Глава 4

– Восхитительно!

– Да, в жизни не ел ничего вкуснее.

– Я счастлива, что вы довольны, милорды, – пробормотала Розамунда, кусая губы, чтобы не рассмеяться. Трудно было серьезно относиться к их восхищению, когда они все время выплевывали кусочки земли и мелкие камешки. Рыцари просто старались проявить доброту. Оба были учтивы до тошноты с того момента, как они отправились в путь.

Розамунда вновь ехала с Эриком на его коне. Как и накануне, он не просил и не предлагал, а просто подхватил ее одной рукой и усадил в седло перед собой. Как и накануне, Розамунда промолчала, хотя на этот раз сделать это оказалось труднее. Саднящее ощущение между ногами уже прошло, но еще ей не нравилось, когда ее обнимают. В монастыре приветствовалась сдержанность, и Розамунда научилась этому с юных лет. Кроме того, она была независима. Сейчас она все же промолчала, пытаясь выполнить данное отцу обещание повиноваться мужу.

За все утро она не произнесла ни слова, то рассеянно изучая окрестности, то разглядывая коня Роберта. Когда они только начинали путь, ей показалось, что конь прихрамывает на одну ногу. Понаблюдав за ним некоторое время, она решила, что ошиблась, однако время от времени посматривала на жеребца. К тому моменту, когда Эрик наконец объявил привал, Розамунда готова была умереть от скуки. Мужчины решили съесть замечательного кролика, которого она приготовила для них.

Сейчас они уплетали мясо и, похоже, не замечали, что она отказалась от кролика, предпочтя еду, которую собрала для них Юстасия. Наверное, они были слишком заняты тем, что выковыривали землю из своего завтрака.

Скривившись и выплюнув еще один камешек, Роберт проглотил кусок мяса и посмотрел на Эрика:

– Насколько я помню, до следующей деревни не больше часа езды.

– Да, я собирался поменять там лошадей.

Розамунда замерла. Она не прислушивалась к разговору, но эти слова привлекли ее внимание.

– Сменить лошадей?

– Да, – ответил Эрик, стряхивая грязь с куска мяса. Он понял, что, наверное, не так хорошо вымыл кролика, как ему казалось. Не было ни одного куска, чтобы вместе с ним не попался камешек. Он решил, что, видимо, заслужил это. Утром он вел себя совершенно непростительно, и справедливо, что ему досталась еда, пригодная лишь для свиней.

– Нет!

Эрик замер, услышав растерянный возглас жены, и, отвлекшись от еды, повернулся к ней.

– Нет, милорд. Вы не можете обменять мою Ромашку. Это подарок от аббатства. Нельзя продавать подарки.

Эрик удивленно заморгал, не понимая, о чем речь, а Роберт мягко переспросил:

– Ромашка?

– Моя лошадь. Ее зовут Ромашка. Это я ее так назвала. И кстати, именно я помогла ей появиться на свет. Поэтому аббатиса и решила отдать мне ее. У нас с ней особая связь, Вы не можете продать ее, милорды.

Роберт слегка нахмурился, увидев непроницаемое выражение лица Эрика, смотревшего на жену, и мягко пояснил:

– Мы должны ехать быстро, миледи. Лошадям очень трудно скакать день и ночь без отдыха. Мы должны сменить их.

– Но Ромашка – подарок. Она моя. – Понимая, что эмоциями тут не поможешь, Розамунда торопливо добавила: – И потом, лошади отдыхали прошлую ночь, когда мы спали.

Мужчины переглянулись, и Роберт пробормотал:

– Мы действительно долго отдыхали.

– Да, но мы и скакали во весь опор все утро.

– Не так уж долго, – возразил Роберт. – Мы встали поздно, если ты помнишь.

– Да. – Нахмурившись, Эрик задумался и наконец произнес: – Ну ладно, мы сменим только наших лошадей. Может, пока оставить Ромашку? Она ведь все время скакала налегке, без всадника.

– Благодарю вас, милорд, – прошептала Розамунда, и в ее глазах засветилась искренняя благодарность. Она широко улыбнулась ему и поспешила к своей драгоценной лошади, чтобы отдать ей яблоко, которое только что хотела съесть сама.

– Ромашка, – насмешливо пробормотал Роберт. – Только женщина может выбрать такую кличку для лошади.

