Глава 18

– А, вы пришли в себя.

«Разве?» – подумал Эрик, с трудом открывая глаза. Казалось, он заснул и ему снится какой-то невероятный кошмар. В голове у него словно стучали молотком, почти так же, как в тот день, когда его сбросили в реку. Сейчас он лежал на спине на старой, скрипучей и грязной кровати. Скользнув глазами по ткани, из которой был сделан полог, он с отвращением увидел, что вся она покрыта паутиной.

Эрик ненавидел пауков, просто терпеть их не мог, и его первым желанием было вскочить с постели и бежать прочь, но когда он пошевелился, что-то помешало ему встать. Взглянув наверх, он обомлел при вида веревок, которые привязывали его к столбикам полога. Посмотрев на свои ноги, он увидел, что и они привязаны. Он был распят, словно жертвенный барашек.

– Я было хотел поджечь дом и оставить вас в нем гореть заживо – вы бы никогда не узнали, кто это сделал и почему! Но потом это показалось мне ужасно несправедливым, – произнес епископ Шрусбери как бы между прочим, и Эрик увидел, что тот разводит огонь в очаге. – И потом, я считаю, что для того, чтобы я действительно мог получить удовольствие от происходящего, вы должны быть в сознании.

Огонь в камине уже запылал, старик выпрямился и направился к постели; на его губах играла довольная улыбка.

Окончательно придя в себя, Эрик настороженно наблюдал за приближающимся епископом, отмечая про себя и его холодный взгляд, и бесстрастное выражение лица, и острый кинжал, которым тот поигрывал. Все увиденное лишь усилило тревогу Эрика.

– Как? Неужели я напрасно терял время? – спросил Шрусбери, остановившись у постели. – Разве вам нечего сказать? И у вас нет никаких вопросов? Что, мне сразу убить вас?

Внутренне поежившись от насмешливых слов епископа. Эрик откашлялся, силясь придумать хоть какой-нибудь вопрос – любой, который помог бы оттянуть время и дать ему возможность выпутаться из этой ситуации.

– Значит, это вы совершали нападения. Сначала в спальне, потом…

– Это была ошибка, – почти рассеянно перебил его Шрусбери, разглядывая кинжал и проводя пальцем по краю острого лезвия.

– Ошибка? Что вы хотите этим сказать? – вопросительно приподнял брови Эрик и очень осторожно попробовал потянуть веревки, удерживавшие его запястья. Если бы ему удалось незаметно ослабить узлы…

–То, что сказал. Это была ошибка.

– Вы хотите сказать, будто ошибочно подумали, что я был в спальне, и пришли туда, а Блэк напал на вас? – спросил Эрик, вспомнив предположения Розамунды.

– Нет. Я знал, что в тот момент вы находились внизу. Я собирался убить именно Розамунду.

– Но почему? – спросил Эрик с искренним недоумением. – Я думал, вы любите ее.

– О да. И именно поэтому я считал, что лучше убить ее.

– Вы сочли, что лучше убить ее, потому что вы любите ее? – спросил Эрик с удивлением.

– Вот именно, – удовлетворенно кивнул Шрусбери. – Я хотел спасти ее.

Эрик непонимающе уставился на него.

– Спасти, убив? – Когда епископ кивнул, Эрик покачал головой. – А от чего вы собирались спасти Розамунду?

– От вас, разумеется. Точно так же, как я спас ее мать от Генриха. – Вздохнув, старик прошел к изножью кровати и вдруг сменил тему. – Это был ее домик. Дом прекрасной Розамунды. Он очарователен, правда? И я подумал, что это подходящее место, чтобы покончить с вами.

Шрусбери стал медленно расхаживать по комнате, легко проводя кинжалом по столам и стульям, по другой попадающейся поверхности, царапая ее и поднимая облака пыли.

– Розамунда любила этот дом. Она вовсе не хотела покидать его и жить во дворце. Она говорила, что дворец полон волков и стервятников, что там нет ни минуты покоя. Она предпочитала этот дом.

Снова остановившись у постели, Шрусбери посмотрел на Эрика, и взгляд его затуманился.

– Именно здесь они совокуплялись. Генрих и моя прекрасная Розамунда. Я все еще мысленно вижу их. Генрих тогда был моложе. Сильный, высокий и стройный. А Розамунда… О, она была просто красавица. Такая прелестная, что было даже больно смотреть на нее. Она была само совершенство.

