Глава 13
Случай едва не закончившийся гибелью Дженны, навеки запечатлелся в памяти Хизер. Они с мужем никогда еще не были так близки, и никогда еще она так не жаждала, чтобы он ответил на ее любовь.
Ей снова хотелось испытать уже знакомые головокружительные ощущения, но гордость мешала открыть Слоану свои чувства, поэтому она, словно цветок, впитывала малейший лучик его ласки и прятала в сердце драгоценный дар. Она твердила себе, что с нее довольно его обжигающей страсти, она рада любым крохам внимания, которые перепадали ей, но по-прежнему грезила о том, что когда-нибудь его благодарность вырастет во что-то более существенное. Под холодной маской прятался чувственный, живой, нежный мужчина. Он обязательно сбросит эту маску, отринет горечь прошлого и ответит на ее любовь.
Отношения их оставались неопределенными, но на политической арене перевес сил, казалось, был на стороне Слоана. Вскоре после праздника он получил приглашение от губернатора штата, того самого, который годом ранее помиловал Джейка Маккорда, обвиняемого в убийстве брата Кейтлин.
На обед в честь законодателей штата, который давался через три недели в доме губернатора, были приглашены несколько кандидатов в сенат. Хотя летом дел на ранчо было не так много, Слоан поначалу отказался тратить время и деньги на короткую поездку в Денвер, но Хизер уговорила его согласиться.
— Тебе полезно встретить людей, с которыми, возможно, придется в дальнейшем работать, — посоветовала она.
Они оставили Дженну на попечение Кейтлин и в тот же день выехали в Денвер. И прибыли как раз вовремя, чтобы успеть снять номер в скромном отеле, вымыться и переодеться к обеду.
Хизер привезла с собой темно-синее шелковое платье с розовой отделкой. Квадратный вырез с высоким воротником, верхняя юбка подобрана по бокам и задрапирована сзади, чтобы подчеркнуть узкую талию и округлые бедра. Шею обвивала короткая жемчужная нить. В ушах поблескивали крупные жемчужины — наследство матери, одна из немногих уцелевших драгоценностей. В этом наряде она выглядела на редкость элегантно.
Однако, выйдя из-за ширмы, Хизер натолкнулась на подозрительный взгляд Слоана и в нерешительности остановилась. Что же она сделала не так? Может, ему не по вкусу ее манера одеваться?
— Что-то неладно? — робко спросила Хизер. Слоан покачал головой, но выражение лица оставалось недовольно-отчужденным.
— Нет… просто гадал, откуда такая роскошь?
— Я сшила его несколько лет назад, до того как отца… постигли финансовые трудности. Правда, сейчас оно уже несколько вышло из моды. Мне казалось, что это самый подходящий наряд для такого торжественного случая, но если тебе не нравится…
— Все в порядке, — резко оборвал Слоан, хотя Хизер чувствовала, что он явно недоволен. Его резкий тон напомнил ей, что деньги все еще были болезненной темой разговора между ними.
Резиденция губернатора находилась всего в двух кварталах от отеля. Богатая обстановка, должно быть, производила впечатление на простодушных жителей Запада: всюду позолота, хрусталь, цветастые ковры и мебель с парчовой обивкой. Но Хизер, раньше часто бывавшая в аристократических домах, смотрела на все без особого почтения. Собравшееся общество также было ей знакомо: к такому кругу она привыкла с детства. Ее мать обожала посещать званые обеды с влиятельными политиками и богатыми магнатами, вести легкую непринужденную беседу с гостями. Так поступала бы и сама Хизер, став миссис Рэндолф…
Эта неприятная мысль словно громом поразила Хизер, когда она стояла в длинной цепочке вновь прибывших гостей, ожидавших своей очереди поздороваться с хозяева-ми. Но нет, она совсем не скучает по таким пышным собраниям и не променяла бы всю роскошь этого особняка на неопределенную будущность в качестве миссис Слоан Маккорд.
