Глава 2
Белла сама не знала, как ей удалось сдержаться и не испустить шокированный вскрик.
«Нет, она не могла. Нет, нет, не может быть!»
В отчаянии она заставила себя вернуться мыслями к их последнему разговору, ища что-то, что
она могла сказать и что могло быть неверно истолковано как одобрение. Но не нашла ничего.
Ничего.
Должно быть, она не поняла. Эсме не могла поступить подобным образом. Просто не могла.
«Изабелла!
Если я правильно рассчитала время, то Боухилл-Парк будет принимать гостя во второй половине того дня, когда ты получишь это письмо. Мистер Гидеон Роуздейл поселится в садовом домике. Он готов провести в Боухилле пару недель. Пожалуйста, будь добра, сообщи своей экономке о скором прибытии твоего дорогого кузена. Я обещала найти такого, который тебе подойдет, и нашла.
Невзирая на твое возможное недовольство мной, я все же надеюсь, что ты по крайней мере пригласишь своего гостя пообедать, прежде чем отослать назад. Если не ради себя, то сделай это ради меня, потому что я люблю тебя и желаю тебе счастья. S'ilvousplait, отдохни от своего покаяния.
Эсме».
Она поняла все правильно.
Записка полетела из ослабших пальцев Изабеллы на аккуратную поверхность письменного стола. Последнюю неделю она боролась с собой. Сожалела, о своем решении, убеждала себя, что следовало сказать «да». Было намного легче сказать «да» задним числом, когда не приходилось жить с последствиями. Осложнения умалялись, риски легко игнорировались. Вчера Белла даже позволила себе предаться грезам, когда находилась в оранжерее, срезая свежие цветы, и ее размышления были крайне приятными.
Но то были всего лишь пустые мечты. Фантазии.
Не предполагалось, что такое на самом деле произойдет.
Но это произойдет. Эсме нашла ей мужчину. Мужчину, который теперь на пути в Боухилл. То, как Эсме рассчитала время для своего письма, не осталось незамеченным. Она могла бы легко отправить письмо экспресс-почтой, и оно пришло бы на день раньше.
— Черт бы ее побрал, — пробормотала Белла.
Эсме удалось настолько вывести ее из равновесия, что она начала чертыхаться. Знай Белла, где ее найти, отправила бы ей язвительный ответ. Но Эсме никогда не задерживается долго на одном месте. Она может быть где угодно в Англии или на континенте. Может слать ей письма, а вот Белла не может. Она пишет Эсме письма, но никогда их не отсылает. Бывают моменты, когда она просто находит утешение в самом процессе написания слов, которые не предназначены ни для чьих глаз.
Ничего не поделаешь. Браня свою своевольную кузину, ситуации не исправишь. Обратить свой гнев на мистера Гидеона Роуздейла было бы грубо указать на дверь человеку, не пригласив его хотя бы пообедать, особенно после такой долгой дороги.
Взгляд ее упал на маленькие фарфоровые часы на столе. Белла резко выпрямилась в кресле. Десять. Ее гость может прибыть сию минуту или поздно вечером, а то и на следующий день. А к его приему ничего не готово.
Белла позвонила служанке и попросила найти экономку, которая не заставила себя ждать.
— Да, ваше сиятельство?
— Я получила письмо от мадам Марсо. Она сообщает, что уговорила одного из моих кузенов нанести мне визит. Мистер Роуздейл едет из Лондона и должен прибыть сегодня во второй половине дня. Пожалуйста, позаботьтесь, чтобы садовый домик был проветрен и подготовлен.
Белла удостоилась вопросительного взгляда экономки, миссис Кули, при упоминаний садового домика. Эсме всегда останавливалась в особняке, в Желтой спальне, и, поскольку была единственной гостьей Беллы, никогда не пользовалась коттеджем.
Ее подбородок остался высоко вздернутым, а самообладание не дрогнуло. Небольшой персонал Боухилла заботился о ее комфорте, но получал жалованье от Стерлинга. Даже если она позволит мистеру Роуздейлу остаться всего на одну ночь, необходимо, чтобы никто не узнал, что он не кузен.
— Хорошо, ваше сиятельство. Немедленно позабочусь об этом.
— И предупредите на кухне, что сегодня мы ждем гостя к обеду. — Белла взяла лежавшее на столе меню, которое уже одобрила, пробежала глазами и задумалась. Обычная еда типа закуски не подойдет. Тогда какая? Белла понятия не имеет.
