Глава 17

Протянувшись от пола до потолка, книжные полки шли вдоль всей стены. Ряды за рядами, книг, все выстроены как аккуратные солдатики. И все же ни одна книга никогда и ничем ни в малейшей степени не помогла. Графы Мейбурны до него предпочитали заполнять свой лондонский кабинет книгами по истории, литературе, искусству, поэзии и философии. Филипп наткнулся также на несколько книг по эротическому искусству. Он их прочел, разумеется. Какой бы мужчина устоял? Однако надеялся, что не его отец был тем графом, который пополнил библиотеку этими книгами.

Но чего не имелось во всей этой внушительной библиотеке, так это единственной книги о том, как вытащить графство из-под кучи долгов, которые он унаследовал в возрасте двадцати лет. Очевидно, все другие графы Мейбурны не считали такую книгу подходящей для своей библиотеки. Хотя в данный момент Филипп с удовольствием воспользовался бы советом, ибо у него самого идеи уже истощились.

Вперив взгляд в гроссбух, он опирался локтями о стол, обхватив голову ладонями. Но сколько бы ни сверлил цифры взглядом, они от этого не изменятся. Он по-прежнему блуждает во мраке. По крайней мере за последние пять с половиной лет ему удалось добиться некоторых успехов, хотя по большей части благодаря любезности своего находчивого младшего брата.

Когда Джулиан выиграл фрегат в карточной игре четыре года назад, Филипп настаивал, чтобы он сразу же продал корабль. Вместо этого Джулиан назвался капитаном, набрал команду, среди которой оказалась тайком пробравшаяся на судно их сестра Китти, и отплыл из лондонских доков, утверждая, что вернется не только с кораблем, но и с чем-то гораздо большим. Тот первый вояж оказался не таким прибыльным, как все они надеялись, но Филипп не мог не признать: его терзало то, что корабль Джулиана был единственным приличным инвестированием в графство Мейбурн.

Он провел рукой по волосам. Джулиану лучше поскорее вернуться, а еще лучше не с пустыми руками, как было в последний раз, когда он останавливался в Лондоне. Хотя уехал Джулиан не с пустыми руками — по крайней мере так полагал Филипп, учитывая тот факт, что Китти и ее новоиспеченный супруг исчезли в ту же ночь. Филипп испустил раздраженный вздох. У него есть более важные дела, чем его странствующие родственники.

Пансион Оливии потребует платежа к концу месяца. Филиппу оставалось лишь надеяться, что расходы того стоят и на следующий год в это время его младшая сестра преуспеет там, где другая потерпела неудачу. Жестоко с его стороны ожидать от нее так много, но тут уж ничего не поделаешь. Графство нуждается в огромном вливании денег, и вся надежда на удачный брак младшей сестры.

Филипп взял чашку и сделал большой глоток. Кофе был горячим и крепким, как раз таким, какой он любит, но и кофе не помог деятельности его мозга. Утренний дождь превратил дороги из Норфолка в грязное месиво. Ему потребовался целый день, чтобы доехать из Мейбурн-Холла до Лондона. Надо было отправиться прямо в постель, но куча счетов и корреспонденции, накопившихся в его отсутствие, сами собой не рассосутся. Сейчас август, и в палате лордов перерыв на лето, а это уже облегчение.

Филипп снова сосредоточил внимание на гроссбухе. Мгновение спустя кто-то стал царапаться в дверь.

— Войдите, — сказал Филипп.

Дверь открылась, на пороге появился Дентон, его дворецкий.

— К вам посетитель, милорд.

Филипп посмотрел на карманные часы, лежавшие на столе. За полночь. Собиратели долгов редко приходят в столь поздний час. Впрочем, сомнительные приходят. Но если только долг не сменил владельца без его ведома, таким, как они, нет причин стучать в двери Мейбурн-Хауса.

Он взглянул на Дентона и выжидающе вскинул брови.

— Молодой человек, судя по, акценту — из Шотландии.

— Я приму его. — Подавив усталый вздох, Филипп закрыл гроссбух и только успел отвернуть рукава рубашки, когда дверь снова открылась.

Коренастый парень с дикой шевелюрой всклокоченных рыжих волос вошел в кабинет. Молодой человек выглядел еще более измотанным, чем Филипп себя чувствовал. Бриджи и сапоги были заляпаны грязью. Легкая куртка поверх такой же грязной рубашки была пыльной и помятой. Парень остановился сразу за дверью и, комкая шляпу в руках, нервно кивнул Филиппу.

