле.
– Об этом пирате? – воскликнула Фелисити. – Больше не хочу слышать это имя. Тем более в стенах этого дома. Ах, как бы я хотела, чтобы морской дьявол утащил его на дно моря!
Пиппин была таким разумным созданием, пока этот вертопрах не поцеловал ее.
Когда четыре года назад, Фелисити впервые предприняла попытку заняться сватовством, она, Талли и Пиппин всячески помогали своей учительнице мисс Портер найти путь к сердцу этого шалопая Джека Тремонта, оказавшись в результате в центре запутанного клубка шпионских страстей. Выступив в защиту Джека, они, сами того не желая, стали виновницами его заключения в тюрьму.
Та ночь навсегда изменила их жизни, а теперь дело дошло до того, что Пиппин поцеловал один молодой американец, капитан дальнего плавания Томас Дэшуэлл. Все произошло в мгновение ока, хотя, если верить тому, как вспоминались события той ночи их кузине, получалось, что она и Дэш провели в объятиях друг друга целую вечность.
На самом деле все это чушь, не раз говорила Фелисити, называя капитана Дэшуэлла бесчестным совратителем и презренным пиратом, потому что вскоре после этого дерзкий американец перестал быть их союзником и оказался в стане врагов, поскольку их страны теперь находились в состоянии войны. Й с тех пор его лихие пиратские подвиги на море дорого обходились Англии.
– Ты просто завидуешь, что он поцеловал не тебя, – сверкнув голубыми глазами, сказала Талли.
– Ничуть! – возразила Фелисити. – Я пристрелила бы этого негодяя еще до того, как он осмелился бы достаточно близко подойти ко мне.
– Полно тебе, не прикидывайся. Ведь не хочешь же ты прожить всю жизнь нецелованной? – сказала Талли и, взяв на руки Брута, взлохматила ему шерстку, окружавшую его похожую на обезьянью мордочку.
Фелисити положила руку на томик «Дебретта», как будто для того, чтобы придать вес своим аргументам.
– Талли, поцелуи здесь ни при чем. Если бы я знала, что кто-нибудь из вас двоих будет целоваться с первым встречным пиратом и негодяем, я бы никогда не стала добиваться всеми правдами и неправдами, чтобы мы могли провести сезон в Лондоне. Разве вы не понимаете, что на карту поставлены и этот дом, и тетушка Минти, и даже наша репутация? Если хоть одна из нас совершит опрометчивый поступок, если хоть кто-нибудь узнает, на какие жертвы мы пошли, чтобы…
– На какие жертвы пошла ты, – поправила ее Талли, – так что не меня с позором изгонят из общества или сошлют на каторгу за все эти дела. К тому же, Герцогиня, в этом я на стороне Пиппин. Я предпочитаю сама найти себе мужа, а не выходить замуж за одного из одобренных тобой ничтожеств. Я хочу, чтобы это был мужчина вроде капитана Дэшуэлла, который зацеловал бы меня до потери сознания, так, чтобы я была готова буквально на все.
– Ну что ж, такой черной неблагодарности свет еще не видывал, – заявила Фелисити. – Только, пожалуйста, не поэтизируй в моем присутствии поцелуи с пиратами! Это неприлично. Нам это делать не подобает. Вы обе должны удачно выйти замуж, потому что я не могу допустить, чтобы моя кузина, а тем более моя сестра, не обладала бы такими же хорошими связями в обществе, как у меня, когда я стану невестой Холлиндрейка!
Талли спустила Брута на пол.
– «Когда»… Может быть, ты хотела сказать «если я стану невестой Холлиндрейка»?
– Я выйду замуж за герцога – и ни за кого другого! – заявила Фелисити, сердито взглянув на сестру.
– Но, дорогая моя… – Талли не договорила, прерванная звонком в парадную дверь – звонком настойчивым и требовательным, который заставил обеих сестер вздрогнуть. – Силы небесные, кто бы это мог быть? – воскликнула Талли и, побледнев, замерла на месте, окинув взглядом гостиную. – Ты не думаешь, что кто-нибудь узнал…
– Что за глупости! – прервала ее Фелисити, хотя ей в голову пришла та же самая мысль. – Но в любом случае нам, наверное, следует узнать, кто это такой.
– Я, не пойду в тюрьму, Герцогиня, – снова сказала Талли то, что ежедневно повторяла с тех пор, как они приехали в Лондон.
– Да, Талли, я знаю, – сказала Фелисити. Взяв шаль, лежавшую на спинке кресла, она набросила ее на плечи, прежде чем выйти из гостиной на верхнем этаже, которая была единственной теплой комнатой в доме, чтобы сделать то, что обычно делают слуги.
Только вот слуг у них не было.
Талли следовала за ней по пятам, а за Талли следовал Брут, который никогда не позволял хозяйке выходить за пределы его поля зрения. Он, как положено, полаял и порычал, устроив громкий шум, эхом разнесшийся по почти пустому особняку, который они сняли на сезон. Несмотря на свое благородное происхождение – его дедушка принадлежал самой Марии Антуанетте, как любила рассказывать Талли всякому, кто соглашался слушать, – Брут обладал повадками самого обыкновенного шпица.
Фелисити оглянулась на шествие за своей спиной и покачала головой:
– Прошу тебя, Талли, не позволяй ему жевать то, что он обычно жует. Я до сих пор не знаю, как нам расплатиться за ущерб, который он причинил сапогам нашего стряпчего, мистера Эллиота.