Она взяла ручку, обмакнула в серебряную чернильницу и застыла в нерешительности, не донеся кончик ручки до бумаги.
Что он любит? Она не имеет ни малейшего представления. Все, что ей известно о нем, — это его имя и что он приезжает из Лондона. Сосредоточившись на меню, она заговорила с небрежной непринужденностью, которая противоречила дрожи в животе.
— Обед сегодня в шесть. Пожалуйста, позаботьтесь о садовом домике. Я сама отошлю меню на кухню.
— Хорошо, ваше сиятельство. — Экономка вышла из комнаты.
Белла бросила ручку и прижала вспотевшую ладонь ко лбу. У Беллы в голове не укладывалось, как могла Эсме сделать такое.
Послать ей мужчину.
Гидеон разглядывал особняк Боухилл-Парка, поднимаясь по парадным ступенькам. Дом по сельским меркам был скромным. Не растянутое, со множеством крыльев строение, строившееся десятилетиями и задуманное как диво, дабы произвести впечатление на гостей. Это был квадратный георгианский особняк с двумя рядами ионических колонн, эффектно выглядевших на фоне каменных стен и расположенных по бокам от арочного портика. Именно такой дом, владельцем которого он много раз мысленно представлял себя. Аккуратный и сдержанный, едва ли он являлся фамильным, гнездом Стерлингов. Графы предпочитают более величественные дома. Если дело обстоит так, то что за женщина ждет его? Женщина, которую муж считает недостойной родового поместья Стирлингов?
Пока он задавался этим вопросом, дверь распахнулась через секунду после того, как он постучал. Дворецкий с угрюмым лицом, не спрашивая его имени, окинул Гидеона высокомерным взглядом и жестом пригласил войти. Он привел его в гостиную и, презрительно хмыкнув, закрыл дверь.
Давно привыкший иметь дело со слугами клиенток, Гидеон бровью не повел. Но дворецкий наверняка догадался, что тут дело нечисто. На собственном опыте Гидеон убедился, что если слуги что-то заподозрят, все равно будут держать язык за зубами. Для них главное — соблюсти приличия, на правду им наплевать.
Гидеон остановился и огляделся. Дом может многое рассказать о женщине. Кушетка, обитая парчой цвета слоновой кости, пара кресел и низкий столик образовывали уголок отдыха между двумя высокими окнами. В беломраморном камине гостеприимно горел огонь. На стенах, оклеенных китайскими обоями, висели картины в позолоченных рамах с изображением цветущих садов.
Все вещи на своих местах. Гостиная сверкает чистотой — ни пылинки. У экономки, которую он заметил по пути в комнату маячившей посреди длинного коридора, ведущего в заднюю часть дома, явно был вид знающей расторопной особы, которая не потерпит ленивых служанок.
Но тут было нечто большее. Комната свидетельствовала об утонченности и изысканности хозяйки: ваза династии Мин на буфете — о богатстве; композиция из красных роз в ней — о любви к красивым вещам. Нет, пора расцвета леди Стирлинг не миновала. Английская обстановка, отсутствие чего-то хотя бы отдаленно шотландского говорили, что она не уроженка здешних мест, что ее привез сюда, разумеется, муж.
Женщина не чужда условностей — типичная английская леди. Она потребует, чтобы он был — Гидеон еще раз оглядел комнату — джентльменом. Представителем ее класса.
Гидеон подошел к окну, сцепил руки за спиной и оглядел вид за окном, выходящим на боковую сторону дома. Солнце висело низко над горизонтом, окрашивая небо в пурпурный цвет, плавно переходящий в темно-синий. Взору открывалось лишь открытое пространство, окаймленное вдалеке густым лесом. Это радовало глаз, но производило впечатление оторванности от мира. Теперь Гидеон понял, почему он здесь.
Леди Стирлинг одинока.
«Что ж, по крайней мере у нас есть что-то общее», — сардонически подумал он. Но Гидеон давно понял, что физическая близость не может заполнить пустоту, отсутствие семьи. Напротив, лишь усиливает ощущение пустоты, напоминая, как одинок он в этом мире.
Гидеон покачал головой, отпуская эту мысль. Он здесь для леди Стирлинг. Ей нужен джентльмен, а не сентиментальный глупец. Гидеон вздохнул.