– Да. – Эрик смотрел, как жена протягивает яблоко лошади, потом вздохнул. – В конце концов нам все равно придется обменять ее. Даже без седока будет жестоко заставлять ее скакать день и ночь до самого Шамбли.

После небольшой паузы Роберт предложил:

– Мы можем и сегодня сделать привал на ночь и дать ей отдохнуть.

Эрик пристально посмотрел на него:

– А я думал, ты хочешь поскорее убедиться, что отец действительно идет на поправку.

Роберт отвел взгляд и пожал плечами:

– Он, конечно, уже на ногах, ведь он всегда быстро поправлялся.

Эрик внимательно смотрел на друга. Что-то тут было не так, он чувствовал это. Что скрывает от него друг?

Роберт больше не мог вынести этого испытующего взгляда, вздохнул и признался:

– Мне не так уж хочется возвращаться.

–Что?

– Да. Незадолго до болезни отец завел разговор о моем брачном контракте.

– Вот оно что, – усмехнулся Эрик. – И ты боишься, что, когда вернешься, отец снова заговорит об этом.

– Заговорит? – фыркнул Роберт. – Да после того как он едва не лишился жизни, так и не увидев этих чертовых внуков, о которых он вечно твердит, да еще узнает о твоей молодой жене, он мне проходу не даст. – Он вздохнул. – Я не буду переживать, если мы задержимся в пути на день-два.

– Хм. – Эрик вновь посмотрел на жену. Весело щебеча, Розамунда ласково гладила гриву Ромашки. Может, стоит рискнуть и еще раз остановиться на ночной привал. Ведь лошадь действительно подарена.

Розамунда поерзала и вздохнула. Прошло несколько часов с тех пор, как они останавливались в полдень перекусить. Казалось, они едут бесконечно долго. Никогда в жизни Розамунде еще не было так скучно. Поначалу было интересно: новый пейзаж, новые ощущения. Но теперь это ее уже не занимало. Кроме того, Розамунда не привыкла так долго молчать. В аббатстве молчать следовало только во время трапезы, да и тогда они развлекали себя забавными жестами.

Вздохнув, она украдкой посмотрела на мужа. Он сидел в седле совершенно прямо, расправив плечи; его глаза внимательно всматривались в лежавшую перед ними дорогу; лицо было суровым. Ни он, ни его друг Роберт не обменялись ни словом с тех пор, как отправились в путь; разговаривали только на привале, когда ели. Розамунда была так же молчалива. Да и какие могли быть разговоры при подобной скачке? Можно было и язык прикусить. Розамунда надеялась, что только этим объясняется молчание мужчин. Ей не хотелось думать, что ее муж всегда так скуп на слова.

Муж. Ее поражало слово, обозначавшее статус незнакомца, который теперь имел столько власти над ней и прав. Ее муж! Она никогда и не думала, что выйдет замуж. Даже мысли такой не допускала. Боже милостивый! Ее жизнь пошла совсем по иному пути. Она все еще размышляла над этим, когда они остановились на ночной привал.

Как только Эрик опустил ее на землю, она тут же занялась Ромашкой, по привычке делая все необходимое. Сняв седло и начав обтирать кобылу, она заметила, что конь Роберта вдруг стал пугливым.

Сам Роберт рассеянно обтер коня, потом, оставив его щипать траву, отправился собирать хворост для костра. Эрик присоединился к нему. Розамунда работала медленнее, все чаще поглядывая на коня Роберта. Жеребец не ел, хотя наверняка проголодался. Подойдя к коню и ласково успокаивая его, она стала осматривать его.

– Что-то не так, миледи? – удивленно спросил Роберт. Он сложил хворост в центре поляны, но пока не поджег его. Небо еще окончательно не потемнело, и, как узнала утром Розамунда, разжигать костер до наступления темноты, которая помогала скрыть дым, было небезопасно.

– Да, – мрачно пробормотала Розамунда, осмотрев задние ноги коня. – Конь болен. Думаю, у него сжатие челюстей.

Нахмурившись, Роберт поднял руку к ноздрям коня и удивленно приподнял брови, когда конь затряс головой и попятился. Розамунда мягко потянула за поводья, гладя мощный круп. Она была готова к этому, потому что конь повел себя так же, когда она осматривала его.

– Думаю, вы правы, – с удивлением согласился Роберт, глядя на крепко сжатые челюсти. – Эрик! – позвал он. – Иди сюда. Мой конь заболел.

