Глава 12
Какое-то время пляшущие перед глазами огненные круги застилали для меня солнечный свет. А когда проморгалась – от изумления так и села на пол… На пол!
Каким-то чудесным образом мы вернулись в тот самый момент, когда женщина-стрекоза плеснула в ладоши и место действия стремительно перенеслось в лес: все те же лица, «арена» в центре зала… Вот только придворные вокруг уже не стоят, а лежат в лежку – по крайней мере, мужчины. Тревожно вскрикнув, я бросилась вперед, перескакивая через безжизненные тела и расталкивая в стороны мешающихся под ногами барышень – туда, к трону! И вовсе не для того, чтобы немедленно его узурпировать, пользуясь отсутствием законного владельца. Тем более что тот никуда и не делся: лежит без чувств у подножия громоздкого и неудобного вызолоченного кресла…
Какая-то широкоюбочная полузащитница из фрейлин попыталась было броситься мне наперерез, но контратака быстро захлебнулась, запутавшись в широкой оборке. Ну, может, свою благотворную роль сыграл и удар головой под дых…
Упав на колени перед поверженным монархом, я с трудом подавила неуместное желание потрясти его за плечи или по обычаю местных вдов взвыть в голос. Прислушалась к дыханию – но в ушах глухо грохотал лишь мой собственный пульс. Пришлось прижаться щекой прямо к обтянутой мундиром груди – сердце бьется! Неужели он, как и Иан, впал в кому?!
Я уложила голову короля себе на колени (он так неудобно упал, прямо на ступеньки!) и дала выход обуревающим чувствам. Как водится, наиболее обильно они выходили через глаза и рот, орошая дорогое лицо горячим соленым дождем и оглашая тронный зал словами раскаяния и сожаления:
– Этого не может быть, не может! – всхлипывая, приговаривала я. – Зачем тогда все? Зачем тогда жить?..
Не помню, что я еще кричала – в тот момент это казалось очень важным, но, облаченное в словесную форму, напоминало чистый бред. Надеюсь, лежащий без сознания самодержец тоже не запомнил, если даже слышал. Кажется, вырвалось несколько фраз о том, о чем в моем шатком положении лучше было бы промолчать… Да и думать опасно.
Короля выдала самая обычная муха: пока она блуждала в кустистой брови, он мужественно терпел. Но стоило мохнатым лапкам пощекотать переносицу – монарх щедро, от души, можно сказать, размашисто чихнул.
– Ваше величество, вы притворяетесь! – возмутилась я.
– Да вы и мертвого воскресите, госпожа придворная чародейка! – не растерялся коронованный обманщик.
Пошатываясь и хватаясь руками за головы, остальные придворные потихоньку начали принимать вертикальное положение. Все выглядели ошеломленными, но, кажется, не слишком пострадали от таинственной падучей. Слуги оклемались быстрее господ и теперь помогали им держаться на ногах. Особенно ослабевших с высочайшего королевского дозволения вывели из зала.
Его величество держался молодцом, лишь для виду опираясь на подставленную мной руку. Поднявшись по трем ступенькам к трону, он занял принадлежащее ему по праву место.
– А где же отец Михаил? – Я огляделась по сторонам.
Личный духовник короля, он всегда следовал за ним, точно тень. Вот у кого наверняка есть свои соображения по поводу происходящего – кому и разбираться в демонах, как не святому отцу!
Однако окружающим хватало хлопот и без того, чтобы удовлетворять любопытство чародейки. Кто-то догадливый уже оказывал Иану первую помощь… Ах, это Орлетта успела распорядиться! Вмешавшись, я потребовала, чтобы мальчика отнесли в мою комнату: попробую его травками отпоить, ароматерапию… Не узнав, слуга грубо огрызнулся – а затем впал в ступор. Еще бы, ведь для них я никуда не пропадала, просто внезапно загорела до черноты и поизносилась в лохмотья буквально за пять минут.
Девушка-рыцарь уверенно раздавала приказания дворцовой челяди – сказывалось графское происхождение. Ну, по крайней мере об одном уже можно не волноваться, она наверняка устроит все наилучшим образом и проследит, чтобы малыша (даже обоих – над Найденкой уже вовсю причитали придворные дамы) отнесли куда надо, вымыли, переодели и накормили.
Больше всего сейчас мне хотелось, не отвлекаясь на мелочи, полностью сосредоточиться на любимом и потребовать если не продолжения внезапно прерванного почти месяц тому назад праздника, то по крайней мере немедленного и самого страстного уверения в том, что он тоже скучал и думал обо мне каждый день. Но король повел себя странно: вместо того чтобы обнять и приголубить – отстранился и посмотрел как-то… неласково. Ну, конечно: после такого скоропалительного бракосочетания получил возможность все обдумать и пришел к выводу, что поторопился… Или поверил, будто я его колдовством под венец затащила? А может, все проще: сравнил, и моя «заместительница» понравилась ему больше?.. еще бы – летать умеет!.. Я что ж… Я ведь не напрашиваюсь! Могу и кольцо вернуть, если надо… Может, наше бракосочетание вообще недействительно, без поцелуя-то! Надо поинтересоваться у эксперта.
