Глава 17
— Нельзя ли принести мне хоть какие-нибудь часы? — спросила Александра у Томкинсона. — Тогда я по крайней мере смогу следить за ходом времени.
— Будет исполнено, мисс Галлант, — откликнулся лакей, лицо которого успело за это время несколько осунуться.
Никакого сочувствия к нему Александра не испытывала — узник ненавидит тюремщика, даже если тот стережет его по чужому приказу. Достать Люсьена было за пределами ее возможностей, и она отчасти утешалась, терзая его приспешников.
— Вот и хорошо. Письмо скоро будет готово.
— Да, мисс Галлант.
Дверь закрылась, заскрипел засов. Александра с улыбкой прислонилась к пустому стояку для бутылок. Хотя ей не хотелось сознаваться в этом даже себе самой, она начинала по-настоящему наслаждаться ситуацией. Никто никогда не бросался со всех ног, чтобы выполнить малейшую ее прихоть.
— Чего бы еще попросить, а, Шекспир?
Терьер поднял голову, сонно приоткрыл один глаз и снова задремал в облюбованном месте под туалетным столиком. С тех пор как Томкинсон снабдил его сочной бараньей костью (такой громадной, что ее едва удавалось таскать в зубах), пес совершенно примирился и с подвалом, и с заключением.
Александра вернулась к письму, запечатала его и надписала адрес. Когда с этим было покончено, явился Томкинсон. У него, в самом деле, был усталый вид, он опасливо заглянул в дверь, словно ожидая всяческих сюрпризов. Увидев Александру на безопасном расстоянии, он отворил дверь пошире, чтобы другой лакей мог протиснуться в нее с часами, которые прежде украшали каминную полку в гостиной.
— Эти подойдут, мисс Галлант?
— Вполне. Вот письмо. Надо, чтобы оно было отправлено немедленно.
Щека Томкинсона задергалась.
— Я не могу этого сделать, не получив разрешения его сиятельства.
Такой ответ ничуть не удивил Александру, тем более что письмо предназначалось Эмме Гренвилл.
— Тогда разыщите графа как можно скорее. Кстати, прошу поставить его в известность — Шекспир оставил для него подарок вон в том углу.
Томкинсон кивнул и вытолкал другого лакея в спину, поскольку тот казался неспособным сдвинуться с места.
Оставшись одна, Александра обошла подвал, выискивая повод для очередного каприза и размышляя над тем, что Томкинсон, изнуренный непрестанными требованиями, просто обязан рано или поздно забыть про засов на двери. В подвале было только одно окно, под самым потолком. Совсем узкое, оно к тому же заросло снаружи виноградной лозой, почти не пропускавшей свет сквозь завесу крупных листьев.
Александре пришло в голову приставить к стене табурет, и она немедленно воплотила эту идею в жизнь. Сиденье было мозаичное, скользкое; к тому же пришлось подняться на цыпочки, чтобы дотянуться до рамы, которая слегка подалась наружу, едва Александра ее толкнула. Соскочив на пол, она огляделась, ища, чем расшатать ветхое дерево. Столовый нож, подошел бы как нельзя лучше, но его унесли вместе с подносом, как только она закончила есть, а все остальное, хоть отчасти пригодное для этой цели, Люсьен удалил за пределы ее досягаемости.
Александра сделала досадливую гримаску, уселась и какое-то время сидела не шевелясь, напрасно напрягая ум. Принять свою участь означало бы сдаться на милость Люсьена, позволить манипулировать собой, как он это делал с другими. Не для того она годами лелеяла свою независимость, чтобы вот так вдруг от нее отказаться.
Внезапно кое-что вспомнив, Александра бросилась рыться в своем дорожном сундуке и вскоре обнаружила заколку для волос с тремя длинными витыми зубцами — единственное украшение, доставшееся ей в наследство от матери по причине его дешевизны.
Теперь Люсьен Балфур убедится, что одно дело — захватить ее врасплох и заточить в погреб, и совсем другое — в этом погребе удержать!
Люсьен сбросил плащ и бесцеремонно конфисковал рапиру Фрэнсиса Хенинга со словами:
— Надеюсь, ты не возражаешь?
— Ничуть, Килкерн. Можешь взять и маску.
— Спасибо, но это излишне. — Он попробовал клинок на гибкость, не сводя при этом взгляда с Роберта Эллиса, фехтовавшего с мсье Феншо, самым популярным тренером Лондона и владельцем зала.
