Книга: Любовные послания герцога
Назад: Глава 16
Дальше: Эпилог

Глава 17

В комнате кто-то откашлялся.
Тэтчер приоткрыл один глаз и застонал. Его матушка.
– Я должна сказать, – заявила леди Чарлз, – что если в твои намерения входило приехать в Лондон, принять титул своего деда и занять в обществе положение, подобающее твоему статусу, то ты потерпел полное фиаско. – Одетая в элегантное дневное платье, она пересекла комнату и, не дожидаясь приглашения и игнорируя тот факт, что он все еще не поднялся на ноги, уселась в ближайшее от него кресло. – Ну и ну! Неужели ты даже не переоделся со вчерашнего вечера? Надо тебе подыскать приличного камердинера.
– Добрый день, мама, – сказал он. – Рад видеть тебя, а теперь уйди, пожалуйста.
– Ты мог бы разглядеть меня лучше, если бы сел и открыл глаза.
Он подчинился, и она, вглядевшись в его лицо, поморщилась:
– Не позвать ли доктора? Ты выглядишь как черт знает кто. – Она обернулась через плечо: – Стейнс? Ты здесь?
Сразу же появился дворецкий, прятавшийся в коридоре.
– Да, мадам?
– Прикажи принести чаю для его светлости, а также прислать тазик с горячей водой и мыло.
– Мама, я способен сам…
– А еще я хотела бы стаканчик мадеры. У меня было на редкость нелегкое утро.
– Да, мадам, – сказал Стейнс и поспешил ретироваться. Тэтчер с трудом сел. Он всю ночь разыскивал Фелисити, но так и не нашел.
– Предупреждаю, что если ты пришла, чтобы отчитывать меня, то Дженива мне уже все уши прожужжала.
– Уж лучше это, чем утро, которое пришлось вытерпеть мне. Должна признаться, что такого количества визитеров у меня не было с незапамятных времен. Каждая старая близкая «подруга» пришла посмотреть, как я переживаю скандал. – Она сняла перчатки и положила их на маленький столик, стоявший рядом. Потом она весело рассмеялась, удивив его и выведя из состояния мрачной безнадежности. – Откровенно говоря, я так не веселилась с тех пор, как был жив твой отец. Ты сделал мой сезон в Лондоне незабываемым, а ведь он только еще начался.
Тэтчер покачал головой. Может быть, он не так ее понял?
– Моя жизнь разбита вдребезги, а ты называешь это «весельем»?
– Весельем? Да это самый великолепный скандал, дорогой мой! Это кровь в тебе сказывается. Ни один из твоих чопорных Стерлингов не способен на такое. Это напоминает мне то, что мог устроить один из Редфордов в свои лучшие дни, когда еще не стал наследником мой отвратительно занудный братец.
Тэтчер снова закрыл глаза и помассировал больную голову.
– Извини, но я не вижу в этом ничего веселого. Я сейчас тревожусь за свою жену, которую, если ты еще этого не знаешь, пока не удалось найти.
– А-а, ты об этом, – сказала она и поцокала языком. – Думаю, что тебе не пришлось бы ее разыскивать, если бы ты был с ней немного более честен. Хотя я несколько удивлена ее бегством, поскольку всем известно ее намерение выйти замуж за герцога. Мне казалось, что она должна была бы воспринять твой обман как хорошую шутку.
– Но она не восприняла его так.
– В таком случае она глупышка, и моя работа на сегодняшний день, кажется, еще не закончена. – Она тяжело вздохнула, поднялась и взяла перчатки. – А мне так хотелось выпить стаканчик мадеры. Ну что ж, выпью, когда вернусь. – Она наклонилась, чмокнула сына в щеку и направилась к двери. Тэтчер насторожился.
– Куда ты отправляешься?
– Я намерена вернуть тебе жену.
– Вернуть мою…
– Жену, – закончила она за него с самоуверенностью, которая всегда была ее отличительной чертой. – А тебе я посоветовала бы начать упаковывать вещи.
Он вскочил:
– Упаковывать вещи? Это еще зачем?
– Для отъезда на медовый месяц, конечно. Правда, время года для путешествий ужасное, но я сомневаюсь, что вы с ней уедете дальше, чем первая приличная гостиница после Ладгейта, если верить слухам относительно происшедшего в оранжерее Сетчфилдов. – Она сделала паузу, улыбнувшись озорной улыбкой и элегантно выгнув бровь.