– Тот еще стряпчий, – проворчала ее сестра. – Поделом этому старому скряге. – Талли откашлялась и заговорила сдавленным голосом, передразнивая этого человека: – «Сезон в Лондоне? Но это означает выброшенные на ветер деньги! Вы должны экономить, дорогие девочки. И, учитывая ваши обстоятельства, вам было бы лучше всего…» – Талли аж зарычала очень похоже на Брута. – Этот мерзкий сукин…
– Талли! – остановила ее Фелисити. Нельзя сказать, что она не разделяла чувств сестры по отношению к стряпчему, но предпочитала занять в этом вопросе позицию, более подобающую леди. – Вспомни, что всегда говорила нянюшка Бриджет. «Среди мужчин большая редкость человек, который думает о будущем леди».
– Помню. Но ведь нянюшке Бриджет не приходилось жить в пустом особняке, экономя даже на мелочах, не так ли? – пробормотала она в ответ, но все-таки взяла на руки Брута, когда они вышли на лестничную площадку, и успокоила маленького звереныша, прошептав ему на ухо что-то ласковое. Возмещение еще одной пары штиблет пробило бы невосполнимую брешь в их уже более чем скромном бюджете. Поскольку звонок продолжал настойчиво трезвонить, Талли вздохнула: – Силы небесные! Какие же все они грубые! Почему бы нам не послать миссис Хатчинсон открыть дверь?
– Миссис Хатчинсон… плохо чувствует себя, – сообщила Фелисити.
За ее спиной раздалось весьма неделикатное презрительное фырканье.
– Миссис Хатчинсон не плохо чувствует себя, а у нее ноги заплетаются от выпитого виски.
– Да, у нее есть склонность к злоупотреблению бренди, но за такую мизерную плату мы можем нанять только такую, как она.
– Хорошо, что она согласилась работать за бренди, не так ли? – сказала Талли. – И хорошо, что нам удалось прихватить с собой так много бутылок из подвала дядюшки, прежде чем мы уехали из Суссекса, иначе мы были бы по уши в долгах, оплачивая счета поставщиков спиртного.
Звонок раздался снова. И кто бы там ни стоял за дверью, человек этот с раздражающей настойчивостью продолжал требовательно трезвонить, действуя на нервы Фелисити.
– Когда я стану герцогиней Холлиндрейк… – пробормотала она, представив себе бесконечные запасы каменного угля, вышколенных слуг и респектабельных экономок.
– Да уж, тогда все будет великолепно, – сразу же согласилась Талли. – Мы будем жить на углу Гросвенор-сквер в теплом и респектабельном доме, и нам совсем не нужно будет экономить. – Она на мгновение замолчала, и на губах ее появилась озорная улыбка. – И уж прежде всего мы наймем непьющую экономку. А вдруг сам герцог пьет и поэтому от него так долго не было никаких вестей? Что, если после смерти дедушки он покатился по наклонной плоскости? Ох, дорогая Фелисити, что, если он превратился в пьяницу и вообще не намерен жениться?
– Вздор! – заявила Фелисити. – Обри Майкл Томас Стерлинг, десятый герцог Холлиндрейк, никогда не превратится в пьяницу. Не такая у него натура. – Вздернув носик, она приложила все усилия, чтобы прогнать даже тень сомнения, которое заронила ее сестра. Она не могла допустить, чтобы была пробита хотя бы маленькая брешь в доспехах, которые она надевала на себя, когда речь заходила о любых делах, связанных с герцогом.
– Откуда ты знаешь? – попыталась возразить Талли. – Ведь ты никогда не встречалась с этим человеком.
– Это я-то не знаю его? – круто повернувшись к сестре, спросила Фелисити. – Не смеши меня. Я четыре года переписывалась с ним. Этого, по-моему, достаточно, чтобы узнать его.
Талли сжала руку сестры:
– Дорогая Герцогиня, он уже несколько месяцев не писал тебе. С тех пор, как умер его дедушка. Даже ты должна признать, что что-то…
Следует отдать ей должное, Талли не сказала «пошло не так», а сказала лишь «изменилось».
– Конечно, изменилось. Изменились его обстоятельства, – сказала Фелисити, продолжая путь к входной двери. – На нем теперь лежит огромная ответственность. Едва ли можно ожидать, что у него теперь найдется время без конца писать мне.
– Тебе виднее, – согласилась Талли. – Может быть, это он сейчас звонит в дверь. Зашел, чтобы забрать тебя и нас всех в свой великолепный дом. Это было бы весьма кстати, потому что запаса угля нам не хватит и на неделю.
На мгновение Фелисити дала себе волю и представила, как бы все это было. Много угля. И свечей. И достаточный запас чая в чайнице, чтобы приготовить приличный «пеко»? А также сахар для чая. Но сквозняк, пробежавший по ногам, вернул ее к действительности.
Почему он неожиданно перестал писать? Даже не ответил на ее идеально написанное соболезнование? Словно умер он сам, а не дедушка? Что произошло?
Снова затренькал звонок. Талли возмутилась такой требовательностью:
– Ишь, растрезвонился, будто герцог. Может, мне посмотреть из окна, нет ли там кареты с гербом, запряженной четверкой, прежде чем открывать дверь?