— Маска необходима, — настаивал Хенинг. — Ты же не хочешь лишиться глаза!
— Лишиться я не могу, разве что лишить, — рассеянно отмахнулся Люсьен.
— Мне нравится эта шутка!
— Дарю, можешь ею пользоваться.
Поединок закончился, и Роберт, тяжело дыша, снял маску. При виде Люсьена его влажное лицо окаменело.
— Килкерн!
— Сразимся?
— Нет.
— Я тебе позволю выиграть.
— Довольно с меня твоих дурацких шуточек! — процедил Роберт и так яростно рассек воздух рапирой, что сталь зазвенела.
Среди собравшихся начались перешептывания. Люсьен вспомнил о своем намерении исправиться. Чем больше слухов он породит своими неосторожными репликами, тем больше узлов потом придется распутывать.
— Какие шуточки! — воскликнул он, улыбаясь во весь рот. — Просто нам нужно поговорить.
— Нам не о чем говорить, ясно? — Роберт швырнул маску на пол.
Ну вот, и будь после этого любезным, придерживайся хороших манер!
Люсьен загородил дорогу клинком рапиры.
— И все-таки мы поговорим. Если будешь упрямиться, я тебя изобью до полной неподвижности, а потом все равно скажу то, что собирался. Ясно?
Виконт заколебался. Люсьен ждал, не зная, что тот предпримет, но в конце концов Роберт отбросил свою рапиру.
— Идем отсюда!
Накинув плащ, Люсьен подождал, пока виконт снимет нагрудник и оденется, затем последовал за ним к выходу из фехтовального зала.
— Ну, я слушаю! Что у тебя за важное дело, Килкерн?
— Роза очень огорчилась оттого, что ты покинул бал раньше времени. Зачем ты это сделал? Может, она отдавила тебе ногу во время вальса?
— Я сказал, довольно шуток! — крикнул молодой человек, бледнея. — Предупреждаю, если…
— Только не надо меня пугать: столько народу уже приготовило по веревочной петле на мою шею, что тебе придется выстоять долгую очередь. — Роберт даже не улыбнулся, и Люсьен неодобрительно хмыкнул. — Слушай, я не привык расшаркиваться перед кем бы то ни было, поэтому еще раз тебя спрашиваю: что, черт возьми, случилось на балу?
— А то ты не знаешь!
— Знал бы, не тратил бы время на расспросы.
Приглядевшись внимательнее, Люсьен заметил темные круги под глазами приятеля. Очевидно, тот провел бессонную ночь.
— Выходит, Роза тебе дорога? — спросил он мягче.
— Не твое дело! Я не собираюсь открывать душу, чтобы ты мог всласть позабавиться. Меня не одурачить! Пусть другие глотают твои издевки и подначки!
— Подозреваю, что этот пыл — заслуга моей тетки. Признайся, ты говорил с ней вчера?
— Я человек чести и не обману чужого доверия.
— Даже если тебя бессовестно провели?
— Кто это меня провел? — с подозрением осведомился Роберт.
— Да она же, черт возьми, моя тетка! Хочешь уподобиться Отелло, чтобы тебя водил за нос Яго в юбке?
— Яго? В каком смысле? Что ты имеешь в виду?
— Откуда мне знать, я ведь не слышал вашего разговора. Может, все-таки обманешь чужое доверие хоть разок?
Виконт заколебался.
— Хм… К чему весь этот балаган, если ты даже не знаешь, о чем шла речь?
— Зато я знаю свою тетку, — мрачно ответил Люсьен.
— Ты хочешь провести меня как мальчишку!
— Вовсе нет.
— Ну ладно! — Роберт решился наконец. — Миссис Делакруа уверила меня, что ты с самого начала приберегал Розу для себя, а мои ухаживания поощрял только для того, чтобы посмеяться надо мной.
— Я бы успел трижды посмеяться, если бы это входило в мои намерения.
Лицо Роберта внезапно озарилось надеждой, и Люсьен отвел взгляд. Если бы он мог так же легко изменить настроение Александры!
— Значит, ты не собираешься жениться на Розе?
— С какой стати?
— Но ведь она прелесть!
— Ну… скажем, она не такое исчадие ада, как я думал поначалу.
Роберт громко расхохотался. Внезапно Люсьен ощутил, что и его захватывает приподнятое настроение друга. Еще немного и он, глядишь, начнет, шаркая ножкой, подносить пунш престарелым матронам на балах!
