Глава 9

Последующие дни слились для Беллы в одно сплошное пятно. В дневные часы они с Гидеоном совершали долгие прогулки, останавливаясь то там, то тут, чтобы поцеловаться украдкой, а вечера… вечера были ее любимым временем. За закрытыми дверьми в ее спальне они сбрасывали одежду, и Гидеон возносил ее к новым высотам страсти.

Вместо пешей прогулки сегодня днем онапредпочла покататься в коляске. Только она и Гидеон, и никакого кучера. Быстрая остановка в конюшне — вот все, что понадобилось, чтобы лошадь была запряжена и выведена на дорожку. Подсадив Беллу в коляску, Гидеон взял поводья и пустил лошадь легкой рысью по проселочной дороге.

Она повернулась на скамье, чтобы посмотреть назад. Двуколка оставляла за собой маленькое облачко пыли. Она увидела, как ведут черного коня к открытым дверям конюшни, но не смогла разглядеть, кто именно из грумов. Рассудив, что они отъехали уже достаточно далеко, она повернулась и потянула за края ленты, щекочущей щеку, развязывая бант и  шляпку, свободно связала ленты и повесила их на руку.

Белла приподняла кверху лицо, наслаждаясь теплом солнца. Погода в последние дни стояла на удивление хорошая. В сущности, со времени приезда Гидеона в Боухилл дождь шел всего раз. Два дня серых туч из десяти последних. Но стоило ей лишиться невинности, как тучи рассеялись. Белла с трудом сдержала смех. Знай она, что это хороший способ ублажить солнце, возможно… но нет. Она усмехнулась, подумав, что за глупые мысли приходят ей в голову. Это мог быть только он.

— Моя езда тебя забавляет?

— Нет. Я просто размышляла. — Она повернулась к Гидеону. К его мастерству невозможно придраться. Он правит лошадьми с ловкостью джентльмена, с непринужденной уверенностью держит поводья в сильных руках.

Он причмокнул, и лошадь послушно ускорила шаг до быстрой рыси.

— Размышляла? О чем, могу я спросить?

— Ей не хотелось говорить ему правду. Ее муж и то, почему он не осуществил их брак, было последней темой, которую она хотела бы обсуждать с Гидеоном. Вместо этого она поведала ему то, что было у нее на уме пять минут назад.

— Я думала о вчерашнем дне. И дне, предшествовавшем ему. И дне до этого.

— И что же в них вызвало твою усмешку?

— Ты.

Он скосил на нее взгляд. Солнце омывало классические черты его красивого лица. Ветер ерошил короткие темные волосы. Поддразнивающий изгиб рта не мог скрыть искреннего мужского возмущения.

— Я? Следует ли мне радоваться, что ты не хохотала до упаду?

Белла закатила глаза. Вот глупый.

— Я смеялась не над тобой. Это было скорее… — Она покачала головой, пытаясь найти слова, чтобы описать, насколько прекрасны были последние дни. Она не могла припомнить, когда еще была так счастлива и в ладу с самой собой. После того как Белла ему отдалась, она, казалось, обрела покой. И дело было не только в их вечерах или мгновениях подобно вчерашней остановке в оранжерее, когда она не могла больше ждать, а в самом Гидеоне. — Те дни были чудесными, таким же как будет и сегодняшний.

— Какая уверенность. Мне придется очень постараться, чтобы сегодняшний день не обманул твоих ожиданий.

— Не обязательно говорить таким мрачным тоном. Мне не трудно угодить.

Его взгляд ощупал ее с ног до головы, и он улыбнулся — медленно и греховно. Она сжала бедра, борясь с волной вожделения, поднимавшейся в ней. Тело ее всегда наполовину заряжено, нацелено на возбуждение, когда он рядом.

Устремив взгляд вперед, он направил лошадь на поворот, который делала дорога.

— Да, тебе совсем не трудно угодить.

Тягучий и плавный, как теплый мед, его глубокий голос потек по ее позвоночнику. Она сделала быстрый вдох и почувствовала, как во рту внезапно пересохло.

— Миледи не терпится? — Взгляд его был сосредоточен на дороге, и все же каким-то образом он не глядя понял, какое направление приняли ее мысли.

— Возможно, — призналась она, стараясь подражать его небрежному тону, но учащенное дыхание ее выдало.

— Ну что ж, посмотрим, чем я могу помочь. В какую сторону? Направо, налево?

Белла оторвала взгляд от его красивого профиля. Открытые поля с обеих сторон с редко растущими деревьями. Конюшни они, должно быть, уже миновали, ибо деревянные заборы, огораживающие пастбища, остались позади.

