Сорок лет прошло с того незабываемого дня, когда отгремели последние залпы второй мировой войны. Но события, потрясшие мир, не стали достоянием прошлого. Они живут в делах людей, строящих новую жизнь, ведущих борьбу с несправедливым общественным устройством. Они живут в сердцах участников войны и движения Сопротивления, в сердцах юных поколений. Высокий, невиданный дотоле героизм продолжает служить примером. Мы обращаемся к прошлому, чтобы извлечь уроки для настоящего и будущего.

Немалая роль в осмыслении событий военных лет принадлежит литературе. За истекшие четыре десятилетия сложилась огромная литература о второй мировой войне. В таких странах, как Польша, Югославия, военная проблематика является по-прежнему ведущей, определяющей, в других странах она остается на почетном месте. Прислушаемся к голосам писателей, прошедших сквозь горнило войны. «Главная проблема современности, — говорил Константин Симонов, — это проблема войны и мира. Писатель, который не желает, чтобы человечество было ввергнуто в новую войну, обязан напоминать о том, что такое война». Константину Симонову словно вторит Василь Быков: «Война — неуходящая тема. Она не может быть уходящей, когда человечество борется против угрозы ядерной катастрофы».

Богатая литература о войне сложилась во Франции, стране, имеющей опыт народного движения Сопротивления. И пожалуй, наиболее волнующими являются произведения, принадлежащие перу тех, кто сам прошел через суровые испытания, — книги Луи Арагона Антуана де Сент-Экзюпери, Роже Вайяна, Робера Мерля, многих других. К книгам этим принадлежат и романы Лану.

Жизнь не баловала будущего писателя. На своем веку Арману Лану (1913–1983) пришлось сменить немало профессий. Он служил в банке, рисовал этикетки для спичечных коробков и конфетных оберток, был агентом по продаже произведений искусства, занимался рекламой в книжных издательствах, учительствовал. Все изменилось в 1939 году, когда его призвали в армию. Лану храбро дрался с немцами — его наградили военным крестом; был взят в плен, заключен в офицерский лагерь Вестфаленгоф в Померании. В лагере Лану начал писать, делал наброски будущих произведений.

Вернувшись из плена, Лану дебютировал в 1943 году как автор детективного романа «Убитая лодка». С тех пор он опубликовал немало книг — романов и рассказов, сборников стихотворений («Разносчик», премия Аполлинера за 1953 год) и драматических произведений («Человек во фраке»), пьес для радио и телевидения, художественных биографий («Здравствуйте, господин Золя», 1954; «Мопассан — милый друг», 1967) и эссе, исторических романов (эпический цикл о Парижской Коммуне — «Пушки пляшут польку», 1971, и «Красный петух», 1972) и очерков («Физиология Парижа, Париж как сердце», 1954; «Любовь девятисотых годов. 1900, или Апогей буржуазии», 1961). Тематический круг произведений Лану очень широк, но в этом разнообразии существует единство. Одна главная тема проходит через все творчество Лану, и эта тема — война. О войне, в частности, идет речь и в раннем романе Лану «Ковчег безумцев», получившем популистскую премию за 1948 год.

Так запечатлел войну знаменитый фламандский художник Питер Брейгель Старший, по прозванию Адский, на картине «Безумная Грета». Такое же заглавие дал своей антивоенной трилогии Арман Лану.

Первая часть триптиха — начатый еще в плену роман «Майор Ватрен» (отмечен в 1956 году премией «Энтералье»). Ратная судьба сводит командира батальона майора Ватрена и командира роты лейтенанта Субейрака. Один — кадровый офицер, старый служака, выработавший в себе привычку слепого повиновения; другой, по профессии учитель, офицер запаса — пацифист, ненавидящий всякую войну (в нем угадываются автобиографические черты). Их сближает жестокий опыт войны, которую принято, называть «странной». Действительно, «странная война», на которой воюют не столько с «немцами, сколько с французскими патриотами-коммунистами». И непреложен вывод, к которому приходит после гибели Ватрена лейтенант Субейрак: «Моя любовь к свободе превысила сейчас мою ненависть к войне».

В «Свидании в Брюгге» (1958), второй части трилогии, рассказывается о встрече более чем через десять лет двух фронтовых товарищей — режиссера телевидения Робера Друэна и врача-психиатра Оливье Дюруа. Воспоминания о войне, о прошлом перемежаются невеселыми размышлениями о настоящем, о послевоенной действительности, в которой стираются грани между нормальной жизнью и безумием.