Тэтчер даже растерялся.
– Что-о?!
– Вот и я сначала так же отреагировала, но потом сказала леди Джерси, что, по-моему, место действия было выбрано чрезвычайно романтичное. – Она чуть помедлила. – Хотя в следующий раз, когда ты решишь заняться любовью с Фелисити на публике, не оставляй после этого такого количества улик. Парик и чулки – это уж слишком, Обри. – Натянув перчатки, она снова взглянула на него.
– Ну? – спросил он почти со страхом.
Она погрозила ему пальцем:
– Займись упаковкой багажа. Надо, чтобы она шла полным ходом примерно… – она оглянулась на напольные часы в углу, – через час. Полагаю, что к этому времени мизансцена будет оформлена должным образом. Именно так, как надо.
Тэтчер смотрел на нее во все глаза и удивлялся тому, что никогда прежде не замечал у нее этой стороны характера.
– Мама, я бы хотел, чтобы ты не вмешивалась.
– Но кто-то, видимо, должен вмешаться.
Он горестно вздохнул и сложил руки на груди.
– Откуда, интересно, ты знаешь, где находится Фелисити, если даже я не смог отыскать ее всю ночь?
– Не смог, потому что не спросил у меня, – самодовольно заявила она и вышла из комнаты.
– Веселенькая история получается! – пробормотал он. Его матушке известно, где находится его жена. Нетрудно было представить себе, что могла наговорить леди Чарлз своей сбежавшей невестке, чтобы вернуть ее домой. Наверное, все это приведет Фелисити в такое великолепное расположение духа, что не хватит всей британской армии и нескольких французских легионов в придачу, чтобы защитить его от гнева разъяренной супруги.
– Прошу прощения, ваша светлость, – сказал, появляясь в дверях, Стейнс, который привел целый отряд лакеев с чайным подносом, бутылкой вина, бокалами и графином, а также тазом горячей воды и туалетными принадлежностями.
– Моя матушка, – сказал он и махнул рукой в направлении двери. – Она поехала, за моей женой. Но крайней мере она так утверждает.
– Давно, черт возьми, пора, – услышал он, как ему показалось, от старого, безупречного во всех отношениях дворецкого.
Тэтчер пригляделся к Стейнсу повнимательнее. Сначала его удивила собственная мать, а теперь вот еще и Стейнс? Конечно, высшее общество в его первый день пребывания в официальном статусе герцога Холлиндрейка будет ждать от него каких-нибудь промахов. Но, как без конца твердила тетушка Дженива: «Стерлинг никогда…».
Но возможно, его матушка была права, ведь он был Стерлингом всего наполовину, и хотя он был теперь настоящим герцогом Холлиндрейком, кое-чего в своем поведении он не мог, да и не хотел менять. Он оставит свой собственный след на фамильном наследственном титуле, чему будут способствовать компетентная помощь Фелисити и ее сумасбродные способы решения проблем.
– Стейнс, – сказал он, поднимаясь. – Прикажи подать мой экипаж. Нет, несколько экипажей. А потом упакуй все, что мне потребуется для медового месяца. И забери пожитки моей жены из дома на Брук-стрит. Там им больше не место.
Стейнс почти улыбался. Насколько он мог позволить себе такую вольность.
– Когда вы намерены отбыть, ваша светлость?
– Через час, любезный, – заявил он.
У Стейнса аж голова закружилась, что с лондонскими дворецкими не случается практически никогда.

 

Фелисити сидела в лондонской резиденции герцога Паркертона в окружении друзей и родни и чувствовала себя такой потерянной и одинокой, будто ее бросили на дно самого глубокого колодца в Индии.
Леди Джон Тремонт и Диана, герцогиня Сетчфилд, сидели напротив нее в креслах. Талли и Пиппин заняли места на диване у дальней стены.
– Ситуация, конечно, скандальная, дорогая моя, но этот скандал вызывает сочувствие, – говорила ей леди Рода, которая только что прибыла, проведя все утро за сбором сплетен и слухов. Усевшись рядом с Фелисити, она вздохнула.
Голос подала Джамилла, уютно расположившаяся на кушетке с чашечкой великолепного «пеко» в руке и набором турецких сладостей.
– Но ведь он герцог, не так ли? И такой богатый. Не понимаю, какие могут быть проблемы. – Она покачала головой и вновь принялась разглядывать поднос со сладостями, с благоговением предложенный ей дворецким Паркертонов, которому никогда еще не приходилось принимать настоящую принцессу.