Под пристальным взглядом мужа Хизер знакомилась с дородным губернатором Пейном и его хорошенькой женой Рут. Поговорив с хозяевами, оба присоединились к небольшой группе джентльменов, обсуждавших последний законопроект. Когда Слоан представил ей всех, кого знал, Хизер взяла бокал шампанского с подноса проходившего официанта и начала разыгрывать новую для себя роль жены политика. Успех был немедленным и оглушительным. Слоан молча наблюдал, как Хизер успела в считанные минуты очаровать всю компанию. В нем боролись восхищение ее манерами и воспитанием и смутное чувство вины. Герцогиня в своей стихии, излучает доброжелательность и приветливость. Настоящая светская дама. Женившись на ней, он вырвал ее из привычной среды раутов, приемов и балов. Она заслуживает модных платьев, шелков и бриллиантов, а не ситца и хрустальных бус, которые одни ему по карману. Он должен бы чувствовать вину перед Хизер, ведь она отказалась от всего ради него и Дженны, но ничего подобного не испытывал. И теперь, сравнивая ее с Ланью, Слоан вынужден был признать, что в этой блестящей оправе его вторая жена напрочь затмевала первую. Слоан представить не мог, чтобы Лань участвовала в его избирательной кампании, вела на равных разговор с образованными, умными людьми или, того пуще, помогала школьному учителю писать газетные статьи!
Вот уже дважды, возвращаясь домой, Слоан заставал жену и Вернона за оживленным обсуждением принципов демократии или стилистических особенностей той или иной фразы. Хотя они и были в самых дружеских отношениях, о физической близости не могло быть и речи, это было очевидно. Однако где-то в глубине души Слоан жестоко страдал от ревности, для которой у него не было никаких оснований. Его задевало, что какой-то книжный червь ведет с его женой остроумные и весьма серьезные беседы, а она, казалось, целиком поглощена гостем.
Слоан был почти благодарен, когда один из гостей прервал его невеселые размышления, что-то спросив. Однако он по-прежнему остро ощущал присутствие Хизер и мгновенно встрепенулся, когда высокий темноволосый незнакомец, подойдя к ней, весело воскликнул:
— Какая приятная неожиданность! Неужели это вы мисс Хизер Эшфорд?
— Ричард! — обрадовалась Хизер, протягивая руку, и на правах старой приятельницы позволила увлечь себя в сторону. — Что вы здесь делаете?
— Освещаю предвыборную кампанию. Перешел на службу в «Денвер пост». Кстати, то же самое я мог бы спросить и у вас.
— Я здесь с мужем. Теперь у меня другая фамилия.
— Да, слышал. Печально, — с сожалением улыбнулся Ричард. — Эван Рэндолф сообщил мне эту грустную новость несколько месяцев назад, когда мне случилось побывать в Сент-Ауисе. Вы нанесли тяжкий удар многим вашим поклонникам, включая меня. Я-то, глупец, надеялся, что вы меня дождетесь.
— Так я и поверила! — рассмеялась Хизер. — Вам было не до меня! Признавайтесь, сколько страждущих женских сердец вы разбили за это время?
Смех зазвучал в ушах Слоана легкой переливчатой мелодией, и стрела ревности впилась в сердце. Он насторожился, стараясь поймать каждое слово. Но Ричард, как назло, понизил голос.
— Собственно говоря, именно Эван попросил меня приглядеть за вами. Конечно, не мое это дело, но поверьте, он себе места не находит. Умолял меня узнать, как вы живете, не нуждаетесь ли в чем и довольны ли своим выбором.
Слоану показалось, что на лицо Хизер легла легкая тень.
— Передайте, что у меня все хорошо и я ни о чем не жалею.
В этот момент она подняла глаза и обнаружила, что Слоан следит за ней. Мрачно сдвинув брови, он шагнул в ее сторону, и она, как подобает верной жене, немедленно взяла его под руку.
— Ричард, позволь представить моего мужа, Слоана Маккорда. Слоан, это Ричард Уэлд.
Мужчины обменялись рукопожатиями.