— Налево. Держись границы имения. Дорога пойдет через небольшой лесок.

Он кивнул:

— Хороший выбор. Нам надо спешить?

— Да. — Слово буквально вырвалось у нее, мысль о том, чтобы уединиться с ним, вытеснила все остальные.

— Твое желание для меня закон. — Он щелкнул поводьями, и гнедая кобылка перешла с рыси на легкий галоп. — Держись.

Белла ухватилась за боковой край. Двуколка с грохотом катилась по грунтовой дороге. Ветер свистел в ушах. Белла запрокинула голову и рассмеялась.

Они наехали на особенно крепкую кочку, и она ухватилась за его бедро, но не отпустила, как только восстановила равновесие. Ноги его были слегка расставлены, подошвы сапог упирались в половицы. Мышцы бедра были твердыми. Она обожала прикасаться к нему, пробегать ладонями по твердым контурам тела, но больше всего обожала то, что было чуть выше.

Лукавая улыбка изогнула ее губы, когда ладонь стала пробираться выше, пока не наткнулась на выпуклость под бриджами. Гидеон дернулся, его плоть удлинилась, разбухла. Она брала его в руки и в свое тело много раз за последние несколько дней, и все же его размеры никогда не переставали ее изумлять. И он всегда был таким готовым, когда бы она ни захотела его. Это для нее внове — чтобы мужчина был таким желающим и способным удовлетворить каждый ее каприз. Она придвинулась ближе, прижавшись к его бедру своим бедром, а плечом к бицепсам руки, и погладила его сквозь бриджи.

— Ты пытаешься меня отвлечь?

— Нет, я бы не хотела этого делать, — ответила она с напускной скромностью, потираясь щекой о мягкую шерсть рукава сюртука, вдыхая его соблазнительный аромат. Клевер, лимоны и свежий воздух. И он. Ахнув, она прикрыла глаза от сильного наплыва горячего желания. Она повращала бедрами, поудобнее усаживаясь на сиденье, шелком рубашки дразня свою плоть.

— Быстрее? — спросил он.

— Да!

Он щелкнул поводьями по спине лошади. Двуколка, дернувшись, рванулась вперед. Она сомкнула руку на его возбужденной плоти, насколько позволяли бриджи, и сжала. Наклонившись к нему, она потянулась еще дальше, легонько водя ногтями по выступающей выпуклости. Застонав, он раздвинул ноги пошире. Тихий стон сорвался с ее губ. Одно лишь прикосновение к нему вызывало в ней желание.

Он придержал лошадь, когда дорога сузилась и они въехали в лес. Здесь было прохладнее. Высокие деревья отбрасывали тень, но ничто не могло остудить кровь, бурлившую у нее в жилах. Гидеон натянул поводья и обмотал их вокруг перекладины.

— Ну так что там у тебя на уме?

Она нетерпеливо потянула за пуговицы его ширинки.

— Ах это!..

— Прекрати дразнить меня и… и… — Оставив наполовину расстегнутыми его бриджи, Белла стряхнула ленточки шляпы с запястья и наклонилась к нему, чтобы поцеловать. Их языки сплелись, рот его был горячим и восхитительным.

Он откинулся на сиденье, и Белла наклонилась к нему, не собираясь сдаваться. Прохладный воздух коснулся затянутых в чулки ног, когда он собрал ее юбки вверх, к бедрам. Она быстро оседлала его, поставив колени на сиденье по обе стороны от него. Он показал ей эту позу вчера днем в оранжерее. Ей никогда бы и в голову не пришло, что ее плетеный диванчик может быть использован в таких шокирующих целях или что снятие одежды — необязательный компонент занятий любовью. Теперь-то она знает.

Он отвернулся и приказал:

— Откинься. — Голос его звучал хрипло. Она кивнула и опустилась к нему на колени.

Чуть приподнявшись, он расстегнул оставшиеся пуговицы бриджей. Легкая гримаса промелькнула на его лице, когда он потянулся, чтобы освободить свою плоть. Ее внутренние мышцы сжались, жидкое тепло растеклось между бедер. Она почти чувствовала, как глубоко он погружается в нее, растягивает, наполняет, захватывает. Дыхание ее участилось, она облизнула губы и потянулась к Гидеону.

— Минуточку, — сказал он, перехватывая ее руку и кладя ей на бедро.

Одной рукой он задрал ее юбки выше, взял свою плоть в руку. Она не могла этого объяснить, но зрелище его большой ладони, державшей собственную плоть, было возбуждающим. Она хотела, чтобы он вошел в нее, положила руки ему на плечи и привстала на колени. Дерзкий кончик коснулся средоточия ее наслаждения. Острые как стрелы ощущения пронзили тело. Поморщившись, она вздрогнула. Нервы были натянуты до предела, и легкий контакт показался почти болезненным.