Бросив хворост на землю, Эрик подошел к ним:

–Что такое? – Приподняв брови, Эрик попробовал прикоснуться к морде коня, но тот дернул головой и отпрянул.

– Он норовил отпрянуть каждый раз, когда Роберт приближался к его голове, не пьет и не ест, хотя должен быть голодным, – сказала Розамунда.

Эрик задумчиво смотрел на коня.

– Тогда…

– У него еще видна царапина на задней ноге. И посмотрите на его глаза.

Вздохнув, Эрик поморщился:

– Ничего не поделаешь.

– Да, – печально согласился Роберт. – Я займусь им. Взяв поводья, он молча повел коня в лес.

Розамунда долго смотрела им вслед, потом повернулась и успокаивающе погладила Ромашку. Она не знала, кого успокаивает – себя или кобылу. Роберт должен убить коня. Другого выхода не было. Его ждет неминуемая гибель, но только после ужасных мук. Подвергать коня таким мукам было бы бессердечно. Она понимала, и все равно трудно было смириться с этим.

– Похоже, утром у Ромашки будет всадник.

– Да, – сдержанно пробормотала Розамунда.

Эрик видел, что она расстроена, но не знал, как ее успокоить.

– Это совсем ненадолго.

Она удивленно взглянула на него, и он пояснил:

– Мы всего в получасе езды от деревни, где меняли лошадей. Они держат их для нас. Роберт скорее всего поскачет дальше на своем жеребце.

– Понятно.

Кивнув, Эрик повернулся к костру:

– Пойдем. Я разведу огонь – уже достаточно темно, а ночь сегодня прохладная.

Вздохнув, Розамунда последовала за ним. Устроившись на поваленном дереве, она машинально потянулась к мешочку с остатками кролика, хлебом, сыром и фруктами и одновременно напряженно прислушивалась к звукам, доносившимся из леса.

Прошло много времени, прежде чем Роберт вернулся. Он был мрачен, и Розамунде стало жалко его. Выполнить свою задачу ему было нелегко. Она не произнесла ни слова, пока они ели, но после ужина начала нервничать. Мужчины молчали, задумчиво глядя в огонь, а Розамунда была готова сойти с ума от бездействия. Целый день пришлось безмолвно трястись на спине лошади, и теперь молчание. Все это действовало ей на нервы.

– В чем дело?

Розамунда застыла, перестав нервно ерзать. Украдкой взглянув на лицо мужа, она поморщилась, откашлялась и сказала:

– Ни в чем, милорд. А почему вы спрашиваете?

– Ты все время вздыхаешь.

– Правда? – Слегка нахмурившись, она опять заерзала, собралась вздохнуть, но в последнюю минуту сдержалась. – Куда мы направляемся, милорд? – неожиданно спросила она, изголодавшись по общению.

– В Шамбли.

Ответ только разжег любопытство Розамунды:

– Зачем?

– Чтобы забрать моих людей.

– О, – пробормотала она. – А потом куда мы направимся?

– В Гудхолл.

– Вы там живете?

– Там мы будем жить, – поправил он. – Это твое приданое.

– Правда?

– Да.

Вновь повисло молчание, и Розамунда вздохнула. Похоже что ее муж все-таки молчун. Замечательно! Посмотрев на реку, она стала судорожно искать новую тему для разговора:

– А вы где родились, милорд?

– В Кинсли.

– А где это?

– В Северной Англии.

– И там живет ваша семья?

– Да.

Односложный ответ заставил Розамунду нахмуриться. Он не очень-то хочет рассказывать о себе.

– А ваши родители живы?

– Отец жив.

Розамунда подождала продолжения. Он ничего не сказал, и она спросила:

– А братья и сестры у вас есть?

– Один брат. Две сестры.

– Старше или моложе?

– Брат старше. Сестры моложе.

Розамунда снова подождала продолжения, но, не дождавшись, решила отступиться. Его сдержанность так утомляла! Возможно, причиной этому его усталость. Путешествия действительно утомительны. Ее по крайней мере поездка раздражала. После двух дней в седле она чувствовала себя так, словно каталась по земле. Грязь и пыль, казалось, въелись в кожу.

