Глава 16

Клер вышла из темного экипажа на залитую солнцем улицу и не поверила глазам. Вместо витрины модного магазина ее глазам предстала высокая гранитная крепость, упиравшаяся в голубое небо. Мрачный фасад оживляли маленькие зарешеченные окошки. Несколько посетителей прошли сквозь чугунные ворота центральной башни. Клер уже бывала здесь; при виде знакомого здания по спине у нее пробежал холодок.

Ньюгейтская тюрьма.

Розабел приняла из рук кучера корзину, накрытую чистой холщовой тканью.

– Подождите нас на соседней улице, – приказала ему она.

Дородный кучер приподнял шляпу и тронул лошадей. Экипаж двинулся дальше по улице в толчее телег и экипажей.

Клер задохнулась от возмущения и не сразу нашла в себе силы заговорить.

– Так вот зачем вы вызвали меня из библиотеки. А я-то поверила, что вам действительно понадобился новый веер.

Все утро она провела за составлением каталога в библиотеке лорда Уоррингтона. Она явилась к нему ровно в восемь, намереваясь вытянуть из деда всю правду. Но он, коротко проинструктировав ее, ушел из библиотеки, предупредив, что в полдень заглянет проверить ее работу. За десять минут до полудня за ней прислала Розабел.

– Мне действительно нужен веер, – сказала Розабел. – Мы купим его на обратном пути.

Клер была возмущена и не желала слушать ее оправдания.

– Вы задернули занавески на окнах экипажа, притворившись, что свет бьет вам в глаза. Вы обманули меня.

– Ну, извини, Брауни, – примирительно сказала Розабел. – А что мне оставалось делать? Ты не разрешаешь мне навестить дядю, а я так хочу познакомиться с ним.

Клер охватила паника. Она не успеет предупредить папу. Если он назовет ее по имени…

– Вам нельзя здесь появляться. Мы немедленно сядем в экипаж и поедем на Бонд-стрит, где вы купите свой веер…

Не дослушав Клер, Розабел побежала по вымощенной булыжником площади к воротам тюрьмы. Клер поспешила за ней и догнала ее, когда та уже прошла в домик привратника и встала в очередь посетителей. Темное каменное помещение нагоняло тоску. В очереди стояли простые женщины, очевидно, пришедшие навестить своих мужей, и мужчины, которые, судя по виду, могли сами со дня на день угодить за решетку.

Кузина Клер казалась на этом фоне прекрасной розой в окружении сорняков. Соломенная шляпка с вишневыми лентами обрамляла кукольное личико и золотистые локоны, поверх красного платья была наброшена темно-золотая накидка. Руки закрывали тонкие лайковые перчатки. На локте Розабел висела корзинка.

Появление леди вызвало оживление в очереди. Многие бросали жадные взгляды на корзинку Розабел.

Клер придвинулась поближе к кузине. От корзинки исходил чудесный аромат свежеиспеченного хлеба.

– Это сумасшествие, миледи. Что, если вас здесь увидят? Ваша мать придет в ярость, если вы своим поведением оттолкнете от себя лорда Рокфорда.

– Тогда он достанется тебе. – Розабел посмотрела на Клер понимающим взглядом и вдруг показалась ей совсем взрослой. – Вчера вечером он явно выделял тебя среди остальных гостей. Клянусь, Брауни, он не сводил с тебя глаз.

Клер вспыхнула. Воспоминание о том, как Саймон смотрел на нее, вызывало сладкое томление в груди. Бессмысленно отрицать, что она нравится ему. Так же бессмысленно, как отрицать, что она не может оставаться к нему равнодушной. Клер жалела, что не смогла избежать визита в дом Рокфордов.

Увидев, как запросто Саймон болтает со своими сестрами, она открыла его для себя с другой стороны. В кругу семьи этот гордый, надменный аристократ превратился в нежного брата и любящего сына. Клер была тронута тем, как трепетно он ухаживал за матерью. Он бережно проводил ее из гостиной в столовую, там проследил, чтобы она попробовала каждое блюдо, а после ужина снова вернулся вместе с ней в гостиную, тогда как остальные мужчины остались в столовой пить бренди. К концу вечера Клер была готова поверить, что у Саймона тоже есть сердце.