До слуха его донесся звук открывшейся двери. С приветливой улыбкой он отвернулся от окна.
И заморгал, затаив дыхание.
Леди Стирлинг была… само совершенство. Неземная красавица с алебастровой ко>кей и белокурыми волосами, поднятыми наверх и искусно уложенными. Платье, драпирующее изящную, тонкую как тростинка фигуру, поведало ему о ней кое-что еще. Шелк сочного клюквенного цвета говорил, что она способна быть смелой и вызывающей. Что она не настолько консервативна, как хочет казаться.
Он быстро взял себя в руки и пошел ей навстречу.
— Добрый вечер, леди Стирлинг. Мистер Гидеон Роуздейл.
— Добрый вечер. — Она протянула руку.
Он отвесил вежливый поклон, поднес ее руку к губам и слегка коснулся тыльной стороны ладони.
— Приятно познакомиться.
— Не желаете ли бокал вина перед обедом, мистер Роуздейл?
— Да, благодарю. — Он вскинул руку, когда она шагнула к столу, на котором стоял серебряный поднос с бутылкой вина и двумя бокалами. — Позвольте налить вам вина? — Хотя внешне она казалась спокойной, Гидеон ощутил слабый трепет, когда женщина вложила руку в его ладонь.
Она слегка склонила голову в знак согласия.
Гидеон налил два бокала мадеры и вручил один ей. Она присела на кушетку, изящной ладошкой обхватив тонкую ножку бокала, и выпила половину содержимого. Второй рукой она указала на зеленое в бежевую полоску кресло, повернутое к кушетке. Гидеон опустился в кресло. Сделав маленький глоток, Гидеон поставил бокал на ближайший столик. Ему нужно сохранять ясный ум. Потребуется немалая доля обаяния, чтобы успокоить нервозность, которую она пытается скрыть.
Ома слегка повернулась к нему, тем самым невольно продемонстрировав изящный изгиб груди и тонкую талию.
— Надеюсь, путешествие из Лондона прошло хорошо?
— Да. Только в Карлайле шел небольшой дождь. Для весны состояние дорог вполне сносное. В целом приятная поездка.
Она поднесла бокал к губам и сделала еще один долгий глоток.
— А как вы находите садовый домик?
— Он очарователен. — Когда кучер высадил его у изящного коттеджа, Гидеон предположил, что она станет навещать его там в попытке сохранить их любовную связь в тайне. Но был приятно удивлен, обнаружив записку на маленьком обеденном столе, написанную плавным женским почерком, с просьбой оказать ей честь присоединиться к ней за обедом. — Розы, — он указал на букет, — выращены в оранжерее? — По дороге к особняку он проходил мимо сооружения из камня и стекла со множеством окон, запотевших от прохладного вечернего воздуха.
— Да. — Улыбка ангела осветила ее лицо, смягчив почти неприступные изящные черты. Ему с трудом удалось сдержаться, чтобы не открыть рот в благоговейном восхищении. Иисусе, она прекрасна; — Это мое маленькое увлечение. Оранжерея помогает менее стойким сортам пережить даже холодную шотландскую зиму.
— Почту за честь, если вы покажете мне ее.
Ее длинные ресницы опустились, скрывая экзотические фиалковые глаза, когда она склонила голову. Затем она поставила пустой бокал на столик и грациозно поднялась, зашуршав шелковыми юбками, когда заскользила по комнате.
Сумерки уже вступили в свои права. Янтарные лучи солнца больше не проникали в комнату. Свет от ближайшей лампы мерцал на ее аристократическом профиле. Улыбка исчезла. Она была само воплощение изящества.
Он сцепил руки за спиной и терпеливо ждал, когда она заговорит.
— Мистер Роуздейл, ваше присутствие требуется лишь за обедом сегодня вечером. После этого вы можете уехать, когда пожелаете, так же как я могу попросить вас покинуть поместье.
* * *
Сердце Беллы гулко стучало. Она с трудом сдерживала желание взглянуть на мистера Роуздейла.
Но причина, побудившая мистера Роуздейла явиться в поместье, — обоюдоострый нож. Мысль о том, чтобы он целовал ее, прикасался к ней исключительно ради денег, задевала какую-то струну глубоко внутри ее. Струну, которая звучала фальшиво. Она знала еще до встречи с мистером Роуздейлом, что не разделяет пресыщенного отношения Эсме к таким финансовым договоренностям, и поэтому выдвинула свои условия. На флирт Белла согласна. Платные услуги исключены.
