Глава 7

После визита к Женевьеве Кэтрин вернулась домой обеспокоенная. Разговор о мистере Стэнтоне и выстрелах взволновали ее больше, чем она ожидала.

Отдав шляпку и шаль Милтону, Кэтрин спросила:

– От отца есть что-нибудь?

– Нет, миледи.

– Мог бы и написать. – Проглотив досаду, Кэтрин поинтересовалась: – А где Спенсер?

– Отдыхает.

– А мистер Стэнтон? – Она только плотнее сжала губы, негодуя на себя, что сердце заколотилось только от одного этого имени.

– Когда я видел его в последний раз, он отправлялся в свои покои. Должно быть, собирался отдохнуть перед обедом. Распорядиться, чтобы вам подали чай, миледи?

– Нет, спасибо. – Конечно, она почувствовала не разочарование, а облегчение, когда вдруг обнаружила, что Стэнтона нет поблизости. – Сегодня такая прекрасная погода! Для визита к миссис Ролстон я брала экипаж, так что сейчас с удовольствием пройдусь до конюшни и посмотрю, как дела у Фрицборна. – Как раз перед ее отъездом в Лондон старший конюх повредил себе руку, когда чинил крышу конюшни. – Как он себя чувствует?

– Теперь уже все в порядке, хотя, думаю, в воздухе вокруг конюшни до сих пор висит облако тех живописных выражений, которые он щедро употреблял, стукнув себе молотком по пальцу.

Кэтрин улыбнулась, хорошо представляя себе тираду Фрицборна. Покинув дом, она направилась по газону к конюшням. На небе мягко светило вечернее солнце, расцвечивая белые пушистые облака нежными закатными красками – оранжевыми, золотыми, малиновыми. Кэтрин полной грудью вдыхала теплый, благоухающий цветами воздух. Она хотела, чтобы в ее душе воцарились мир и спокойствие, которые всегда ускользали от нее в желтой дымке Лондона, среди его запахов и людских толп.

Однако покой, который она всегда здесь искала и неизменно находила, сейчас оставил ее. Очевидно, сильно повлияло ранение. Жизнь дома, общество Спенсера, знакомая атмосфера, вещи, которые она любит, – все это поможет ей восстановить равновесие.

Массивные деревянные двери конюшни, которые явно знали и лучшие дни, были настежь распахнуты. Переступив порог, Кэтрин несколько секунд постояла, привыкая к тусклому свету внутри помещения. Из дальнего угла, где стояла Венера, слышались раскаты низкого голоса вперемежку с негромким ржанием. Кэтрин улыбнулась, услышав звуки, которые издавала ее любимая кобыла, когда ее расчесывали. Она двинулась вперед, предвкушая беседу с Фрицборном и дружеское фырканье лошади. Ноздри наполнились острым запахом сена, кожи, нагревшихся на солнце лошадей. Напряжение отступило.

Оказавшись напротив стойла, Кэтрин вдруг замерла от неожиданной встречи.

Это был вовсе не Фрицборн, а мистер Стэнтон. Уверенными движениями он водил щеткой по шкуре Венеры. Это был мистер Стэнтон, который снял свой сюртук и галстук, закатал по локти рукава, открыв взгляду мощные мускулы рук, и ритмично водил щеткой по спине лошади. Зрелище буквально завораживало! Спина взмокла, а коричневые бриджи для верховой езды так облегали его длинные ноги, что у Кэтрин пересохло во рту. От усердия его волосы разлохматились, и темные пряди постоянно падали на лоб. Выглядел Стэнтон, конечно, небрежно, но по непонятной причине Кэтрин показалось, что все это было восхитительно. Та небольшая доля спокойствия, которую ей удалось восстановить в своей душе, тут же без следа испарилась. Она, будто завороженная, самым бесцеремонным образом рассматривала фигуру мужчины и ничего не могла с собой поделать.