Есть, но только для людей своего круга. Этот грубиян не считает предосудительным флиртовать с компаньонкой невесты. Несмотря на все свои заявления, он по-прежнему стремится затащить ее в постель. Клер со стыдом призналась себе, что и сама мечтает об этом.

Очередь продвинулась, и Клер очнулась.

– Не пытайтесь заговорить мне зубы, – вполголоса проговорила она. – Если мы немедленно не уйдем отсюда, ваша репутация будет погублена.

– Перестань, Брауни, кто меня здесь узнает? Мы здесь в полной безопасности.

– О какой безопасности вы говорите? Здесь одни убийцы, грабители и прочие преступники всех мастей. – Она крепко ухватила Розабел за руку. – Довольно споров. Мы уходим.

– Я остаюсь, – так же тихо, но твердо ответила Розабел. – Если ты попытаешься остановить меня, я буду кричать, сопротивляться – одним словом, устрою сцену. Инцидент попадет в газеты, и тогда все действительно узнают, что я здесь была.

Клер иногда попадались непослушные ученицы, и она умела призвать их к порядку, но Розабел была совершенно неуправляема. Для нее не существовало никаких авторитетов. Задорный огонек в голубых глазах кузины послужил Клер предостережением, что та может исполнить свою угрозу. Клер решила не рисковать. Мысленно попросив прощения у отца, она сказала:

– Мистер Холлибрук – опасный преступник. Этот человек неподходящая компания для леди.

– Но он – мой дядя и при этом самый известный преступник в Лондоне. Я умру от любопытства, если не встречусь с ним.

– Вы умрете гораздо раньше от рук кого-нибудь из этих негодяев. Если уж вам на себя наплевать, подумайте обо мне. Меня уволят, если ваш дедушка или мать узнают о том, что вы здесь были.

Розабел состроила умоляющую гримаску и похлопала Клер по руке.

– Милая Брауни, не волнуйся. Нас не поймают. В крайнем случае, я возьму тебя под свою защиту. Я возьму всю вину на себя и скажу, что ты пыталась остановить меня.

Клер сомневалась, что леди Эстер прислушается к словам дочери. Но сейчас ее беспокоило другое. Если Розабел узнает, что Клер приходится ей двоюродной сестрой, она не сможет сохранить это в секрете. И тогда Клер уволят…

Подошла их очередь. К счастью, когда Клер навещала отца в прошлый раз, на входе работала другая смена. Лысеющий человек с большим носом ощупывал каждого проходившего, проверяя, нет ли при нем оружия. Лиц женского пола осматривала в соседней комнате полная женщина. Клер уже проходила эту унизительную процедуру и прошептала на ухо Розабел:

– Эта жуткая женщина станет задирать вам юбки, чтобы убедиться, что вы не хотите пронести с собой нож или пистолет. Это очень неприятно и унизительно. Давайте уйдем.

– Не волнуйся, – шепнула ей Розабел. – У меня есть план.

Очаровательно улыбаясь, она всучила тюремщику горсть монет, и их пропустили без досмотра. Тюремщик даже не стал смотреть, что в корзинке, с негодованием отметила Клер. Он отвесил им такой глубокий поклон, словно они были особами королевской крови, и проводил к упитанному охраннику.

Пока они шли по длинным темным коридорам тюрьмы, волнение Клер росло с каждым шагом. Холодный влажный воздух был пропитан отвратительными запахами. Холод пронизывал до самых костей. Клер знала, что за зарешеченными дверями находятся камеры для особо опасных преступников. Должников и женщин содержали отдельно от них.

Ее отец находился в отдельной камере в отделении для тех, кто мог заплатить за себя. Для того чтобы поместить отца в отдельную камеру, Клер пришлось потратить все отложенные на жизнь средства и продать нитку жемчуга, доставшуюся ей от матери. После того как она заплатила аванс мистеру Мэнди, у нее не осталось денег, чтобы обеспечить папе хоть какой-то комфорт, но она утешилась мыслью, что отец сидит отдельно от настоящих преступников.