За дверью мерил шагами мраморный пол коридора Джек, которого они чуть не силой выставили из гостиной, оккупированной исключительно дамами. Но он все равно остался, потому что Фелисити заявила, что не желает иметь ничего общего с Холлиндрейком, – и тут он мог предложить свои посреднические услуги, потому что все еще колебался, следует ли ему застрелить своего старого друга или лучше признать, что и он мог бы натворить таких же глупостей, чтобы завоевать руку Миранды.
В дверь позвонили, и в гостиной все замерли в ожидании.
– Леди Чарлз Стерлинг, – объявил дворецкий.
Мать Тэтчера вплыла в комнату и с одного взгляда оценила окружающую обстановку.
– Боже мой, что за похоронный у вас вид!
Тут поднялась Миранда, исполняющая обязанности хозяйки в отсутствие своего деверя Паркертона.
– Леди Чарлз, я не хочу показаться невежливой, но не думаю, что сейчас время…
– Сейчас самое подходящее время, – сказала в ответ леди Чарлз, игнорируя выпад в свой адрес и усаживаясь на банкетку, слегка подтолкнув при этом локтем леди Роду. – Наконец-то мы можем как следует познакомиться, – сказала она, обращаясь к Фелисити. – Я леди Чарлз, твоя свекровь. Но прошу тебя называть меня Роузбел. Позволь-ка мне взглянуть на тебя.
Фелисити взглянула на женщину, об экстравагантных замашках которой была наслышана, и с удовольствием обнаружила, что та доброжелательно улыбается ей.
– Боже мой, да ты такая же хорошенькая, какой была твоя матушка! Мы с ней, можно сказать, дружили. У тебя ее волосы и ее глаза, но огонь в них ты унаследовала, пожалуй, от отца, который был дьявольски привлекательным мужчиной. – Она вздохнула и взглянула на чайный поднос, прозрачно намекая, что не отказалась бы выпить чашечку чайку, но никто не предложил ей чаю. Ничуть не обескураженная этим обстоятельством, леди Чарлз продолжала: – Я пришла сюда, чтобы сказать тебе, что, по-моему, ты имеешь полное право гневаться на моего сына. Он натворил массу глупостей, но таковы уж мужчины.
Джамилла рассмеялась, но никто ее не поддержал, и она снова принялась выбирать сладости.
– Леди Чарлз, он не тот человек, каким я его считала, – заявила Фелисити. Она чувствовала себя довольно глупо, потому что любила Тэтчера всем сердцем, а он лгал ей, обманывал ее. Сначала с этими письмами, а потом, когда позволил ей считать его не тем, кем он являлся на самом деле. – Мужчина, который писал мне все эти годы, никогда бы…
– Но, дорогая девочка, Обри никогда не писал ни одного из этих писем, – сказала леди Чарлз, которая, очевидно, устав ждать, пока кто-нибудь нальет ей чашку чаю, сама налила себе отличного «пеко».
«Никогда не писал ни одного из этих писем? Но в таком случае…»
– Кто же их писал? – спросила Фелисити.
Леди Чарлз с одобрением отхлебнула глоток чаю и ответила:
– Это дело рук Холлиндрейка, дедушки моего Обри. Боюсь, что у моего свекра была недооцененная склонность к романтике. Думаю, что большинство писем он сочинял сам, но ему также помогал – кто бы мог подумать? – его секретарь, мистер Гиббенз. – Она покачала головой. – Это они были авторами писем, которые вы получали. Ведь мой сын все эти годы находился за пределами Англии.
Фелисити хотела было что-то сказать, но так и не нашла слов. Их не было.
И тут по совершенно непонятной причине она почувствовала огромное облегчение. Хотя Фелисити всегда думала, что любит человека, писавшего ей письма, она, по правде говоря, не знала, что значит любить кого-то страстно и всем сердцем, пока не встретила Тэтчера.
Но ей и не нужно было что-нибудь говорить, потому что леди Чарлз продолжала рассказ, как будто это была очередная сплетня:
– По правде говоря, когда Обри узнал о проделке своего дедушки, он был далеко не в восторге. – Она повернулась к Фелисити и взглянула ей прямо в глаза. – И он приехал в Лондон, как только узнал правду, чтобы положить конец этой запутанной ситуации.
– Положить конец? – воскликнула Талли. – Но это же…
Леди Чарлз взглянула на девушку и улыбнулась:
– Я тоже так думаю. Но именно это он намеревался сделать в тот день, когда появился на пороге вашего дома.