— Рад познакомиться, — кивнул Ричард. — А я старый друг вашей жены, в настоящее время репортер и по совместительству редактор «Денвер пост». Когда-то работал с отцом Хизер. Чарлз Эшфорд научил меня всем тонкостям профессии журналиста.
— Очень приятно, — с вымученной улыбкой ответил Слоан.
— Я слышал о вас, Маккорд. Намереваетесь сотрясти основы нашего общества? Говорят, вы обставили Куинна Ловелла!
— Пока еще нет, но стараюсь.
— Я бы хотел написать о вас двоих статью, — усмехнулся Ричард. — Богач-ранчеро против магната-шахтовладельца. Столкновение интересов, принципы гуманизма и все такое.
— Великолепная мысль, Ричард! — ответила за мужа Хизер.
Глаза ее восторженно заблестели, и Слоан ощутил новый укол ревности. Но тут она повернула голову и с такой нежностью улыбнулась мужу, что у того перехватило горло. К сожалению, дело этим не ограничилось, и другая часть его тела повела себя самым непристойным образом.
Оставалось надеяться, что присутствующие ничего не заметили.
— Я приеду к вам, — пообещал Ричард. — Дайте-ка подумать… Через неделю, хорошо? Раньше у меня времени не будет.
— Превосходно, — чуть суше, чем нужно, ответил Слоан.
Уэлд учтиво кивнул, и Хизер тут же стала расспрашивать его обо всем, что произошло за время их разлуки. Слоану пришлось оставить их: он должен был переходить от одной компании к другой, чтобы изложить свои взгляды как можно большему числу людей. Но он предпочел бы остаться с Ричардом и Хизер, а еще лучше — наедине с последней. Всякое напоминание о мужчинах, бывших в ее жизни до него, приводило Маккорда в бешенство. Но больше всех он не переваривал Эвана Рэндолфа.
Вечер, пусть и полезный для начинающего политика, тянулся бесконечно. Слоан с нетерпением ждал момента, когда можно будет уйти, не оскорбив хозяев, и честно высидел обед из дюжины блюд.
Наконец гости понемногу начали расходиться, и Слоан поспешил вырваться из удушливой атмосферы губернаторского дома. Очутившись на улице, он ослабил галстук и облегченно вздохнул.
— Так тяжело пришлось? — участливо осведомилась Хизер.
— По мне, так лучше проехаться на спине взбесившегося быка, чем еще раз оказаться на таком сборище, — признался Слоан.
Хизер лукаво сверкнула глазами.
— Боюсь, тут уж ничего не поделать. Если тебя выберут, волей-неволей станешь посещать званые обеды.
— А может, я сниму свою кандидатуру!
— Надеюсь, ты это не всерьез!
— Разумеется, нет, — рассеянно пробормотал Слоан, которому не давал покоя едва уловимый аромат ее кожи.
Было совсем темно, и на улице зажглись газовые фонари. Откуда-то, возможно из дансинг-холла, доносилось едва слышное треньканье пианино.
— Я бы не вынес этого вечера, если бы не одно обстоятельство, — тихо добавил Слоан.
— Вот как! Что же именно?
— Ты, — с полуулыбкой пояснил он. — Любовался тобой в этом модном наряде и представлял, что у тебя под ним. Весь обед воображал, как снимаю с тебя это платье, а заодно и все остальное.
— Неужели?
— Кстати, герцогиня, ты надела панталоны?
— Почему бы тебе немного не подождать и не проверить самолично? — кокетливо промурлыкала Хизер, и сердце Слоана лихорадочно забилось. Мысль о том, что еще немного и он сможет последовать ее совету, не давала покоя, а чресла словно сковало свинцом. Такая сдержанная, невозмутимая, словно монахиня, а он только и мечтает, как доведет ее до исступления. И она снова вопьется ногтями в его спину, и застонет, и закричит в экстазе…
Слоан, не говоря ни слова, остановился и потащил ее в тень дикой яблони. Руки властно обвили ее талию.
