Значит, Эмма боялась не его славы, не его… ну скажем, не самого лучшего нрава — но того, что он запретит ей рисовать.

Чушь!

Очень важная для Эммы чушь. Он никак не мог отделаться от воспоминаний о дейве — прекрасных сказочных девах, которые выходят замуж за смертных… и покидают их, когда те нарушают некое оговоренное табу. Если бы они поженились сразу, если бы он не знал того, что знает сейчас — как важно для Эммы ее… художество… разве он бы не нарушил неведомое табу? Разве не запретил бы ей рисовать, если б ему это однажды помешало?

Силвер открыл клетку, привычно вынул в горсти Джока. Птица посидела на его руке, повертела головой, осматриваясь, чирикнула — и взлетела. Король закинул голову, наблюдая, как Джок возбужденно порхает по комнате.

Птицам, живущим в клетке, крылья мешают жить… Не про тебя ли это, моя сероглазая птица Эмма? Жизнь со мной для тебя — та же клетка?

Он взмахнул рукой, подзывая свистом свою птицу. Джок еще полетал, поскакал по столу, деловито поклевывая то да се, и вспорхнул ему на руку. Силвер пытливо заглянул в маленькие птичьи глазки-бусинки: Джок вертел головой, разглядывая его ответно.

Силвер помнил рассказ Эммы о том, как Джок привел ее к нему на крохотную пристань с бандитами. Слова Эрика, как птица привела их в Гнездо… Живой амулет, а? Почему ты возвращаешься ко мне? Прикормлен? Привык? Не помнишь иной жизни?

Или просто потому что любишь меня, а, моя птица?

Он пересадил Джока на клетку: тот попробовал прутья решетки на клюв и несколькими перескоками запрыгнул в дверцу. Силвер не стал ее закрывать.

Иногда стоит отпустить тех, кого ты любишь.

Если они любят тебя, обязательно вернутся.

Король мрачно улыбнулся. Отпустить…

Но оч-чень недалеко!