Размышления эти продолжаются в романе «Когда море отступает», удостоенном в 1963 году Гонкуровской премии. Канадец Абель Леклерк, участник высадки в Нормандии, приезжает в места, где он некогда воевал. Своего рода символом современной действительности представляется Абелю огромный, привязанный на канатах баркас «Свобода». Абель угрюмо замечает: «„Свободу“ держат на веревке». Много разочарований принес участникам войны сегодняшний день, но они едины в стремлении развеять мифы, не дать исказить правду о событиях тех далеких и столь близких лет. Эпиграф романа гласит: «…Для тех, кто сражался, война никогда не кончается» (Курцио Малапарте).

Прошел добрый десяток лет, прежде чем Арман Лану вернулся к теме войны. За это время писатель с еще большей определенностью утвердился в своих демократических убеждениях. Уместно напомнить его слова: «Мои политические взгляды чрезвычайно просты. В социальном плане я против всякой эксплуатации человека человеком. В политическом плане я могу одобрять только те формы власти, которые предоставляют человеку максимум свобод, как политических, так и экономических». Он по-прежнему отвергал «абсолютный пацифизм», заявляя о себе как о стороннике справедливых войн.

Укрепляются эстетические позиции писателя, поборника реалистического искусства. Арман Лану не принимал всякого рода формалистические поиски, противопоставляя им литературу жизненной правды. Он говорил: «Я верю в социальный роман. Я имею слабость думать, что хлопоты женщины, добивающейся пособия по многодетности, и тоска подростка, живущего в многолюдном квартале дешевых новостроек, — более интересные темы, чем анализ великолепнейшего среза совести самого изысканного ума. Я имею слабость думать, что такие проблемы, как эксплуатация человека человеком, атомная война или проблема перенаселения, несомненно, являются гораздо более важными для писателя, нежели роман без сюжета, без интриги, без героя».

Роман «Пчелиный пастырь», вышедший в 1974 году, стал заметным явлением современной французской литературы и по мыслям, в нем заложенным, и по форме, в которую эти мысли воплощены.

В то время во Франции, как и в некоторых других странах, получило распространение так называемое ретроискусство. Попытка взглянуть на события военных лет свежим, непредвзятым взглядом оборачивалась зачастую попыткой их дегероизации, вольным или невольным стремлением принизить их общественное значение и нравственный смысл. Нас, естественно, привлекают произведения, где тема Сопротивления звучит в полный голос и где есть попытка трактовать ее эпически. Показателен в этом смысле роман Эдмонди Шарль-Ру «Она, Адриенна» (1971). По мере того как развертывается действие, сложные, запутанные перипетии личных взаимоотношений героев отступают на задний план перед картинами освобождения Марселя, Словацкого национального восстания.

Арман Лану много писал о войне, но к теме Сопротивления обратился впервые. И со всей определенностью сделал это в эпическом ключе.

Лану взял эпиграфом известные слова Расула Гамзатова из книги «Мой Дагестан»: «Человек и свобода звучат по-аварски одинаково: „узден“ — значит человек, „узденлъи“ — свобода; стало быть, подразумевается, что „узден“ есть „узденлъи“: человек свободен». Любовью к свободе и живут герои романа Лану «Пчелиный пастырь».

Лейтмотив романа — старинный каталонский танец сардана. Одинокая песнь флейты сменяется призывными звуками рожков. Сардана «возникает сама собой, по воле своего народа». Ее пляшут не вдвоем, не парами, а целой толпой, всей деревней, взявшись за руки в огромном хороводе. Сардана — танец свободы.

В 1943 году, в разгар войны, на юге Франции, в солнечном Баньюльсе, лейтенант запаса Эме Лонги попадает в школу, где обучают искусству сарданы. Путь Эме лежал издалека. Учитель и художник, он был в 1939 году мобилизован, участвовал в военных действиях, попал в плен. Освобожденный из плена по тяжелому ранению, он приехал в Баньюльс. В «школу сарданы» он пришел на тихий, еле различимый звук плененной песни «Santa Espina» — «Терновый венец». И лишь когда война окончилась, Лонги узнал, что сардана была не только вольнолюбивой пляской. С помощью танца партизаны, макизары, поддерживали друг с другом связь: чередование длинных и коротких па давало цифровой ряд, который расшифровывался и означал то важное известие, то боевой приказ.