Его рот скривился, и он с отвращением и издевкой сказал:

– И Генриху, конечно, понадобилось осквернить эту красоту, коснуться грязными руками ее безупречной кожи, накрыть ее своим потным, алчным телом, наполнить ее своим греховным семенем.

Эрик настороженно следил за рукой епископа, судорожно сжимавшей кинжал; зубы того заскрипели в бессильной злобе. Жилка билась у него на лбу, лицо горело яростью. Внезапно он возмущенно закричал:

– И она позволяла ему! И что еще хуже, ей нравилось это.

Эрик замер, когда Шрусбери вонзил кинжал в постель всего в нескольких дюймах от его бедра – так, словно он вонзал его в женщину, о которой сейчас вспоминал.

– Она стонала, кричала и извивалась на этой постели! Она была нагая и молила его продлить удовольствие, когда он вонзался в нее!

Внезапно выпрямившись, он пожал плечами, и гнев его испарился так же быстро, как и появился.

– Они оба были не лучше животных.

Эрик заморгал, не в силах угнаться за стремительной сменой настроений Шрусбери – от яростного гнева до полного равнодушия. Безумие. Епископ явно был безумен. Эрик уже догадался об этом раньше, когда старик твердил, что хотел убить Розамунду, чтобы спасти ее, но тогда он еще не почувствовал всей глубины безумия епископа. Сейчас же, осознав это, он понял, что оказался в большой беде, и начал сильнее вращать руками, пытаясь освободиться от веревок. Теперь ему уже было безразлично, заметит это епископ или нет.

– Поразительно, что ваша жена оказалась такой хорошей, учитывая, что она дочь прекрасной Розамунды и Генриха. Его называли дьявольским отродьем. И знаете, он и сам любил так себя называть, с гордостью говорил об этом.

– Вы поэтому хотели убить ее? Потому что она их дочь? – спросил Эрик, продолжая вращать запястьями и не обращая внимания на жгучую боль.

– Нет, конечно, нет, – нахмурился епископ Шрусбери. – Я уже сказал вам, что пытался спасти ее. И дурная кровь, унаследованная ею от Генриха, тут ни при чем. На самом деле я с самого начала возлагал на Розамунду большие надежды, Я очень гордился ею, когда пришло сообщение о том, что она готовится принять постриг. Из нее вышла бы прекрасная монахиня.

– Она не будет монахиней, – мрачно сказал Эрик. Пот выступил у него на лбу, и он чувствовал, как кровь струится по его запястью, там, где он содрал кожу. Но веревки уже ослабли. – Она не приняла постриг, а вышла за меня замуж.

– Да, и очень жаль, – скривился епископ. – Я сделайл все, чтобы помешать этому. Я утаил от короля послание аббатисы, использовал все возможные предлоги, чтобы задержать его приезд в аббатство. Но потом он узнал, что вы разорвали помолвку и находитесь в Шамбли, и Генрих предпочел выбрать вас в мужья своей дочери, потому что до Шамбли путь был на день короче, чем до владений Ростена. И он приехал в аббатство вовремя, заставил ее выйти замуж за вас. А вы приказали ей наслаждаться вашими прикосновениями.

Эрик с удивлением посмотрел на епископа, и тот кивнул:

– Да, мне все известно. Я знаю обо всех отвратительных вещах, что вы делали с ней, знаю о том, что вы заставляли ее делать. Но и это еще было не самое плохое. Вы не только ввергли ее в пучину разврата, вы еще и приказали ей наслаждаться этим. Я все видел и слышал в конюшне, и слава Богу, – мрачно добавил он, набожно подняв глаза к небу и перекрестившись. Потом, покачав головой, он вздохнул и снова посмотрел на Эрика. – До того момента я думал, что мне придется, чтобы спасти, отправить ее к праотцам, как и ее мать. Но оказалось, что Господь хотел вовсе не этого.

Он нахмурился, снова задумавшись.

– Боюсь, я раньше должен был понять это. Господь ведь подал мне несколько знаков. Сначала Блэк оказался в вашей комнате в ту ночь, потом тот глупый бык отказался затоптать ее. Поведение вашего коня еще могло быть случайностью, но уж если тот злобный бык не набросился на нее, то что еще это было, как ни Провидение Господнее?

Что еще? Это могла быть Розамунда, подумал Эрик с грустной улыбкой. Она, казалось, была способна усмирить самое дикое животное одним прикосновением и добрым словом… или яблоком. Она и его самого усмирила. Но Эрик не осмелился сказать это Шрусбери. Он вовсе не был уверен, что сумеет выбраться из этой переделки, и предпочел бы умереть, зная, что Розамунде по крайней мере не будет угрожать этот безумец.