Фелисити покачала головой:
– Едва ли это Холлиндрейк.
– Так кто же, по-твоему, там трезвонит? – спросила Талли, прижимая к себе поскуливающего Брута.
Фелисити вдруг с облегчением вздохнула:
– Как я могла забыть? Из агентства вчера сообщили, что они нашли для нас ливрейного лакея, отвечающего нашим требованиям.
Талли презрительно фыркнула:
– Что? Неужели нашелся такой, который не нуждается в зарплате и не ограбит нас дочиста?
Фелисити, сокрушенно покачав головой, возвела очи к потолку.
– Разумеется, я собираюсь заплатить ему. Со временем. А поскольку у нас нечего красть, вторая часть вопроса отпадает сама собой.
Колокольчик затренькал снова, и Брут на сей раз вырвался из рук хозяйки и с яростным лаем описал окружность вокруг юбки Талли.
Фелисити пересекла прихожую и откинула щеколду, подумав с некоторой мстительностью, что бесцеремонность этого человека будет наказана ущербом, который Брут причинит его обуви.
Сделав глубокий вдох, она распахнула дверь и уткнулась взглядом в темно-зеленое пальто, владелец которого стоял, наклонившись вперед и нахлобучив шляпу, чтобы защититься от холодного ветра.
– Чем могу быть полезна? – спросила Фелисити, пытаясь унять вдруг охватившую ее дрожь. Дрожь эту нельзя было объяснить холодным воздухом, проникшим снаружи, потому что этот огромный мужчина, стоявший на пороге, заслонял ее своим телом от пронизывающего ветра. Нет, причина была в другом, хотя она пока не понимала, в чем именно.
Потом она вдруг все поняла.
Незнакомец медленно выпрямился, поля его шляпы приподнялись, открыв внушительный мужской подбородок с намеком на черную щетину и твердого очертания губы. Римский нос придавал его чертам благородство и мужественность. Но именно взгляд его глаз был причиной охватившей ее дрожи, унять которую оказалось не по силам даже ей.
Его взгляд был темен как ночь, а глаза – насыщенного коричнево-черного цвета, как русские соболя.
Фелисити почувствовала себя словно под гипнозом. Ей вдруг вспомнилось, как Пиппин однажды призналась, что, лишь взглянув в глаза капитану Дэшуэллу, она сразу же почувствовала, что он ее поцелует.
Фелисити в то время заявила, что все это глупости. Но сейчас она вдруг поняла, о чем говорила кузина. Потому что именно в этот момент она поняла, что не сможет прожить жизнь, так и не ощутив этих губ на своих губах. При этой мысли у нее перехватило дыхание.
Она не могла бы объяснить, откуда ей это известно. Она просто знала это.
– Я хотел бы видеть мисс Лэнгли, – сказал он. Его сочный баритон эхом отозвался в пустой прихожей. Все в нем, начиная от самоуверенной осанки и кончая удивленно приподнятой бровью, когда он глядел на нее, породило у нее самую невероятную мысль, от которой она не только вздрогнула, но и запаниковала.
«Это он, – пело ее сердце. – Господи, прошу тебя, сделай так, чтобы это был он!»
«Холдиндрейк!»
Она попыталась найти слова, чтобы ответить ему. Но впервые за всю свою жизнь Фелисити Лэнгли лишилась дара речи. Она двигала губами, пыталась привлечь на помощь разум, но под пристальным взглядом импозантного мужчины ей это не удавалось сделать.
Но как это могло случиться? Как ему могло прийти в голову пожаловать к ней без предупреждения? Да еще в столь неурочный час?
Неудивительно, что он так пристально смотрит на нее, ведь она не причесана как следует, ее платье давно вышло из моды, а на ногах у нее… Боже милосердный, она вышла, чтобы открыть дверь, в красных шерстяных носках!
Талли толкнула ее в спину:
– Скажи что-нибудь, Фелисити!
Она неохотно оторвала взгляд от его гипнотизирующего лица, взяла себя в руки и стала вспоминать, что следует сказать человеку, с которым почти помолвлена.
Но именно в этот момент потрясенный взгляд Фелисити вновь упал на его пальто, и она заметила его обшлага. «Обтрепанные обшлага?» О нет, что-то здесь не так. А там, где на нем должны бы быть надеты бриджи безупречного покроя, она увидела немодные брюки. Но последним, что охладило ее разыгравшиеся мысли сильнее, чем ледяной пол охлаждал по утрам ее ноги, была пара поношенных сапог, один из которых уже успел прочно оседлать их Брут.
Сапоги, которые, судя по их виду, прошагали через всю Испанию и обратно, сапоги, которые никогда не знали нежной заботы камердинера. Короче говоря, сапоги, которые могли принадлежать служивому человеку, но не герцогу.
И уж конечно, они не могли принадлежать герцогу Холлиндрейку!
Она снова робко взглянула ему в лицо и убедилась, что его дерзкие и благородные черты по-прежнему заставляют замирать ее сердце, но на сей раз от разочарования и смущения.
И как она могла подумать о поцелуях такого человека? Нет, так не бывает. А если и бывает, то только в волшебных сказках и французских романах, которыми зачитываются Талли и Пиппин.
Безумным страстям и таким понятиям, как «любовь с первого взгляда», самое подходящее место на страницах таких книг.
