316

317

БЕАТРИЧЕ

Данте:
«Ты, Боже, герцог… Но каких владений?
Какое имя из других нежней?
Перебираю сладкие, земные
и руки отряхаю и гляжу:
текут, текут… <нрзб>
и падают, сияя и звеня.
Тоскана? —
Видишь: это Твой Георгий!
Смотри: смеется, шлем раскрылся розой…
Ему не страшно биться в день такой,
меж лютиков, на зелени, в траве,
когда на небе — облак или плод,
архистратиг — садовник или воин?
Конь бел, как горлинка, как рыба, —
он плещется и вьется от сиянья
двух длинных шпор, двух золотых комет!
Дракон не страшен воину такому,
дракон для грешников — исчадье ада,
для праведников — ящерица лишь,
для рыцаря святого — только сердце
иссохшее и черное, как боб!
Тоскана — ты не хочешь? Есть другие…
Вот слушай: Роза. Роза.
Был инок, неумелый в ремеслах:
ни киноварью алой, драгоценной
заглавия по золоту писать,
ни рисовать, как круглою рукою
Подносит Ева яблоко Адаму,
и с пальмы змей качается над ней,
ни сочинять, в сладчайший лад псалма,
о том, как лань зеленою тропою
из мокрых кущ явилась,
и сиял
крест на челе —
весенним смутным утром, —
так ничего не знал он, не умел,
но только пел, как ветер пел:
Мария! —
и Богоматерь, Деву Пресвятую,
из братьи всей усердней почитал.
Смеялись иноки, но ты, о Боже,
Ты знаешь все — кому удел какой…
И вот, когда он умер,
на устах,
Покрывшихся смертельной чернотою,
пять алых роз Паникадилом дивным
вдруг расцвели —
пять страстных букв: Мария,
стеблями от замолкнувшего сердца,
Чей весь златой Ты пробовал в тот час».

Так говоря, что видит Алигьери:
Куст розовый, где листья — латы, розы —
<нрзб> без рукавиц слабеющие руки:
пять лепестков — персты сложились купно,
отягчены сияющей пчелою:
она уйдет, уйдет звеня — с венца
в ладонь —
в темнеющую кровью сердцевину,
где листья вкруг — военные зубцы
железных нарукавников доспеха!
Где головы — когда так много рук?
Кто их поверг и смял под конским брюхом
и улетел, сияя стременами,
стремительный, как искра из меча?
И поднимает очи Алигьери
и узнает, кто рыцарей поверг:
там, над кустом,
шумел, сиял и раскрывался Рай…
Струился свет, стекая, как Архангел,
меняя драгоценные цвета, —
огромный свет,
свет конницы небесной,
свет плата Вероники,
свет от одежд, лица, очей, от рук
там, над кустом,
представшей Беатриче.
И Алигьери знал, какое имя
дать Господу владениям Его.
Он так сказал:
«Как к Господу, умерши, прихожу,
и спросит он:
„Чего тебе я не дал?“
„Что мне хотеть? — тогда Ему скажу:
Раз я любовь великую изведал.“
И покажу: „Гляди по темным странам, —
там в высоте, в текучей смутной мгле,
горит звезда. Ее Альдебараном
живущие назвали на земле.
Когда бы вдруг с небес рука Твоя
меня совсем забыла б меж другими, —
то и тогда что требовал бы я,
раз женщины нежнее было имя?“»

Отправить