Глава 21

Пальцы Джонатана легонько тронули подбородок Серены. Губы коснулись ее лба. Она открыла глаза.

– С тобой все в порядке? – спросил он.

Она хихикнула.

– А с тобой?

Он коснулся лба Серены своим лбом.

– Да. Я себя чувствую хорошо, так хорошо, как не чувствовал уже… словом, очень давно.

Она улыбнулась, уткнувшись ему в плечо; чувство доверия расцветало в ней словно редкий цветок. Было так хорошо, что даже не верилось. Право, она будто проснулась в своей постели в Антигуа и обнаружила, что все происшедшее с нею было дурным сном, не более.

– Мм… Она приподнялась на локте и потянула его за рубашку, от души желая покончить со всеми барьерами между ними, желая, чтобы она снова могла почувствовать прикосновение его обнаженной груди к своей.

Она прильнула к его груди. Он удерживал ее довольно долго, гладил, говорил слова любви, зарывшись лицом в волосы.

Она тоже заговорила с ним, обращаясь к мускулам на его груди:

– Джонатан, а ты не думаешь, что Уилл прав? Должна ли я продолжать оставаться Мэг? Мне было бы ненавистно твое вынужденное участие в этой лжи.

Он испустил долгий вздох.

– Он прав. Если светское общество Лондона узнает об этом, ты будешь жестоко наказана. Я не имею никакого желания наблюдать, как эти стервятники будут рвать тебя на части.

– Я могла бы это вынести, – возразила она. – Теперь я все могла бы вынести.

– А какая беда в том, если правда никогда не откроется? Лэнгли теперь знает все.

Она помолчала, потом объяснила:

– Это верно. И все же какая-то частица во мне испытывает острую боль, когда кто-нибудь называет меня Мэг. Каждый раз, когда я слышу это имя, мне приходит в голову, что я не та, за кого меня принимают. Что-то, – продолжила она уже мягче, – подсказывает мне, что это оскорбительно для истинной Мэг.

– Чем же ты можешь ее оскорбить? Я уверен, что она поняла бы твои затруднения и оправдала твой выбор, особенно если принять во внимание, что правда причинила бы сильную боль тем, кого ты любишь.

Серена тотчас вспомнила, какой всепрощающей, какой понимающей была Мэг.

– Да. Она оправдала бы. И я по-прежнему хочу, чтобы у Джессики и Оливии было как можно больше возможностей устроить свою судьбу. Они нисколько не виноваты во всем этом и заслуживают счастья.

– В таком случае продолжай оставаться Мэг для Лэнгли, для твоих сестер и для себя самой.

– Очень хорошо. – Она подняла на него глаза. – Поскольку ты знаешь, кто я на самом деле, и веришь этому.

– Когда я поцеловал тебя и понял, что ты и есть моя Серена… – Тут он обернулся и взглянул на узорчатый лепной потолок своей гостиной. – Так вот, с той минуты все переменилось. Моя жизнь снова обрела смысл. Секунду помолчав, он добавил: – Она осмысленна и теперь. Но это не имеет отношения к твоему имени. Все дело в женщине, которая его носит, и более ни в чем.

– Так ли это?

– Шекспир написал: «Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». Ты помнишь эти слова? – Джонатан положил ладонь ей на бедро. – Он был прав, пойми.

– Полагаю, что так. – Серена сделала паузу, потом добавила: – Что ж, в таком случае я останусь Мэг. Но как будешь называть меня ты?

Он повернулся к ней лицом, поднес ее руку к своим губам, поцеловал и посмотрел Серене в глаза, и она заметила в его взгляде, как ей показалось, искорку отчаяния и мольбу о помощи.

– Женой? – проговорил он тихо и нежно.

Она вперила в него взгляд, дыхание ее замерло.

– Я человек не без изъянов. Наделал столько ошибок в своей жизни, что и не перечесть. Я только и могу надеяться, что ты примешь меня таким как есть, несмотря на то что и тебе самой я причинил немало бед. Что ты не сочтешь меня недостойным твоей руки.

Серена чувствовала боль внизу живота, бедра ее были еще влажными с внутренней стороны – напоминания о том, что она отдавалась ему. Он удерживал ее руку в своей, большой и сильной, тыльная сторона ее ладони была еще влажной от его поцелуев… и мир, никогда ею ранее не испытанный, снизошел на Серену.

– В последние три месяца ты доказал, что достоин моей любви… и моего доверия, Джонатан.

Он крепко сжал ее руки в своих.

– Скажи, что ты сделаешь меня счастливейшим в этом мире человеком. Будь моей женой. Останься со мной навсегда.