— Добрый вечер, милорд.

— Проходите. Садитесь. — Филипп указал на два темно-бордовых кожаных кресла, повернутых к столу.

Молодой человек заколебался, прежде чем пересечь комнату и опуститься в кресло.

— Благодарствуйте, милорд.

— Чем могу быть полезен вам?

— Меня просили передать вам вот это. — Парень пошарил в кармане куртки и вытащил что-то, что, по-видимому, когда-то было письмом.

Филипп взял протянутое послание. «Графу Мейбурну, Мейбурн-Хаус, Лондон» было аккуратно выведено на бумаге незнакомым почерком. Он вынул нож для разрезания писем из верхнего ящика стола и воспользовался им, чтобы сломать печать. Глаза его быстро пробежали написанное. Напряжение в затылке усилилось.

— Кто вас послал?

— Миссис Кули, домоправительница леди Стирлинг.

— Ваше имя?

— Шеймус Маккензи, милорд, — ответил парень, почтительно кивнув.

Потянувшись за спину, Филипп схватился за сонетку. Секунду спустя дворецкий снова появился в дверях.

— Отведите мистера Маккензи на кухню и проследите, чтобы его как следует накормили. Если он пожелает, может остаться на ночь в служебном крыле. Затем упакуйте мою сумку. Сегодня вечером я уезжаю в Шотландию.

Дентон кивнул.

— Спасибо вам за спешку, мистер Маккензи. Если вам что-нибудь нужно, Дентон позаботится об этом.

— Благодарствуйте, милорд, — пробормотал Шеймус, снова кивнул и направился к двери.

Сосредоточенный мыслями на письме экономки Изабеллы, Филипп встал и обошел стол. Он резко остановился рядом с креслом, в котором сидел молодой человек. Наклонившись, поднял с пола помятый листок бумаги.

— Мистер Маккензи.

Парень обернулся в дверях. Глаза его расширились при виде бумаги в протянутой руке Филиппа.

— Ох, простите, милорд. — Он поспешил назад.

За секунду до того, как грязные пальцы Шеймуса коснулись записки, Филипп отдернул ее.

— Кто такой мистер Роуздейл?

Шеймус застыл с протянутой рукой, затем дернул головой.

— Как вы можете не знать? Разве вы не должны доставить это послание?

— Больше не должен.

От внимания Филиппа не ускользнуло, что парень не ответил на первый вопрос.

— Почему?

— Я должен был доставить его лишь в том случае, если не застану вас дома.

Филипп снова взглянул на письмо. Адреса нет. Только имя: «Мистеру Роуздейлу», — написанное тем же почерком, что и на письме, адресованном ему.

— Кто такой мистер Роуздейл? — снова спросил он. Гримаса неловкости Шеймуса послужила достаточным ответом для Филиппа.

Черт бы побрал Изабеллу! Неужели девчонка никогда не изменится?

— Куда вы должны были это отвезти?

Шеймус быстро попятился на несколько шагов при виде краски гнева, залившей лицо Филиппа.

— Куда? — грозно повторил он.

— Не помню точный адрес, — пробормотал Шеймус. Филипп сверлил Шеймуса гневным взглядом, обращая себе на пользу свой рост, ширину плеч и вес титула.

Запугивающая тактика сработала. Парень судорожно сглотнул и опустил взгляд на свои заляпанные грязью сапоги.

— В дом с двумя красными дверьми на Керзон-стрит. Сердце Филиппа болезненно сжалось.

— Дентон отведет вас на кухню, — помолчав, сказал Филипп.

Парень облегченно кивнул и быстро покинул кабинет. Филипп сломал печать и прочел письмо. Оно было похожим на его письмо — с просьбой немедленно приехать в Боухилл.

Размышляя над посланием, Филипп услышал стук двери, затем шаги по мраморному полу переднего холла. Он вскинул глаза и увидел Джулиана, направлявшегося к нему.