– Где отец Михаил!? – громче повторила я, обращаясь к одному из стражников, что провожали нас в зал. Парень выглядел не таким пришибленным, как другие – армейская закалка!
Вздрогнув, тот ошалело покосился на меня, затем посмотрел куда-то поверх моего плеча и неуверенно протянул:
– В темнице?..
– За что батюшку-то? – недоверчиво ахнула я.
– За… измену?
Он что, у меня спрашивает? Или это та, вторая, успела начудить, а парень никак не разберется, я это или не я? Не знаю другого старгородца, менее способного на измену, чем отец Михаил, – надо было совсем спятить, чтобы этому поверить!
– Веди меня в темницу!
Далеко идти не пришлось: государственных преступников (до сих пор немногочисленных) держали здесь же, в дворцовом подземелье, где на всякий случай оборудовали несколько камер умеренной комфортабельности, обычно пустующих. За короткое время своего торжества самозванка успела перенаселить их под завязку: кроме отца Михаила я с изумлением увидела в застенках нескольких придворных, которых знала лично, и многих, с кем познакомиться до сих пор не удалось, но хотелось бы – у них была репутация людей достойных и благородных.
В отдельной камере томились женщины, в их числе Настасья и Машенька – разница социальных положений не помешала товаркам по несчастью объединенными усилиями почти насквозь продолбить стену в соседнюю камеру, так что теперь супругов и просто друзей по несчастью разделяла тонкая перегородка в два кирпича. Гораздо больше, чем готовность графинь и баронесс запачкать руки землей наравне с простолюдинками, меня поразило то, как надежно женский коллектив хранил свою тайну.
Но сильнее (и неприятнее) всего меня поразило открытие третьего, самого просторного каземата.
– Вы бросили в темницу детей?! – Не сдержав негодования, я обернулась к тюремщику.
– Госпожа чародейка, мне приказали! – испуганно побледнел этот громила, одним взглядом переламывающий палку от швабры.
Скорее всего, «я» же сама и приказала… Если раньше в душе еще шевелились какие-то ростки жалости к сосланному в ад демону, то теперь я жалела лишь об одном: что сломанное кольцо не оказалось бездонным. Сейчас засыпала бы эту дрянь солью с головой!
В отличие от взрослых, дети не торопились покидать узилище, сгрудившись толпой в одном из дальних углов камеры и бросая испуганные взгляды в сторону распахнутой двери. С той стороны они не ждали ничего хорошего…
– Все в порядке, я пришла, чтобы вас освободить. Можете выходить! Вы что, не узнаете меня? Это же я – тетя ведьма!
Совсем недавно такие слова вызвали бы взрыв радости, но сегодня эффект оказался прямо противоположным: мои поднадзорные беспризорники сбились еще плотнее, а вперед выступила Зара с боевым и даже враждебным выражением чумазой мордашки.
– А ну, не подходи! – сурово приказала она, выставляя перед собой висящий на груди талисман – когда-то подаренный мне югорским шаманом «ловец снов».
С тех пор он так и висел в моей комнате, на ширме – ведь жизнь была ярче и красочнее самого завлекательного сна! И хоть амулет и не был мне нужен, следовало внушить девочке, что брать чужие вещи без спросу нехорошо.
– Почему ты взяла мой амулет? – Сердито сведя брови на переносице, я вдруг подумала, что она могла получить разрешение у Настасьи или Машеньки, и смутилась.
– А ты попробуй теперь, отними! – Зарите, как всегда, смущение было вовсе неведомо.
Не очень понимая, чего она добивается, я шагнула вперед и протянула ладонь. Цыганочка не отдернула руку в сторону и не отвела глаз – с таким выражением лица школьные шутники ждут, когда учительница сядет на стул с подложенной кнопкой. Я не могла себе позволить уделить душевным колебаниям больше нескольких секунд, в конце концов, в этом мире меня не ждал удар спрятанного в рукаве электрошокера.
– Настоящая! – выдохнула Зара, когда ловец снов оказался у меня в руках.
– Тетя ведьма! – Как по сигналу, малыши облепили меня со всех сторон, обхватив за ноги, а кто повыше – обвили руками талию. Почти все плакали, так что юбка (вернее, то малое, что от нее осталось) быстро промокла насквозь.
– Посему ты так долго не приходила?! – сильно шепелявя, с вполне оправданной претензией в голосе поинтересовалась Зайчона, одна из младших девочек.
– Как только смогла. – С трудом проглотив застрявший в горле комок, я погладила русую головку: – А вы хорошо себя вели, пока меня не было?
– Конечно! – Зарита скривила губы. – Только за это в тюрьму и сажают!
– Ну… молодцы! – неловко похвалила я. – А сейчас пойдемте домой, у меня уже ноги закоченели на каменном полу стоять!