Но как он отреагирует на ее условия? Ей все еще не верилось, что она выдвинула их. Сдержанно. Бесстрастно. Даже голос не дрогнул. Хотя нервы ее были натянуты туже, чем тетива лука.
— Ваше сиятельство, обед подан.
Дворецкий распахнул двойные двери, ведущие в столовую. Мистер Роуздейл подошел к ней и предложил руку. Белла положила ладонь на его локоть, он поймал ее взгляд и чуть заметно улыбнулся. Если это было сделано с целью заставить ее почувствовать себя непринужденно, он добился своего: напряжение отступило, уступив место влечению.
Мистер Роуздейл проводил ее в обеденный зал и подвел к дальнему концу длинного стола красного дерева, где стояли два прибора. Свет от серебряных канделябров плясал на золотистых ободках хрустальных бокалов. Стол был сервирован тончайшим китайским фарфором, рядом с приборами лежали накрахмаленные белоснежные салфетки. Бархатная темнота окутывала три высоких арочных окна в стене, играя роль занавеса, скрывающего их от остального мира.
Этот джентльмен вел себя непринужденно.
Лакей налил вина и поставил перед каждым из них по тарелке с луковым супом. Хотя Белла старалась не отходить от своего обычного заведенного порядка с Эсме, она с особым тщанием подошла к выбору блюд для сегодняшнего вечера. Ожидая одобрения мистера Роуздейла, она протянула руку за бокалом. Крепкое бордо не успокоило мелкой дрожи в животе.
Его серебряная ложка зачерпнула густой зеленой жидкости. Затем он поднес ее к губам. У мужчины невероятно красивый рот. Твердый. Чувственный. Созданный для того, чтобы дарить поцелуи.
— Мои комплименты вашему повару. Белла с облегчением вздохнула и взяла ложку.
— Рада, что вам нравится. Их взгляды встретились.
— Несомненно.
Его глубокий голос обволакивал ее как ласка, ей казалось, что он имеет в виду не только суп.
— У вас красивый дом, ваше сиятельство. И все же он бледнеет в сравнении с вами.
Жар его взгляда опалял кожу. Румянец поднялся от груди, залил шею, запылал на щеках.
— Благодарю вас. Вы часто путешествуете?
— Как придется.
Он снова поднес ложку к губам, Она молча прокляла белоснежный шейный платок, скрывающий его горло. Как бы ей хотелось понаблюдать за сильными линиями его шеи, когда он глотает.
— Вы когда-нибудь бывали в Шотландии?
— Нет. Это мой первый визит. Я редко бываю дальше чем в паре дней езды от Лондона, — Он откинулся назад, когда лакей убрал первое блюдо и поставил второе. Плечи мистера Роуздейла были такими широкими, что полностью закрывали спинку стула, — А вы? Держитесь поближе к Боухиллу или отваживаетесь на дальние поездки?
— Я уже много лет не была в Англии.
— Какое счастье для Шотландии обладать таким подарком. Лондон изобилует развлечениями, но почти все они скоро приедаются. Только одно никогда не теряет своей привлекательности.
— И что же это?
— Британский музей. Не успею я подумать, что уже исследовал все его сокровища, как обнаруживаю новую находку.
К счастью, мистер Роуздейл искусно вел беседу. Ей требовались значительные усилия, чтобы воздерживаться от слишком пристального разглядывания своего гостя. То и дело ее непослушные мысли пытались устремиться по пути, включающему размышления о том, соответствует ли тело под строгим вечерним костюмом классическим чертам лица.
У него были черты мраморной статуи, которую она когда-то давным-давно видела в том самом музее, о котором он говорил. Но даже непревзойденным итальянским мастерам было бы нелегко достичь такой плавной симметричной точности в своих творениях. Он не казался чересчур мужественным — в нем не было ничего грубого и резкого. Его свежевыбритая точеная челюсть не содержала ни намека на темно-каштановые волосы цвета соболиного меха, довольно коротко подстриженные. А эти глаза… в их бездонных золотистых глубинах можно было утонуть.