— Вечер добрый, старик, — сказал младший брат с кривой улыбкой. — Не стоит смотреть так угрюмо. Китти и ее муженек вернулись в Лондон и сошли на берег сегодня днем. Эти двое явно по уши влюблены друг в друга. Можешь как следует поблагодарить меня за стаканом французского бренди. Целый ящик этого чудесного напитка выгружают из моей кареты. Подарок графу, — с поклоном добавил Джулиан.

— Рад слышать, что ты вернулся с нашей сестрой и лордом Темплтоном, — сказал Филипп. — Вдовствующая виконтесса была крайне удручена неожиданным исчезновением своего сына и молодой невестки. Пришлось успокоить ее сказкой о свадебном путешествии, которое я якобы оплатил молодым в качестве подарка.

— Свадебное путешествие? Весьма необычная точка зрения. Надо сообщить Темплтону, когда заеду к Китти. Это его наверняка позабавит.

Филипп покачал головой, не в настроении спрашивать брата, что это значит. Ибо вопросы предполагают ответы, а он уже давно понял, что лучше оставаться в неведении, когда дело касается Джулиана и его драгоценного фрегата «Владычица».

Джулиан плюхнулся на коричневый кожаный диван и скрестил ноги в лодыжках. Проведя рукой по волосам, он склонил голову набок.

— Боже, я люблю Лондон, — произнес он с улыбкой. Филипп закатил глаза.

— Это первое, что ты делаешь, как только сходишь со своего корабля?

— Разумеется, — фыркнул Джулиан. — Я отсутствовал почти два месяца.

Два месяца — немыслимо долгий срок для его брата, если рядом нет женщины. Но для Филиппа два месяца — все равно что день и все равно что год. Промежуток времени не имеет значения, когда мысли постоянно сосредоточены на семейных долгах.

— Я думал, у тебя есть по одной в каждом порту.

— Есть, но времени не было, — ответил Джулиан, небрежно пожав плечами. Он сделал глубокий вдох и рявкнул:

— Дентон!

Дворецкий появился не сразу.

— Где твой дворецкий? — раздраженно спросил Джулиан. — Этот тип всегда торчит поблизости, но исчезает, когда он очень нужен. Бренди скиснет, пока он удосужится его разгрузить.

— Джулиан, я тоже очень рад тебя видеть, но у меня нет времени на выпивку, да и у тебя тоже. Мне нужна твоя помощь.

Тон, которым это было сказан, встревожил Джулиана.

Те, кто жил в Лондоне, возможно, считали Джулиана прожигателем жизни, ленивым и праздным вторым сыном, который наезжает в город, когда ему заблагорассудится, и проводит вечера за карточным столом, а ночи с самым желанными пташками сезона. Они не способны видеть дальше этого обмана, или, скорее, дальше высмеивания их всех Джулианом, который весело проводит время, набивая свои карманы их звонкой монетой и отбивая у них женщин. Но Филипп-то знает своего брата. Стержень у Джулиана тверд как скала, его преданность непоколебима. Он знает: что бы ни случилось, Джулиан всегда будет рядом, когда понадобится ему, и мальчик уже неоднократно доказывал это. Братья не поворачиваются спиной друг к другу.

— Нам нужно выяснить, кто такой мистер Роуздейл и что связывает его с Изабеллой. Времени у нас не много. Вечером мы уезжаем в Шотландию. — Он передал письмо мистера Роуздейла брату, и тот быстро прочел его.

Джулиан вскочил на ноги с решительным выражением лица. Даже сейчас, когда он был в черном вечернем костюме и ярко-розовом жилете, Филипп вполне мог представить себе его на палубе «Владычицы» отдающим приказы команде.

— Мы отправимся в доки. Мне надо зайти на корабль и сообщить команде, что какое-то время меня не будет. А тем временем Фоддер, мой первый помощник, раздобудет нам сведения о мистере Роуздейле. Этот парень ужасно проворен. Через час он сможет назвать нам имя кормилицы этого мистера Роуздейла. Ты знаешь, куда это должны были доставить?

— Керзон-стрит. Дом с двумя красными дверьми.

— Я знаю этот дом.

Филипп не мог не почувствовать удовлетворения при виде потрясения на лице брата, когда угрюмо проговорил:

— Я тоже.