В «школе сарданы» Лонги оказывается среди макизаров. Постепенно устанавливается надежная дружба между учителем Лонги и учителем Пюигом, командиром партизанского отряда имени Анри Барбюса. Правда, их взгляды во многом различны: один — пацифист, антимилитарист; другой — макизар, член Коммунистической партии. Лонги намерен перейти испанскую границу, чтобы отправиться в Алжир и присоединиться к частям Сражающейся Франции; Пюиг хочет бить немцев здесь, на родной земле.

В романе сталкиваются два взгляда на Сопротивление, две точки зрения, в конечном счете — два идеала. Для одних Сопротивление — сбор разведывательных данных, тайные склады оружия, тактика «аттантизма» — выжидания; для других — саботаж на заводах, взрывы на железных дорогах, одним словом, борьба.

Возникает множество вопросов: допустима ли тактика личного террора? Следует ли ждать указаний из центра или действовать на свой страх и риск? Надо ли нападать на захватчиков, если убийство гитлеровцев неизбежно повлечет за собой расстрел ни в чем не повинных заложников? Выбор тяжкий, но неизбежный, продиктованный законами беспощадной войны, которую нацисты объявили мирным людям. «Черт побери! — говорит Пюиг. — Да неужели ты думаешь, что мы получаем удовольствие, убивая этих бошей, которым незачем было сюда соваться и из-за которых нам на шею свалилось две войны». И добавляет: «Я люблю мир не меньше, чем ты, Лонги. Мало кто любит мир так, как я, и отдает ему столько, сколько отдаю я. Только, видишь ли, еще больше я люблю свободу».

В конце романа Пюиг, после войны вернувшийся к преподаванию в школе, к учительству, полностью отходит от политической деятельности. Очевидно, именно это обстоятельство вызвало нарекания критики, которая сочла поведение и образ мыслей Пюига несколько странными для коммуниста. Однако, если мы обратимся к образу коммуниста в современной французской литературе, придется признать: после романа Арагона «Коммунисты» (1949–1951), запечатлевшего образы героев нашего времени во всей сложности их духовного облика, их богатой внутренней жизни, прогрессивные писатели не ушли вперед. Более того, порой проявляется тенденция к упрощенному, примитивному истолкованию образа коммуниста. Что касается Лану, то его заслуга состоит, в частности, в том, что он избегает всякой заданности, чурается схематизма. Пюиг — живой человек, со своей силой и слабостями, героическими свершениями и явными просчетами. Пристальный анализ политической платформы Пюига позволяет сделать вывод, что некоторые его высказывания, о терроре в частности, отдают политическим экстремизмом, приближаются к тому, что в жизни послевоенной Франции было обозначено термином «гошизм», левачество. Естественно, такому человеку трудно смириться с переходом от героического деяния времен Сопротивления к прозе послевоенного бытия, нелегко обрести, свое место в мирной жизни.

Антиподом участников народного Сопротивления выступает некий майор Лагаруст, восторженный поклонник генерала Жиро: генерал «ниспослан нам Провидением, чтобы установить мир в нашей несчастной стране. Войну выиграют американцы. А вместе с ними и мы. Stars and stripes на веки веков». Пюиг обрывает разглагольствования майора единственным вопросом: «А кстати, как вы намерены поступить с теми, кто одержал победу под Сталинградом?»

В романе приводится высказывание Андре Мальро, которому и посвящена книга: «Слово „нет“, твердо противопоставленное грубой силе, обладает таинственным, идущим из глубины веков могуществом». Это магическое слово говорят Пюиг и Лонги и Пчелиный пастырь Капатас — главный герой романа. С образом Капатаса связаны мифологическое и эпическое начала книги.

В письме автору этих строк Лану рассказывал, что в 1936–1939 годах он знавал каталонца по прозвищу Капатас, который и послужил прототипом Пчелиного пастыря. Поначалу Лану вывел его примерно таким, каким тот был в реальной жизни, в своем раннем романе «Золото и снег». Обратившись к этому образу вторично, писатель пошел по иному пути: «Подлинный персонаж стал развиваться, приобрел размах, наполнился новым содержанием. Образ стал в известном смысле мифологическим. Это переход от персонажа реального (многие каталонцы помнят его до сих пор, недавно я получил письмо от его дочери), но случайного к персонажу эпическому. И если спросить у сегодняшних каталонцев, существовал ли в действительности второй Капатас, они не колеблясь ответят утвердительно, а некоторые расскажут о его героической смерти». (Письмо от 17 апреля 1979 года.)