Охранник остановился возле толстой дубовой двери и, погремев ключами, открыл ее. Затем, не говоря ни слова, развернулся и ушел.

Розабел бодро вошла в маленькую комнату без окон и поставила на пол корзинку. Она вела себя так, словно приехала на пикник. Рослый тюремщик сидел за грубым деревянным столом и играл в карты. Он уставился на девушек и неохотно встал из-за стола.

Сердце Клер учащенно забилось. Это был тот же тюремщик, что и неделю назад. Спрятавшись за спиной кузины, Клер взмолилась, чтобы он не узнал ее. В конце концов, в прошлый раз на ней было дешевое серое платье и плащ с капюшоном, а сегодня – нарядное платье и голубая накидка.

Розабел улыбнулась тюремщику:

– Мы пришли навестить мистера Гилберта Холлибрука.

Громыхая тяжелыми ботинками, он приблизился к девушкам. Его рубашка была такой грязной, что казалась серой, на заношенных коричневых штанах красовались заплаты.

– Что в корзинке?

– Хлеб и варенье.

– Дайте-ка взглянуть. Может, у вас там бренди для Призрака.

Розабел не торопилась открыть корзинку.

– Бренди? Ну что вы, сэр. Меня уже проверяли на входе.

– А я хочу убедиться в этом лично.

Его мясистая рука потянулась к корзинке. Завопив, Розабел схватила корзинку и отскочила в сторону.

– Грубиян! Не приближайтесь ко мне!

Клер, не раздумывая, бросилась ей на выручку и ударила мужчину в живот кулаком. Не ограничившись этим ударом, она подставила ему подножку.

Потеряв равновесие, тюремщик покачнулся и привалился к каменной стене. Он смотрел на них мутным взглядом и тяжело дышал.

Клер пригвоздила его к месту надменным взглядом:

– Если вы осмелитесь прикоснуться к этой даме, вы будете отвечать перед ее дедом, маркизом Уоррингтоном.

Из соседних камер послышались свист и улюлюканье. Преступники столпились за решетками своих камер. Клер не увидела своего отца; должно быть, он не слышал, что здесь произошло.

Разъяренный тюремщик смотрел на Клер с бессильной злобой. Кустистые брови нависали над карими глазками-бусинками. Помолчав, он сказал:

– А вас я здесь уже видел.

– Вы ошибаетесь, – презрительно фыркнула Клер. – Если это вас не слишком затруднит, будьте любезны, проводить нас в камеру мистера Холлибрука.

Он оскалился, обнажив почерневшие зубы, и ткнул пальцем в конец коридора:

– Последняя справа. И смотрите, без фокусов, иначе получите пинка под свои распрекрасные задницы.

Когда они пошли по коридору сквозь ряд зарешеченных камер, Розабел схватила Клер за руку и шепнула:

– Ты такая смелая. Где ты научилась этим приемам?

– Я выросла в бедном районе, где каждая женщина умеет себя защитить.

– Я думала, ты из приличной семьи.

– У нас было мало денег.

– О, как ужасно! К счастью, сегодня это нам пригодилось. Хорошо, что я взяла тебя с собой!

– Плохо, что вы вообще сюда пришли. – Клер поняла, что у нее появился шанс, и строго добавила: – Теперь вы понимаете, что я имела в виду. Тюремщики ведут себя ничем не лучше преступников.

Розабел оглянулась.

– Ужасный человек. Я чуть не упала в обморок.

Но вид у нее был скорее возбужденный, чем испуганный. Ее голубые глаза горели азартом. Она чуть ли не улыбалась заключенным, которые молили ее подойти поближе к решетке и подарить им поцелуй.

Неужели она не понимает, какая опасность ей здесь грозит? Или вся эта наивность – сплошное притворство?