— Ты не будешь возражать, Килкерн, если я попрошу руку твоей кузины?
— По мне, так хоть две и все остальное в придачу. Хорошо все же, что я не нанизал тебя на рапиру, как цыпленка на вертел, — теперь у тебя вся жизнь впереди.
— Спасибо за милосердие. — Роберт улыбнулся. — Но скажи наконец, чего ради была затеяна вся эта хитроумная интрига?
Если Роберт полагал, что интриги Фионы хитроумны, значит, он мало повидал в жизни.
— Давай-ка пообедаем вместе в «Уайтсе». Это долгая история, в двух словах не расскажешь. К тому же я намерен просить тебя об одной услуге…
— Все, что угодно, дружище.
— Я также прошу у тебя полной свободы действий, — добавил Люсьен после короткого колебания.
— Вот тебе раз! — вскричал Роберт. — Сам граф Килкерн просит у виконта Белтона свободы действий. Ради такой минуты стоит жить.
— И еще обещай быть терпеливым.
— Пожалуйста! — Роберт снова улыбнулся — видимо, его страхи теперь окончательно рассеялись. — Но учти, за тобой ответная услуга, и не пустячная!
Александра напряглась и изо всех сил толкнула раму. Какое-то время окошко висело в путанице виноградной лозы, потом соскользнуло в траву. Результат был не так уж плох для женщины, и она помедлила, восхищаясь делом своих рук. Ей бы не помешало передохнуть перед следующим шагом навстречу свободе, но и без того пришлось дважды прерваться — Томкинсону, как видно, было приказано почаще заглядывать в подвал.
Кое-как загладив оставшиеся на раме неровности, Александра бережно спрятала заколку на дно сундука. Сундук, даже если бы его чудом удалось поднять, не было никакой возможности протащить в узкое отверстие. Александра надеялась позаботиться о вещах позже, когда доберется до дома Фонтейнов и все объяснит Виктории.
Пока же она выбрала самую поношенную сорочку и для мягкости приспособила ее на оконном переплете. Все это время Шекспир следил за манипуляциями хозяйки с постели и энергично помахивал хвостом в знак живого интереса. Его тоже предстояло покинуть: оказавшись на свободе в саду, пока Александра протискивалась бы через окно, он мог забыть обо всем, как всякая не в меру шустрая собака, и громко залаять.
— Тебе придется побыть здесь, — строго сказала Александра.
Терьер, в знак безоговорочного послушания, положил голову на передние лапы и продолжил наблюдение. Ему ничего не угрожало, поскольку все в доме его любили, а забрать его она собиралась при первой же возможности.
Бросив на дверь встревоженный взгляд, Александра снова взобралась на табурет, покрепче взялась за обмотанную сорочкой раму и как следует оттолкнулась. Табурет, как и следовало ожидать, опрокинулся. Какое счастье, что она пошла в высокого и сильного отца, а не в миниатюрную мать!
Высунуть голову наружу ей удалось без труда, при этом на обеих боковинах и верхней планке рамы осталось несколько волос из сильно растрепавшейся прически. Увы, дальше плеч дело не пошло. Левый локоть застрял, и сколько Александра ни мотала ногами из стороны в сторону, протиснуться в узкое отверстие ей так и не удалось. В конце концов, совершенно обессилев и едва дыша, она повисла в окошке наподобие тряпичной куклы, причем голова ее болталась снаружи, а тело осталось внутри.
— Дьявольщина! — прошипела она, пытаясь высвободить хоть одну руку и дотянуться до толстого корявого ствола многолетней лозы.
Пропихнуть руку назад тоже не получилось — сорочка соскользнула в процессе возни и теперь мешала ухватиться за подоконник.
И тут в поле зрения Александры появилась пара ног в черных брюках. Беглянка притихла в надежде, что густая виноградная поросль скроет ее от посторонних глаз. Если бы только ей хватило терпения дождаться темноты! Впрочем, прогулка по Лондону в ночной час была чревата весьма неприятными сюрпризами.
— Смотрите-ка, мисс Галлант! — Ноги остановились.
— Уимбл! — прохрипела она, узнав голос.
— К вашим услугам, мадам!
— Слава Богу! Скорее помогите мне выбраться, пока еще кто-нибудь не пришел!
— Боюсь, мне придется отправить вас назад, мисс Галлант.
— Как? Вы тоже во всем этом участвуете? — Александра еще больше вытянула шею и попыталась запрокинуть голову, но только еще больше зацепилась за раму волосами.