* * *

Дни Беллы с Гидеоном были полной и весьма приятной противоположностью последним двум месяцам. Он был бесконечно осторожен с ней, бесконечно терпелив. Первые несколько дней он категорически не позволял ей покидать спальню и редко разрешал вставать с постели. Но ей не было скучно. Одиночество и тревоги ушли. Гидеон всегда был рядом. Белла забыла о Стирлинге, забыла, что она замужняя женщина, забыла, что у нее есть старший брат, который не одобрил бы ее гостя, и полностью отдалась счастью быть с Гидеоном.

Единственное, что она находила раздражающим, — это что он буквально насильно заставлял ее есть. Двух легких трапез в день и послеобеденного чая для нее вполне достаточно. Но он постоянно просил повариху готовить какие-нибудь вкусности, коими соблазнял ее. На маленьком столике возле кровати стоял серебряный поднос, уставленный тарелками и чашками, которые беспрестанно наполнялись. Да еще дверь — ее пока что не починили, поскольку Гидеон отказывался позвать плотника, который будет стучать молотком и греметь.

Она изо всех сил пыталась быть терпеливой с ним, вежливо отказываться, когда он настаивал, хотя была очень близка к тому, чтобы закричать на него, когда он пичкал ее фруктами.

— Еще чуть-чуть, Белла. Клубника в самом разгаре. Свежая, спелая, сладкая.

— Гидеон, я не голодна. Мы же завтракали меньше часа назад.

Но он не унимался, и умоляющее выражение его глаз, словно ее отказ задевает его чувства, заставил ее схватить ягоду и сунуть в рот. В награду она получила поцелуй, у которого был вкус Гидеона, смешанный со вкусом сладкой, сочной клубники. Вот теперь действительно вкусно.

Решив наконец, что она достаточно окрепла, чтобы выйти из гостиной, Гидеон на следующий день разрешил ей покинуть спальню, однако выход из дома был строго воспрещен, и он отнес ее вниз на руках, как ребенка, осторожно спускаясь с лестницы.

Они обедали в столовой, как это бывало раньше, с единственной разницей — она была облачена в белоснежный пеньюар поверх белой ночной рубашки в противоположность официальной одежде, предназначенной для вечерней трапезы. Она даже не завязала волосы, потому что Гидеон, похоже, полюбил пропускать их сквозь пальцы. После раннего обеда они удалились в большую гостиную — он сидел на диване, она свернулась калачиком рядом с ним. Слов было произнесено мало. Да они и не требовались. Его рука покровительственно обнимала ее за плечи, рассеянно играя с прядью волос. Ее щека лежала у него на груди. Сильный, ровный стук его сердца убаюкивал Беллу словно колыбельная.

Солнце медленно садилось. Его теплые янтарные лучи постепенно отступали, пока единственным светом в комнате не осталось слабое сияние свечи. Свежий вечерний ветерок влетал в открытое окно.

— Устала?

— Нет, нисколечко.

— Чем бы хотела заняться?

На его прямой вопрос она проказливо улыбнулась. Он накрыл ее руку своей, остановив продвижение вверх по его бедру.

— Нет, не это. Пока нет, — решительно заявил он. Белла надула губы.

— Что угодно, лишь бы не возвращаться в спальню. Он мягко усмехнулся, и она почувствовала вибрацию его груди на своей щеке.

— Как насчет партии в шахматы?

— Это было бы замечательно. Но тебе придется научить меня, потому что я не умею играть.

— Мм, миледи Белла. Учить вас — для меня удовольствие.

Его греховно красивый голос заставил ее замурлыкать. Она крепче прильнула к нему, когда он взял ее на руки и отнес к шахматному столику. Усадив в кресло, расставил фигуры и объяснил правила игры. Белле показалось, что все очень просто, но она вскоре поняла, что ошиблась.

— Белла, милая, ладья так не ходит. В сторону и вверх, — объяснил Гидеон.

— Но я хочу, чтобы она была здесь.

— В этом состоит интригующая часть игры. Каждая фигура подчиняется своим правилам. Задача в том, чтобы доставить их туда, куда ты хочешь, несмотря на ограничения. — Опершись локтем о стол, а подбородком о ладонь, Гидеон сидел в раздумье. Пламя свечей весело плясало на совершенных чертах его лица.

— Ты слишком долго раздумываешь. Он тихо усмехнулся.

— Моя вечно нетерпеливая Белла.