– Очевидно, вы и есть тот самый человек, которого мы ждали, – сказала Талли, удивленно поглядывая в сторону Фелисити. Красивые черты лица этого мужчины явно не производили на Талли большого впечатления, и она, поймав Брута за задние ноги, оттащила от сапог незнакомца этого маленького тирана. – Прошу прощения за его поведение. Он обожает хорошую обувь. Надеюсь, у вас это не единственная пара.
Обри Майкл Томас Стерлинг, десятый герцог Холлиндрейк, сначала оценил на глазок ущерб, причиненный его сапогам, потом перевел взгляд на двух молодых леди, стоявших перед ним. Близнецы, догадался он, хотя и не идентичные. Та, которая отловила и взяла на руки собачонку, была изящной красавицей, но его внимание привлекала другая – та, которая еще держалась рукой за щеколду.
Ее волосы имели тот неуловимый оттенок карамели, который вечно соблазняет и поддразнивает мужчину. Особенно такого, как он, который слишком долго был лишен хорошего Общества, тем более общества молодых женщин.
Двенадцать лет на войне. Три месяца на транспортном судне из Португалии в Англию. Потом месяц в седле из одного конца Англии почти в другой по дорогам, заметенным снегом так, как будто вы случайно оказались в России, а не в Суссексе. А далее – потрясение по прибытии домой, когда он узнал, что стал не только наследником дедушки, но и герцогом. Герцогом Холлиндрейком.
И прощай навсегда, капитан Тэтчер. Этот псевдоним он взял себе, когда в один прекрасный вечер много лет назад отказался от будущего, предначертанного, ему его дедушкой. Тогда, проведя ночь за карточным столом, он использовал, выигрыш на покупку патента на младшее офицерское звание и умчался к черту на кулички, где никто не вмешивался в его жизнь.
Герцог Холлиндрейк. Он содрогнулся. Его страшили не огромная ответственность и необходимость исполнять массу обязанностей. Ему приходилось нести на своих плечах и гораздо большую ответственность, командуя войсками в ходе войны на Пиренейском полуострове. Дело было не в этом, а в титуле. Он не был герцогом. По крайней мере он не соответствовал тому стереотипу обладателя этого титула, которому следовали его дедушка и восемь поколений Стерлингов до него, полагавшие, что герцог должен быть высокомерным, консервативным и с рождения приученным к роли повелителя, которая отведена ему по произволению Божьему.
Гораздо лучше оставаться Тэтчером. Потому что, несмотря на замерзшую спину, чуть ли не отмороженный нос и онемевшие от холода пальцы, при виде этой девушки у него вдруг взыграла кровь. Но будь он Тэтчером, он немедленно сорвал бы сладкий поцелуй с этих упрямых губок, тогда как герцогу Холлиндрейку приходилось вести себя подобающим образом.
Очень жаль, конечно, что эта очаровательная маленькая ведьмочка не была той мисс, за которой ухаживал от его имени дедушка. Нет ни малейшего шанса, что она окажется той карабкающейся по социальной лестнице девчонкой, которая со всей прямотой написала о своем намерении выйти замуж за герцога, исключая разве что герцога – члена королевского семейства.
– Я хотел бы видеть мисс Фелисити Лэнгли, – повторил он.
Заметив, как эта мисс смотрит на него – словно он был каким-то мародером, явившимся с единственной целью – грабить, – он понял, что его тетушка была, пожалуй, права. Прежде чем отправляться к этой леди, следовало бы привести себя в более презентабельный вид.
Ну что ж, возможно, что его вид действительно отпугнет мисс Лэнгли, как это предсказывала тетушка Дженива.
– Мисс Лэнгли – это я, – сказала она, чуть вздернув хорошенький носик.
Так это и есть его невеста? Поскольку ко всей этой истории приложил руку его дедушка, он ожидал увидеть мегеру с выступающими вперед зубами либо какую-нибудь абсолютно бесцветную мышку. Но только не девушку, которая открывает дверь в ярко-красных носках.
– Мисс Фелисити Лэнгли? – уточнил он. Наверное, здесь какая-то ошибка. Его дедушка никогда бы не выбрал такую хорошенькую девушку. При виде которой даже дух захватывает.
Он был потрясен, когда она кивнула в ответ.
«Отлично. Значит, это и есть Фелисити Лэнгли». Сделав глубокий вдох, он подумал, что хотя с зубами у нее все в порядке, со временем она, наверное, докажет, что он прав, мысленно назвав ее мегерой.
– Прошу прощения, мисс, – сказал он, слегка поклонившись. – Я пришел, чтобы… – Продолжить ему не удалось, поскольку эта леди неожиданно вновь обрела дар речи.
– О Господи, сэр, о чем вы только думаете? – принялась отчитывать его она. – Являетесь с парадного входа? Это едва ли служит вам хорошей рекомендацией, потому что говорит скорее о вашей бесцеремонности, чем о вашем опыте.
И она окинула его оценивающим взглядом, как будто снимала мерку для костюма… или для того, чтобы заковать его в кандалы.
– Теперь, когда мы наконец выяснили, что я и есть мисс Лэнгли, – сказала она, – позвольте представить вам мою сестру мисс Талли Лэнгли.
Тэтчер слегка поклонился девушке, которая, слава Богу, все еще держала на руках своего хищного зверя потому что на нем была надета его единственная пара сапог. Единственная имевшаяся у него по приезде в Лондон, по крайней мере до тех пор, пока тетушка Дженива не заказала для него двадцать или тридцать пар новой обуви, полагающихся теперь ему в новой для него роли герцога.