Вид его длинных пальцев, его движения и низкий голос, который бормотал что-то успокаивающее Венере, наполнили все существо Кэтрин такой жаждой, что она сама испугалась. Надо поскорее уйти.

Он поднял глаза. Взгляды их встретились. Его рука замерла, а глаза, как показалось Кэтрин, потемнели. От этого пристального взгляда ее обдало жаром. Она едва сдержалась, чтобы не стереть пот со лба.

– Леди Кэтрин, я не знал, что вы здесь.

– Я... Я только что пришла.

Он опустил щетку и не торопясь двинулся ей навстречу. Кэтрин стиснула кулаки, не позволив себе отшатнуться, сбежать от него. Это желание напугало ее. Что ж, она по крайней мере испугалась. Разумеется, это куда лучше и безопаснее, чем... не бояться.

– А где Фрицборн? – «Господи, неужели этот хриплый голос действительно принадлежит мне?» – подумала Кэтрин.

– Выгуливает Афродиту. У ваших лошадей такие романтические имена.

– Я люблю мифологию. А Милтон сказал, что вы пошли к себе в комнату.

– Я и правда пошел. Но только на минутку, переодеться в костюм для верховой езды. Мне хотелось глотнуть свежего воздуха.

Кэтрин вполне понимала это желание. Ей казалось, что в конюшне совсем не осталось воздуха.

Стэнтон распахнул дверцу стойла и улыбнулся:

– Не хотите к нам присоединиться?

Кэтрин понимала, что надо отказаться, но ноги сами уже шагнули вперед. Она вошла в стойло и погладила Венеру. Лошадь заржала и дружелюбно ткнулась ей в ладонь.

– Прекрасное животное! – заметил Стэнтон, снова наклоняясь за щеткой.

– Спасибо. Вы на ней ездили?

– Да. Надеюсь, вы не возражаете?

– Конечно, нет. Она любит скачку.

Оба замолчали. Тишина набухала как губка. Не отрывая взгляда, Кэтрин смотрела, как он водит щеткой по блестящему каштановому боку Венеры. Она завороженно следила за гибкими, но мощными движениями его рук, за тем, как при каждом взмахе полотно рубахи натягивается у него на груди.

– Как прошел ваш визит к подруге?

Глаза Кэтрин метнулись навстречу его взгляду. У нее возникло неприятное чувство, как будто он заметил, что она за ним наблюдала.

– Чудесно. А как ваше общение со Спенсером?

– Все было хорошо. Он замечательный молодой человек.

Было ясно, что мистер Стэнтон говорит абсолютно искренне. Кэтрин облегченно вздохнула. Запустив пальцы втемную гриву Венеры, она улыбнулась ему:

– Спасибо, я им очень горжусь.

– И есть чем. Он очень умен и не по годам серьезен.

– Он очень успешно учится. Его учитель, мистер Уинтроп, сейчас в Брайтоне. Он каждое лето ездит туда на месяц навестить свою семью. Но даже в его отсутствие Спенсер читаете большим интересом. Что касается его серьезности, то, думаю, причина ее в том, что он все свое время проводит со взрослыми.

Рассказывая об этом, Кэтрин продолжала следить за работой Стэнтона, обратив внимание на его уверенные движения.

– Обычно Венера пугается незнакомцев, – заметила она вслух. – Должно быть, вы умеете обращаться с животными.

– Без сомнения. В юности я работал в конюшнях. Услышав эту новость, Кэтрин захлопала глазами.

– Я этого не знала!

Он бросил на нее проницательный взгляд. Кэтрин сжала кулаки, чтобы не протянуть руку и не убрать с его лба эту шелковистую, черную как смоль, прядь. Черт возьми, как он ее притягивает! Он не смеет! Если бы она вся вспотела, стояла в измятом платье, со всклокоченными волосами, да к тому же благоухала конским потом, то ничуть не казалась бы привлекательной.