— Извини, — быстро проговорил он.

Она покачала головой. Ей не нужно его извинение, ей нужно…

— Да. — Слово вырвалось судорожным стоном, внутри все затрепетало, когда он разместился у ее сердцевины.

Закусив губу от стремительного натиска чистейшего наслаждения, она медленно опустилась. Она была вся пропитана желанием, и все равно пришлось покрутить бедрами и расставить ноги пошире, чтобы приноровиться к величине его плоти.

Кульминация обрушилась на нее, захватив все чувства, еще даже раньше, чем она вобрала всего его. Ее вскрик эхом отозвался среди деревьев.

Запрокинув голову и зажмурившись, она вцепилась ему в плечи и насаживала его на себя. Обтянутые шелковыми чулками колени скользили по сиденью с каждым погружением. Это так порочно, так скандально — заниматься любовью в коляске. Никто их не увидит — они на территории Боухилла, и ни у кого из слуг нет причины забрести сюда. И все равно привкус опасности подстегивал ее ощущения, торопил. Ей хотелось обнажить грудь, почувствовать его губы, ощутить, как он покусывает соски, но не было времени.

Еще один оргазм. Потом еще. Жесткий. Быстрый. Иссушающий силы. Распластав ладони у нее на талии, он помог ей, когда мышцы ее начали уставать от лихорадочных движений. Но она не остановилась.

Еще один. Всего лишь один — вот все, что ей нужно. Запрокинув голову, она хватала ртом воздух.

— Белла. Ну же, давай. Сейчас, — побуждал он.

Голова ее дернулась. Напряженные и пылающие, его глаза вспыхнули, прожигая дорожку в душу, искрящийся оргазм задержался где-то на самом краю. Когда экстаз охватил ее, лишив последних сил, Гидеон со стоном дернулся кверху, его плоть запульсировала внутри ее, и они вместе взлетели на вершину блаженства.

Белла обмякла на нем. Опустошенная и пресыщенная. Упивающаяся томной расслабленностью каждой мышцы в теле. Сердце гулко стучало. Пальцы рук и ног покалывало. Вдруг она услышала щебет птиц, шелест листьев на ветру, тихое, едва слышное позвякивание сбруи, когда лошадь пошевелилась.

— Куда теперь? — спросил Гидеон. Удовлетворенная и сонная, Белла выгнулась как кошка.

— На озеро. Посмотрим на лебедей. Они прекрасны. Приподнявшись, она поцеловала его в губы. В этот момент Белла почувствовала себя влюбленной юной девушкой.

Он игриво шлепнул ее по попке.

— Подъем. Лебеди ждут.

Он приподнял ее и бережно усадил на сиденье. Когда она расправила юбки, он снял французское письмо, сунул его в конверт и в карман. Потом застегнул бриджи. Ее платье было безнадежно измято от их торопливого соития, но на его темно-коричневом сюртуке не было ни морщинки. Он выглядел, как всегда, привилегированным лондонским джентльменом, которых она в избытке встречала много лет назад.

Гидеон собрал поводья и, выехав из леса, направил двуколку через широкое поле, затем остановился у озера, где три белых лебедя грациозно скользили по поверхности, изящно выгнув длинные шеи, время от времени ныряя головой под воду в поисках пищи. После долгой прогулки они с Гидеоном вернулись к двуколке и не спеша направились к конюшням.

Ненадолго утолив свою похоть, Белла сидела с ним рядом, наслаждаясь тем, что они вместе; тем, как его рука легко касается ее руки, когда он управляет лошадью; тем, как он поглядывает на нее время от времени. Живя в одиночестве много лет, Белла привыкла молчать. Казалось бы, надо радоваться возможности с кем-то поговорить, однако Белла молчала.

Получив письмо от Эсме, Белла представить себе не могла, что такой мужчина, как Гидеон, появится у нее в доме. Впрочем, она никогда раньше не встречала такого, как он, поэтому на самом деле не знала, чего ожидать. Как бы то ни было, Белла никогда не надеялась на кого-то, подобного ему, — мужчину, который подарит ей уверенность, смелость просто быть самой собой. Мужчину, который впервые в жизни заставит ее почувствовать себя по-настоящему живой. Он идеальный компаньон; Белла даже забыла, что Эсме наняла его.

Она закрыла глаза и прогнала прочь неприятную мысль. Уж очень хочется чувствовать себя счастливой.