– А позднее в конюшне, – продолжил епископ, – я сбросил вниз охапку сена, намереваясь слезть и добить Розамунду, затем перетащить в стойло, как будто одна из лошадей взбесилась и убила ее. Но она отскочила, а потом еще надумала взбираться наверх, и я решил, что наконец все получится… Но тут появились вы и помешали мне покончить с ней. Я подумал, что вы окончательно все испортили. Но, оказывается, ошибся. Я понял это после того животного спектакля, что вы устроили. Я видел все, – повторил он с отвращением. – По велению Господа я увидел это. Он хотел, чтобы я услышал, как вы приказываете ей наслаждаться. Он хотел, чтобы я узнал, что это вовсе не ее вина, а ваша.

– В чем моя вина? – рассеянно переспросил Эрик, взглянув на веревки, чтобы убедиться, что они действительно ослабли. Пока еще недостаточно, чтобы он мог освободить руки, но все же они уже не так сильно стягивали его запястья.

– В том, что она наслаждалась с вами в постели! – выкрикнул Шрусбери и пояснил: – Когда она призналась мне, что ей доставляют наслаждение ваши прикосновения и что она больше не хочет возвращаться в аббатство, я решил, что это потому, что она пошла по стопам матери: падший ангел, шлюха, грешница. Но потом я услышал, как вы приказываете ей наслаждаться, и видел, как вы овладели ею в конюшне, словно животное. Я понял, что на самом деле ей это не нравится, просто она подчиняется вашему приказу. – Епископ вздохнул, печально покачав головой: – Бог мой, какое же унижение она должна была испытывать каждый раз, когда вы прикасались к ней! Но бедняжке приходилось делать вид, что ей это нравится. Она поклялась подчиняться вам, и вы отдали ей приказ. Вот тогда я и решил, что мне предназначено убить не ее, а вас.

– Конечно, – согласился Эрик без особого пыла.

– Да. Когда вы умрете, она вернется в аббатство к той жизни, которая была ей предначертана, – твердо сказал Шрусбери и помолчал, похлопывая кончиком кинжала по подбородку. – Мне вдруг сейчас пришла в голову мысль: может, мне следовало убить Генриха, а не ее мать? Боюсь, что и здесь я ошибся. – Расстроенно покачав головой, он пожал плечами. – Ну ничего, Бог простит мне ошибки.

– Он простит вам ошибки, а остальным нет? Так?

Эрик и Шрусбери одновременно повернули головы к двери при этих резких словах и удивленно уставились на стоявшую на пороге женщину.

Розамунда застыла в проеме двери словно карающий ангел. Солнечный свет лился в комнату позади нее, окружая ее золотистым ореолом, придавая огненный оттенок ее волосам. Она была великолепна… и Эрик был готов задушить ее. Она ведь должна была ждать его в их покоях. И что же? Вместо этого она снова ослушалась и подвергла себя опасности,

Розамунда мгновенно оценила ситуацию. Она подошла к полянке перед домом несколько минут назад. Дом был старый и явно заброшенный, но она решила все же проверить это.

Подойдя к двери, она услышала, как епископ Шрусбери спокойно говорил о намерении заживо сжечь Эрика. Сердце ее бешено забилось, когда она стояла у двери, слушая разговор и взвешивая возможные варианты действий. Не могло быть и речи о том, чтобы бежать в замок за помощью. Она боялась, что к тому моменту, когда вернется с подмогой, Эрика уже не будет в живых.

Это означало, что она была его последним и единственным спасением. Она, безоружная женщина, против вооруженного безумца. Положение казалось безнадежным. Распрямив плечи, она упрекнула себя за такие мысли. Сейчас наступил такой момент, когда она просто не имела права подвести мужа. На этот раз она должна все сделать как нужно. Она обвела взглядом заросший дворик в поисках подходящего оружия. У нее был с собой кинжал, но маленький и тупой. Ей необходимо было настоящее оружие. Однако ничего подходящего не попадалось на глаза. Небольшой камень, палка…

И тут ее взгляд задержался на небольшом пне, из которого торчал топорик. Старый и, вероятно, совсем тупой, но все же это лучше, чем ничего. С трудом выдернув топор, она поспешила обратно к двери, прислушиваясь к словам Шрусбери и рассматривая топорик.