– Мы многого друг о друге не знаем, леди Кэтрин, – негромко проговорил мистер Стэнтон.

Его слова и голос наплывали на нее чарующими волнами, заставляя с беспокойством осознавать, что он абсолютно прав. Однако еще сильнее беспокоило то, что она-то хотела знать больше. Знать о нем все. Она никогда не задумывалась, какой была его жизнь в Америке. Видимо, мистер Стэнтон – человек скромного происхождения, раз в молодости работал в конюшне. Разумеется, этот факт никак не должен ее интересовать. Очевидно, у него была там и семья. Женщины...

Но это тоже не должно ее беспокоить.

– Надеюсь, что это еще можно исправить. За время моего визита у нас есть возможность познакомиться получше, – добавил мистер Стэнтон.

Ее вдруг осенило, что она лелеяла в душе ту же надежду. Это взволновало и обеспокоило Кэтрин. Стараясь говорить самым безразличным тоном, она ответила:

– Но ведь мы уже познакомились ближе, мистер Стэнтон. Более того, мы выяснили, что у нас очень мало общего, а по многим предметам мы вообще придерживаемся диаметрально противоположных взглядов.

Вместо того чтобы обидеться, он, словно забавляясь, ухмыльнулся уголком рта.

– Какая пессимистичная точка зрения, леди Кэтрин! Но если вы предпочитаете считать стакан наполовину пустым, то я называю его наполовину полным. Конечно, наши литературные вкусы могут отличаться...

– Самым решительным образом... Он слегка поклонился в знак согласия.

– Но все же мы оба любим читать. И оба считаем вашего сына замечательным молодым человеком, а Венеру – великолепной кобылой.

– О да. Уверена, мы оба согласимся, что небо – голубое, трава – зеленая, а волосы у меня темные.

– На самом же деле... Небо сейчас прочерчено малиновыми и золотыми полосками, траву можно назвать изумрудной, а ваши волосы...

Его голос прервался, а взгляд остановился на ее волосах. Кэтрин почему-то вдруг вспомнила, что вышла из дома без шляпы.

– Теплый каштановый оттенок ваших волос, блики цвета темного золота, нежные рыжеватые вкрапления в прядках – все это нельзя описать одним словом.

Замедленным жестом он протянул руку. У Кэтрин по спине пробежали мурашки предвкушения. Его пальцы задержались где-то у нее над ухом. Она стояла, затаив дыхание и не смея шелохнуться.

– Разве что это, – проговорил мистер Стэнтон, вынимая у нее из волос застрявшую там тонкую веточку. – Вот это можно назвать темным. Хотя должен сказать, что большинство дам предпочитают украшать свои волосы лентами.

Кэтрин даже вздохнула и стиснула зубы от раздражения. Она сама не могла понять, сердится ли она на него, что тот вывел ее из равновесия, или на себя, что позволила ему все это, или все же на него, что сам-то он равновесия не утерял. Это, пожалуй, ясно. Конечно, на него. Ведь сердиться на него у нее есть целых две причины.

– К тому же, – продолжал мистер Стэнтон, – мы оба явно разделяем любовь к лошадям. Разве не так?

– Не могу отрицать, что я их люблю. – Она бросила на собеседника язвительный взгляд. – Ведь лошади никогда не спорят с тобой!

Он ответил таким же многозначительным взглядом.

– Именно так. Никогда не спорят. – Он обошел Венеру и оказался рядом с Кэтрин. Она резко втянула воздух, ощутив приятный аромат сандалового дерева. – Наш последний разговор закончился как-то... нелепо, – проговорил Стэнтон. – Меня это не радует. Мы можем заключить мир?

Господи! Она вовсе не хочет заключать мир! Наоборот, она хочет сохранить все накопившееся против него раздражение. Это предпочтительнее, чем оголенными нервами ощущать его присутствие и пылать как в лихорадке. Чувствовать его силу, уверенность, властный, притягивающий взгляд. Видеть мощную шею, открытую из-за того, что он снял галстук.