Ее взгляд вновь устремился к реке, на этот раз с тоской. Столько воды! Как хорошо было бы принять ванну. Но, конечно, это невозможно у реки. Нет лохани и нет ведер, которыми можно было бы черпать воду.

Эрик вопросительно приподнял брови, когда Роберт толкнул его локтем в бок, проследил за его взглядом и увидел, как его жена с тоской смотрит на реку. Глядя на медленно текущие воды, он некоторое время размышлял, потом спросил:

– Ты бы хотела искупаться?

Розамунда, услышав вопрос, резко выпрямилась, глядя на Эрика во все глаза:

– А это можно?

Эрик пожал плечами:

– Не вижу препятствий.

Ее губы расплылись в улыбке. Она буквально сияла:

– Это было бы замечательно!

Эрик моргнул и чуть не улыбнулся в ответ, но вовремя остановился и резко встал:

– Ну, тогда пойдем.

Вскочив, Розамунда с готовностью последовала за ним на берег реки, потом вдоль берега, пока поляна не исчезла из вида. Когда он внезапно остановился, она тоже остановилась и вопросительно посмотрела на него.

– Начинай, – сказал Эрик, скрестив руки на груди и прислонившись к дереву.

– Что начинать? – медленно спросила она.

– Купайся.

Розамунда повернулась, осматриваясь.

– Где? – ошеломленно спросила она,

Эрик нахмурился, сердясь на ее несообразительность.

– В реке.

– Здесь? Под открытым небом?

При виде ужаса на ее лице брови Эрика изогнулись, но тут он вспомнил, что она только что из монастыря. Ее воспитывали монахини, и вряд ли сестры имели привычку купаться в реке. Скорее всего для них приемлемо только купание в лохани.

Вздохнув, он выпрямился:

– Я бы дал тебе лохань, если бы мог. К сожалению, когда путешествуешь, приходится обходиться тем, что есть под рукой. Ты, наверное, не привыкла к такой холодной воде, и вытираться тебе придется моей накидкой, но никто не увидит, а ты сможешь смыть пыль.

Розамунда стояла на том же месте и молчала. Она никогда не купалась в реке и вообще не купалась за пределами аббатства. Раз в месяц все монахини по очереди мылись в лохани, которую аббатиса поставила в пустой келье. Остальное время они ополаскивались стоя, если только не умудрялись сильно испачкаться. Обычно этим отличались лишь Розамунда и Юстасия. С ними вечно что-то происходило, поэтому они мылись один-два раза в неделю. Но вне стен монастыря Розамунда никогда не купалась. Аббатиса сочла бы это непристойным. Но как замечательно было бы смыть с себя дорожную пыль!

Видя, что жена продолжает неподвижно стоять и задумчиво смотреть на воду, Эрик нетерпеливо переступил с ноги на ногу и повернулся в ту сторону, откуда они пришли.

– Ну, если ты не будешь купаться, нам лучше вернуться…

– О нет, подождите. Прошу вас. – Розамунда схватила его за руку, чтобы остановить, но сразу отпустила и смущенно отступила назад. – Я хотела бы искупаться.

Он помолчал, кивнул и вернулся к дереву, у которого стоял раньше.

– Ну, тогда поторопись, – ворчливо велел он и снова скрестил руки на груди.

Розамунда переводила взгляд с него на воду и обратно.

– Вы собираетесь наблюдать, милорд? – спросила она наконец.

– Конечно, это моя обязанность.

– Да, но… вы…

Он приподнял бровь, и уголки его губ насмешливо дрогнули:

– Застенчивая?

Он зачарованно смотрел, как же ее лицо преобразилось во вспышке яростного гнева. Она на мгновение отвернулась, а когда снова повернулась, ее лицо уже было непроницаемым.

– Добродетельная, – мрачно поправила она. – Я была воспитана в добродетели, милорд. А добродетель не предполагает купания обнаженной перед незнакомцем.

– Я твой муж.

Она застыла при этом сдержанном напоминании. Он действительно ее муж. Он имеет полное право смотреть, как она купается. И он имеет право на гораздо большее. Купание вдруг показалось уже не столь привлекательным. Может, на ней не так уж много пыли?

– Я подожду, – смиренно сказала она.

Пожав плечами, Эрик повернулся и направился в сторону лагеря.

Розамунда бросила тоскливый взгляд на реку и последовала за ним.

Брови Роберта удивленно взмыли, когда они вернулись в лагерь.