— Слоан, здесь нельзя, — протестующе выдохнула Хизер.
— Где же в таком случае?
И, не дав ей ответить, закрыл рот поцелуем. Их языки соприкоснулись и сплелись в извечном танце желания. Хизер подавила стон, чувствуя, как набухают и наливаются ее груди. Из последних сил она уперлась ладонями в плечи Слоана.
— Что, если мы продолжим нашу беседу в более интимной обстановке?
Слоан, чуть отстранившись, расплылся в медленной заговорщической улыбке, и в свете фонаря она успела разглядеть в его глазах неприкрытое вожделение. Жар поднялся в ней, воспламеняя соски, возбуждая тупую боль внизу живота.
Они, не сговариваясь, молча направились к отелю. Хизер не помнила, как они миновали портье и поднялись по лестнице. Она едва удерживалась, чтобы не коснуться мужа. Предвкушение, нетерпеливое, жадное, не давало покоя. Кровь, казалось, сгустилась в венах. Когда они окажутся в комнате, Слоан возьмет ее…
Хизер прикусила губу при мысли о том, что эта твердая безжалостная плоть вонзится в нее.
В номере царил полумрак, смягченный лишь неясным лунным свечением. Слоан, не потрудившись зажечь лампу, прижал Хизер спиной к двери. Его жгучий поцелуй едва не лишил ее рассудка. Руки накрыли вздымающиеся полушария грудей над тесным корсетом.
— Я весь вечер умирал от желания сделать это, — пробормотал он ей в губы.
— Только это? И ничего больше? — вызывающе бросила она, забыв о приличиях.
— Нет, черт возьми, конечно же, нет! Сними с себя все до последнего! — приказал он.
— Расстегни сначала платье.
Слоан проворно выполнил просьбу, и через несколько секунд платье с тихим шелестом упало на пол. Он отступил и впился глазами в Хизер. Та продолжала медленно раздеваться, и вскоре на ней остались лишь сорочка и жемчужное ожерелье.
— А теперь волосы, — не унимался Слоан. Хизер вытаскивала шпильку за шпилькой, высвобождая тяжелые золотистые пряди, пока они не накрыли ей плечи шелковистым пологом. Она робко улыбнулась, и Слоан потерял дар речи. Настоящее искушение! Чувственная, обольстительная богиня! Сказочная возлюбленная во плоти! Чувство законного обладателя, собственника и хозяина вновь нахлынуло на него, но теперь Слоан не противился, не пытался ничего отрицать. Он просто… просто потерял голову. Хотел взять ее быстро и безжалостно… нет, растянуть сладостный момент, пока оба не обезумеют. Любить ее неспешно, целовать каждый изгиб и впадинку. Запустить руки в облако светлых локонов, любоваться обнаженной Хизер с потемневшими от страсти глазами, заставить ее платить за то, что дразнила его…
Слоан торопливо скинул сюртук и рубашку. Оставшись голым до пояса, он с тигриной грацией шагнул к ней, играя мускулами. Олицетворение силы и мощи. Хизер в упоении подняла лицо навстречу его поцелую. Но вместо этого Слоан положил ей руки на плечи, повернул к боль шому, во весь рост, зеркалу и развязал ленты сорочки, обнажив гордую высокую грудь. В серебристом лунном свете ее кожа переливалась всеми оттенками перламутра.
Хизер прерывисто вздохнула. Сейчас, в столь непристойно обнаженном виде, она чувствовала себя последней грешницей, но такой желанной и даже любимой… Нагота Слоана, жар его тела, мускулистые бедра, касавшиеся ее мягких ягодиц, с каждой минутой волновали ее все больше.
Его бронзовые ладони накрыли ее белоснежную грудь и слегка сжали.
— Так прекрасна, — пробормотал Слоан. Глаза его, затуманенные желанием, гипнотизировали ее. Он мучительно медленно провел большими пальцами по розовым вершинам, и Хизер тихо вскрикнула.
— Тебе нравится, герцогиня? — раздался над ухом вкрадчивый шепот.