Когда это их отношения вдруг приобрели такой волнующий характер? Больше всего Кэтрин сейчас хотела бы снова пройти этот путь и миновать опасный поворот, который она почему-то сделала.

– Насколько мне помнится, я сама просила вас о чем-то подобном, – заметила Кэтрин.

– Так и есть. Я еще тогда заподозрил, что на самом деле вам нужна лишь моя полная и безоговорочная капитуляция.

– Так вы сейчас этого хотите, мистер Стэнтон? Моей полной и безоговорочной капитуляции?

В его глазах промелькнул странный блеск.

– А вы мне ее предлагаете, леди Кэтрин?

Он не сошел с места, но словно бы надвинулся на нее. Кэтрин непроизвольно сделала шаг назад, потом еще один. Наконец ее спина уперлась в грубые доски стены.

– Современная женщина не признает капитуляции, мистер Стэнтон. Если обстоятельства заставляют, она может сдаться с грациозным достоинством.

– Понимаю. Но только если заставляют обстоятельства?

– Именно так.

– Хорошо же. – Стэнтон шагнул вперед, остановившись лишь на расстоянии вытянутой руки. Сверху вниз он посмотрел на Кэтрин. В его глазах она увидела нечто непонятное, но также заметила, что он словно бы забавляется.

«Забавляется? Ему весело? Несносный человек! Как смеет он веселиться, когда мне... так невесело. Совсем невесело. Черт возьми, да у меня дух захватывает от его близости!»

Она только сильнее прижалась спиной к стене конюшни, упрямо подняв подбородок, желая скрыть свою трусость.

Стэнтон взял ее за руку. От соприкосновения у Кэтрин перехватило дыхание. Она почувствовала шероховатость мозолей и подумала, что никто еще не дотрагивался до нее такими жесткими руками, лишенными всякой мягкости, свойственной джентльменам. В его большой загорелой ладони ее собственная рука выглядела маленькой, бледной и хрупкой. В его прикосновении чувствовалась не только сила, но и бесконечная нежность. Остановившимся взглядом Кэтрин следила, как он медленно подносит к губам ее пальцы.

– По-моему, я никогда еще не видел, с каким грациозным достоинством могут сдаваться леди, но мечтаю увидеть, если, конечно, представится случай.

«О Господи! Его губы касаются моих пальцев, блаженное ощущение распространяется по всей руке!»

Но не успела она свободно вздохнуть, как он уже опустил ее руку и убрал свою. Кэтрин стиснула зубы, чтобы сдержать стон разочарования.

Его прикосновение было... таким необычным! Его нежность не могла скрыть тот тайный огонь, от которого Кэтрин бросило в жар, и не потому, что до нее давно не дотрагивался ни один мужчина, просто до этого часа она и не осознавала, насколько тоскует по таким прикосновениям. И никогда прежде прикосновение мужчины не бросало ее в жар.

Тут Кэтрин мысленно себя одернула: «Господи, так нельзя». Она тайком потерла пальцы о юбку, тщетно пытаясь стереть ощущение его губ со своей кожи.

– Не могу представить, что такой случай действительно представится, мистер Стэнтон.

«И он еще улыбается!»

– Надежда умирает последней, леди Кэтрин.

Вот как! Лучшее, что она может сделать, – это, конечно, уйти, избавив себя от его присутствия.

– Прошу меня простить, мистер Стэнтон... – Она повернулась и пошла к двери стойла. – Увидимся за обедом.

Стэнтон не мог просто так позволить ей уйти, протянув руку, он распахнул перед Кэтрин дверцу, и она, намереваясь покинуть помещение эффектно-царственной походкой, как флагманский корабль, выплыла во двор.

Эндрю тут же ее догнал.

– Я закончил чистить Венеру. Мне надо кое-что с вами обсудить. Вы позволите проводить вас домой?