— Боюсь, что это правда, мадам. — Дворецкий присел на корточки.
— С вашей безупречной репутацией! Неужто вы способны держать женщину взаперти против ее воли?
— При обычных обстоятельствах, разумеется, не способен.
— В таком случае…
— Полезайте внутрь, мисс Галлант.
Помимо того что у нее вообще не имелось подобного намерения, Александра была еще и не в состоянии это сделать.
— Сейчас же помогите мне выбраться!
— Ни в коем случае. Если я это сделаю, вы сбежите из Балфур-Хауса и тем самым очень огорчите милорда.
— Но не могу же я болтаться в окне до скончания века!
— Тише, мисс Галлант! Если вас услышит миссис Делакруа, заварится такая каша…
Теперь Александре стало окончательно ясно, что в доме разразилась эпидемия слабоумия.
— Каша уже заварилась, Уимбл! Что может быть хуже?
— Я объясню.
— Сделайте одолжение! Мне как раз нечем заняться! — Александра принялась болтать затекшими от неловкой позы ногами.
— Девять лет я служу в Балфур-Хаусе, за это время насмотрелся всякого. И мог бы такое вам порассказать… Но я умею держать язык за зубами. За девять лет милорд очень изменился, и не к лучшему. — Дворецкий наклонился ближе и понизил голос: — Возможно, вам это неизвестно, мисс Галлант, но ваше присутствие производит на графа благотворное влияние, что весьма и весьма кстати. Вся прислуга сходится в этом мнении.
Александра в изумлении уставилась на него.
— Да-да, именно так. — Уимбл вздохнул. — Обычно милорд не слишком любезен с окружающими, но с вашим появлением он как-то, знаете ли, отмяк. Не поймите меня превратно, суровость у него не в характере, и все же перемены налицо. — Дворецкий поднялся на ноги. — Вот почему я прошу вас вернуться в подвал, мисс Галлант.
— Рада бы, да не могу, — призналась Александра, роняя голову на руки. — Я застряла.
— Ах вот как! Что же, тогда надо прислать кого-нибудь на помощь.
Не дав ей времени ответить, Уимбл быстро удалился, а Александра осталась в своей западне. Вопреки идиотизму ситуации она чувствовала себя до некоторой степени польщенной — еще никто и никогда не прилагал таких усилий, чтобы только не расстаться с ней.
Что-то вцепилось ей в лодыжки, и она невольно ахнула.
— Тише! — приказал Люсьен из подвала.
— Ты хоть дверь закрыть догадался? Не хватало еще, чтобы слуги увидели меня болтающейся в окне!
— Об этом нужно было думать раньше. Впрочем, не волнуйся, дверь я закрыл.
Руки разжались и двинулись выше, под подол.
— Нет, ты определенно с ума сошел! Прекрати немедленно!
— Тогда не вращай так призывно бедрами.
Александра пожалела, что не видит лица Люсьена — она сгорала от желания узнать, в самом деле он так на нее реагирует или просто дразнит.
Снова сомкнув пальцы на ее лодыжках, граф легонько потянул ее из окошка, и тут из страха свалиться с высоты на пол она принялась брыкаться, за что получила шлепок по ягодицам. Это было совсем не больно, но унизительно.
— Не смей больше так делать!
— А ты не бей меня ногами по голове.
— Но я боюсь упасть!
— И напрасно — этого я точно не допущу.
Люсьен пользовался ее беспомощностью, гладя везде, куда мог дотянуться. Прошла целая вечность, а он все прикасался к ней. Как она любила его вопреки негодованию! Любила звук его голоса, тепло рук…
Наконец Люсьен потянул ее за ноги, раздался треск ткани…
— Что-то меня поймало!
— Не что-то, а кто-то. Я.
Александра могла бы поклясться, что он потерся о ее ногу щекой, отчего горячая волна прошла по ее телу.
— Я хочу сказать, платье за что-то зацепилось.
Руки снова двинулись вверх по внутренней поверхности ног, и это движение закончилось влажным прикосновением.
— Ты что… ты там целуешь?
— Ну да.
— Хватит, Люсьен!
— Сейчас придвину твой сундук.
Он отошел, но вскоре вернулся и встал у нее за спиной. Александра неожиданно почувствовала, что трется обо что-то твердое.
— Боже мой! — выдохнул Люсьен. — Так где ты зацепилась?
— Слева.
— Здесь?