– Что? Вы что, не стали купаться?

Розамунда покраснела.

– Я чересчур устала, чтобы купаться, – солгала она. Заметив, что Эрик не занял место у огня, она взглянула через плечо и увидела, что он расстилает свою накидку на земле и ложится на дальний край.

– Что вы делаете? – спросила она.

– Собираюсь спать.

Розамунда посмотрела на него, открыв рот.

– Уже? – растерянно спросила она, совершенно забыв, что только что твердила об усталости.

Эрик заметил это и едва сдержал улыбку:

– Мы выезжаем завтра на рассвете.

– Почему так рано?

Эрик скривился. Жена не должна ставить под сомнение действия мужа. Она знает это? Похоже, нет, решил он, когда она громче повторила вопрос, словно он не расслышал в первый раз. Он подумал, что если не ответит ей, то в третий раз она просто закричит.

Открыв глаза, он поднял голову и посмотрел на нее так, чтобы она поняла, что на самом деле он не должен; отвечать ей, но все же решил выполнить ее каприз.

– Потому.

– Почему «потому»? – настаивала она.

Нахмурившись, он закрыл глаза:

– Потому что я только что так сказал.

Розамунда тоже нахмурилась и взглянула на Роберта, который встал, потянулся и стал расстилать свою накидку рядом с Эриком.

– Вы тоже собираетесь спать? – растерянно спросила она.

– Рассвет наступает быстро, – сказал он с извиняющейся улыбкой.

Розамунда хмуро взглянула в сторону мужа, который в это время произнес:

– Ложись спать.

Она возмутилась, услышав приказ. Только аббатисе сходило с рук такое деспотичное поведение. И, конечно, ее отцу.

– Нет, спасибо. Я еще не устала.

– Розамунда.

– Да?

– Это была не просьба.

Она сердито взглянула на него, раздумывая, не ослушаться ли этого явного приказа, но потом вздохнула. Он ее муж. И она, к сожалению, обещала отцу подчиняться ему.

Сердито бормоча себе под нос, она направилась к лежавшим мужчинам. Они оставили посередине для нее очень маленькое свободное пространство. Должно быть, они считают ее крошечной.

Скривившись, она сумела втиснуться между двумя рыцарями. Стало свободнее, когда они оба легли на бок, глядя друг на друга поверх нее. Вытянувшись на спине, она устремила взгляд на звезды.

Эрик почувствовал, что рука рядом с ним слегка двигается, и нахмурился. Открыв глаза, он у видел, что и Роберт заметил это. Они оба посмотрели на ноги и увидели, что Розамунда вращает правой ступней.

Они снова посмотрели друг на друга, потом на ее недовольно скривившееся лицо.

Откашлявшись, Эрик подождал, пока Розамунда посмотрит на него, и спросил:

– Что ты делаешь?

– Смотрю на звезды.

– Нет, с твоей ступней. Что ты делаешь?

Розамунда заморгала, потом недоуменно посмотрела на свои ноги.

– Ты ею вращала в воздухе, – сухо объяснил Эрик.

– А, – смущенно улыбнулась Розамунда. – Иногда так бывает перед тем, как я засыпаю. – Она уже давно не обращала на это внимания. Эти движения помогали ей убаюкать себя, когда не было усталости. Как сейчас. Несмотря на то что она встала на рассвете и ехала весь день, она не устала. Розамунде хватало четырех-пяти часов сна. Она унаследовала это от отца.

– А сегодня этого не делай, – приказал Эрик и закрыл глаза.

Розамунда скорчила рожицу и высунула язык. Движение рядом с ней заставило ее взглянуть на Роберта, и она увидела усмешку на его лице. Он оказался свидетелем ее ребячливой выходки. Она почувствовала, как краснеет, и, быстро отвернувшись, снова стала смотреть в небо. Через несколько минут первые звуки храпа нарушили ночную тишину.

Первым захрапел ее муж: звук был громким, раскатистым, и она напряженно замерла. Казалось, храп даже громче чем был рано утром, возможно, потому, что сейчас он лежал на боку. Его рот был в нескольких дюймах от нее, его дыхание щекотало ее ухо. За первыми звуками последовало еще несколько, прежде чем Роберт разразился ответным храпом.

Вздохнув, Розамунда закрыла глаза и попыталась притвориться, что она глуха.