Мисс Лэнгли распахнула дверь еще шире и снова взглянула на него:
– Ну, вы входите или намерены стоять там, пока не выстудите весь дом? – Одна ее рука была теперь уперта в бок, а другая указывала направление внутрь дома. – Или, что еще хуже, пока не простудитесь до смерти, до того как мы придем к соглашению, в результате чего мне пришлось бы начинать весь процесс с самого начала?
Какое соглашение? Что за процесс придется начинать с самого начала? С подобной бесцеремонностью ему еще никогда не приходилось сталкиваться. Она, конечно, хорошенькая малышка, но, видимо, немного чокнутая.
Она вздохнула, теряя терпение:
– Ну, вы входите? Или мне придется предположить, что вы такой же безмозглый, как и тот, который был перед вами?
Он не мог бы с уверенностью сказать, что в конце концов заставило его войти в дом – властность ли, чувствовавшаяся в ее приказании, то бишь просьбе, или порыв холодного ветра.
– Да, да, вхожу. Извините, – сказал он.
Он не понял, что она имела в виду, сказав «тот, который был перед вами». Минуточку. Может быть, у нее это не единственный вариант брака с герцогом?
И она еще имеет наглость называть его бесцеремонным?
Мисс Лэнгли закрыла дверь, вздрогнула, поплотнее закуталась в шаль и, повернувшись, начала подниматься по лестнице. Ее сестра улыбнулась ему озорной улыбкой, а крыса-переросток на ее руках не спускала охочего взгляда с его сапог.
– Идемте же, – сказала ему мисс Лэнгли. – Как видите, мы нуждаемся в ваших услугах.
В его… услугах?
Но прежде чем он смог спросить ее об этом, она и ее сестра поднялись на целый марш лестницы и повернули в узкий коридор, ведущий к небольшой гостиной. Ему пришлось нагонять их. Следом за ними он вошел в гостиную. Это была уютная, явно женская комната: тут стояла корзиночка с начатым вязаньем, возле камина лежал на полу раскрытый роман. В камине пылала кучка угля, а возле камина стояло большое мягкое кресло, в котором весьма неделикатно похрапывала престарелая дама. Ее кружевной чепчик сбился набок, а плед, прикрывающий ноги, соскользнул на пол.
Фелисити на одном дыхании все поставила на свои места. Книга была закрыта, нужная страница заложена сплетенной в косичку шерстяной ниткой; плед снова прикрыл ноги спящей старушки. И она еще нашла время, чтобы добавить в огонь немного угля.
– Надеюсь, тетушка Минти сочтет вас приемлемым, – сказала она и занялась текущими делами. – Я бы разбудила ее, но она любит вздремнуть в это время дня и терпеть не может, если ее будят раньше, чем она будет готова. – Отряхнув руки, она повернулась к нему и снова вздохнула, покачав головой: – Наверное, настоящая дуэнья должна быть более бдительной, но нам вполне подходит и тетушка Минти, потому что мы отлично понимаем наши напряженные обстоятельства и не склонны заводить неподобающие романтические связи…
– Если не считать нашей кузины Пиппин, – добавила мисс Талли. – Но с ней вы познакомитесь позднее.
Сестра метнула в ее сторону испепеляющий взгляд, и он воспользовался перерывом в этом бессмысленном разговоре, чтобы хоть как-то овладеть ситуацией:
– Гм-м… да. Я хочу сказать, что цель моего визита…
Мисс Лэнгли в мгновение ока пресекла его маневр.
– Ах да, цель. – Мисс Лэнгли абсолютно проигнорировала тот факт, что только что заткнула ему рот. – Хотя должна признать, что выглядите вы не вполне респектабельно. – Она снова окинула его оценивающим взглядом от кончиков сапог до макушки. – Пожалуй, ливрея будет чуть тесновата.
«Ливрея?» Он покачал головой, не понимая, о чем идет речь. Она хочет, чтобы на нем была надета ливрея? Это что еще за бессмыслица?
– Вижу, вы удивлены. Но у нас действительно есть для вас ливрея.
– Нянюшка Джамилла всегда говорила, что ливрейный лакей должен быть хорошо одет, – добавила мисс Талли.
– Ливрейный лакей? – запинаясь, переспросил он.
– Силы небесные! – взмолилась мисс Лэнгли. – Надеюсь, они вам не намекали, что вы сможете претендовать на место дворецкого? Ведь я им доходчиво объяснила, что нам требуется всего лишь ливрейный лакей, который мог бы…
Он замахал на нее руками:
– Мисс Лэнгли, здесь какая-то…
Она не позволила ему продолжить:
– Естественно, вы хотели бы получить более высокий пост, но у нас такое маленькое хозяйство, к тому же временное, поэтому мы не можем нанять и дворецкого, и ливрейного лакея, не так ли?
Она улыбнулась ему, и от этой улыбки у него как-то странно перехватило дыхание и уже не захотелось возражать ей. Эта мисс Лэнгли была достойным противником. Едва успев сделать отвлекающий маневр вправо, она сомкнула ряды и повернула в другом направлении.
– У вас, надеюсь, есть некоторый опыт управления?