Она обняла его и прижалась лицом к его груди. Так много всего произошло. Еще вчера она не могла отделаться от тяжелых воспоминаний о своем позорном возвращении на Антигуа, а сегодня человек, которого она всегда любила, сказал, что возвращает ей свою любовь, сказал, что хочет быть с ней вместе всю оставшуюся жизнь, сделать своей женой, сказал, что желал этого даже тогда, когда она считала, что он ее предал.

Он еще крепче прижал ее к себе, что-то ласково пробормотал ей в волосы, целовал ее губы, щеки и влажные от слез глаза.

– Выходи за меня замуж, – повторил он. – Будь моей графиней.

– Буду, – прошептала она. – Я выйду за тебя замуж.

Он весь встрепенулся, потом подхватил ее на руки, усадил на краешек дивана прямо перед собой и опустился перед ней на колени.

– Я хочу услышать, как ты говоришь это. Скажи, что станешь моей женой.

Джонатан стоял перед ней на коленях, смотрел на нее снизу вверх своими синими глазами, словно она была для него самой главной, самой важной в мире. Бесценной.

Она была. И он тоже был для нее самым главным. Бесценным.

Серена никогда не переставала любить его. В долгие годы разлуки она пыталась прогнать от себя это чувство, забыть о нем. Однако ее любовь к Джонатану неизменно оставалась в сердце. Да, она затаилась на время, это так, но то было лишь ожидание возможности заявить о себе.

И заявить о том всему миру.

Когда они в этот день занимались любовью, Джонатан раскрепостил ее сердце, сделал его свободным. Теперь она ничего не боялась. Она уверовала в его любовь. Он любил ее всегда. И она любила его.

Контролируя себя, она улыбнулась, на секунду зажмурилась и заговорила с небольшими запинками:

– Я выйду за тебя, Джонатан. Ничего в мире не хочу так сильно, как стать твоей женой.

Он поцеловал ей руку.

– Мы обвенчаемся, как только это станет возможным.

Она поняла, что он имеет в виду: им придется подождать, пока утихнет скандал, вызванный разрывом ее помолвки с Уиллом.

– Я хочу, чтобы ты стала моей графиней самым респектабельным образом.

Он отступил на шаг назад, окинул ее взглядом с головы до ног и улыбнулся с лукавинкой.

– В чем дело?

– Тебе не кажется, что в настоящий момент мы с тобой выглядим не слишком респектабельно? Мы находимся у меня в гостиной. Верхняя половина моего тела обливается потом, а нижнюю я едва не отморозил. Со мной на диванчике дама, ее чулок обмотал ей лодыжки, корсаж съехал набок, а юбка задралась до самой талии.

Серена усмехнулась.

– Я настоящий дикарь, – продолжал он. – Мне бы следовало отнести тебя наверх и заняться любовью благопристойно. Со всеми удобствами. В постели.

Она погладила его по руке.

– Ладно, я не могу сказать «нет». Ведь я обещала, что ты можешь обладать мною где угодно.

– И в любое время.

– …и в любое время.

– В алькове над бальным залом. В моей гостиной в самый разгар дня.

– Где угодно. В любое время.

Посмеиваясь, они постарались одеться как можно благопристойнее. Подвязки были разорваны, поэтому Серена сбросила с себя туфли и один чулок. Пелеринка находилась в безнадежном состоянии, платье порвано на спине, а большинство пуговиц отсутствовало. Когда он пытался кое-как прикрыть корсажем ее грудь, кто-то постучал в дверь.

– Убирайтесь прочь, – приказал Джонатан.

– Прошу прощения, милорд, – послышался в ответ сдавленный голос из-за двери, – но у нас тут такая ситуация…

Джонатан и Серена переглянулись.

– Что за ситуация? – спросил Джонатан.

– Э-э, да, милорд. Здесь леди Олкотт, милорд, и она требует, чтобы ее впустили.

– Твоя тетя явилась тебя спасать, – заметил Джонатан.

Губы у него дрогнули, и он вдруг захихикал. Ясно было, что он намерен сообщить слуге, что впустит тетю Джеральдину.

– Ты хочешь показаться ей в таком виде? – со страхом спросила Серена.

Она посмотрела на порванную юбку, потом на измятую рубашку Джонатана. Он оставил свой жилет и смокинг на полу, вкупе с ее пелериной, одним чулком, шляпкой, своими башмаками и ее туфлями, а также целой кучкой шпилек. Оторванные пуговицы рассыпались по всему ковру.

Ее тетка увидит все это.

– Что мы ей скажем? – прошептала Серена. – Она будет вне себя!

– Мы справимся. – Джонатан ослепительно улыбнулся. – Ты и я можем все преодолеть, когда мы вместе!

Невозмутимый дворецкий распахнул дверь перед тетей Джеральдиной, которая, сделав один шаг, замерла на месте при первом взгляде на беспорядок в комнате, и челюсть у нее отвисла от величайшего изумления. До того как она обрела дар речи, лицо у нее сделалось темно-багровым.