Кэтрин прикусила губу. У нее не было желания что-либо обсуждать с человеком, который выводил ее из равновесия.

Да, он выводит ее из равновесия. Он беспокойный, неприятный, досаждающий человек. Она не может, не станет и не должна считать Стэнтона привлекательным. И необходимо снова продолжить с ним обсуждение «Руководства», чтобы напомнить себе, насколько он действительно неприятен и самоуверен. Необходимо напомнить себе, сколь мало у них общего. Почему-то она все время об этом забывает.

Выйдя из конюшни, Кэтрин твердо решила удалиться. Она быстрым шагом направилась к дому, но мистер Стэнтон продолжал следовать за ней.

– Мы опаздываем? – спросил он.

– Опаздываем?

– Вы так быстро идете. Я решил было, что мы опаздываем к обеду.

– Я люблю быстро ходить. Это... э-э... очень полезно для здоровья.

– Вы и правда выглядите уже лучше. Рука еще болит?

– Немножко. Что вы хотели со мной обсудить?

– Когда вы собираетесь рассказать Спенсеру о том, что случилось?

– Почему это вас интересует?

– Сегодня он спрашивал меня, не огорчило ли вас что-нибудь в Лондоне. Он явно что-то почувствовал по вашему поведению.

– И что вы ответили?

– Что вас утомило путешествие в Литл-Лонгстоун.

– И это правда.

– Да, но не вся правда, а мне не хочется хоть в чем-то ему лгать. Я хочу знать, когда вы собираетесь сообщить ему, потому что боюсь упомянуть об этом случае до того, как вы сами все расскажете.

– Я предпочла бы, чтобы вы вообще ничего об этом не говорили.

Она почувствовала его пристальный взгляд, но решила не обращать на него внимания.

– Но ведь вы ему обязательно расскажете?

– Зачем? Он только будет понапрасну беспокоиться.

– Но если он узнает от кого-нибудь еще? От вашего отца например. Или от Филиппа, которого ваш отец скорее всего уведомил. Или от Мередит.

Черт возьми, кое в чем этот человек прав. И как раз в том, что не имеет к нему никакого отношения. Эта мысль еще больше обеспокоила Кэтрин.

– Вряд ли решусь рассказать ему, поэтому лучше напишу отцу и Филиппу и попрошу их не упоминать об этом инциденте.

– Мне очень понятна ваша забота о сыне, она меня восхищает. Однако не думаете ли вы, что сам Спенсер предпочел бы правду, особенно если вы сумеете убедить его, что очень скоро полностью поправитесь? Я думаю, он это заслужил. Парень скоро станет мужчиной, едва ли ему понравится, что с ним обращаются как с ребенком.

– Когда вы научились так разбираться в детях, мистер Стэнтон? И в частности в моем ребенке?

– На самом деле я ничего не знаю о детях, кроме того, что сам когда-то был мальчишкой.

– И вы считаете, что в вас сейчас говорит личный опыт?

– Как ни странно, считаю. Да и кому понравится ложь? Кэтрин резко остановилась, развернулась к Стэнтону и одарила его ледяным взглядом.

– Разумеется, я безгранично вам благодарна за безвозмездную помощь и советы, но все же полагаю, что лучше других знаю, как следует вести себя в данной ситуации. Спенсер – мой ребенок, мистер Стэнтон. Вы едва его знаете. С самого рождения я растила сына одна, без всякого вмешательства со стороны. Если я решу рассказать Спенсеру о том происшествии, то сделаю это так, как сочту нужным. Выберу спокойный момент, когда мы будем наедине, и постараюсь волновать его как можно меньше.