Рука протиснулась между рамой и грудью, ладонью вверх, и кончики пальцев пощекотали сосок через ткань платья.
Александра дышала все чаще — не то из-за неудобства позы, не то из-за его близости. Как бы то ни было, Люсьен решил, что лучше будет продолжить начатое, имея твердую почву под ногами. Он постарался освободить зацепившуюся ткань, и после очередного рывка награда оказалась в его объятиях. Александра немедленно обвила его шею руками и прильнула к нему с такой силой, что он потерял равновесие и лишь чудом успел соскочить с сундука, не свалившись на пол вместе со своей драгоценной ношей.
Не заботясь ни о чем другом, Люсьен нашел губами губы Александры. Его плоть была напряжена с той самой минуты, как он увидел ее аппетитный зад торчащим из окошка подвала.
— Люсьен… — прошептала она, на миг отстранившись. Выходит, они снова были в самых доверительных отношениях, достаточно доверительных, чтобы звать друг друга по имени. Люсьен уложил Александру на пол, где они тут же подверглись атаке мохнатой торпеды, с радостным визгом облизавшей их лица.
— Это еще что такое! — возмутился Люсьен, пытаясь оттолкнуть разбушевавшегося Шекспира.
— Сидеть! Лежать! Отстань! — со смехом отбивалась Александра.
Дверь, скрипнув, приоткрылась.
— Милорд, что случилось?
— Вон! — рявкнул Люсьен. Дверь тут же снова захлопнулась.
— Какое счастье, что мы оба одеты! — смеясь, воскликнула Александра и подхватила пса на руки.
— Да уж, минутой позже все было бы иначе.
— Ничего подобного!
Ну вот, она вполне оправилась! И надо же было собаке вмешаться! Люсьен уселся и посадил Александру к себе на колени.
— Чувствуешь? Ну скажи.
— Еще бы! — Она сглотнула.
— Ты ведь тоже меня хочешь, правда?
— Очень!
Александра обернулась и поцеловала его, тем самым положив предел терпению Люсьена. Нужно было срочно что-то предпринимать.
Когда они оба оказались на постели, Люсьен помедлил, решая, что делать с бесцеремонным представителем семейства собачьих. Александра лежала, опершись на локоть, с таким откровенно нетерпеливым выражением лица, что он едва не отмахнулся от этой проблемы; потом, озаренный неожиданной идеей, вынес терьера за дверь и сунул в руки ошеломленному Томкинсону.
— Глаз с него не спускай!
Вместо обычных протестов Александра встретила Люсьена пылким объятием и первой начала раздевать его, а он с удовольствием внес свою лепту в последствия ее авантюры, окончательно растрепав узел золотисто-рыжих волос.
— Но это вовсе не означает, что я тебе поверила, — прошептала она, раскрыв рубашку и трогая языком плоский мужской сосок.
— Рано или поздно поверишь! — Люсьен стянул платье с ее плеч и покрыл их поцелуями.
— Нет, я не…
Одежда разлетелась в разные стороны, и впервые после бесконечно долгого перерыва они соединились с жадностью изголодавшихся друг по другу любовников. Это была не ласковая, изысканная близость, а яростное наслаждение, когда счастливый крик сам собой рвется из груди…
Когда Люсьен очнулся от короткого забытья, он лежал на спине, а в окошке трепетал на ветру клок ткани от платья Александры. Упрямице почти удалось ускользнуть, и он поклялся никогда больше не давать ей такой возможности.
— Все-таки хорошо, что спас меня именно ты, а не Уимбл, — сказала Александра, приподнимаясь на локте.
— Обещай больше не устраивать побегов, иначе…
— Иначе — что? Ты снова вытащишь меня из окна и уложишь в постель? — Она замурлыкала, как довольная кошка. — Я согласна. Такое наказание — хоть каждый день! Впрочем, если таким способом ты пытаешься меня в чем-то убедить, то напрасно. Я и раньше знала, что ты отличный любовник и обаятельный повеса.
— Вот как, обаятельный? — Он накрутил на палец золотистый локон. — Я делаю успехи. Раньше ты никогда так не говорила обо мне.
— Считай, что сегодня день комплиментов.
— Кстати, как раз об этом я и хотел поговорить. Согласно моим указаниям, Томкинсон вручил мне вот это. — Люсьен потянулся к брошенному на пол сюртуку и достал из кармана письмо. — Адресовано Эмме Гренвилл.
На лице Александры не отразилось ни малейшего удивления. Впрочем, судя по содержанию письма, она и не надеялась, что оно достигнет адресата.
