Глава 26
Огромное строение высилось на фоне ночного неба. Здание, края которого тонули во мраке, было похоже на распластанное по земле чудовище, охраняющее вершину горы. Монстр из шотландских мифов и легенд, призванный охранять покой этой части Северо-Шотландского нагорья.
Шотландия была повальным увлечением, став популярной благодаря любви королевы к этому краю. Давина уже давно привыкла к толпам английских туристов, а также к соседям-англичанам и лишь изредка напоминала себе, что сама она на самом деле шотландка, а не англичанка. Со времени последней битвы между двумя странами прошло более столетия. Британская империя распространилась по всему миру и включила Шотландию в свои владения.
Однако в данный момент, глядя на возвышавшееся над округой кирпичное сооружение, которое выглядело так, будто было построено как предостережение врагам, Давина почувствовала прилив гордости за прошлое Шотландии. Она ощущала себя женщиной, которая облачилась бы в шотландский клетчатый плед не потому, что это нравилось королеве, а потому, что он был любимой и удобной одеждой. Она сражалась бы рядом с мужем или за его спиной. Его дело было бы и ее делом.
Сейчас она должна сделать для Маршалла не меньше.
Она решила, что если им овладело безумие, он будет жить в Эмброузе, а она будет заботиться о нем с любовью и нежностью, на какие только способна. Но никому – никому – не позволено снова заключить в тюрьму графа Лорна!
– Суровое место, – отважился сказать Джим.
Давина кивнула.
– Что вы собираетесь делать, ваше сиятельство? – спросила Нора.
Было видно, что и Джиму интересен ответ на этот вопрос. Все трое были примерно одного и того же возраста, но Давина чувствовала себя старше и умудреннее.
– Я собираюсь забрать Маршалла домой.
– А вы сможете?
Давина улыбнулась, пытаясь казаться уверенной.
– Я его жена, графиня Лорн. Конечно, смогу.
Но ее глаза защипало от слез, и она отвернулась, чтобы Джим и Нора их не увидели. Сейчас она не может быть слабой. Не время падать в обморок, лить слезы или прибегать к другим уловкам, чтобы избежать трудной ситуации, как это иногда практиковали ее знакомые женщины в Эдинбурге.
Она нужна Маршаллу.
Она натянула перчатки, которые захватила в своей комнате в Эмброузе, и надела шляпку. Когда она уезжала из Эмброуза три недели назад, она оставила кое-какую одежду, взяв с собой лишь самое необходимое. Сначала она думала, что ее разрыв с Маршаллом продлится очень короткое время. Маршалл приедет к ней и потребует, чтобы она вернулась к нему. Но он, конечно, не приехал, а теперь это было своего рода скрытое благословение: в Эмброузе у нее осталось много вещей, а значит, она сможет вернуться.
Сейчас она была одета так, как и подобает графине. На ней было красивое дорогое платье и туфли, а не тапочки. Она завязала ленты шляпы и взяла ридикюль, который лежал рядом на сиденье.
Пусть люди, которые управляют замком Брэннок, видят, с кем имеют дело.
– Неужели они могут это сделать? – спросила Нора, глядя на мрачное здание. – Неужели они могут просто забрать человека и поместить здесь против его воли?
К сожалению, любознательность Давины никогда не распространялась так далеко, чтобы интересоваться проблемами сумасшествия. Было известно, что Королевская богадельня существует в Эдинбурге уже много лет, но о ней было не принято говорить в высшем свете. Поэтому она могла дать только один ответ:
– Они не могут поступить так с Маршаллом.
К замку вел серпантин, освещаемый лишь фонарями кареты и, на взгляд Давины, весьма опасный. Воображение рисовало ей множество сцен, когда людей привозили сюда без всяких объяснений в закрытых экипажах. Им, наверное, было страшно, и они не понимали, почему их родственники отправили их в это странное и уединенное место.
Что чувствовал Маршалл?
Странно, но в этот момент она почему-то вспомнила о Джулиане. Еще более странным был выбор времени для этих воспоминаний. Она вдруг подумала о том, что мать Маршалла могла бы поехать в Египет вместе с мужем, если бы захотела. Или она могла бы потребовать, чтобы ее муж остался в Эмброузе и выполнял обязанности, предписанные его положением в свете. А Джулиана просто смирилась перед обстоятельствами. Возможно, именно это безразличие подстегнуло желание Эйдана жить в Египте.
Может, именно этот урок Давине следовало извлечь из дневников Джулианы? Жизнь – это величайший подарок, и от него нельзя отказываться, не понимая его Истинной ценности. Любовь – это второе самое – после жизни – большое богатство человека, и его нельзя променять на такую ничтожную вещь, как гордость.