Ржавый топор оказался крепким и тяжелым, так что мог причинить достаточно неприятностей, если как следует размахнуться. А Розамунда так и собиралась поступить. Она спрятала топор в юбках и заглянула в дверь, чтобы посмотреть, что представляет собой домик изнутри. С облегчением заметила Эрика на кровати. Он был связан, но цел и невредим… пока. Она задержала на нем взгляд дольше, чем следовало, потом спохватилась и оглядела комнату; небольшой старый столик, рассчитанный на двоих, кресло, обломки второго кресла, камин… и Шрусбери. В комнате царили грязь и запустение.

Розамунда сначала решила подкрасться к врагу и опустить топорик ему на голову, пока он несет свою чушь, но мусор на полу мог помешать. Каждое движение Шрусбери сопровождалось шелестом листьев, устилавших пол домика.

Улучив момент, она вошла в домик. Мужчины уставились на нее, разинув рты. Она увидела потрясение, гнев я страх на лице Эрика, но сейчас ей было не до угрызений совести, и она обратилась к Шрусбери.

– Я все слышала, милорд, – сказала она с укором. – Как вы могли?

– Я сделал это ради тебя. Я пытался спасти!.. – воскликнул Шрусбери, бросившись к ней. – Я дал тебе зелье, чтобы показать, насколько греховна твоя жизнь.

– Зелье? – переспросила Розамунда, отступая от него. – Греховна моя жизнь?

– Да, зелье, от которого тебе стало плохо. Я пытался показать, что ты не должна быть с Генрихом! Ты слишком хороша для него, моя дорогая. Слишком хороша, чтобы позволить ему запятнать себя.

Розамунда продолжала отступать, приближаясь к постели, где Эрик отчаянно дергал за веревки. Только сейчас она поняла, что Шрусбери не просто безумен, он еще и путает ее с матерью. Она лихорадочно соображала, как можно использовать эту путаницу в своих интересах.

– Ты должна была стать невестой Христовой. Только он достоин тебя. И я пытался показать тебе это. Зелье действует медленно, и я думал, что если буду давать тебе его каждый раз, когда ты будешь с Генрихом, и тебе будет плохо, то ты поймешь, что он недостоин тебя. Мне казалось, через некоторое время это подействовало. Ты пересмотрела свою жизнь, отправилась в Годстоу, родила ребенка и даже решила принять постриг.

Он замолчал, и гримаса исказила его лицо.

– Но потом появился Генрих… опять этот Генрих! Он пришел к тебе и стал говорить о браке, чтобы вместе воспитывать ребенка. Я увидел, что ты колеблешься, – с горечью и возмущением произнес епископ. – Ты хотела его даже тогда. Несмотря на свою клятву Господу. Ты все равно любила и хотела его. И ты бы вернулась к нему. Я понял это, и мне пришлось… – Ярость и горечь сменились на его лице растерянностью, когда он уставился на Розамунду и ошеломленно прошептал: – Я убил тебя.

– Да. Вы убили меня, – медленно подтвердила Розамунда. – Но Господь направил меня обратно, чтобы передать вам, что вы были не правы. И чтобы не дать вам повторить ошибку.

Она сделала еще один шаг к постели и Эрику, нащупывая свободной рукой свое оружие. Если она незаметно передаст кинжал Эрику, он освободится от веревок.

– Не прав?

Эта мысль явно не понравилась Шрусбери.

– Да, – твердо заверила его Розамунда. – Вы не должны убивать Эрика. Именно поэтому вам не удалось утопить его в реке и иголка в седле Блэка не помогла. Эрик и Розамунда и впредь останутся мужем и женой.

– Эрик? – растерянно спросил Шрусбери, потом непонимающе посмотрел на человека, которого привязал к кровати. – А, да. – И тут его глаза расширились от ужаса, и он закричал: – О нет, нет! Этого не может быть! Они будут плодиться, и их дьявольское семя распространится по всей земле. Нет! Нет! Это не Господь вмешался. На это раз это сам сатана.

Замечательно, раздраженно подумала Розамунда. Значит, Господь может помешать нападениям на нее, а на Эрика нет? Да уж, это действительно дело рук сатаны. Увлекшись своими размышлениями, она чуть не упустила подходящий момент. Она уже стояла у постели и могла передать Эрику кинжал, что тут же и сделала.

– Да, это вмешался сам сатана. И он, наверное, послал тебя, чтобы снова искушать меня, – с горечью обвинил ее Шрусбери. – Ты всегда искушала меня отказаться от клятвы, как ты отказалась от своей. Искушала меня стать таким же грешником, как и ты. Искушала меня…

– Ах, перестаньте, епископ! – не выдержала Розамунда. Передав оружие Эрику, она больше не могла выносить эту чушь.