Эпический характер творчества Лану отмечала и критика. «Ему недостаточно было, — писал в газете „Монд“ Ален Боске, — передать состояние души или описать поступок. Ему требовалось восстановить картину эпохи в ее противоречиях, с ее неотвязными идеями, не всегда лежащими на поверхности».

Башмачник по профессии, пчеловод по призванию, Капатас перемещается со своими ульями вслед за солнцем с места на место — с побережья от миндальных и вишневых деревьев на гору Канигу, где его питомцы собирают вересковый мед. Пчелиный пастырь — это «человек, который шел за весной» (таково было первоначальное заглавие книги). У пчел есть смертельный враг — бабочка «мертвая голова». Деревенский философ Капатас говорит: «Она прилетает из преисподней… в сером мундире… Ее знак был нарисован на самолетах, которые бомбили Гернику… Сумеречница объявляется перед бедой, перед страшными эпидемиями, катастрофами, войнами, перед чумой и холерой».

Капатас оказался прав. «Мертвая голова» — эмблема СС — воцарилась во Франции. Но ей нет доступа на гору Канигу, где безраздельно властвует Пчелиный пастырь. Описания жизни пчел, что проходят через все повествование, имеют глубокий смысл: пчелы словно символизируют Сопротивление. Так, в частности, танец пчел-разведчиц является средством коммуникации. Мы вспоминаем каталонскую сардану, и уже чудится, что не только люди, но и сама природа противостоит захватчику.

Капатас, убеленный сединами старик, могучий, как гора, где он обосновался, пришел на страницы книги из легенды, из народного предания. В общей ненависти к захватчику Канигу, Капатас и Сопротивление составляли единое целое, где самые иррациональные силы приходили на помощь прометеевскому рационализму Пюига и его товарищей в их ненависти к оккупантам.

«Это не люди оказывали сопротивление, — сказал Капатас. — Это Гора».

Здесь чувствуется как бы перекличка с «Волшебной горой». У Томаса Манна гора была художественным способом отстранения от гущи действительности для размышлений над миром и жизнью. В романе о Пчелином пастыре Гора становится символом народного, уходящего в глубь веков сопротивления неправедной войне.

В августе сорок четвертого солдаты с черепом и скрещенными костями на фуражках окружили гору, где расположился со своими ульями Капатас. Макизары отбили лобовой приступ, и тогда гору накрыли смертоносным минометным огнем. Но когда эсэсовцы двинулись за трофеями, перед ними непреодолимым барьером выросла стена пчел. Смерть Капатаса — это смерть бога.

В авторском заключении рассказывается история написания книги, первый набросок которой относится к 1961 году. Персонажи вымышленные соседствуют с историческими. В конце романа публикуется приказ о посмертном награждении партизан отряда имени Анри Барбюса. Но в отличие от документальных произведений роман Лану не просто излагает конкретные, точно зафиксированные факты, он продиктован творческой интуицией и художественным вымыслом. Так, эпизоды, связанные с партизанским отрядом, были написаны до того, как Лану узнал о маки на горе Канигу и о его предводителе (художник угадал даже профессию командира, который прежде учительствовал).

Свою задачу автор видел в том, чтобы воссоздать легенду о Сопротивлении. Для Лану Сопротивление — это совершенно конкретное явление, имеющее свои границы во времени и пространстве. Вместе с тем Сопротивление — это и постоянное состояние человека, «трагическая константа» его бытия. Красной нитью проходит через роман история трабукайров, бунтарей-разбойников, в народных преданиях защищавших слабых против сильных. От них, полагает Лану, тянется нить к макизарам минувшей войны. Предания о трабукайрах и создают ту атмосферу легенды, в которой живут герои романа. Новый миф восходит к искусству далекого прошлого и словно помогает провидеть будущее, переносить конкретные факты в абстрактный, отвлеченный план.

