Хотя никаких документов у диверсанта, пытавшегося выбросить Калинович из поезда, обнаружить не удалось, следствие неожиданно получило новые данные. Не прошло и недели, как из Рымниковского управления сообщили, что диверсанта опознали. Это был работник одного из районных жилищных управлений города Рымники, некий Игнат Хмыз. Он переселился из Польши в 1946 году и с тех пор проживал в Рымниках. Никаких компрометирующих данных о нем до сих пор не имелось.

Пока Рымниковское управление наводило об Игнате Хмызе более подробные справки, майор Наливайко должен был съездить в Рымники, постараться найти следы переписки Дубовой и познакомиться с материалами бывшего гестаповского архива, который успела просмотреть Дубовая.

Прихватив с собой на всякий случай фотографию Игната Хмыза, майор прибыл в город. Процедура тщательной проверки около дверей в квартиру Полонской повторилась. Но теперь майора узнали и сразу же впустили. Майор увидел, что левую руку старушки, чуть повыше локтя, перехватила широкая повязка черного бархата.

«Траур надела. По Дубовой тужит», — понял Наливайко, и ему стало жаль маленькую, сгорбленную старушку, которая чем-то напоминала грача.

— Цо скажет пан майор? Наверно, уже нашли того ма́рдера-убийцу?

— Нет, пани Полонская. Но еще немного, и мы его разоблачим. Вы нам во многом помогли, рассказав о Нине Владимировне и передав ее вещи. Но этого недостаточно. Скажите, пани Полонская, часто к Нине Владимировне приходили гости?

— К Нине?

Пани Полонская вопрос майора поняла по-своему и начала с жаром доказывать, что Нина кавалеров не водила, а любила только одного брата.

— Брата? — удивился Сергей Петрович. Что-то уж очень быстро начала Дубовая обзаводится родичами. То муж, то брат. Что это за птица? — А вы его знаете?

— Конечно. Пани Полонская любила дочку и все, все знала. Брат не раз приезжал к Нине, и сама она очень часто ездила к нему в Пылков.

— А каков он из себя, этот брат? Может, пани Полонская запомнила его лучше, чем Яна?

— Конечно, запомнила. Пан Владислав — красивый мужчина высокого роста. На целую голову выше пана майора. Пан Владислав очень хороший. Только руки у него обрублены вот так, — провела Владислава Иосифовна по пальцам левой руки, как бы отделяя их от ладони.

Она поднялась со стула и направилась к своему шкафу. Еще в предыдущее посещение майор обратил внимание на его доисторический вид. Шкаф был, должно быть, какой-то фамильной гордостью, поэтому его и не выбрасывали на свалку.

Протяжно и жалобно заныли петли. В шкафу в идеальном порядке лежали коробки, коробочки, свертки из газет, портреты, картины и просто бумага. Одежды не было.

— Тут, — ткнула Владислава Иосифовна пальцем, — тут я повесила подарок Нины.

Полонская вынула из шкафа небольшую старую папку, из которой бережно извлекла фотографии пышных дам и усатых уланов чуть ли не времен Отечественной войны 1812 года. Среди них было фото, завернутое отдельно от остальных в тонкий листок желтоватой бумаги.

— Прошу пана майора посмотреть. Ото моя цурка Ниночка с братом.

На открытке, слегка наклонившись друг к другу, сидели Дубовая и Дробот. Наливайко взглянул на обратную сторону. Наискось, через все поле, растекались характерные широкие буквы размашистого почерка: «Дорогой пани Полонской от названных брата и сестры. Декабрь, 1951 год», и две подписи: «Дубовая», «В. Дробот».

Из сообщения Долотова майор уже знал, что Нину Владимировну в семье Дробота называли сестрой.

«Кажется, тут все в порядке».

— Пани Полонская, а вы не можете припомнить, зачем поехала Нина Владимировна в Пылков?

— К мужу, пану Яну.

— Это она вам сама говорила?

— Нет. Так сказал пан Ян, когда приезжал.

— А что она сама говорила перед отъездом?

— Спрашивала меня, успеет ли на поезд.

— А потом?

— Потом собралась и побежала. Нет, нет. Она сначала что-то взяла с этажерки. А потом ушла.

Майор был не новичок в работе. Но такого сложного и запутанного дела ему еще не встречалось. Обычно бывает так: чем больше работаешь, чем тщательнее ищешь, тем яснее становится суть, тем ближе подходишь к развязке. Над делом Дубовой работало три человека. Но чем больше они углублялись в поиски, чем больше прилагали усилий, тем запутаннее и не яснее становилось дело. Обстоятельства хаотически нагромождались одно на другое. Факты следовали за фактами но привести их к какой-то единой системе пока было невозможно.

— А Нина Владимировна в Пылков, случайно, не к брату поехала?

Нет, нет. Хотя пани Полонская старая и ее уже позвали на тот свет, но она все, все помнит. Она спросила, не к брату ли едет Нина, а та ответила: «Нет, не к брату».