Несколько секунд он молчал, просто стоял и смотрел. Ветер шевелил его волосы. Он не отводил твердого взгляда от ее глаз. Под этим пристальным взглядом Кэтрин вдруг испытала такую неловкость, что ей захотелось съежиться и, возможно, задуматься над собственным поведением, но она испугалась, что, если оценивать беспристрастно, вывод будет неутешительным. Ведь все последние месяцы из-за своей причастности к «Руководству для леди» ей приходилось жить во лжи. Она злилась, потому что все больше и больше сознавала: в этом человеке действительно было нечто такое, что влияло на нее непонятным образом. И она совсем не уверена, что это влияние ей по нраву. Мистер Стэнтон поклонился.

– Спенсер уже забеспокоился. Мне с трудом удалось обойти эту скользкую тему. Я прекрасно помню, как трудно бывает мальчикам в этом возрасте. Уже не ребенок, но еще не взрослый. Я тогда знал, что способен на большее, чем считали окружающие. Вот и сейчас я задумываюсь... Вдруг Спенсер такой же? Тем не менее разрешите мне принести свои извинения, я не хотел вас обидеть.

– Вот как? Значит, вы полагали, я сочту за комплимент, что меня назвали лгуньей? – И она постаралась заглушить внутренний голос, который шептал: «Ты и есть лгунья».

– Я не собирался так вас называть.

– А что же вы собирались делать?

– Просто посоветовать вам все рассказать сыну, и как можно скорее.

– Прекрасно, мистер Стэнтон. Считайте, что вы посоветовали. – Она приподняла бровь. – А теперь позвольте спросить, надо ли нам обсудить что-то еще?

Стэнтон тяжко вздохнул и с самым расстроенным видом запустил пальцы себе в волосы. Прекрасно! Почему только она одна должна потерять покой?

– Я не очень понимаю, почему другой разговор мог так неблагоприятно повлиять на наш спор.

– Тут нет никакой тайны, мистер Стэнтон. Это потому, что вы несносный, самоуверенный и предвзятый человек.

– Вы хотите сказать: «чья бы корова мычала...» Кэтрин уже открыла рот, чтобы возмутиться, но Стэнтон приложил палец к ее губам, не позволяя произнести ни слова.

– Я, – продолжал мистер Стэнтон, в то время жар от его пальца прожигал ей губы, – считаю вас тоже несносной, предвзятой и самоуверенной, но при этом все же хочу заметить, что вы умны и красивы. Вы – прекрасная мать, не говоря уж о том, что замечательный собеседник. Вот так!

Его рука медленно опустилась, а Кэтрин сжала губы, сдерживая непроизвольное желание облизнуть их.

– Встретимся за обедом, леди Кэтрин. – И, отвесив ей вежливый поклон, он направился к дому, а она осталась стоять и смотреть ему вслед, потеряв дар речи, не в состоянии даже двинуться с места.

Ее губы еще горели от прикосновения его пальца. Сейчас Стэнтон не мог ее видеть, поэтому она не удержалась и, высунув кончик языка, дотронулась до теплого пятнышка.

Она была в ярости. Кто он такой, чтобы советовать, как ей обращаться с собственным сыном? Или намекать, что она такая же несносная, самоуверенная и предвзятая, каким считала его самого? А потом все перевернуть и посметь назвать ее умной, красивой, замечательной матерью и прекрасным собеседником. Ясно, что он самый настоящий негодяй! Негодяй, который считает...

«Считает, что я красива».

Дрожь пробежала по всему ее телу. Кэтрин вздохнула протяжно, хотя считала, что больше не способна на подобные вздохи. Закрыв глаза ладонью от бьющих в лицо последних лучей заходящего солнца, она смотрела на его удаляющуюся спину. И черт возьми, какая замечательная у него спина!

Кэтрин видела, как мистер Стэнтон поднялся по каменным ступеням на террасу, прошел сквозь стеклянные двустворчатые двери и исчез в доме. Она тоже побрела к дому, чувствуя, что ей необходима чашечка чаю. Потребуются, видимо, даже две, а то и три чашки, чтобы пригладить взъерошенные перышки.