Двенадцать, лет в армии Веллингтона. Командование девяносто пятой стрелковой частью королевских стрелков в Корунье, Бадахосе и Саламанке. Марш-броски через всю Португалию и Испанию с плохо обученными, полуголодными солдатами, когда приходилось добывать не только провиант, чтобы они могли двигаться, но и пули, чтобы они могли остаться в живых.
– Да, небольшой, – сказал он, криво усмехнувшись. – Но, мисс Лэнгли, это едва ли имеет отношение…
– Конечно, имеет, – заявила она. – Пусть даже у нас очень маленькое хозяйство – заметьте, что это не по нашей воле, – но я твердо намерена не допустить, чтобы кто-нибудь узнал правду о нашем положении…
Правду о ее положении? Что, черт возьми, она имеет в виду?
– …а наличие приличного ливрейного лакея придаст всему должный внешний вид. Наши обстоятельства, уверяю вас, скоро изменятся в лучшую сторону. Приближается сезон, а с ним грядут перемены. – Она замолчала, но ненадолго. – Не секрет, что я скоро выхожу замуж за герцога Холлиндрейка… так что моя сестра и я, а также наша кузина поселились здесь на короткое время.
Кто бы стал спорить?
– Мисс Лэнгли, если бы вы только…
– Только не думайте, что наше нынешнее положение отрицательно скажется на вас. Мы еще достаточно прочно стоим на ногах, чтобы быть в состоянии заплатить вам заработную плату, хотя, судя по вашему виду, вас следовало бы получше кормить.
Она протянула руку и ущипнула его за предплечье.
– Силы небесные, ведь вы, наверное, сильно проголодались? Ну что ж, мы об этом позаботимся. – Она дружески потрепала его по рукаву и улыбнулась. Этот маневр с успехом обезоружил его, потому что, когда мисс Лэнгли улыбалась она была похожа на ангела, а от ее прикосновения по его телу прокатилась теплая волна.
Он попытался укрепить позицию, вспомнив свою тщательно продуманную речь.
Он хотел сказать ей: «Мисс Лэнгли, эта помолвка была заключена без моего ведома, и я считаю невозможным…»
Да, предполагалось, что сценарий должен был развиваться таким образом.
Поэтому он открыл рот и начал:
– Мисс Лэнгли, мне кажется, что произошла…
Его снова прервали, не позволив договорить до конца. На сей раз это сделала другая мисс Лэнгли:
– Герцогиня, дорогая, боюсь, что он нам совсем не подойдет.
– Герцогиня? – удивленно произнес он. Неужели она уже пользуется титулом? Даже не выйдя замуж? Теплое чувство, которое он испытал по отношению к ней всего несколько мгновений назад, улетучилось, когда он столкнулся с такой наглостью.
Она покачала головой:
– Это всего лишь детское прозвище. Моя сестра до сих пор меня так называет.
Час от часу не легче. Значит, она была настроена следовать этим путем с младенческого возраста. У него вдруг возникло предчувствие, что так просто ему от нее не отделаться.
Она тем временем повернулась к сестре.
– Что тебя в нем не устраивает?
– Он слишком высок ростом, Герцогиня. Ливрея ему ни за что не подойдет.
Фелисити уперла руки в бока.
– Я уверена, что подойдет. – Она снова скользнула по нему оценивающим взглядом, словно опытный портной. – Ну-у, возможно, будет немного тесновата.
Вот он, его шанс убраться отсюда подобру-поздорову. Ливрея не подойдет, и он сможет уйти. А потом он прикажет дедушкиному – нет, своему – секретарю написать мисс Лэнгли любезную записку, выразив сочувствие по поводу его внезапного буйного помешательства.
Она с пониманием отнесется к такой ситуации, поскольку и сама, кажется, подвержена этому недугу.
Однако проблема с ливреей оказалась далеко не самой серьезной из его проблем.
Мисс Талли спустила на пол свою собачку, которая немедленно возобновила знакомство с ним, вонзив зубы в его сапог. Вместо того чтобы оттащить собаку, девушка улыбнулась и сказала:
– А вы, должно быть, любите собак?
«Собак – да. Но не крыс – пожирателей обуви».
– Вы пьете? – спросила она, обходя вокруг него.
– Простите? – переспросил он, безуспешно пытаясь стряхнуть с ноги собачонку.
– Я спросила, пьете ли вы. Имеете ли вы склонность употреблять спиртное? А точнее, большие количества бренди?
Она взглянула на него широко расставленными голубыми глазами, очень похожими на глаза сестры.
– Я не пью бренди, – ответил он. А сам подумал, что, возможно, следовало бы начать это делать.
Обе девушки вздохнули с облегчением, и мисс Лэнгли поспешила объяснить:
– Видите ли, наша кухарка немного злоупотребляет спиртным, и мы с трудом находим возможность удовлетворить ее потребности, но если бы оказалось, что и вы пьете…
– Мисс, смею заверить вас, что я не имею ни малейшего намерения…
– Отлично! – воскликнула она и хлопнула в ладоши. – Теперь, когда мы урегулировали этот вопрос, можно перейти к более важным вещам.
Урегулировали? Ничего они не урегулировали. Они даже не дошли в разговоре до цели его визита.
– Я все же думаю, что он не сможет носить эту ливрею, – заметила мисс Талли, вновь окидывая его взглядом. – Зачем нам его нанимать, если ливрея ему не подходит?