Были, конечно, легкие тычки и толчки, с тех пор как она заглушила совесть своими условиями. Гидеон никогда не оставался на всю ночь в ее постели, уходил задолго до полуночи, до того как слуги могли начать уж слишком дотошно задаваться вопросом, почему это хозяйка и ее «кузен» так долго пропускают по стаканчику перед сном. Но они с Эсме часто подолгу разговаривали перед тем, как отправиться спать, поэтому она не слишком беспокоилась о размышлениях слуг и изо всех сил старалась не обращать внимания на подкрадывающееся желание, чтобы Гидеон остался с ней.

И они, разумеется, не могли позволить себе открытого флирта на виду у слуг. Не было никаких страстных поцелуев, когда он приходил в дом на чай или чтобы отвести ее на прогулку. Но хотя губы ее покалывало от желания ощутить его губы всякий раз, когда он находился рядом, не так-то легко отодвинуть в сторону целую жизнь надлежащих внешних приличий.

После обеда в тот вечер они удалились к ней в спальню. В последние несколько дней Гидеон буквально раскрыл ей глаза. Быстрое совокупление в карете — это одно и совсем другое — когда они в постели.

Он маневрирует ею, поднимая, переворачивая и сгибая так, словно она ничего не весит, никогда не меняя ритма, в каждой смене положения находя какую-то новую вершину.

Но в ту ночь, когда он был то на ней, то под ней, то сзади, пропитанное страстью марево слегка рассеялось, как туман, поднимающийся под натиском лучей утреннего солнца, и Белла осознала, что, тогда как она всегда забывает обо всем и полностью растворяется в нем, он, похоже, никогда не теряет самообладания. И как только это осознание пришло, оно осталось с ней, не давая вновь погрузиться в чувственный туман.

Первая покалывающая боль пробежалась по запястьям от напряжения удерживать верхнюю часть тела на руках. В следующее мгновение, прежде чем легкая боль усилилась, большие ладони, удерживающие ее за бедра, переместились. Одна ладонь распласталась по грудной клетке, а другая скользнула вниз живота. Он наклонился над ней, чтобы легонько прикусить плечо, зубами слегка касаясь кожи в игривом любовном укусе. Нежно и бережно он перевернул ее на спину. Руки и ноги обвились вокруг него в приветствии, когда он устроился меж ее раздвинутых бедер, удерживая свой вес на руках, но ресницы его даже не дрогнули, когда он снова скользнул в нее.

Это не было совсем уж рассчитано или продумано, но непринужденная легкость, с которой он двигался, то, как он, казалось, всегда узнавал на секунду раньше, чего она хочет, не могло не беспокоить ее. Это была тренированная легкость, свидетельствовавшая о его профессии. Она, конечно, знала, что мужчины его возраста достаточно опытны, но именно знание, что Гидеону платят за это, не давало ей затеряться в нем. Эта мысль, засевшая на задворках сознания, всё сильнее и сильнее тревожила ее. Теперь она наблюдалa за ним как бы со стороны.

Он, должно быть, почувствовал ее отстраненность, ибо ритм его изменился. Толчки стали более медленными и длинными, и он задерживался в конце каждого погружения, потираясь пахом о ее плоть. Это должно было вызвать у нее немедленный оргазм, но не вызвало ничего.

— Ну же, Белла, сделай это для меня, — взмолился Гидеон.

Он опустил голову и легонько прикусил зубами затвердевший сосок. Вместо того чтобы выгнуться под ним, застонать, достигнуть оргазма, она думала: «Делает ли он это с каждой женщиной? Думает ли он обо мне, или о тех сотнях фунтов, которые Эсме наверняка заплатила ему?»

Прежде чем Гидеон завладел ее губами, она оттолкнула его.

— Прекрати!

Подняв голову, он застыл. Карие глаза встретились с ее глазами, губы были влажными от их поцелуев, взгляд вопросительный. Она быстро отвела глаза. Не говоря ни слова, он лег на бок.

Ей хотелось замолотить кулаками по его груди, требуя сказать, чувствует ли он вообще хоть что-нибудь. Но она не могла заставить себя заговорить. Сердце билось о ребра в плотном, учащенном ритме. Она даже не могла посмотреть на него.

Несмотря на ее условия, она не что иное, как пачка купюр у него в кармане. Какая же она дура. Размечталась. А Гидеон все это время просто работал. Через месяц он, вероятно, не сможет отличить ее от остальных женщин, с которыми ему приходилось иметь дело.

Сердце как будто попало в тиски — раздавленное, расплющенное, судорожно дергающееся в агонии. Слезы навернулись на глаза. Белла судорожно сглотнула.

Она ничего для него не значит.

Прошлое повторяется.

Нет, на этот раз хуже. Ибо она отдала свою девственность жиголо и влюбилась в него.