– А я подумала, что он… – начала Фелисити, проигрывая в памяти первые моменты их встречи и вспоминая, как ей тогда хотелось, чтобы он оказался Холлиндрейком. Ей хотелось этого всем сердцем.
А теперь, когда он оказался Холлиндрейком, все ужасно запуталось. Она помедлила мгновение, почувствовав, как по спине побежали мурашки.
«Неужели уже ничего нельзя исправить?»
Леди Чарлз вздохнула:
– Да, ты подумала, что он ливрейный лакей. Я понимаю, почему ты сделала такую ошибку. Дженива утверждает, что он выглядел ужасно и что я, наверное, приняла бы его за мусорщика, хотя он является моим сыном. – Леди окинула взглядом свою аудиторию. – Обри виноват в том, что сразу же не исправил ошибку. Однако боюсь, что у моего сына вообще плохо развито чувство юмора. – Она сокрушенно покачала головой. – Уверяю вас, он это унаследовал по отцовской линии. – Потом она посмотрела на Фелисити и улыбнулась. – Но потом случилось чудо. Он пришел, чтобы положить конец сложившейся ситуации, но неожиданно увлекся тобой, дорогая девочка. Да и как ему было не увлечься?
Эта женщина протянула руку, взяла Фелисити за подбородок и улыбнулась с материнской теплотой, которой та никогда не знала. Фелисити, которая не помнила свою мать и росла на руках самых разнообразных нянюшек, поняла в это короткое мгновение, что эта женщина, будучи ей всего лишь свекровью, могла бы стать для нее матерью и заполнить это пустующее место в ее сердце.
Роузбел с любовью потрепала ее по щеке.
– В конце концов, он влюбился по уши, хотя при этом окончательно запутал ситуацию.
Фелисити вдумалась в слова леди Чарлз. Нет, это не он, а она окончательно запутала ситуацию! Не нужно было ей выходить из себя, узнав правду. Она вышла замуж за человека, которого любит, и он оказался герцогом. Нельзя же вменять это ему в вину, хотя период ухаживания у них прошел абсолютно не так, как следовало бы.
Но разве не это больше всего нравилось ей в нем? Разве не его нежелание следовать общепринятым правилам?
Она очень удивилась, когда все присутствующие встали на ее защиту.
– Итак, леди Чарлз, – сказала Диана, которая, воспользовавшись своим высоким статусом герцогини Сетчфилд, попыталась положить конец расхождению во мнениях. – Теперь, когда мы выслушали ваши доказательства невиновности вашего сына, я могу сказать вам, что вы зря потратили свое время.
У Фелисити затеплилась искорка надежды. Ведь если его мать приехала, чтобы защитить его, то он, возможно, возьмет ее назад?
Леди Чарлз неэлегантно фыркнула:
– Я приехала совсем не для того, чтобы защитить его. Зачем бы мне это делать? Нет, я просто приехала, чтобы отвезти свою невестку домой.
Диана не любила, когда ей перечат.
– Мисс Лэнгли не хочет возвращаться к Холлиндрейку. В данный момент мой муж консультируется с архиепископом относительно тоге, как исправить положение, поскольку он убежден, что есть все основания для расторжения брака, и…
– Расторжения брака? – насторожилась Фелисити. Она не хотела, чтобы ее брак был расторгнут. Возможно, вчера, когда она плакала перед Джеком, Мирандой и Темплом, она что-то и упомянула сгоряча, но она никогда всерьез не думала… никогда не имела в виду…
Супруга Темпла еще не закончила говорить:
– После всего, что он ей сделал…
Леди Чарлз фыркнула:
– И она, видимо, должна послушаться вас, ваша светлость? Сколько лет вы бросали жадные взгляды на Темплтона, пока не набрались храбрости и не заставили его решиться? – Она обвела глазами комнату и остановила взгляд на Миранде. – А вы? Сколько лет вы прятались от общества, потому что Безумный Джек Тремонт поцеловал вас? – Она сделала глубокий вдох и выдохнула воздух сквозь стиснутые зубы. – Если это был такой неприятный поцелуй, то почему вы в конце концов вышли за него замуж?
– Поцелуй моего мужа совсем не… – начала Миранда, потом покраснела, сделав такое признание, и сложила руки на заметно округлившемся животе, служившем доказательством того, что она считает поцелуи своего мужа такими, как требуется.