То, как он произнес слово «моя»… ах, как бы она хотела принадлежать ему. В последнее время ласковые слова так и сыпались у него изо рта. Ласковое «Белла-Белла» уже давно принадлежало ему, и только ему одному. Но с тех пор как он ворвался к ней через дверь гардеробной, его словарь значительно обогатился, включая «милая», «ангел, моя дорогая», «моя Белла». Больше всего ей нравилась «моя».

В сущности, эти его слова были не единственным, что стало другим. Гидеон был другой. Маска опытного любовника исчезла, оставив просто мужчину, такого, каким он и был на самом деле. Именно таким она давно хотела его увидеть. То ощущение притворства, манипулирования, но неею, собой, дабы угодить ей, исчезло. Когда его взгляд останавливайся на ней, то не для того, чтобы проверить ее реакцию, а просто потому, что ему этого хотелось.

Наконец он поднял свободную руку со стола, кончики пальцев на мгновение застыли над ладьей, прежде чем взяться за черного коня. Между темными бровями залегла крошечная морщинка.

— Ты пытаешься сообразить, как дать мне выиграть? Он вскинул на нее удивленные глаза.

Бросая ему вызов попробовать отрицать это, она вздернула брови.

— Ты можешь захватить моего ферзя. Обещаю не сердиться на тебя за это.

— Но где же в этом вызов? Где трудность? Игра через несколько минут будет окончена.

Белла фыркнула притворно оскорбленно.

— Хотите сказать, что я легко сдаюсь, мистер Роуздейл?

Его губы изогнулись.

— Ты? Легко сдаешься? Ничего подобного. — Он передвинул коня. — Посмотрим, что ты будешь с этим делать. Дверь открыта. Сможешь ли ты найти ее, чтобы через нее пройти?

Он снова вовлекал ее в игру в попытке обучить правилам. Она изучала доску, силясь вспомнить, как ходят все эти фигуры, когда услышала стук копыт по гравию.

Она застыла, в груди все сжалось, стало трудно дышать.

Послышался стук двери и озабоченное Гидеона:

— Белла?

Голова его резко повернулась вправо, взгляд устремился на дверь при звуке громких, раздраженных мужских голосов.

Она не слышала его много лет, но узнала обладателя одного из этих голосов. Дверь в гостиную распахнулась, и Белла не обрадовалась, узнав, что угадала верно. О Боже! Почему он приехал и почему именно сейчас?

Гидеон поднялся и встал перед ней в позе защитника.

Ее брат, граф Мейбурн, и еще один джентльмен вошли в комнату. Короткие каштановые волосы Филиппа были растрепаны ветром, лицо пылало от гнева.

— Мистер Роуздейл, полагаю, — процедил он сквозь зубы.

Гидеон кивнул.

— Отойдите от леди Стирлинг.

— Филипп, — запротестовала Белла становясь рядом с Гидеоном и взяла его руку в свою. Она почувствовала, как он пытается вырвать руку, но держала крепко, нуждаясь в его силе. — Как ты смеешь врываться в мой дом и вести себя так грубо с моим гостем?

Мужчина, который вошел вместе с Филиппом, остановился рядом с ее старшим братом. Она вгляделась в его лицо. Годы сделали его черты взрослее, а тело крупнее, но даже с рыжеватой щетиной на лице, отросшей за несколько дней, она узнала его.

— Джул?

— Добрый вечер, дорогая сестра. Должен сказать, ты знаешь, как выбирать их.

Резкий, язвительный тон подтолкнул ее к Гидеону. Если Филипп воплощал сильнейшее раздражение и неудовольствие, Джул, ее озорной импульсивный младший брат, источал яд, с которым она никогда прежде не сталкивалась. Ярость Стерлинга была грубой и примитивной в сравнении с острым как бритва языком Джула и четкой отточенной злобой.

Плечом к плечу ее братья с грозным видом стояли перед ней. Белла никогда не думала, что они, такие разные по характеру, действуют в паре. И то, что сегодня они здесь вдвоем, не предвещало ничего хорошего.

— Полагаю, Стирлинга нет в резиденции, — произнес Филипп.

— Вообще-то вы с ним разминулись всего на несколько минут. Он сегодня пораньше удалился к себе. — Лицо Филиппа приняло озадаченное выражение. Поделом ему. — Разумеется, его нет, Филипп.

— Мне следовало бы радоваться, что ты в этот раз демонстрируешь чуть больше благоразумия. Но я не рад. Ни в малейшей степени. Интересно почему?