— Да… очень…
Она, обессилев, откинулась назад, пока он осыпал ее бесстыдными ласками, не сводя глаз с их отражения в зеркале. Длинные загрубевшие пальцы терзали чувствительные соски, и Хизер, не выдержав, тяжело задышала.
— Мне тоже нравится. Во мне вспыхивает желание при одной мысли о тебе, — признался Слоан.
— И сейчас тоже? — прошептала она, краснея от собственной смелости. Глаза Слоана нестерпимо ярко блеснули.
— Убедись сама. — И когда Хизер заколебалась, прошептал ей на ухо: — Честно говоря, мне надоело выполнять всю работу одному.
Хизер повернулась к нему лицом и дрожащими руками принялась расстегивать пуговицы на брюках. Наконец ей это удалось, и теплая ладонь дерзко скользнула в распахнутую ширинку и сомкнулась вокруг его плоти.
— Вынь его, — простонал Слоан, прикрыв веки. Хизер с готовностью повиновалась и вздрогнула при виде его мужского естества, огромного, пульсирующего. Что почувствует Слоан, когда нырнет в нее? Скорей бы ощутить, как его великолепное орудие заполняет ее до отказа!
Ошеломленная, одурманенная, робеющая, она ласкала источник неизмеримого наслаждения.
— Еще немного, — охнул он, — и я изольюсь прямо тебе в руку.
— Я не против.
Его горящий взгляд обещал так много, но, к ее удивлению, Слоан отстранился.
— Зато против я. У меня кое-что другое на уме.
— Что именно?
— Наказание. Я пообещал себе, что ты заплатишь за свое поведение на вечере у губернатора!
— Но я не…
— Не стоит отрицать, герцогиня. Мне пришлось вытерпеть тоскливый обед, пока ты смеялась и флиртовала со всеми соседями по столу, не обращая на меня ни малейшего внимания.
— Я не флиртовала.
— Но и меня не замечала. Да тебе, можно сказать, повезло, что я не скользнул под стол и не полез тебе под юбки! Представляешь, какой был бы скандал! — ухмыльнулся Слоан.
Хизер безмолвно наблюдала, как он выдвигает обитое дамаском кресло и усаживается. Стащив брюки и ботинки, он лениво откинулся на спинку, обнаженный, в полной готовности. Мужская плоть чуть подрагивала, гордо восстав из поросли завитков между мускулистыми раздвинутыми бедрами.
— Помнишь, как я учил тебя ездить верхом?
— Да, — хрипло прошептала она.
— Подойди поближе! Сейчас увидим, способная ли ты ученица.
Не отрывая глаз от его возбужденного мощного орудия страсти, Хизер как зачарованная медленно направилась к нему, притягиваемая невидимой, неодолимой силой.
Слоан дернул ее за подол сорочки.
— Сними. Я хочу видеть тебя полностью обнаженной.
Хизер покорно стянула сорочку. Его жаркие глаза оценивающе оглядели ее. Слоан обнял жену за талию и посадил себе на колени. Напряженная плоть прижималась к ее ягодицам, но Слоан не торопился. И оставался неподвижным. Зато Хизер нетерпеливо двигалась, стараясь покрепче прижать к его груди свою, жаждущую ласк. Слоан, едва прикасаясь, провел кончиками пальцев по ее рукам, от плеч до кистей.
— Слоан, — пролепетала она.
— Что?
— Не мучь меня. Пожалуйста…
— Что ты хочешь, дорогая?
Его руки скользнули вверх и коснулись груди Хизер. Перед ее глазами замелькали разноцветные искры.
Слоан слегка ущипнул тугие соски. Хизер ахнула, выгибая спину, и принялась тереться об него грудями, безмолвно умоляя взять ее. Она согласна на все, лишь бы… и Слоан это знал. Однако отказывал ей в том, чего так жаждало ее тело.
— Тебя… хочу тебя.
— И получишь… со временем. Когда по-настоящему изголодаешься.
Его пальцы запутались в густых локонах, но, вместо того чтобы поцеловать, он обвел языком контуры ее губ.