Вместе с рыжими волосами Розамунда унаследовала от отца и его бурный темперамент. И после всех потрясений и переживаний в последние месяцы – расставание с аббатством, ее единственным домом, привыкание к замужней жизни, вспышки ревности мужа, нападения сначала на нее, потом на Эрика – вполне понятно, что Розамунда была расстроена, но лишь до сегодняшнего дня. Последние же события привели ее в состояние ярости. Розамунде казалось, что за одно утро она постарела лет на десять, столько ей при-шлось всего пережить – страх и тревогу, когда исчез Эрик, гнев и возмущение, когда она услышала откровения Шрусбери, который не только признался в том, что убил ее мать, но при этом еще обзывал ее грешницей и распутницей. Терпению Розамунды пришел конец, и вспыльчивость, унаследованная от отца, проявила себя во всей красе.

Шрусбери растерянно поморгал, потом решительно выпрямился.

– Я…

– Я не хочу этого слушать! – резко перебила его Розамунда. – Мне противны ваши слова о том, какой грешницей была моя мать и как она искушала вас! Она не была грешницей. Это вы грешник. – Розамунда презрительно посмотрела на епископа. – Стояли у этого домика и подглядывали, следили за ними в самые интимные моменты, словно порочный сатир. Вас, наверное, это даже возбуждало. Но моя мать ни в чем не виновата.

– Она… – начал Шрусбери, вспыхнув, но Розамунда снова перебила его.

– Она любила моего отца. И она не была какой-то распутницей, спавшей со всеми без разбора. Она любила только моего отца. А вы убили ее. И даже я, дочь Розамунды-распутницы и Генриха, дьявольского отродья, знаю, что это грех. Это вы слуга сатаны.

Ей было противно даже смотреть на епископа, и Розамунда стремительно обернулась к мужу:

– Ну, вы сумели наконец выпутаться из веревок?

Эрик растерянно заморгал, глядя на нее. Ее лицо пылало, глаза сверкали огнем, грудь вздымалась от гнева. Она была просто великолепна. Ему, однако, пока нечем было порадовать ее. Одну руку ему удалось освободить, но вторую еще стягивала веревка.

– Почти, – ответил он ей, поднимая свободную руку.

– Поторопитесь, – начала Розамунда и удивленно ахнула, когда Эрик вдруг отбросил ее в сторону свободной рукой.

Пытаясь удержать равновесие, она все же успела разглядеть, что Эрик оттолкнул ее от нападавшего Шрусбери. Ухватившись за столбик кровати, она увидела, как Эрик увернулся от стремительно приближавшегося к нему меча. Он вонзился в постель, никому не причинив вреда, но Розамунда понимала, что этот удар предназначался ей. Ее рука сжалась на спрятанном в юбках топорике, когда Шрусбери выпрямился и повернулся к ней.

Он выглядел совершенным безумцем, причем агрессивным, и на мгновение страх охватил ее.

– Уходи! – закричал ей Эрик, яростно разрывая кинжалом веревку. – Уходи отсюда, Розамунда. Беги!

Страх Розамунды исчез так же быстро, как и появился, когда она услышала крик мужа. Как же он любит кричать, раздраженно подумала она. И ему слишком нравится давать ей распоряжения. И за кого он ее принимает, если думает, что она бросится бежать, оставив его здесь одного, связанного и беспомощного? Наполовину связанного, поправила она себя, когда Эрик наконец освободил вторую руку и сел, пытаясь разрезать веревки, спутавшие ноги. Он ее муж. И они единое целое, решительно подумала она, подняв топор и мрачно посмотрев на Шрусбери.

Епископ замер при виде ее оружия и выхватил кинжал, но внезапно отскочил в сторону. Розамунда уже было возликовала, подумав, что он решил бежать, но Шрусбери остановился у очага и схватил полено. Взяв его за еще не разгоревшийся конец, он поднял его, словно факел, и торжествующе улыбнулся.

– Замечательно, – пробормотала Розамунда, когда епископ направился к ней.

– Иисусе! – услышала она восклицание Эрика, который перестал пилить веревку и оглянулся. – Розамунда! Мой меч'

– Что ж, по крайней мере он перестал настаивать, чтобы я ушла, – пробормотала Розамунда, настороженно глядя на приближавшегося Шрусбери.

– Мой меч, Розамунда, Возьми мой меч!