В который раз Клер спросила себя, не ошиблась ли она, исключив кузину из списка подозреваемых. Она считала, что у Розабел не хватило бы мозгов, чтобы совершить серию дерзких ограблений. К тому же она казалась слишком добросердечной, чтобы взвалить вину на невинного человека, тем более на своего родственника. И все же…

Что, если инициатором является лорд Уоррингтон? Боже милостивый, не мог же он поручить Розабел, красть драгоценности! А что, если Розабел пришла сюда для того, чтобы насладиться своей победой?

От этой мысли внутри у Клер все перевернулось. За прошедшие несколько недель она успела привязаться к своей взбалмошной, глуповатой, но все же очень доброй кузине. Не может быть, чтобы она была способна на такое коварство. Но полностью исключить такую возможность Клер не могла.

Когда они приблизились к последней камере, Клер выступила вперед. Несмотря на страх разоблачения, она не могла дождаться, когда увидит отца.

Они остановились возле небольшой узкой камеры с маленьким окошком в каменной стене. Папа сидел, скрестив ноги на голой железной кровати, набросив на плечи залатанное коричневое одеяло. У Клер навернулись слезы, когда она увидела знакомое дорогое лицо. На коленях у него лежали какие-то бумаги. Клер поняла, почему он не услышал шум в коридоре. Когда отец занят работой, весь остальной мир перестает для него существовать.

Он обмакнул перо в чернильницу и начал что-то быстро писать. Прядь каштановых, с проседью, волос упала ему на лоб, и Клер вспомнила, как мама зачесывала его волосы назад своей любящей рукой. Как мама горевала бы, если бы увидела его здесь!

Розабел поставила корзинку на пол. Ухватившись за прутья решетки руками в белых перчатках, она тихо позвала:

– Мистер Холлибрук! Это вы?

Он поднял на нее глаза, удивленно нахмурил брови. Взгляд его голубых глаз показался Клер усталым. Он поправил очки и посмотрел на Клер.

Сердце у нее сжалось, когда на его лице вспыхнула радость. Даже в этой убогой одежде, заросший щетиной, со спутанными волосами, он был ей дороже всех на свете.

Он открыл рот, собираясь, что-то сказать, но Клер нахмурилась и отрицательно покачала головой. Он бросил взгляд на Розабел, потом снова на Клер. К ее громадному облегчению, он кивнул, давая понять, что понял ее предупреждение.

Отложив рукопись, отец встал с кровати. Цепи, в которые были закованы его ноги, глухо звякнули об пол. Так он мог передвигаться по камере, но не мог убежать. Даже в этом положении отец умудрился отвесить им вежливый поклон.

– Прошу меня простить. Кажется, мы не знакомы.

– Мы никогда не встречались, – быстро затараторила Розабел, – но, сложись обстоятельства иначе, мы могли бы быть очень близки. Дело в том, что я ваша племянница, леди Розабел Лэтроп. А это моя компаньонка миссис Клара Браунли. Мы пришли, чтобы поддержать вас в вашем тяжелом положении.

Отец долго смотрел на Розабел, словно пытаясь разглядеть в ней сходство со своей женой. Клер закусила губу. Отец был очень добрым, мягким и приветливым человеком – ко всем, кроме аристократов, тем более членов семьи мамы. Она не удивилась бы, если бы он отказался разговаривать с Розабел.

Клер поступила против его воли, когда устроилась компаньонкой в дом своего деда. Папа решительно возражал против ее плана, считая его слишком опасным. В письмах, которые ей передавал мистер Мэнди, папа умолял ее немедленно покинуть Уоррингтон-Хаус. Сейчас, увидев ее вместе с Розабел, он оказался перед дилеммой.

– Вам не следовало сюда приходить, – строго сказал он. – Тюрьма неподходящее место для юных леди.

– Вот и Брауни так говорит. Но мне так хотелось познакомиться с вами, дядя Гилберт, – можно я буду вас так называть? – Розабел нерешительно улыбнулась. – До недавнего времени я не подозревала о вашем существовании. Мне говорили, что тетя Эмили умерла совсем молодой.

– Она умерла для Уоррингтонов.

Горечь в голосе отца вынудила Клер приблизиться к окошку и вступить в разговор.