Ожидает ли Филипп какого-то ответа? Мускул, дергавшийся на его сильной челюсти, был громким «нет». Ужасное чувство вины нахлынуло на нее. Оно легло ей на плечи и казалось таким знакомым, словно никогда и не покидало ее. Но в этот раз не будет никаких попыток извинений. Она не раскаивается в том, что обрела с Гидеоном, чего Филипп пытался лишить ее.

— Отведи ее к ней в комнату. Нам с мистером Роуздейлом надо поговорить, — проговорил Филипп с угрозой в голосе.

Джул кивнул и направился к ней.

— Нет. Вы не вправе мне приказывать. — Не сдавая позиций, она сверлила Филиппа гневным взглядом.

Но Гидеон пошевелился, потянув ее за руку, подталкивая к Джулу. Рука его стала вялой, и взгляд ее отчаянно метнулся к нему, но он не смотрел на нее. Его ничего не выражающие глаза были устремлены на Филиппа.

В этот момент он был далек от нее. Чужой и незнакомый. Это настолько потрясло ее, что, когда Джул взял ее за руку и оттащил от Гидеона, она не сопротивлялась.

— У вас передо мной преимущество, сэр.

— Вы будете обращаться ко мне «ваше сиятельство». Я граф Мейбурн, брат леди Стирлинг, и вы нежеланны в этом доме. Больше не приезжайте сюда. Не пытайтесь связаться с леди Стирлинг. В ваших услугах, — он выплюнул это слово, — больше не нуждаются.

Гидеон с непроницаемым лицом кивнул. Мейбурн знает. Нет смысла пытаться скрыть это. Возражения лишь навлекут больше позора на Беллу.

Последние несколько дней были блаженством. Идиллическим раем. Кусочком настоящего счастья. Он знал, что это не может длиться долго, но не ожидал, что его оторвут от Беллы так скоро. С величайшим усилием он сдержал желание завыть от горя.

— Вы позаботитесь о ней?

Он не думал, что это возможно, но ответный взгляд мужчины стал еще более грозным. Глупо было о чем-то просить графа, но он должен быть уверен, что брат позаботится о Белле. Ему не хочется оставлять ее одну. Еще слишком рано. Она еще слишком слаба, слишком ранима, слишком хрупка.

Гидеон сунул руку в карман своего темно-синего сюртука, вытащил обернутый в бумагу сверток и протянул Мейбурну.

— Пожалуйста, верните это леди Стирлинг. Это принадлежит ей. Я собирался отдать ей… — Он не договорил, отведя глаза. Граф смотрел на него так, словно он выполз из сточной канавы.

Он почувствовал, как сверток покинул его руку.

Дело сделано.

Эти банкноты все время лежали у него в кармане, были с ним с тех пор, как он уехал из Лондона. Много раз он был на грани того, чтобы вытащить их и отдать Белле. Но он сдерживался, не желая расстраивать ее. Не желая напоминать о том, кем он был ей. Раньше был.

Здесь для него нет места. Никогда не было. Приехали братья Беллы. Теперь они позаботятся о ней и, конечно, смогут защитить ее гораздо лучше, чем он.

Ему следует быть благодарным, что пришлось иметь дело с этим братом. Ибо они явно братья. У них одинаковые сине-зеленые глаза и одинаковые властные манеры — этот врожденный показатель благородного происхождения, знатности, превосходства. Второй, младший, излучает смертельную угрозу. Угрозу, говорящую о том, что он может убить и не раскаяться. Если бы Гидеону пришлось иметь дело с тем братом, он сильно сомневался, что ему удалось бы выйти из этой комнаты.

Хотя уходить от Беллы — это хуже, чем смерть. В сущности, в данный момент он думал, что предпочел бы смерть, был бы рад ей.

Послышался легкий стук в дверь.

— Войдите. — Отрывистый приказ графа рассек напряженную тишину.

— Ваше сиятельство, лошадь готова.

Мейбурн не повернулся к слуге.

— Всего доброго, мистер Роуздейл.

Гидеон спокойно прошел мимо Мейбурна и вышел из гостиной, в которой они проводили время с Беллой. Граф шел за ним следом, намереваясь удостовериться, что он покинул дом. Дворецкий стоял на своем обычном месте — охранял вход в Боухилл. На лице старика играла довольная, надменная ухмылка.