– Я занята, муж! – выкрикнула она и отпрянула в сторону, когда Шрусбери замахнулся поленом, метя ей в голову. Огненный факел ударился о столбик полога кровати, и материя вспыхнула. Старая ткань запылала в один момент, Пламя быстро поднялось наверх, поглотив весь полог целиком, и стало спускаться вниз, где Эрик уже освободил одну негу, но вторая пока была в плену веревок.

Тревога за мужа отвлекла ее, и Розамунда замешкалась, когда Шрусбери нанес второй удар. Ее спас инстинкт. Подняв топор, она преградила путь факелу, вздрогнув, когда факел и топор столкнулись в воздухе перед ее лицом, а огненные искры полетели во все стороны. Они опалили ей лицо и руки, прожгли дырки в платье. Несмотря на жгучую боль, Розамунда приготовилась отразить новый удар. На этот раз Шрусбери целился ей в голову.

Вскрикнув, Розамунда перехватила топор я отразила удар. И снова полетели искры, на этот раз словно дождь, больно обжигая ее. Закрыв глаза, она отвернулась, потом заставила себя снова взглянуть на Шрусбери, когда почувствовала, что тот опять поднял факел. Он замахнулся для нового удара, и она приготовилась защищаться. Но только он занес факел над головой, его грудь словно задрожала, глаза широко раскрылиоь, и пылающее оружие выскользнуло из рук. Он упал на пол, прямо на факел, и Розамунда оказалась лицом к лицу с Эриком.

Оторвав взгляд от мертвого Шрусбери, Эрик опустил окровавленный меч и встретился глазами с Розамундой. Шагнув к ней, он уткнулся лицом а ее шею.

– О Боже, Розамунда! Если бы он убил тебя… – Подняв голову, он стал жадно целовать ее.

А в домике стало совсем жарко. Только сейчас они заметили, что кровать объята пламенем; языки огня лизали пол. Кроме того, епископ Шрусбери упал на то самое горящее полено, которым хотел убить Розамунду, и вспыхнувшая одежда превратила его в факел.

– Пора уходить, – сказал Эрик и, прижимая Розамунду к себе, быстро вывел из домика.

– Эрик!

Отойдя на безопасное расстояние от горящего дома, Эрик и Розамунда увидели бегущих к ним Роберта Шамбли и лорда Берхарта.

– Слава Богу, вы живы! – воскликнул лорд Берхарт, остановившись и быстро оглядев их. Увидев пылающий дом, он спросил: – Что произошло?

Эрик пожал плечами:

– Я позже объясню. Как вы нашли нас?

Лорд Берхарт повернулся к сыну:

– Когда я сказал Розамунде, что видел, как вы вместе с епископом уходили в сад, она явно расстроилась. И, ни слова не говоря, убежала, но у меня было недоброе предчувствие, поэтому я отправился на поиски Шамбли.

– Сначала мы понятия не имели, где вас искать, – продолжил Шамбли. – Мы ходили от одной тропы к другой, пока не заметили дым. И тогда мы поняли, что если найдем источник огня, то отыщем и вас.

Когда Эрик вопросительно поднял бровь, он пояснил:

– Неприятности в последнее время просто ходят за вами по пятам.

– Да, похоже на то, – со вздохом согласился Эрик, потом взглянул на Розамунду и обнял ее. – Но теперь они закончились.

Роберт с интересом следил, как Эрик и Розамунда смотрят друг на друга, но нахмурился, заметив ободранные запястья Эрика.

– Что случилось? – спросил он. – А где епископ Шрусбери?

Эрик взглянул на пламя, уже целиком охватившее дом.

– Там.

– Там? – Роберт проследил за его взглядом, медленно покачал головой и быстро взглянул на Эрика. – Неужели это действительно он устроил вам все неприятности?

– Да, именно. Он оказался совершенно безумным. – Эрик покачал головой и открыл рот, чтобы продолжить, но тут его взгляд остановился на Розамунде, и он заметил дырки на ее платье и волдыри на руках и на лице. – Я все объясню позже, – сказал он. – А сейчас отведу Розамунду в наши покои. Хватит с нее волнений на сегодня.

Он повел ее к замку, и они уже дошли до края поляны, когда лорд Берхарт окликнул сына. Обернувшись, Эрик и Розамунда увидели, что тот догоняет их, и остановились.

– Сын, – начал лорд Берхарт и поморщился. – Мне нужно кое-что сказать тебе.

– А это не может подождать?

– Может, но боюсь, что ты узнаешь правду прежде, чем я успею объяснить, – грустно сказал он.

Розамунда мягко положила ладонь на руку Эрика, и он взглянул на нее.