– Что, во имя Господа…

После этого рот ее оставался открытым, словно она собиралась еще что-то сказать, но слова, увы, не шли у нее с языка. Серена почувствовала, что щеки у нее горят, и выпрямилась. Так и следует ей держаться. Упаси ее Боже от чувства стыда, которое она так долго испытывала постоянно.

– Скажите мне, что это не ураган и не тайфун перевернул все здесь вверх дном и сорвал с вас всю одежду за исключением самой интимной.

– Увы, нет, – невозмутимо ответил Джонатан. – Погода была весьма терпимой, миледи.

Холодный как лед взгляд тети Джеральдины остановился на Серене.

– Ты, – обратилась к ней тетушка также ледяным тоном, – такая же пустышка, как твоя сестра.

Рука Джонатана крепко сжала руку Серены, а в голосе у него прозвенела сталь, когда он произнес:

– Прошу вас выбирать выражения, мадам. Ни Мэг, ни ее сестра никогда не были пустышками.

Тетя Джеральдина проигнорировала услышанное.

– Я поддерживала дочерей моей сестры ради того, чтобы она приобрела респектабельность благодаря своим детям. Но ведь это правда, не так ли? В ваших жилах течет кровь вашего отца. Ирландская кровь.

Последние два слова она произнесла так, словно выплюнула яд.

Серена ощетинилась:

– Мой отец не имеет к этому никакого отношения. Он был в высшей степени порядочным человеком.

Тетя Джеральдина, вечно опасавшаяся, что ее подслушают, переступила порог и, захлопнув за собой дверь, вышла на середину комнаты. Вслед за тем она подступила к Джонатану и Серене, скрестив руки на груди, и уставилась долгим взглядом на их соединенные руки.

– Извольте объясниться, вы оба. – Она смерила Серену повелительным взглядом. – Ты помолвлена и должна скоро выйти замуж, сударыня.

– Нет, тетя. Уже нет.

Тетя Джеральдина побледнела.

– Что такое?

– Мы с капитаном Лэнгли решили расторгнуть нашу помолвку.

Тетя Джеральдина сощурилась.

– Должно быть, он узнал, кто ты есть.

Серена замешкалась с ответом, но Джонатан поспешил ей на помощь:

– Ничего подобного, миледи. Решение было обоюдным и дружеским. Более того, Лэнгли поддерживает нас обоих.

Пожилая леди нахмурилась.

– Вот как? Он вас поддерживает? Признаться, я никогда не могла понять, почему этот джентльмен так настойчиво добивается дружбы с вами, Стрэтфорд. А в данном случае вы заверяете, будто он одобряет вашу греховную связь с моей племянницей, а этому я уж никак не могу поверить.

– Тетя, – заговорила было Серена, однако та только отмахнулась.

– Я уже достаточно вас наслушалась, молодая леди. Предостерегать вас от необдуманного брака – это одно, однако удерживать от греховной близости с кем попало при первой возможности…

– Довольно! – резко оборвал ее речь Джонатан.

Глаза тети Джеральдины перекинулись на него.

– Вам не следует говорить с Мэг в подобной манере.

– Она моя племянница. Я могу говорить с ней как мне заблагорассудится.

Джонатан еще крепче сжал руку Серены.

– Она моя нареченная. Племянница она или нет, я никому не могу позволить разговаривать с будущей графиней Стрэтфорд в подобном тоне.

Тетя Джеральдина осталась стоять как стояла, безмолвная и напряженная. Серена глянула на Джонатана краешком глаза. Она поняла, что ничего подобного никогда не повторится. Отныне он будет поддерживать и защищать ее, несмотря ни на какие обвинения.

Он рядом. Он никогда не покинет ее. Дни ее страданий миновали. К ней пришли новые дни, для нее началась новая жизнь. Наступило то, на что она не смела надеяться прошедшие шесть лет. И вот оно пришло. Это было не потому лишь, что Джонатан стоял с ней рядом. Это было еще и потому, что у нее не осталось сомнений в том, что она достойна любви. Достойна поддержки, защиты и всестороннего понимания.

Вопреки тому, что вокруг нее кипели страсти, губы Серены сложились в улыбку.

– Это правда? – резким тоном задала вопрос тетя Джеральдина. – Вы вступаете в брак?

– Истинная правда, – холодно ответил Джонатан. – Как только утихнут пересуды по поводу расторгнутой помолвки. Мы не хотим причинять Лэнгли больше тяжелых переживаний, чем те, какие он уже претерпел.

– Ведь это… Ну, я бы сказала, что это еще более нелепо! – вскричала тетя Джеральдина.

– Думаю, что нет, – произнес Джонатан.

– Я этого не допущу. Это же унизительно. – Тетя Джеральдина посмотрела на Серену. – Он редкий негодяй. Я гарантирую, что он сделает тебя такой же несчастной, какой сделал твою сестру.