– Леди Розабел переживает, что вас содержат в плохих условиях, сэр. Как вас здесь кормят?

Она смотрела на него с любовью и заботой. Он похудел, одежда болталась на нем как на вешалке. Черты лица болезненно заострились. Клер опасалась, что скудный тюремный паек, состоявший из хлеба, воды и небольшого куска мяса один раз в неделю, сильно подточил его силы.

Взгляд отца смягчился.

– Не волнуйтесь, – сказал он с улыбкой. – У меня великолепные апартаменты, – он указал на железную кровать, – отличный вид из окна, а теперь еще и чудесная компания.

Сморщив носик, Розабел оглядела камеру.

– А где матрас и подушка? И почему здесь нет хотя бы угольной жаровни? Нет, это ужасно.

– Мне много не надо, – заверил ее отец. – Отдельная комната, бумага и перо. Большего нельзя и желать.

«Кроме свободы, – подумала в отчаянии Клер. – Если бы я только могла вернуть ее тебе».

– Я полагаю, вы откажетесь от моей помощи из-за того, что сделал когда-то мой дед. Должно быть, вы презираете его за то, что он лишил тетю Эмили наследства.

– Я думаю, мистеру Холлибруку неприятно вспоминать об этом, миледи, – заметила Клер.

Розабел опустила голову, словно маленькая девочка.

– Простите, если я допустила бестактность, дядя. Это оттого, что я почти ничего не знаю о вас.

Гремя цепями, отец приблизился к окошку.

– Я думаю, ваше любопытство вполне объяснимо. Но я не могу поверить, чтобы вы пришли сюда с разрешения лорда Уоррингтона.

– Маркиз – очень строгий человек, – сказала Клер. – Именно поэтому мы должны немедленно уйти отсюда.

Розабел покачала головой:

– Нет, я еще не собираюсь уходить. – Она боязливо оглянулась и понизила голос до шепота. – Я должна передать вам нечто важное, дядя Гилберт.

После этих загадочных слов она опустилась на корточки, сдернула с корзинки покрывало и достала буханку хрустящего хлеба, банку малинового варенья и банку сливочного масла.

Отец удивленно выгнул бровь. Клер тоже смотрела на кузину, ничего не понимая. К чему такая таинственность вокруг обыкновенной еды?

– Как вкусно пахнет, – сказал отец. – Давно я не ел такого хлеба.

– Он не только вкусный, но и очень полезный. – Просунув хлеб сквозь прутья решетки, Розабел подмигнула дяде. – Он вам понравится во всех отношениях.

Клер переглянулась с отцом. Отец взял хлеб и нахмурился. С нижней стороны буханки виднелась узкая длинная прорезь, из которой он вытащил толстый металлический надфиль с зазубренными краями.

Клер испуганно зажала рот рукой и бросила взгляд в конец коридора. К счастью, тюремщик не выходил из своей комнаты.

– В тюрьму нельзя приносить такие вещи.

– А я принесла, – сказала Розабел, весьма довольная собой. – Я нашла эту штуку в сарае у садовника. Ну, разве я не молодец?

– Вы поступили безрассудно. За это вас саму могли посадить в тюрьму.

«Глупая, глупая девчонка. А я еще глупее, – подумала Клер. – Как я могла допустить такое?» Тем не менее, этот поступок доказывал, что Розабел не имела отношения к преступлениям Призрака. Иначе, зачем бы она стала вызволять из тюрьмы своего дядю?

Если только ее не терзает чувство вины…

– Вы не должны были подвергать себя такой опасности, – сказал отец, убирая надфиль обратно в хлеб. – Я благодарен вам за добрые намерения, но оставить это у себя я не могу.

Улыбка сползла с лица Розабел.

– Но вы должны вырыть подземный ход. Или перепилить решетку камеры. Это ваша единственная надежда!

– Моя единственная надежда – правда. Попытка к бегству равносильна признанию вины.

Розабел непонимающе смотрела на него.

– Но ведь вы действительно виноваты. Вы же Призрак. Вы тот самый дерзкий вор, который пробирался в дома аристократов и похищал драгоценности. Весь Лондон знает, что вы взяли рубиновую брошь миссис Данби и жемчужное ожерелье миссис Беркингтон и множество других вещей.