– Не торопись, – попросила она мужа. – Я неплохо себя чувствую.

Кивнув, Эрик посмотрел на лорда Берхарта:

– Что такое, отец?

– Понимаешь… – замялся старший Берхарт и вздохнул. – Это касается того, что я говорил о твоей матери.

Эрик приподнял брови:

– Да?

– Да. – Лорд Берхарт снова поморщился и признался: – Тогда я подумал, что делаю это из лучших побуждений, но позже понял, что ты можешь узнать правду. – Вздохнув, он покачал головой. – О твоей матери…

– Отец, – перебил его Эрик, – это не имеет значения,

– Не имеет? – неуверенно переспросил лорд Берхарт.

– Нет. Что бы она ни сделала, ее уже нет. Розамунда не похожа ни на мою мать, ни на Делию. Я ошибался, когда думал иначе. Розамунда – это Розамунда. Это дар мне от Бога и короля. И я буду дорожить ею до конца моих дней.

– О! – тихо воскликнула Розамунда, и слезы заблестели в ее глазах.

– Понятно. – Лорд Берхарт кашлянул и заморгал, прогоняя предательскую влагу. Потом посмотрел на подходившего к ним Шамбли и сказал: – Я рад слышать это, сын. Розамунда – редкий бриллиант, и я горжусь тем, что ты не позволил прошлому омрачить твое будущее.

– С кем это вы беседуете? – с любопытством спросил Роберт, подходя к лорду Берхарту.

Берхарт сердито посмотрел на молодого человека и повернулся, чтобы показать на Эрика и его молодую жену, Но рядом никого не было – они уже скрылись за деревьями.

– Не важно, – пробормотал он, направляясь к замку. – Пойдем, нужно сообщить о смерти епископа и позаботиться, чтобы потушили пожар,

– Мне кажется, ваш отец не договорил, – сказала Розамунда, когда Эрик торопливо вел ее через сад.

– Ничего, он может сделать это позже.

Он устремился к замку, и оба они молчали, пока не достигли своей комнаты. Закрыв дверь, Эрик повернулся и увидел, что Розамунда роется в своей сумке со снадобьями.

– Садитесь на постель, – сказала она, выпрямившись, Эрик мгновение колебался, но потом покорно сел, терпеливо ожидая, пока она нальет воду в миску.

– А теперь вытяните руки, – велела она, ставя миску на попу у его ног и начиная промывать его раны.

Эрик следил, как она работает, и когда увидел, что Роза-мунда нахмурилась, спросил:

– О чем ты думаешь?

Губы ее слегка сжались.

– Я думаю, хорошо, что епископ мертв, иначе я сама бы изжарила его на углях за это, – пробормотана она, закончив промывать раны и перевязывая запястье. – Очень больно?

– Вовсе нет, – заверил ее Эрик с легкой усмешкой, когда она занялась второй рукой. – А тебе? Она с удивлением взглянула на него.

– Мне? Что вы имеете в виду?

Свободной рукой Эрик осторожно коснулся ее щеки, проведя пальцем по пятнышкам и волдырям.

– Они болят?

– Нет, – покачала она головой, снова занимаясь его раками. – Они быстро заживут.

– Как и мои запястья, – прошептал он, схватив ее за руки, когда она закончила работу и собралась встать.

Розамунда вопросительно посмотрела на него.

– Ты снова ослушалась меня, – тихо сказал он, и Розамунда насторожилась. – Я же приказал тебе ждать моего возвращения в комнате. Но ты ведь не стала ждать, да?

– Ну, я… – Ее взгляд заметался по комнате, но снова остановился на Эрике, когда он притянул ее к себе.

– Да, – решительно прервал он ее. – Ты не сделала так, как я просил. – Подняв руки, он начал расшнуровывать ее платье. – Ты покинула комнату, отправилась меня искать и даже умудрилась при этом спасти мне жизнь. И за это…

Он закончил расшнуровывать платье и притянул ее голову к себе.

– …За это я буду вечно благодарен тебе, – прошептал он у самых ее губ, затем прижался, сначала целуя ее нежно, потом со страстью, которая мгновенно вспыхнула, угрожая поглотить их обоих.

Розамунда смутно чувствовала, как его руки скользят по ее груди, животу, спускаются все ниже. И лишь когда они заскользили вверх и она почувствовала их на своей обнаженной коже, Розамунда поняла, что он снял с нее платье и нижнюю рубашку.