Чистейшим усилием воли Гидеон подавил порыв оглянуться через плечо, на верх лестницы, и, не останавливаясь, вышел через парадную дверь к ожидавшей его лошади.

Он взял у грума поводья, вскочил в седло и покинул Боухилл, оставив брата Беллы стоять наверху каменных ступеней, сжимая сверток с деньгами — его плату от Беллы — в большом кулаке.

— Жиголо, Белла? О чем ты думала? Развлекаться со слугами — это одно, но нанять мужчину? Не могу поверить, что ты заплатила ему. Стирлинг знает, на что пошли его деньги, которые он выдает тебе на булавки?

Белла вздрогнула. Не из-за жестокости произнесенных слов, но из-за того, что она не поспевала за Джулом и он больно дергал ее за руку, и казалось, рука больше никогда не встанет на место. Она силилась идти с ним в ногу, когда он тащил ее в комнату, но с каждым шагом усиливалась слабость, усиливалась боль.

По мере того как росло расстояние, отделявшее её от Гидеона, этот покров покоя и уюта, который дал ей сил противостоять братьям, рассеивался. Боль вернулась. Каждый шаг отдавался в позвоночнике, в каждом наполовину зажившем синяке на спине.

К тому времени, когда Джул дошел до ее гостиной, болел каждый дюйм тела. Он захлопнул дверь, отпустил ее руку и повернулся к ней. Она отшатнулась, прижавшись к двери от гримасы презрения, исказившей его лицо.

— Ты хоть себе представляешь, каких трудов стоило Филиппу найти для тебя Стирлинга? — бросил он. — Но граф недостаточно хорош для тебя. Нет, они слишком хороши для тебя, не так ли, Белла? Тебе нравится вытаскивать их из сточных канав — чем ниже, чем лучше. Филипп мог бы избавить себя от затрат на твое приданое и просто отдать тебя тому конюху. Как будто у него без того мало проблем, ему пришлось все бросить и мчаться в Шотландию. Так ты отплатила Филиппу за все, что он сделал для тебя?

Она мотала головой, пока он обстреливал ее словами. Они были больнее, чем кулаки Стирлинга.

— Мы мчались прямиком сюда, не останавливаясь даже, чтобы сменить лошадей, сходя с ума от беспокойства. И нашли тебя проводящий спокойный вечер со своим жиголо. Иисусе, ты же полуодета. Ты выглядишь так, словно только что выползла из постели. Он того стоил, Белла? Ты не даром потратила свои деньги? — презрительно скривился он.

Белла поплотнее запахнула пеньюар.

— Нет, Джул. Я не… не платила ему, чтобы он приехал в Боухилл, — заикаясь, пробормотала она, обретя наконец дар речи.

— Ой, не смеши, — бросил он с издевательской снисходительностью. — Расскажи это кому-нибудь другому. Я знаю, кто он.

— Нет, все не так. В этот раз я даже не посылала за ним. Ты не понимаешь. Я ему не безразлична.

— Ему небезразличны твои деньги. Плевать ему на тебя, и если ты ему веришь, значит, ты дура.

— Нет. — Она бросила на него гневный взгляд. Джул зашел слишком далеко. Она не позволит своему младшему брату говорить так о Гидеоне.

— Ему нужно было увидеть меня. Ты не понимаешь. Я люблю его. И я дорога Гидеону. Он нуждается во мне так же, как я нуждаюсь…

Слова застряли у нее в горле. Белла вздрогнула, глаза ее округлились. Стук лошадиных копыт по гравию проскрежетал по каждому дюйму ее кожи, словно эти копыта прошлись по ней. Затаив дыхание, она напрягла слух. Удаляющийся стук копыт одной лошади.

Только одной.

— Нет! Он не может. Филипп не может! — Она повернулась и распахнула дверь гостиной с такой силой, что та ударилась о стену. Сзади до нее донеслись протесты Джула. Рука ухватила ее за пояс халата. Выкрутив плечи, она завела руки назад, выскальзывая из пеньюара, ускользая от брата. На полпути вниз по лестнице она снова почувствовала его руку, но уютному ношеному ситцу было не тягаться с ее скоростью. С громким треском разрывающейся ткани она снова вырвалась, сосредоточив взгляд на одиноком широком силуэте Филиппа, обрамленном открытой передней дверью.