«Полагаю, этот подойдет», — написала Эсме. Она оказалась права. Белла чувствовала, как настроение у нее поднимается с каждым восхищенным взглядом и каждым словом, слетающим с его губ. Она уже и забыла, каково это быть объектом мужского внимания. Это определенно приятно и придает вечеру розовое сияние. Осмелится ли она воспользоваться возможностью и лечь с ним в постель в предстоящие дни… в этом она не была пока уверена.
Поэтому когда обед закончился, она велела лакею убрать со стола. Когда ее гость отдавал должное бокалу портвейна, она за чашкой чая позволила себе еще несколько минут понежиться, привлекая его внимание. Затем поставила пустую чашку на стол и стала подниматься. Он отодвинул ее стул, прежде чем лакей, стоявший у стены, успел пошевельнуть хотя бы пальцем, и повел ее из столовой к подножию лестницы, ведущей на второй этаж.
Ладонь ее вспорхнула с его руки, когда она остановилась и повернулась к нему. Затем позволила взгляду еще раз пройтись по его телу. Он высокий — выше ее. Редкость, учитывая количество джентльменов, которым она смотрела прямо в глаза или кто оказывался ниже ее ростом. И он хорошо носит свой рост. Не долговязый и не кряжистый, но широкоплечий и мускулистый, что говорит о частых физических упражнениях.
— Спасибо за обед, леди Стирлинг. Я провел восхитительный вечер.
Она судорожно сглотнула, чтобы избавиться от внезапной сухости во рту.
— Я тоже. Мне распорядиться подать карету, чтобы отвезти вас в садовый домик?
— Благодарю, но после такого приятного вечера Прогулка пойдет мне на пользу.
Губы его изогнулись в совершенно божественной, легкой улыбке. Головокружительное тепло омыло ее, убаюкивая разум. Мистер Роуздейл шагнул к ней и положил ладонь на талию. Жар его ладони проник сквозь шелк платья, рассылая по телу пронзительные стрелы ощущений.
— Обед закончен. Наш флирт начинается, — многозначительно произнес он. Жар возбуждения растекся вверх от живота. Дыхание стало частым. Воздух между ними потрескивал.
Напряжение нарастало.
Он опустил голову и на мгновение замер в дюйме от ее губ. Не в силах противиться, она прижалась к нему и закрыла глаза.
Теплые губы коснулись ее губ. Потом еще и Белла приподнялась на цыпочки и провела языком по его сомкнутым губам. Большие ладони обхватили ее ягодицы, Роуздейл прижал ее к себе. Мощная волна желания захлестнула Беллу. Она с готовностью открыла рот, отвечая на поцелуй со всей силой несдерживаемой, необузданной страсти. Страсти, которая слишком долго находилась под замком. Страсти, которая упивалась этим маленьким даром свободы.
Белла застонала и сжала его плечи. Восхитительный мужской запах ударил в ноздри.
Вдруг мистер Роуздейл отстранился так резко, что легкий ветерок овеял ее приоткрытые губы. Опьяненная вихрем ощущений, она заморгала, открыла глаза и обнаружила, что он пристально смотрит на нее.
В следующее мгновение он потянулся к ее руке, безвольно висевшей вдоль тела, и поклонился.
— Доброй ночи, леди Стирлинг. — И круто повернулся.
Почему он уходит? Зажмурившись, Белла силилась вернуть себе самообладание. Она все еще ощущала сладко-винный вкус его языка.
Щелчок закрывшейся двери эхом отозвался в переднем мраморном холле, приведя ее в чувство словно ушат холодной воды.
Она позволила ему поцеловать ее в холле. Любой мог пройти мимо и увидеть, что мистер Роуздейл совсем не тот, за кого она его выдает. Возможные последствия этого пронеслись в голове.
Внезапная слабость охватила Беллу. Колени задрожали. Она была близка к тому, чтобы отправить мистера Роуздейла обратно, позвать дворецкого и передать распоряжение подать дорожную карету. Всего одним поцелуем он вызвал у нее такую реакцию, что, скажи он хоть слово, она позволила бы ему взять ее девственность прямо здесь, на ступеньках.
Гибкая грация в каждом его движении, врожденная мощь внушительного тела, легкая уверенность улыбки… все в нем говорило с ней на глубоком, чувственном уровне. Никогда еще одно лишь присутствие мужчины не зажигало в ней такой пылкой страсти. Да поможет ей Бог, она хотела этого до такой степени отчаяния, что не доверяла себе самой.