В мифологическом ключе решен образ Капатаса, который является и совершенно реальным человеком, и олицетворением могучих сил природы, приходящей на помощь человеку в его правом деле. Миф для Лану не ребус, рассчитанный на читательскую элиту, а средство как можно глубже проникнуть в жизненные пласты, воплотить в своем герое квинтэссенцию народного духа.

Если в шестидесятые годы на авансцене литературного процесса во Франции стояли явления авангардистские, то в семидесятые картина изменилась. На первый план со всей определенностью вышла литература реалистическая. К значительным произведениям, этот принципиальной важности поворот закрепившим, относится и роман Армана Лану «Пчелиный пастырь».

Одна из лучших книг Армана Лану последних лет — роман с элегическим названием «Прощай жизнь, прощай любовь…» (1977). Заглавие — начальные слова солдатской песни, словно поднявшейся в 1917 году из окопов первой мировой войны. События военных лег служат фоном для документального повествования о писателе-антимилитаристе Ролане Доржелесе, авторе нашумевшего в свое время романа «Деревянные кресты». В книге Лану ставится, по его словам, «проблема тревоги солдата за судьбы тех, кто остался в тылу, и его раздумий о жизни, от которой он отрезан».

Рядом с Доржелесом Лану по справедливости ставит Анри Барбюса. «Огонь, — говорил Лану, — это крик души; Барбюс заклеймил своей книгой всю прежнюю литературу, подобно тому как раньше клеймили каторжников… Барбюс первым во Франции громко заявил в своей книге о тех необратимых изменениях, которые принес с собой военный смерч». Анализ романа Барбюса, данный в работе Армана Лану «Анри Барбюс, или Испытание огнем», помогает понять, у кого автор «Пчелиного пастыря» брал уроки эпического мастерства.

Последние годы жизни Армана Лану были весьма плодотворными. К читателю пришел сборник рассказов «Песочные замки» (1979). В рассказе, давшем заглавие книги, раскрывается смысл эпиграфа, взятого из Сент-Экзюпери: «Важнее всего на свете — строить песочные замки, — сказал Маленький принц». Герои новеллы Эрик и Сандра, молодые люди, лишенные войной детства, украдкой строят по ночам недостроенные десяток лет назад песочные замки. «…Мечты существуют на свете для того, чтобы мы претворяли их в жизнь, нужно только немножко упрямства».

В 1982 году Лану выпускает объемистый том — «Повелитель теней», с подзаголовком «Пятьдесят лет в поэзии. 1932–1982». Листаешь эту книгу — и вдруг наталкиваешься на исполненные острой горечи строки стихотворения «Где я?»:

Арман Лану был видным общественным и литературным деятелем, генеральным секретарем Гонкуровской академии, председателем общества драматургов и композиторов, членом президентского совета ассоциации «Франция — СССР». Много раз приезжал в нашу страну.

…Последняя моя встреча с Лану и его женой Екатериной Толстой состоялась 29 июня 1981 года в канун открытия Седьмого съезда писателей СССР. Они только что вернулись из путешествия по Ставрополью — там жили предки Екатерины Толстой. Арман Лану оживленно рассказал о поездке в «глубинку», о медовой пшенице, которую называл «скифским золотом». Немного волновался, делясь мыслями о предстоящем выступлении на съезде писателей. Очень медленно мы ехали на машине по вечерней Москве. Я избрал маршрут, которым Наполеон вступал в столицу России, затем показал французским друзьям Петровский замок — ныне Военно-воздушную академию имени Жуковского; вспомнили известное полотно Верещагина — из окна замка император сумрачно глядит на горящий город…

1 июля Арман Лану выступил на комиссии съезда писателей «Литература в борьбе за мир, гуманизм, прогресс». Тепло были встречены заключительные слова его речи: «Главный смысл такого форума, как ваш, заключается в том, чтобы в полный голос заявить: нет, еще не поздно, третья мировая война еще не началась. Да здравствует мир на благодатной земле людей!»

Все помыслы Лану — о мире. Уже будучи неизлечимо больным, он счел непременным долгом обратиться к участникам ответственного советско-французского коллоквиума, состоявшегося в январе 1983 года. Он писал о дружбе народов, взаимодействии культур. Лану подчеркивал, что «традиционное сотрудничество культур двух стран может и должно вести к оригинальному созидательному творчеству».

24 марта 1983 года Армана Лану не стало. Франция потеряла одного из своих видных писателей. Это был литератор, который шагал в ногу с веком, человек, который шел за весной человечества.