– Если ты сомневаешься, то пойди и принеси ее, – сказала ей сестра.
– Так я и сделаю, – проворчала Талли и направилась к двери. Она на мгновение остановилась и, наклонившись, взяла на руки собачку, оторвав маленького злодея от его сапога. – Что-то мне ваше лицо кажется очень знакомым. Вы давно в услужении?
– Совсем недавно, – ответил он. – По правде говоря…
Но девушка уже не слушала его. Она вышла через боковую дверь и отправилась за пресловутой ливреей. А вместе с ней, слава Богу, убралась и ее собака.
Ему необходимо до ее возвращения разобраться во всей этой путанице и прежде всего объяснить мисс Лэнгли, кто он такой и почему появился здесь.
Но оказалось, что сделать это невозможно.
– Наверное, вы хотите узнать, каковы будут здесь ваши обязанности? – сказала она, усаживаясь на ближайший стул.
– Обязанности? Позвольте, мисс Лэнгли, мне кажется, необходимо кое-что объяснить…
– Мисс Лэнгли! Мисс Лэнгли! – раздался пронзительный крик откуда-то из недр дома.
– Только этого нам не хватало, – пробормотала мисс Лэнгли, поднимаясь со стула. Судя по тому, как она расправила плечи, можно было подумать, что она собирается с духом перед сражением. – Я здесь, миссис Хатчинсон, – ответила мисс Лэнгли очень любезным тоном, за которым, крылась стальная воля. – Это наша экономка и кухарка, – сказала она ему.
А-а, та самая миссис Хатчинсон, которая так часто прикладывается к бутылке бренди. Его визит становился час от часу все интереснее.
Миссис Хатчинсон оказалась высокой проворной женщиной с рыжевато-каштановыми волосами и проницательными глазами. Даже если она злоупотребляла спиртным, это не бросалось в глаза.
– Ох, мисс Лэнгли, внизу ждет этот бакалейщик. Нагло требует оплатить счета и все такое. Набросился на меня, словно я распоряжаюсь деньгами. Что ему сказать?
Мисс Лэнгли бросила на него извиняющийся взгляд и, понизив голос, посоветовала:
– Скажите ему, что этими вопросами занимается наш поверенный, мистер Эллиот.
– Эту отговорку я уже использовала на прошлой неделе. Она тогда не сработала, не сработает и сейчас. – Она метнула взгляд через худенькое плечико хозяйки. – А это кто такой?
– Это наш новый ливрейный лакей, – сказала мисс Лэнгли, с явным облегчением меняя тему разговора.
– Гм-м… больно он худ, – заявила кухарка и, подойдя к нему ближе, потрогала за предплечье.
Тэтчер почувствовал себя лошадью, выставленной на продажу в «Таттерсоллз».
Миссис Хатчинсон хмыкнула и еще разок ущипнула его.
– Ничего, мяса на костях у него больше, чем кажется, но все равно надо его подкормить. – Она окинула его взглядом, как будто тоже снимала с него для чего-то мерку, потом, заметив сбоку на голове шрам, спросила: – Был в армии, не так ли?
Он так удивился ее проницательности, что смог лишь кивнуть в ответ.
– Я так и думала. У тебя взгляд голодного человека, который не ел досыта с тех пор, как ушел из дома. Ну что ж, я неплохо готовлю, если меня не донимает бакалейщик, а помощь в доме нам потребуется. Но в моей кухне я не допускаю никаких вольностей, ты меня слышишь? Не вздумай щипать меня за задницу, когда тебе кажется, будто я ничего не замечаю, и не бегай за моей Салли, иначе я тебя так отделаю, что мало не покажется.
– Мадам, я не имею ни малейшего желания…
– Слышите, он меня «мадам» назвал, – фыркнула довольная миссис Хатчинсон. – Манеры у тебя хорошие, просто не забывайся.
– Я не имею намерения щипать ни вас, ни вашу Салли, – совершенно честно заверил ее он.
– Вот и хорошо. Только не забывай об этом. И еще: если у тебя хоть немного варит голова, беги из этого сумасшедшего дома как можно скорее.
– Миссис Хатчинсон! – возмутилась мисс Лэнгли.
– Я всего лишь даю бедняге хороший совет, – недовольным тоном сказала кухарка. – К тому же он понимает, что я шучу.
Но как только Фелисити отвернулась, миссис Хатчинсон покачала головой и указала большим пальцем на дверь.
– Я нашла ее! – воскликнула, с победоносным видом входя в комнату, Талли, за которой по пятам следовал Брут. Это несносное создание с решительным видом вцепилось в его сапог.
Видя, что никто не обращает на это внимания, Тэтчер наклонился и попытался отодрать упрямого пса от своего сапога. Брут заворчал и сердито огрызнулся на человека, который осмелился прервать его легкую закуску.
– Ой, вы только посмотрите на него! – воскликнула мисс Талли. – Он пытается подружиться с Брутом. Какой милый человек!
Тем временем мисс Лэнгли развернула отделанный серебряным галуном сюртук, и подняла его вверх, чтобы рассмотреть получше.
– Что случилось с предыдущим ливрейным лакеем? – спросил он, ни на мгновение не сомневаясь, что этот человек счастливо доживает свои дни в Бедламе.
– Никакого другого ливрейного лакея не было, – сказала мисс Лэнгли, встряхивая сюртук.