Дрожа от его прикосновений, она застонала и обняла за плечи. Рука Эрика обхватила одну грудь, и его губы, оторвавшись от ее губ, заскользили вниз по шее и вдруг, резко оказавшись ниже, обхватили сосок. И тогда он выдохнул:

– Спасибо, что спасла мне жизнь.

Его дыхание согревало ее и заставляло дрожать. Запустив пальцы в его волосы, Розамунда заставила его отстраниться и ласково сказала:

– И вам спасибо за то, что спасли мне жизнь. Улыбнувшись, он встал и прижал ее к себе, накрывая ее губы своими. Они были такими настойчивыми и жадными, что вскоре оба задохнулись от желания.

– Ты нужна мне, – хрипло прошептал он, целуя, скользнул губами к ее уху и слегка сжал его. – Пока ты не появилась в домике, я прощался с жизнью. Решил, что никогда больше не обниму тебя, никогда не прикоснусь к тебе…

– Ш-ш, – мягко прошептала Розамунда, теснее прижимаясь к Эрику и закрывая глаза. – Муж, я… – начала она, задыхаясь, и застонала, когда он проник пальцем в ее лоно.

– Да?

Розамунда вцепилась в его тунику, ища губами его губы.

– На вас слишком много одежды.

– Грешно совокупляться обнаженной, жена, – сказал Эрик, поддразнивая ее, и тут же поплатился, застонав, когда ее рука коснулась его плоти через одежду.

Сначала она робко сжала ее, потом сильнее.

– Только сделай это еще раз, и я… – Он замолчал, когда она снова сжала руку.

– Что вы?.. – с вызовом спросила она, понимая, какие чувства вспыхнули в нем от ее прикосновения.

Зарычав, Эрик осторожно сжал зубами мочку ее уха, свободной рукой стянул штаны, и напрягшаяся плоть вырвалась на свободу. Ее рука тут же обхватила его, заскользив пальцами вниз.

– Я тоже боялась, что потеряла вас, – внезапно призналась Розамунда, и пальцы ее сжались сильнее. – Я думала…

– Ш-ш, – прошептал Эрик, припав к ней губами и не давая говорить.

Обхватив ее за талию, он слегка приподнял ее и вместе с ней лег на постель.

– Я хочу почувствовать его внутри себя, – со стоном сказала она, обхватывая ногами его торс и пытаясь притянуть Эрика поближе.

– Сейчас. – Эрик хрипло рассмеялся. – Как ты ненасытна, жена! – Он скользнул в ее лоно, ловя губами ее восторженный вскрик.

Жадно целуя ее, он снова и снова вонзался в нее, пока они оба не вскрикнули, достигнув верха блаженства.

Через несколько минут Эрик открыл глаза и посмотрел на женщину в своих объятиях. На ней было не больше одежды, чем при рождении.

– Я все еще одет! – удивленно воскликнул он.

– Хм, – пробормотала Розамунда, рассеянно теребя его тунику. – Мы должны это исправить.

Улыбнувшись, Эрик сел и стал снимать тунику.

– Муж? – сказала Розамунда, наблюдавшая за ним.

– Да? – спросил он, бросая тунику на пол.

– Вы ведь не сердитесь на меня за то, что я нарушила ваш приказ не покидать комнату… – Это даже был не вопрос, а скорее утверждение, но Эрик все же ответил:

– Нет, конечно, нет. Ты спасла мне жизнь.

– Хм. – Розамунда помолчала и с надеждой спросила: – Это значит, что вы освобождаете меня от клятвы всегда подчиняться вам, милорд?

Фыркнув, Эрик выпрямился и с улыбкой сказал:

– Ты и так не всегда слушалась меня.

– Да, – горестно признала она. – Но каждый раз, когда я нарушала клятву, я чувствовала себя виноватой.

Рассмеявшись, Эрик лег рядом с ней и снова притянул ее к себе.

– Неужели? – Когда она кивнула и печально посмотрела на него, он с трудом напустил на себя серьезный вид. – Но с этим нужно что-то делать, правда?

Розамунда кивнула.

– Ну что ж, тогда я освобождаю тебя от этой клятвы при условии, что ты не нарушишь другую.

Она замерла при этих словах и озадаченно нахмурилась.

– Какую другую клятву?

– Любить меня, – тихо сказал Эрик; и Розамунда с нежностью посмотрела на него.

– О да, милорд, муж мой, – прошептала она, глядя ему прямо в глаза. – Я обязуюсь выполнять эту клятву. Я буду любить вас. Всегда.

– И я буду всегда любить тебя, – поклялся Эрик, И потом они снова предались любви.