Леди Чарлз перевела взгляд на Джамиллу.
– Я не имею ни малейшего понятия о том, кто вы такая.
– Я принцесса…
– Да, да, не продолжайте. Кем бы вы ни были, я сомневаюсь, что это имеет какое-то отношение к этим вопросам. – Она посмотрела на леди Роду: – А вы что скажете, миссис Тулуз? Следует ли моей невестке продолжать упорствовать или ей следует вернуться со мной домой к мужчине, которого она любит? Сколько вам потребовалось лет, чтобы решиться выйти замуж за мистера Тулуза вопреки возражениям вашего отца против брака с нетитулованным дворянином? Хотя он и благородный человек, было сомнительно, что он стал бы вас ждать, но вам повезло, и он вас дождался. – Она обвела взглядом присутствующих. – Вы все должны быть благодарны судьбе. – Леди Чарлз поднялась и протянула руку Фелисити: – Ты можешь вести себя так же глупо, как эти женщины, которым не хочется сейчас признаваться в том, что они были не правы, даже когда это едва ли не стоило им их великолепных браков, или ты можешь послушаться меня, женщину, которая любила своего мужа каждый день его жизни и до сих пор ужасно тоскует по нему. Поезжай-ка домой к моему сыну, пока он не покинул Лондон.
Фелисити запаниковала:
– Он уезжает?
Леди Чарлз вздохнула:
– Да. Примерно полчаса тому назад он приказал Стейнсу укладывать свои вещи.
Фелисити вскочила:
– Куда он уезжает?
– Откуда мне знать? – сказала леди Чарлз. – Он в отвратительном настроении.
Э нет. Тэтчер не может уехать без нее.
– Как вы думаете, он простит меня?
– Конечно, простит, – сказала Джамилла, поглядывая на нее поверх чашки с чаем. – Не забудь о взгляде, дорогая. Воспользуйся им.
Ах да, взгляд! Она им воспользуется, а если это не поможет, то будет просто умолять его о прощении. Фелисити бросилась к двери, но остановилась.
– Нет, мне не успеть туда вовремя.
Мать Тэтчера улыбнулась и кивком показала, чтобы Фелисити продолжала путь.
– Возьми мой экипаж. Он стоит прямо перед главным входом.
– Спасибо, леди Чарлз, – сказала Фелисити. – Как я сумею вас отблагодарить?
– Роди мне внуков. Много внуков, чтобы я могла баловать их.
Фелисити кивнула, потом вдумалась в ее слова, глаза ее округлились, и она ощупала свой очень плоский живот.
– Детей?
– Да. И целый дом, пожалуйста, – приказала леди Чарлз бодрым голосом.
Бросившись к двери, Фелисити возблагодарила судьбу за то, что она вовремя прислала сюда леди Чарлз.
Судьба, как оказалось, почти не имела к этому отношения.
Леди ждали еще некоторое время после того, как захлопнулась дверь и отъехал экипаж, сразу же набрав бешеную скорость. Потом леди Чарлз уселась и кресло и одарила аудиторию лучезарной улыбкой.
– Отличная работа, Роузбел, – сказала леди Рода. – Мне понравилось твое представление, дорогая. Великолепно. Очень драматично. А твоя, дорогая Диана, реплика относительно расторжения брака была гениальна! Ты заметила, как она побледнела?
Диана усмехнулась:
– Да, мне кажется, все прошло идеально!
Миранда наклонилась вперед, насколько позволял ей большой живот, и сказала леди Чарлз:
– Как я понимаю, ваш сын тоже ничего не подозревает?
– Он поверил абсолютно всему, – заявила леди Чарлз.
Все присутствующие зааплодировали, разумеется, за исключением Джека, который стоял в дверях и, открыв рот, смотрел на них.
– Значит, вы поставили весь этот спектакль? – Это был не вопрос, это был мужской ужас, облаченный в словесную форму. – Вы позволили Фелисити думать…
Все леди дружно кивнули.
Он покачал головой, как будто все еще сомневаясь, можно ли этому верить.
– Интересно узнать, чья это была безумная идея?
В уголке поднялись вверх две руки.
– Наша, – сказала Талли, кивая на Пиппин. – Это взято из финальной сцены нашей новой пьесы «Исчезнувший герцог».
– Мне следовало бы давно об этом догадаться, – простонал Джек.