– Откуда же эта ливрея? – спросил он, с подозрением поглядывая на сюртук, который эти девушки были твердо намерены надеть на него.
Она принадлежала нашему отцу.
Он покачал головой:
– Значит, ваш отец был в услужении?
– Боже упаси, – сказала мисс Лэнгли. – Он был дипломатом. Этот костюм был сшит тогда, когда он был прикомандирован ко двору русского царя.
– Ошибаешься, Герцогиня, – возразила ее сестра. – Его сшила для отца нянюшка Джамилла, когда мы были во Франции.
– Зачем бы нянюшке Джамилле потребовалось вырядить отца в ливрею?
– Думаю, что это была шутка. Ты помнишь, как она любила подшучивать над ним? И она была неравнодушна к ливрейным лакеям.
Мисс Лэнгли прищелкнула пальцами.
– Да, теперь я вспомнила. Ты права. И я хорошо помню, что папе эта шутка понравилась. По-моему, было бы жаль не пустить ее в дело, – сказала мисс Лэнгли.
«Практичная, а, в придачу сумасшедшая». Он подозревал, что эта ливрея уже побывала в употреблении, и не в таком, как предполагали ее использовать эти две девчонки.
Потом вдруг, прежде чем он успел запротестовать, с него сняли пальто, затем сюртук и надели на него эту единожды использованную ливрею с отделкой из серебра.
Слава Богу, лорд Лэнгли не был низкорослым мужчиной, так что ливрея ему почти подошла по размеру, и хотя была несколько тесновата в груди, дышать он все-таки мог.
Мисс Лэнгли отступила на шаг и осмотрела свою работу.
– Да, это то, что надо. Вы выглядите теперь почти как подобает приличному ливрейному лакею. – Она подошла к письменному столу и, покопавшись в коробочке, выудила оттуда несколько монеток. Взяв его за руку, она положила несколько пенни ему на ладонь. – Пожалуйста, постригите волосы и купите приличную бритву, после чего, я полагаю, все мы отлично поладим друг с другом.
«Как насчет новых сапог?» – чуть было не спросил он, но не успел, потому что его уверенно вывели из комнаты и проводили по коридору.
– Но, мисс Лэнгли, я не думаю, что….
– Уверена, что мы сможем в дальнейшем решить все вопросы, которые могут у вас возникнуть, – беспечно сказала она, а Брут поднялся, чтобы помочь ей выпроводить его, и, покусывая за пятки, повел вниз по лестнице, словно какую-то злосчастную овцу, отбившуюся от отары.
Даже французам не удавалось с такой эффективностью заставить его отступить.
– У вас есть жилье? – спросила она, когда они свернули на лестничную площадку.
– Да, – ответил он, спеша выйти из дома, пока Брут, это исчадие ада, не откусил его пятку на память.
– Отлично. Пока мы не можем предоставить вам место для проживания в доме. – Она указала жестом на абсолютно пустой холл, хотя сам он этого не заметил. Ему без особых церемоний вернули пальто, шляпу и сюртук и препроводили к выходу. – Боюсь, что дом не так хорошо меблирован, как нам говорили, когда мы его арендовали. Однако он очень удачно расположен, – сказала она, кивнув на Гросвенор-сквер за углом.
И Холлиндрейк-Хаус.
Подумать только, эта девчонка умышленно расположилась лагерем в пределах досягаемости огня от его дома. Он было совсем собрался уйти, но не тут-то было, Брут с новой силой вцепился в его сапог.
Он попытался стряхнуть собачонку, но безуспешно.
Мисс Лэнгли, бросив извиняющийся взгляд в его сторону, наклонилась и взяла на руки любимца сестры.
– Извините за Брута. Надеюсь, его поведение не отпугнет вас, мистер… мистер… – Она взглянула на него. Прядь волос, выбившись из прически, упала, свернувшись колечком, на плечо. Пара широко расставленных голубых глаз заставила его замереть на месте, поразив его, как может поразить полянка, заросшая голубыми колокольчиками, среди мрачного леса.
Губки ее сложились так, как это делает женщина, предлагающая поцеловать себя… а может быть, даже что-то большее. А эти глаза, эти удивительные голубые глаза взывали к нему, взывали к какой-то незнакомой части его сердца, о существовании которой у себя он даже не подозревал.
Он вдруг представил себе, как она падает на спину на огромную кровать в Холлиндрейк-Хаусе… и на ней не надето ничего, кроме диадемы герцогини на головке, а взгляд этих глаз, обращенный на него, горит страстным желанием.
Но тут ее реснички затрепетали, и она продолжала:
– Надеюсь, что вы из-за Брута не откажетесь помочь нам, сэр?
Ее вопрос проник в его сознание и отозвался где-то в груди. Ему почему-то стало трудно дышать, и он не мог понять, что же, черт возьми, произошло.
– Конечно, мисс Лэнгли… – пробормотал он, даже не сознавая, что говорит. И не успел он понять, что же все-таки она с ним сделала, как она стала закрывать за ним дверь.
И тут до него дошло, что эта девчонка обманным путем уговорила его…
– Ах, батюшки! – раздался вдруг ее голос, и она снова открыла дверь. – Я совсем забыла спросить у вас одну вещь.
– Что именно? – спросил он, настороженно взглянув на нее. Она снова уперла руки в бока.
– Ваше имя, сэр. Как мне вас называть?