Повернувшись, она положила руку на деревянные перила и стала подниматься по лестнице. Другую руку она приложила к обнаженной части груди под ключицей. Сердце по-заячьи билось под ладонью. Но к тому времени, когда она дошла до спальни, все остатки пьянящего, головокружительного возбуждения развеялись, пульс замедлился, а дыхание успокоилось. И когда горничная спросила, какую ночную рубашку она предпочитает, Белла ответила без дрожи в голосе.
Пока Мейзи расстегивала платье и расшнуровывала корсет, Белла не могла не задаваться вопросом, разумно ли она поступила, выбрав флирт. Сегодня днем, пока ее челядь готовилась к приезду мистера Роуздейла, она убедила себя, что лучший образ действий — оставить эти две недели открытыми, позволить им идти своим чередом. Это была слишком уникальная, слишком беспрецедентная возможность, чтобы беспечно отказаться от нее. В любом случае было бы невежливо, даже грубо, отвергнуть предложение Эсме.
Грубо? Она удержалась от сардонического фырканья и надела ночную рубашку через голову. Прохладный шелк стекал по ее обнаженным изгибам, пока кружевной край не коснулся лодыжек. Это была одна из причин — нежелание обидеть кузину. Кузину, которая сочла вполне приемлемым нанять ей мужчину. Какое жалкое оправдание и яркое свидетельство того, до какого отчаянного состояния она дошла. Хватается за что угодно, лишь бы найти причину дозволить ее гостю остаться дольше чем на один вечер.
Поглощенная своими мыслями, Белла села на пуфик перед туалетным столиком и закрыла глаза, когда Мейзи стала вытаскивать шпильки у нее из волос. Отошли она его домой в тот же момент, когда он появился, как и подобало поступить добропорядочной леди, не попала бы в затруднительное положение, не пришлось бы вести войну с самой собой, не боролась бы с соблазном, в то же время больше всего на свете желая уступить ему.
Но она не смогла устоять против соблазна, против собеседника. Того, с кем можно провести день. С кем можно поговорить не только о розах.
— Могу я еще что-то сделать для вас сегодня вечером? Вздрогнув, Белла взглянула в зеркало над туалетным столиком, заметив озабоченность на лице служанки.
— Нет. Это все.
Девушка сделал книксен и вышла из спальни. Белла погасила свечу на туалетном столике. Огонь от поленьев, подброшенных в камин, создавал круг золотистого света, который касался черных ножек ближайшего египетского кресла, оставляя остальную часть комнаты окутанной темнотой. Она босиком прошла к окну рядом с кроватью и отодвинула тяжелую портьеру из дамаста.
Звезды давали достаточно света, чтобы различить дорожки, рассекающие темные скопления розовых кустов. Она напрягла глаза, пытаясь заглянуть за поросшую травой поляну за садом, и смогла различить выступ печной трубы и прямые линии крыши среди окружающих деревьев. Садовый домик. И мистер Роуздейл.
Белла пожевала нижнюю губу. Она знала, что должна сомневаться в каждом слове, слетающем с этих красивых губ, ведь мужчина — профессиональный обольститель и наверняка специалист в том, чтобы заставить женщину почувствовать себя лелеемой, дорогой, желанной. И все же… он заставил ее улыбаться, когда она уже почти забыла, как это делается.
Белла давно поняла, что дни проходят немножко быстрее и не сливаются в одно сплошное, монотонное целое, если она не отказывает себе в простых человеческих удовольствиях. Дорожит ими, лелеет их, извлекает из них всю радость, которую возможно извлечь. Вечер, проведенный с мистером Роуздейлом, был воистину удовольствием. Удовольствием, к которому она может быстро привыкнуть.
И в этом заключается еще одна тревога. Даже если их флирт никогда не выйдет за пределы приятной вечерней трапезы, она уже знает, что ей будет трудно смотреть, как он покидает Боухилл. И чем больше времени она проведет с ним, тем тяжелее ей будет возвратиться к своей прежней жизни.
Белла тяжело вздохнула, отпустила портьеру, закрывая окно и отсекая вид садового домика, затем прижала ладони к закрытым глазам.
Один день. Я позволю ему остаться еще на один день, а потом…
Она покачала головой, не в силах произнести вслух слова, которые не хотела произносить, скользнула под одеяло и вскоре уснула.