Улыбка Серены не угасла.

– Я так не думаю, тетя. Я совершенно уверена в его постоянстве.

Тетя Джеральдина топнула ногой.

– Это полная чепуха! Ты, девочка, зашла слишком далеко. Я отправлю тебя на Антигуа на первом же корабле.

– Я не поеду, – спокойно ответила Серена. Тетя Джеральдина могла сокрушаться и протестовать, употребляя любые слова, какие хотела, тем не менее она не могла уничтожить вновь обретенную племянницей уверенность в себе и своем будущем.

– У тебя нет выбора, – заявила тетя Джеральдина. – Я не допущу, чтобы ты вышла замуж за этого негодяя.

– Вы же сами говорили, что позволите вашей племяннице выйти за меня замуж. Вспомните наш разговор в Прескотте, мэм. Я граф, если вы помните. – Джонатан пожал плечами. – Но дело не только в этом. Я теперь уже не тот, каким был шесть лет назад. Я люблю вашу племянницу, мадам, и ничто не помешает мне жениться на ней. Ни угроза скандала, ни ваши угрозы или чьи-то еще. Не имеет значения, что об этом подумают в обществе, какие будут протесты, мы все равно обвенчаемся.

Тетя Джеральдина утратила дар речи. Такого никогда еще не было.

Джонатан обратился к Серене:

– Пока не приехал наш гость, я хотел бы просить вас отправиться вместе со мной в Суссекс. Там мы можем подождать, пока утихнут пересуды, и обвенчаемся в деревенской церкви.

Пропуская мимо ушей недовольное ворчание леди Олкотт, он продолжал:

– Моя мать захочет познакомиться с вами. Я уверен, что она вас полюбит. Феба и Харпер приедут вскоре после нас.

Это была драгоценная идея. Серена уже соскучилась по Фебе, к тому же ей давно хотелось удовлетворить свое любопытство, познакомившись с матерью Джонатана и его имением в Суссексе. И он прав – это самое подходящее место для того, чтобы укрыться от пересудов о разрыве между ней и Уиллом. Но было и еще кое-что.

– Ты не будешь очень возражать, если я попрошу моих сестер Оливию и Джессику присоединиться к нам?

– Нисколько. Мы сразу пошлем за ними. – Он повернулся к леди Олкотт, вежливо кивнул с приветливым выражением на лице. – Есть ли еще что-то, чем бы я мог помочь вам, миледи? Как видите, у Мэг и у меня есть свои планы. Я хотел бы отправиться в Суссекс как можно скорее.

– Я… – Тетя Джеральдина помолчала, плечи ее опустились. – Нет. Полагаю, что нет. – Она вздернула подбородок. – Я сейчас хочу пойти домой и написать письмо сестре.

– Я слышал, что мистрис Донован желала бы, чтобы хоть одна из ее дочерей приобрела в замужестве титул, – заговорил Джонатан с кривоватой усмешкой. – Не могли бы вы ей сообщить, что эта цель ее жизни осуществилась и что ее дочь Мэг скоро станет графиней?

– Хммф…

С этим загадочным ответом и сдержанным поклоном тетя Джеральдина удалилась.

Серена повернулась к Джонатану, как только за тетушкой захлопнулась дверь:

– Огромное тебе спасибо, Джонатан.

Он сдвинул брови и спросил:

– За что?

– За то, что ты был рядом со мной, – ответила она. – За то, что защитил меня.

– Не стоит благодарности, Серена. Ты должна была ожидать от меня именно этого.

– Правда?

– Всегда. – Наклонив голову, он поцеловал ее в губы, и Серена закрыла глаза, наслаждаясь нежностью его объятия. Она провела долгую минуту, просто держась за него, вдыхая его особый мужской аромат и радуясь прикосновениям Джонатана. Наконец он прошептал ей на ухо:

– Нам пора укладываться.

– Укладываться? – повторила она, честно не понимая, о чем это он.

– Ну да. Чтобы ехать в Суссекс. Я очень хочу, чтобы мы как можно скорее были уже в дороге.

– Мы можем уехать сейчас?

Какая-то часть ее души хотела оставить позади все. Начать сначала. Слегка откинувшись назад, она посмотрела на него.

– Ты не очень рассердишься? Я ничего не хочу увозить в Суссекс, честное слово.

– Так же как и я. Ничего, кроме тебя, вот и все.

Он дотронулся кончиком пальца до ее нижней губы, она поцеловала его и улыбнулась.

– Точно, – сказала она. – Мне ничего не надо, кроме тебя.

Они обменялись светлыми улыбками. Не говоря больше ни слова, вышли из парадной двери дома Джонатана в Лондоне и шаг за шагом направились к новой жизни, наконец-то вместе.