«Если не к брату, то к кому же она могла ехать? Что подняло ее в такой спешке? „Муж Ян“ охотился за какими-то документами. А не к нему ли ехала Дубовая? Причина поездки пока неизвестна. В Пылкове во время убийства бандиты документов не обнаружили, поэтому и обокрали квартиру. Необходимо проверить эту версию».

Но, прежде чем уйти, майор решил показать Полонской фотографию Хмыза.

— Как вам нравится мой знакомый?

— То ж пан Игнат! — изумилась Полонская.

— А откуда вы его знаете? — стараясь не выдать своего ликования, спросил Наливайко.

— О! То добрый, очень добрый человек. Он всем, всем помогал получать хорошие квартиры. Пан Игнат долго-долго сидел у меня, рассказывал, как он людям помогает. Он и к Нине пришел попросить за одну бедную вдову.

Полонская и не подозревала, какую неоценимую услугу она оказала майору, рассказав о пане Игнате. Оказывается, человек, который покушался на Калинович, хорошо знал Дубовую и даже был у нее в квартире, специально выбрав время, когда Нины Владимировны не было дома.

Теперь все, казалось бы, случайные детали и факты, собранные работниками органов, соединялись в единую, цельную систему, и во всем этом самым важным было то, что подтвердилась версия полковника: дело Замбровского, Калинович и дело Дубовой имеют тесную связь, хотя еще и не до конца ясно, какую именно.

— Когда приходил к вам Игнат? — Наливайко спрятал фотографию в карман.

— Перед праздниками. Нина только что приехала из села.

Неужели это была подготовка к покушению? Но почему же Дубовая была так опасна для какой-то банды? Вопрос очень важный. Нет ли на него ответа в переписке Нины Владимировны? Может быть, она где-то обмолвилась; может быть, у нее в письмах проскользнуло то слово, которое так нужно сейчас работникам органов.

— Пани Полонская, а вы не скажете, часто ли приходили к Нине Владимировне письма?

— Письма? Нет. Нина писем не получала. Газеты, журналы… то другое дело. Их почтальон приносит каждый день.

«Должно быть, письма шли на прокуратуру», — решил Наливайко и поднялся.

— Ну, я пойду, пани Полонская.

— А когда пан майор придет обедать?

Наливайко еще утром на вокзале выпил стакан чаю с бутербродом. Поэтому не мешало бы сейчас подкрепиться более основательно.

— Вы не беспокойтесь, пани Полонская. Я пообедаю в столовой.

Но гостеприимная хозяйка обиделась.

— Я живу, конечно, не богато, может быть, не так, как пан майор. Но зачем же уходить! Через час обед будет готов.

Обижать старушку не хотелось, но и принять приглашение было не совсем удобно. Каков доход Полонской? Пенсия да кое-какие запасы, сделанные Дубовой. И все.

— Хорошо, пани Полонская. Я буду у вас обедать. Сейчас мне нужно пойти, а через часок я вернусь.

Данилин, узнав, что майора интересует причина, побудившая Дубовую выехать в Пылков, нашел простую и вполне вероятную разгадку.

— Нина Владимировна, наверно, получила какой-то вызов.

Когда? Седьмого и восьмого праздники. На почте работает только телеграф. Может быть, телеграмму? Телеграмма на квартиру не приходила. Это майор знал со слов Полонской.

— Может быть, сюда, на прокуратуру, шла корреспонденция Дубовой?

Данилин вызвал секретаря и попросил принести из кабинета Дубовой всю корреспонденцию. Через несколько минут перед майором лежало десятка два-три конвертов, адресованных следователю или депутату. Люди с разных концов области просили Нину Владимировну, требовали, благодарили. И хотя Дубовая погибла почти две недели назад, она и теперь продолжала жить и работать. Просмотрев мельком все письма, Наливайко убедился, что это была деловая переписка. Приглашений на праздник или просьбы приехать среди них быть не могло. Теперь оставалось одно — побывать на главпочтамте, проверить книги регистрации телеграмм и заглянуть в отдел до востребования.

На почтамте майору повезло больше, чем он мог ожидать. В каталоге праздничных телеграмм значилось, что Нина Владимировна Дубовая должна получить две телеграммы.

Первая гласила:

Телеграмма была принята в Рымниках седьмого ноября в 23 часа 32 минуты. Вторая была имению той, ради которой майор и приехал в Рымники.

Подпись отсутствовала. Эта телеграмма прибыла в Рымники еще пятого ноября в 12 часов 30 минут.

«Телеграмма, которая вызывала Нину Владимировну в Пылков, не была ею получена. Иначе ее не было бы на почтамте. Дубовая телеграммы не получила… и все-таки поехала!»

Списав шифры телеграмм, Сергей Петрович мог считать свой поход за корреспонденцией Дубовой оконченным. Результаты превзошли все самые смелые ожидания. Теперь Наливайко мог отправиться со спокойной совестью на квартиру отдохнуть и пообедать.