Джулиана жила той жизнью, которую сама выбрала, но только под самый конец, когда уже было слишком поздно, поняла, что она могла изменить ее.
Давина не будет сидеть в Эмброузе и в отчаянии заламывать руки. И не останется в Эдинбурге, упиваясь своим горем. Она изъездит вдоль и поперек весь мир и найдет специалистов, изучающих психические болезни, будь они хоть в Глазго, хоть в Париже или Америке.
Колеса кареты заскрипели, и Давина поняла, что они проезжают по деревянному мосту. Она расправила юбки, пожалев, что не надела еще одну нижнюю юбку. У нее вспотели ладони и участился пульс, во рту пересохло. Ее вдруг обуял страх, и она ничего не могла с этим поделать.
Ей захотелось забиться в угол, накрыться одеялом и притвориться, что ничего не происходит. Но тогда она не жена, а беспомощный ребенок.
Карета замедлила ход, и она услышала, как кучер что-то крикнул.
Наконец карета остановилась.
Замок был расположен на каменном мысу и казался неприступным. Вход в него был через узкую арку, вырубленную в черном камне.
– Этот Брэннок выглядит не очень-то приветливо, – заметила Нора.
Джим промолчал, но его взгляд, брошенный на Давину, был не слишком уверенным. Он, видимо, сомневался, что их вообще впустят в замок.
Давина оглядела здание. Вокруг него на врытых в землю высоких столбах висели зажженные фонари. При ближайшем рассмотрении оказалось, что стены были выложены красным кирпичом, но при взгляде с подножия горы они казались черными, что, очевидно, и дало название этому зданию.
Они долго молчали. Ни один из них не решался первым выйти из кареты. Только кучер слез с козел, и Давина видела, как он исчез за опущенной решеткой, а через минуту раздался звук ударов по дереву.
– Что он делает? – спросил Джим.
– То, что должна делать я, – ответила Давина.
Она колебалась: идти ей за кучером или оставаться в карете?
Прежде чем она успела собраться с духом и последовать за Чемберсом, дверца кареты неожиданно распахнулась, и она увидела кучера, рядом с которым стоял какой-то человек в черном. Виднелась лишь белая полоска вокруг шеи. Пуританин?
– Ваше сиятельство, это Доминик Ахерн. Думаю, он ирландец. Говорит, что он здесь сторож.
– Я не сторож, ваше сиятельство. Я смотритель замка Брэннок.
Ахерн был ниже ростом, чем кучер, и не такой толстый. У него было узкое худое лицо с тонкими усами, кончики которых почему-то смотрели в разные стороны – один в сторону подбородка, а другой в сторону уха. Давина поймала себя на том, что эти усы странным образом ее заворожили. В остальном его лицо выглядело молодым, хотя он вряд ли был так молод, раз ему доверили такой ответственный пост.
Частные приюты вроде Черного замка должны были приносить доход своим владельцам. Так что они наверняка не наняли бы новичка или дурака.
– Насколько я знаю, здесь находится мой муж, – сказала Давина вместо приветствия. – Маршалл Росс, граф Лорн. Я приехала, чтобы забрать его домой.
– Боюсь, это невозможно, ваше сиятельство, – почтительно поклонившись, ответил Ахерн. – В отношении вашего мужа было получено свидетельство о необходимости неотложной помощи. В таких случаях я должен наблюдать за пациентом в течение трех дней. До истечения этого срока я не могу освободить графа. Однако, если я сочту, что вашего мужа необходимо задержать здесь дольше, я сообщу вам о своем решении.
Давина широко распахнула дверцу кареты и вышла без помощи кучера или Джима. Джим, а за ним Нора последовали за ней и встали за ее спиной.
– Кто подписал это свидетельство? – поинтересовалась Давина.
– Доктор Марш, – ответил он с легким поклоном.
– Мне это имя незнакомо, и, я полагаю, моему мужу тоже. Возможно ли, чтобы человека объявили сумасшедшим на основании подписанного кем-то свидетельства?
– Мы частное учреждение, ваше сиятельство. Мы соблюдаем все законы, стоящие на страже здоровья наших пациентов.
Она сразу поняла намек.
– И вам за это платят.
Он склонил голову в знак согласия.
– Кто?
– Я не могу вам этого сказать, ваше сиятельство.
Она посмотрела на него долгим взглядом. Она поступила мудро, заглянув в Египетский дом.
– Мне кажется, ваше сиятельство, что вы сможете отдохнуть от буйного поведения вашего мужа.
– Мой муж дома никогда не был буйным.
– Однако граф вел себя весьма агрессивно, когда его к нам привезли.
– И что вы с ним за это сделали?
– То же самое, что китайцы, – шепнул за ее спиной Джим. – Делают из людей заключенных.