Желание-боль с новой силой ужалило ее. Хизер хотелось кричать, бить кулаками своего мучителя. Только он способен положить конец этой безбожной пытке.
— Слоан! Я уже… уже голодна.
— Но недостаточно. Совсем недостаточно.
У Хизер перехватило дыхание, когда его рука поползла по внутренней стороне ее бедра. Длинные стройные ноги, словно по волшебству раздвинулись, и его пальцы медленно-медленно пробрались сквозь кружево волос. Там, в потаенном местечке, она была словно влажный шелк, истомившаяся, изголодавшаяся по ослепительной радости его обладания. Он легко раскрыл пухлые створки ее женской раковины, и Хизер судорожно вздрогнула, когда Слоан отыскал маленькую чувствительную горошину, пульсирующую в ожидании его прикосновения.
— Я хочу слышать, как ты молишь меня, герцогиня, — потребовал Слоан, легко потирая вспухший бугорок.
Хизер бессильно откинула голову. Из полуоткрытого рта с трудом вырывался воздух. Этот бархатистый голос возбуждал не меньше осторожных касаний!
— Ты сходишь по мне с ума? — допытывался Слоан, еще сильнее разжигая ее желание. Она с каждой минутой все больше слабела от неумолимой потребности почувствовать его в себе и в отчаянии стала извиваться, пытаясь взять в плен твердую разбухшую плоть.
— Пожалуйста, Слоан, возьми меня.
Он ответил ей ленивой улыбкой..
— Нет… не сейчас. Я еще не готов.
— Неправда… готов, и давно.
Как он может утверждать такое, когда еще чуть-чуть — и разорвет ее своей гигантской плотью!
— Дотронься до меня, — велел он. — Сделай так, чтобы я тебя захотел!
Хизер пыталась повиноваться. Непослушными пальцами она погладила жесткие волосы на его груди, опустившись ниже, к паху, нашла средоточие его желаний, но не смогла удержать: рука соскользнула вниз.
— Неумеха, — нежно поддразнил Слоан.
— Слоан… прошу тебя…
— Спокойно, крошка, я позабочусь о тебе. Он подхватил ее под мышки, приподнял и усадил верхом на свои колени.
— Я устрою тебе самую безумную скачку в жизни, — пообещал Слоан, потирая бархатистую головку о мягкий холмик, заставляя Хизер беспомощно содрогаться. И только потом рывком насадил на себя.
Потеряв голову от утонченного наслаждения, Хизер прижималась ягодицами к бедрам мужа, пытаясь вобрать его целиком. Прикрыв глаза, она смаковала каждое восхитительное мгновение их соития.
— Так лучше? — пробормотал он, зная наперед ответ. Он довел ее до предела: еще один выпад — и она забьется в экстазе.
Но когда Хизер стала раскачиваться, давая ему проникнуть еще глубже, Слоан решительно сжал ее талию.
— Не смей, — скомандовал он. — Я не разрешал тебе двигаться.
Хизер невероятным усилием воли повиновалась, чувствуя, как внутри спиралью раскручивается отчаянное напряжение. Запрет шевелиться невыразимо обострил каждое ощущение! Но Слоану, казалось, было безразлично, что он сводит ее с ума. Он беззаботно откинул голову на спинку кресла. Его плоть пульсировала в такт биению сердца Хизер, заполняя ее до отказа.
Немного подождав, Слоан неторопливо припал губами к ее соску. Она вздрогнула, как от укуса, инстинктивно подавшись вперед, вдавливая грудь в его жадный, алчущий рот. И когда он стал сосать, вздохнула с глубоким, почти болезненным удовлетворением. Ее руки вцепились в его волосы, притягивая голову Слоана еще ближе. С каждым скольжением языка по бутону соска она ощущала внизу живота тянущий, невыразимо приятный отклик.
И тут Слоан вдруг сделал выпад вверх, вонзившись в нее до основания.
— О да… Боже… Слоан… — выкрикивала, задыхаясь, Хизер.