Клер бросила на отца предостерегающий взгляд.

– Вас это не должно волновать, миледи, – сказала она. – Я думаю, у мистера Холлибрука имеются друзья, которые ему помогут.

– Так и есть, – подтвердил отец Клер. – У меня есть очень хорошие знакомые, которые собирают доказательства моей невиновности.

Он улыбнулся дочери, слабой ободряющей улыбкой, от которой у нее сжалось сердце. Последние слова папы предназначались ей, а не Розабел. Он верил в свою дочь, хотя и не хотел причинять ей беспокойства.

Дрожащими руками она забрала у него хлеб и спрятала обратно в корзинку. Ей так много еще надо было ему сказать, так много сделать…

Розабел смотрела на дядю во все глаза.

– Подождите, я не понимаю. У вас же нашли бриллиантовый браслет леди Рокфорд. Это все знают.

– Вещи не всегда таковы, какими они нам кажутся на первый взгляд, миледи. Но я и так уже сказал достаточно. Остальное я приберегу до суда.

– Ну, теперь нам уже точно пора идти, – сказала Клер. – Всего доброго, мистер Холлибрук. Мы будем поминать вас в своих молитвах.

Она взяла в одну руку корзинку, другой схватила Розабел и потащила ее по коридору. Потом оглянулась, чтобы еще раз взглянуть на отца. Он держался за прутья решетки и смотрел им вслед.

Клер стало трудно дышать. В следующий раз она увидит папу только в зале суда. До назначенного дня осталось немногим больше недели, а она так ничего и не успела узнать. Клер была близка к панике.

Когда они вошли в комнату тюремщика, он мрачно взглянул на них, но, к счастью, больше не пытался посмотреть, что у них лежит в корзинке. Когда они дошли до середины коридора, Розабел выпалила:

– Нет, ты слышала, Брауни? Моего дядю обвинили несправедливо. Ты этому веришь?

«Всем сердцем».

– Он показался мне человеком, заслуживающим доверия, – не удержавшись, сказала Клер. – По-моему, он больше похож на школьного учителя, чем на преступника.

– Но ведь это значит… – Розабел умолкла, и в глазах ее вспыхнул лихорадочный огонь. – Это значит, что Призрак все еще разгуливает на свободе. И если я найду его, я спасу своего дядю!

Клер остановилась и посмотрела в лицо кузине.

– Даже не думайте об этом, – яростным шепотом сказала она. – Этим должна заниматься полиция.

– Но я тоже могу ему помочь. Сегодня вечером на балу у леди Хейвенден я могу расспросить гостей и найти свидетелей…

– Нет! – ужаснувшись, воскликнула Клер, Как ни хотелось ей освободить отца, она не могла допустить вмешательства Розабел. – Если вы начнете вести разговоры на эту тему, маркиз догадается, что вы побывали в тюрьме.

– Я не боюсь дедушку. Возможно, мне даже удастся уговорить его помочь дяде Гилберту.

– Гораздо более вероятно, что он сошлет вас в деревню на ближайшие двадцать лет. – Клер снова схватила Розабел за руку. – Забудьте о дяде. И не вздумайте кому-нибудь рассказывать о нашем визите сюда. Обещайте.

Розабел надулась и выпятила нижнюю губу.

– Ладно. Вечно ты портишь все удовольствие. Удовольствие. Вот как Розабел смотрит на жизнь. Для нее весь мир – яркий карнавал, созданный для ее удовольствия. Теперь с Розабел нельзя спускать глаз, иначе она опять что-нибудь натворит.

Они завернули за угол, направляясь к выходу, как вдруг Клер заметила высокого широкоплечего темноволосого мужчину, который, стоя к ним спиной, о чем-то разговаривал с охранником, проверявшим посетителей на входе. Его фигура и величественная осанка показались ей знакомыми…

Когда она поняла, кто это, она приросла к месту. Не может быть. Она отказывалась этому верить Саймон?