Ахерн, похоже, обиделся.
– Он не заключенный, ваше сиятельство. Мы позаботились о том, чтобы ему было удобно. Наш врач осмотрел его по прибытии. К нему относятся с большим состраданием, как и ко всем нашим пациентам.
– Если бы вы, мистер Ахерн, действительно проявили сострадание, вы бы проводили меня к моему мужу.
– Этого я не могу сделать, ваше сиятельство. Согласно предписанию, он должен оставаться у нас по крайней мере три дня. И никаких посетителей.
Он снова поклонился.
– Человеческая доброта для меня более привлекательна, чем служебное рвение, мистер Ахерн.
Смотритель выглядел раздраженным. Это выражение не очень подходило к его крысиному лицу.
– Почему ему не разрешены посетители?
– Мы хотим, чтобы наш пациент был спокоен, ваше сиятельство. Мы поняли, что посещение, особенно родственниками, наносит вред нашим пациентам. До того как не будет выяснено до конца состояние здоровья вашего мужа, ваше сиятельство, будет лучше, если он останется один.
– Тогда и мы здесь останемся, – заявила Давина и бросила на него такой взгляд, что Ахерн не посмел спорить. Но все же сказал, опять поклонившись:
– Нам негде размещать посетителей, ваше сиятельство.
– В таком случае я буду спать в карете, – улыбнулась она. – Или вы возражаете?
– В мои обязанности не входит контролировать дорогу, ваше сиятельство.
– О да. Безусловно, – сказала Давина тоном, напомнившим ей тетю Терезу.
Она подождала, пока мистер Ахерн вернулся к замку и миновал решетку. Только после этого она обратилась к кучеру:
– У меня для тебя поручение, Чемберс.
– Я сделаю все, что вы скажете, ваше сиятельство.
Давина его проинструктировала и увидела, что кучер сначала удивился, а потом обрадовался.
– Я все сделаю, ваше сиятельство, но мне не нравится, что вы останетесь тут одни. Здесь небезопасно.
– Со мной останется Джим. С нами все будет в порядке.
– К тому времени как я доеду до Эмброуза и вернусь обратно, уже наступит утро.
– А мы за это время найдем самую удобную скалу, чтобы поспать.
– Ваше сиятельство…
– Не волнуйся, Чемберс. Все будет хорошо. А на обратный путь возьми с собой своего помощника. Пусть он правит лошадьми, а ты поспи.
– Я не привык уклоняться от своих обязанностей, ваше сиятельство, – с гордостью заявил Чемберс.
Что такого было в Эмброузе, что делало слуг такими ответственными? Может, это Маршалл вызывал у них такую преданность? Вся его жизнь была примером служения долгу. И время его миссии в Китае не было исключением.
– Все же я на всякий случай возьму один из твоих фонарей, – сказал Джим кучеру. – Ее светлость права. С нами все будет в порядке. А ты чем скорее уедешь, тем скорее вернешься.
Кучер, видимо, все еще сомневался, но когда все отошли от кареты, он взобрался на облучок и стегнул лошадей. Повернув карету, он начал спускаться с горы.
– Самое меньшее, что этот дурак смотритель мог бы сделать, – это предложить нам поесть, – сказал Джим, глядя на Черный замок.
– Боюсь, пообедать нам сегодня не придется, – печально улыбнулась Давина. – Я так торопилась, что это даже не пришло мне в голову.
– Мы не ожидали, что он откажется разрешить нам повидаться с графом, – сказала Нора.
Давина оглядела окрестности. Скалы показались ей не слишком удобным местом, где они могли бы провести ночь. Возле дороги стояло старое дерево, вокруг которого лежали кучи жухлой травы. Это все же было лучше пыльной дороги. Давина, приподняв повыше юбки, чтобы не запачкать подол, решительно направилась к этому месту.
– Джим, – сказала Давина, развязывая ленты шляпы, – можешь на минуту отвернуться?
Джим смутился, но Нора ему кивнула, и он отвернулся. Нора помогла Давине частично расшнуровать корсет, так чтобы она могла почувствовать себя удобнее.
Потом Давина улеглась на траву и уставилась в темное небо. Единственным светом был фонарь, который Джим снял с кареты. Фонари вокруг замка к тому времени все погасли.
Ахерн и вправду мог бы предложить им более удобное место, размышляла Давина. Интересно, видит ли он их из замка? А может, на них смотрит какой-нибудь бедолага-сумасшедший и удивляется, почему посадили в тюрьму его, если совершенно очевидно, что лунатики – это они?
Всего в трех метрах от них начинался обрыв, а за ним – непроницаемая, пугающая темнота. Хорошо еще, что не было дождя.