— Мне нравится слушать, как ты стонешь, Хизер. Еще. Хочу насладиться твоими криками.
Он стиснул нежные ягодицы, приподнял и почти вышел из нее. Хизер протестующе пробормотала что-то, но когда он снова впился губами в и без того распухший сосок и с силой потянул, вновь охнула. Жалобный возглас превратился в пронзительный крик, когда он с силой насадал ее на себя. Хизер, рыдая, льнула к нему, стискивая руками и ногами, пытаясь удержать его в себе. Он продолжал терзать ее утонченно-медленными толчками, врезаясь глубоко, чтобы сразу же выйти. И с каждым рывком присасывался еще сильнее, обжигая исступленными ласками.
— Слоан…
Он крепко взял ее за плечи, и она принялась двигаться, поспешно, бесстыдно, лихорадочно.
— Вот так… скачи, детка… быстрее, сильнее…
Он поднимал ее вверх и почти щвырял вниз, в унисон с собственными толчками, и вскоре Хизер уже не помнила себя. Стремясь в бешеной скачке достичь пика наслаждения, она напрягалась изо всех сил. Сейчас беспощадное пламя поглотит ее, сожжет и ничего не останется, кроме рук Слоана, подгоняющих ее, вскидывающих в безжалостном непрекращающемся ритме.
Ее тело пылало и вздрагивало, плоть словно приобрела собственную жизнь, дрожа, трепеща, растворяясь и плавясь. Крик наслаждения рвался из глотки: долгая, бесконечная разрядка наконец настигла Хизер, изнурительная, неистовая, яростная, ожесточенная, отчаянная. Слоан сжимал жену в объятиях, ловя губами ее всхлипы, но вскоре понял, что больше не может сдерживаться. Охваченный безумным возбуждением, граничащим с помешательством, он стиснул зубы, но сладость ее жаркого тугого тела лишила его остатков самообладания. Слоан исступленно вонзился в нее в последний раз, выкрикивая что-то несвязное, уносимый волнами буйного наслаждения, захлестнувшими его.
Даже в судорогах освобождения он смутно ощущал восхитительные захваты-сжатия ее тесных ножен вокруг его меча. Слоан, обессилев, обмяк в кресле, все еще сжимая льнувшую к нему Хизер.
Прошла не одна минута, прежде чем он наконец смог пошевелиться. Она все еще обнимала ногами его талию, и тела их до сих пор не разъединились. Слоан с трудом поднялся, отнес Хизер на кровать и вновь подмял под себя. Все еще погруженный в ее влажную теплую сердцевину, он придавил Хизер к матрасу и осыпал поцелуями раскрасневшееся лицо с нежностью, такой же опустошительной, как пролетевшая над ними буря страсти.
— Жива?
У Хизер едва хватило духу кивнуть. Как не простить его изощренную атаку, если она сама с такой готовностью и радостью принимает в ней участие!
— Мужчина любит, — пробормотал он, — когда его женщина становится неистовой и безудержной. Хизер мгновенно замерла.
— А я твоя женщина, Слоан? Он устало опустил ресницы.
— Ты моя жена. А следовательно, и моя женщина.
Она ничего не ответила, и Слоан, приподнявшись, лег на бок, притянул к себе жену и положил ее голову на свое плечо. В наступившей тишине до нее доносилось мерное биение его сердца.
Его женщина. Именно это она с такой силой алкала услышать. Почему же ей не радостно? Откуда эта боль? Наверное, потому, что она слишком хорошо знала: несмотря на ненасытное желание, бурные ласки Слоана, сердце его остается нетронутым. Недаром он шепчет ей полные вожделения и грубой страсти слова и никогда не говорит о любви. Между ними лишь плотское влечение. Ему нужна податливая, на все готовая любовница, вот и все.
Но она хотела гораздо большего, чем сладострастие, пусть и восхитительное. Ей необходима его любовь. Та самая истинная, преданная, глубокая любовь, которую Слоан все еще питал к первой жене.