— «Дорогая Эмма! — начал Люсьен, развернув письмо. — Боюсь, я не смогу в ближайшее время приступить к своим обязанностям. Меня похитил и заточил в подвал мой последний наниматель — напыщенный, надоедливый, упрямый, свиноголовый, окончательно свихнувшийся граф Килкерн».
— По-моему, комплиментов даже маловато.
— А по-моему, многовато.
— Мне нужно известить Эмму, — с нажимом произнесла Александра. — У нее хватает хлопот и без того, чтобы тревожиться на мой счет.
— Я об этом позабочусь… в более элегантной форме.
Люсьен сунул письмо в карман, привлек Александру к себе и поцеловал.
— Позволь мне уехать, — сказала она, как только он ее отпустил. — Все равно это когда-нибудь случится. Не усложняй жизнь для нас обоих.
— Я отпущу тебя только тогда, когда не будет других причин для отъезда, кроме твоего собственного желания. Если и тогда ты не изменишь своих планов, пусть будет по-твоему. Сейчас тобой движут долг и стечение обстоятельств.
— А тобой — расчет. Это тоже может измениться?
— Безусловно. — Люсьен обвел взглядом неуютное помещение. — Здесь придется кстати пара ковров. Я распоряжусь. Ну а если ты не в силах и на пять минут забыть о побеге, я лично заколочу это окно.
— Сейчас я слишком довольна и утомлена. На ближайшие пять минут можешь расслабиться. — Александра потянулась, явно поддразнивая его.
— Вот спасибо! Надеюсь, ты понимаешь, что я не каждый день похищаю гувернанток.
— А ты понимаешь, что я не верю в благородный порыв, который тебя якобы к этому подвигнул?
— Конечно, у меня был и корыстный интерес — ты мне необходима.
Взгляд бирюзовых глаз стал испытующим.
— Временами я почти способна тебе поверить…
— А это значит, что я уже на пути к желанному результату!
Люсьен и в самом деле лично заколотил окошко изнутри целой сотней здоровенных гвоздей. Простодушный Томкинсон, правда, предложил забить отверстие досками, но это означало бы полностью прекратить доступ в подвал воздуха и света.
Вместо табурета Александре принесли удобное кресло, а на кровать набросали ворох мягких подушек. Леди Делакруа в это время ходили по магазинам, что было очень кстати, иначе они непременно заметили бы, сколько предметов роскоши зачем-то переносится в подвал.
Хотя кругом царила суета, Александре бросилась в глаза перемена в поведении прислуги. Прежде, если она просила о чем-то в присутствии графа, лакеи и горничные непроизвольно бросали взгляд в его сторону, как бы спрашивая, не возражает ли он. Теперь, стоило выразить ей какое-нибудь желание, его тотчас мчались исполнять. Из промежуточного звена между прислугой и господами Александра вдруг сама превратилась в госпожу. Разумеется, никто ни словом, ни взглядом не показал, что знает, почему она переоделась в присутствии Люсьена, но на самом деле это не прошло незамеченным и породило не осуждение, а скорее почтение. Что мог сказать прислуге хозяин дома? В каких словах обрисовал ее положение?
Александра решила понаблюдать за Люсьеном, для чего уселась в свое новое кресло и взяла в руки томик Байрона. Она смотрела из-под ресниц, как он не слишком умело, но азартно колотит молотком по гвоздям, и думала, что скорее всего граф впервые в жизни держит в руках молоток.
В половине третьего в дверь заглянул лакей. Люсьен уже спрыгнул с изрядно расшатанного табурета, отдал Томкинсону молоток и надел сюртук.
— Милорд, Уимбл велел передать, что мисс и миссис Делакруа вернулись.
— Превосходно!
— Кажется, теперь тебе по нраву общество тетки и кузины? — осведомилась Александра, закрыв книгу.
— Я усердно перевоспитываюсь. — Люсьен махнул рукой, и эскадрон слуг, в течение последнего часа суетившийся в подвале, наконец покинул помещение.
Когда они остались одни, Люсьен подошел поцеловать Александру.
— Я скоро вернусь, — многозначительно заметил он. — Никуда не уходи и вообще веди себя как следует.
С этими словами он отбыл. Александра снова взялась за книгу, потом, опустив ее, оглядела свою преобразившуюся темницу, и на губах ее сама собой возникла улыбка. Теперь это был самый роскошно обставленный подвал во всей Англии!