Охваченная отчаянием, она пронеслась по переднему холлу, выскочила в открытую дверь, но была схвачена сильными руками.

— Гидеон!

— Изабелла, прекрати! — приказал Филипп.

— Нет. Нет! Ты не можешь. Филипп, мне нужен… Гидеон! — закричала она, вырываясь из своих пут.

— Изабелла, он уехал. Он никогда не вернется.

Паника от угрозы потерять Гидеона затмила все, кроме потребности добраться до него. Но от неумолимых слов Филиппа боль во всем теле вернулась с такой пугающей силой, что переполнила все ее существо, затопила все чувства. Используя последний запас сил, она вырвалась из железных рук, сжимавших ее покрытую синяками спину, и рухнула на колени.

— Нет, нет, нет! — завывала она снова и снова.

Филипп прогнал его, точно так как прогонял всех от нее. Физическая боль — ничто, всего лишь булавочный укол в сравнении с осознанием, что она больше никогда не увидит Гидеона.

— Проклятие, Филипп, не стой ты так. Сделай что-нибудь, — сказал Джулиан.

— Я? Это ты должен был удержать ее в комнате.

— Я пытался. Она проворнее Китти. Все это ее длинные ноги. — Джулиан нахмурился, явно негодуя из-за того, что над ним одержала верх женщина.

Двое мужчин сверлили друг друга взглядами, бросая вызов. Но Филипп будто прирос к месту. Часть его отказывалась помочь ей. Она заслужила эти мучения. Она сама навлекла их на себя. Он просто снова убирает за ней. Но Изабелла женщина. Его сестра. И звуки ее рыданий, пронизанных горем, тяжестью ложились на сердце.

Он все еще удивлялся, как у него хватило присутствия духа схватить ее. При виде ее, бегущей к нему в белой рубашке с развевающимися белокурыми волосами, ему на мгновение почудилось, что это привидение.

Джулиан выругался себе под нос, потом опустился на колени.

— Белла, — прошептал он. Ее длинные волосы покрывали спину как серебристое одеяло. Он собрал тяжелую массу в одну руку, подняв концы с каменного пола лестницы и открывая лицо. И резко втянул воздух.

— Что за черт?

Оба мужчины в ужасе уставились на ее распростертое тело. Большой разрыв на рубашке обнажал хрупкие линии спины. Свет фонарей по обе стороны двери освещал гротескный набор длинных черных синяков вперемешку с более слабыми отметинами.

— Роуздейл — покойник! — прорычал Джулиан.

— Нет, это не он, — сказал Филипп, не давая ярости брата упасть не на ту голову. Он сжал кулак, крепко стиснув завернутые в бумагу банкноты. Ему достаточно было один раз взглянуть на набросок перед тем, как Белла сбежала по лестнице, чтобы понять, что художник никогда бы не причинил боли его сестре.

Мощный поток ярости грозил поглотить все его существо, но понимая, что ему нужна ясная голова, он поборол его. Он опустился на корточки по другую сторону от нее.

— Изабелла? Кто сделал это с тобой? — Ему удавалось удерживать свою ярость в узде, удавалось сдержать желание разорвать кого-нибудь на части. Но не получилось задать вопрос мягко, не угрожающе.

Она покачала опущенной головой. Ее рыдания стихли, напряженность ушла, но она по-прежнему всхлипывала.

— Нет, нет, нет.

— Письмо.

Это слово, произнесенное Джулианом, оторвало его взгляд от сестры.

— Вот почему экономка послала за тобой.

Раздраженный очевидным, Филипп кивнул.

— Верни Роуздейла.

— Прошу прощения?

— Верни его. Быстрее. Мне плевать, как ты это сделаешь. Просто привези его сюда.

— Зачем?

— Мы ничего от нее не добьемся, но Роуздейл знает, что произошло.

Просьба мужчины казалась странной, неуместной в тот момент. Но это то, что он имел в виду. Поэтому Роуздейлу нужно было удостовериться, что кто-то  позаботится об Изабелле вместо него.

— Поезжай, Джулиан. Быстро. Пока он не уехал слишком далеко. Я позабочусь об Изабелле.

Вместо ответа брат вскочил на ноги и побежал в сторону конюшни.