 

Когда Фелисити прибыла к дому на Гросвенор-сквер, на обочине перед домом выстроилось несколько экипажей, в которые шла погрузка, казалось, всего имущества Холлиндрейка. Легион лакеев, облаченных в голубые с белым ливреи дома Холлиндрейков, таскал сундуки и коробки, а также всевозможные чемоданы.
Короче, происходящее было похоже на вавилонское столпотворение.
Пробираясь сквозь весь этот хаос к дому, она заметила, как один из лакеев пронес мимо нее очень знакомый чемодан. Ее чемодан.
– Минуточку! – остановила она лакея. – А с этим что вы собираетесь сделать?
– Погрузить его в телегу, мисс.
– Оставьте его, это мой чемодан.
Лакей презрительно фыркнул:
– Он принадлежит герцогине Холлиндрейк.
Фелисити уперла в бока руки. Пусть даже она не переоделась со вчерашнего вечера, а лицо ее припухло и покраснело от выплаканных слез, но она не зря все эти годы отрабатывала манеры герцогини в расчете на свой будущий высокий статус.
– Я и есть герцогиня Холлиндрейк, – сказала она. Лакей взглянул на нее скептически, но это продолжалось одно мгновение, а потом выражение его физиономии изменилось.
– Прошу прощения, ваша светлость. Куда прикажете отнести это, ваша светлость?
Фелисити приходилось в своей жизни часто переезжать в связи с новыми назначениями отца, причем нередко делать это в спешке или даже среди ночи, так что она оказалась в своей стихии.
– Грузите это в головной экипаж, – приказала, она. Потом, оглядевшись вокруг, она вдруг поняла, что все уложено неправильно, и принялась исправлять положение.
– Нет, нет, нет, – говорила она одному из злополучных парней, спускавшемуся по лестнице с сундуком. – Это следует грузить не в телегу, а в экипаж его светлости. А вдруг он решит поехать верхом, а не внутри экипажа? Ему потребуется, чтобы одежда для верховой езды была под рукой!
С верхней ступеньки лестницы послышался голос, при звуке которого сердце ее сделало толчок и сильно-сильно забилось.
– С какой стати мне бы вдруг захотелось покинуть твою восхитительную компанию?
Фелисити круто повернулась.
– Тэтчер? – Она бросилась вверх по лестнице к нему в объятия, но остановилась, не добежав одну ступеньку, все еще не уверенная в том, как вести себя дальше, несмотря на задорный блеск в его глазах.
– Я не тот человек, который писал тебе эти письма, – сказал он. – И не тот человек, в которого ты влюбилась.
– Я это знаю, – сказала она. – По-настоящему я влюбилась только в одного мужчину. Я влюбилась в тебя.
Он посмотрел на нее сверху вниз.
– Я хотел сказать тебе вчера, но ты…
– Но я ушла. Признаюсь, что тогда я поступила глупо. Но теперь я вернулась. Если, конечно, ты хочешь меня простить…
Казалось, что замер каждый член персонала Холлиндрейков, как будто в этот момент решались и их судьбы.
И счастливый Тэтчер не заставил их долго ждать. Схватив свою молодую жену в объятия, он крепко поцеловал ее в нарушение всех правил приличия.
– Я так рада тому, что ты оказался моим Холлиндрейком. Хотя я уже почти примирилась с мыслью о том, что буду бедной и неприметной.
– Боюсь, что тебе придется привыкать быть чрезвычайно богатой и ужасно избалованной.
Фелисити улыбнулась:
– В таком случае почему бы вам не начать баловать меня прямо сейчас и не поцеловать еще разок, ваша светлость? Это, конечно, неприлично, тем более на глазах у всего Мейфэра, но мы могли бы таким образом добавить последние штрихи к нашей дурной славе перед отъездом на медовый месяц и дать кому-нибудь другому шанс скандализировать высшее общество. – Она взглянула на экипажи, в которые продолжали грузить вещи. – Значит, мы уезжаем на медовый месяц, не так ли?
Он кивнул и наклонился, чтобы еще разок как следует поцеловать ее, представляя себе при этом, как он будет заниматься с ней любовью в последующие дни, недели, годы. И, к его большому удовольствию, никто не беспокоил их, давая возможность герцогу и герцогине Холлиндрейк целоваться столько, сколько они пожелают.
И тут Тэтчер понял две вещи: во-первых, что он простил дедушке его своеволие, а во-вторых, что не так уж плохо быть герцогом.
Назад: Глава 16
Дальше: Эпилог