– Пожалуйте! – Отчитанный за чужую вину, тюремщик всеми силами старался реабилитироваться в моих глазах и уже протягивал почти новые, умеренно стоптанные сапоги гигантского размера, что называется, «со своего плеча». – Сейчас распоряжусь подогнать карету!
Не чувствуя от холода пальцев на ногах, я с благодарностью приняла еще теплые сапоги, в которые, кроме меня, с успехом могли обуться три человека. Хватит гадать, сколько дней тюремщик носил их, не снимая, и есть ли у него грибок!
– Боюсь, нас слишком много для кареты… Да тут недалеко – пройдемся пешком!
К чести графьев, маркизов и прочих баронов, вновь обретя свободу, они не стали важничать, а с готовностью подхватили на руки моих дважды подкидышей. Дети тяжелее взрослых переживали заточение…
– Святой отец, что тут происходило без меня?
– А как долго вас не было, госпожа чародейка? – вопросом на вопрос ответил священнослужитель.
Ну, конечно – для них ведь я никуда не пропадала.
– Меня «утащило» прямо из-под венца… Не может быть, что никто не заметил!
– Мы удивились, конечно, – хмыкнул отец Михаил. – Но буквально через несколько мгновений вы уже встречали нас у выхода из часовни, такая же цветущая, как обычно, и объяснили, что такое, мол, с вами бывает – от восторга.
Пока наша «кавалькада» неспешно подошла к заброшенному зданию приюта, от рассказа о собственных злодействах у меня волосы поднялись дыбом. И не только на голове: что поделать, эпиляторов в этом мире еще не изобрели, а скоблить ноги мечом – это, знаете ли, аттракцион не для слабонервных.
Моя «копия» в своем могуществе опиралась на примитивнейшие чувства – зависть и похоть. Те, кто не поддавался ее чарам, отправлялись в темницу – разумеется, это оказывались лучшие и благороднейшие люди, чистые влюбленные сердца. Даже в среде династических браков и выгодных мезальянсов находилось место чистому чувству! Не избежал застенков и сам королевский исповедник, огражденный от мирских искушений своей верой. Какой властью демонесса обладала над королем, он не знал, но был уверен, что не колдовской. Священник склонялся к мысли, что «стрекоза» чем-то угрожала его величеству, но чем именно – сказать не мог.
Как бы невзначай несколько раз в своем рассказе отец Михаил упомянул, что король все-таки не поверил подменышу и целовать, как того требует обряд, не стал. Более того – с этого дня он ни разу не делил с «чародейкой» опочивальню, не оставаясь «у меня» и не приглашая ее к себе. Я по достоинству оценила преданность и деликатность священника, хотя червячок сомнения все-таки остался.
На удивление, детский дом почти не был разорен – даже покосившийся ящик для пожертвований по-прежнему красовался на дверях. Соседи не всегда относились к чужому имуществу с таким почтением: первые несколько ящиков опустошали и разламывали, а то и уносили целиком. Пока однажды я, на совесть приколачивая очередную копилочку с откидывающейся крышкой, случайно не попала молотком по пальцам и в сердцах не рявкнула: «Да чтоб того, кто еще на сиротские деньги позарится… нервный почесун одолел!»
Хотя и не приглашала я зрителей полюбоваться процессом виртуозного фигурного вбивания двух гвоздей, но совсем без свидетелей не обошлось, и весть о «страшном заклятии», наложенном на коробку, в кратчайшие сроки облетела округу. От человека к человеку список напастей, грозящих обрушиться на хитника, неуклонно возрастал.
Разумеется, ящик украли на следующую же ночь… и вернули к полудню. Ожидание наказания оказалось страшнее самого наказания – наслушавшись рассказов о неминуемой жуткой каре, вор поспешил избавиться от преступных доходов. Дальше – больше: почти каждое утро на крыльце появлялся новый-старый ящик (некоторые даже с деньгами!), и трижды в двери колотились забулдыжного вида почесывающиеся личности с признанием, что пожертвованные доброхотами денежки они пропили, но готовы все возместить самоотверженным физическим трудом.
Я налегла на ручку незапертой входной двери, готовая к самому худшему: страшному беспорядку, к тому, что в опустевшем здании поселились крысы, летучие мыши или нищие… Но не к тому, что из темноты открывшегося проема мне навстречу бросится что-то белое, бесформенное, с перекошенной в беззвучном крике мордищей. Нечто спланировало откуда-то сверху и по определению не могло быть живым существом.
С визгом я отскочила в сторону, едва не скатившись с крутых ступенек, и тугая пружина, установленная Андрюшей Кулибиным, с громким стуком захлопнула дверь. «Аудитория» с почтением взирала на поединок «тети ведьмы» с призраком. Старательно делая вид, что и прыжок, и неуклюжие попытки сохранить шаткое равновесие на верхней ступеньке – всего лишь детали продуманного тактического отступления, я через силу улыбнулась:
– Все в порядке! Сейчас разберусь, что там такое…
Чувствуя в ногах предательскую слабость, я второй раз приблизилась ко входу и положила ладонь на дверную ручку, с тоской вспоминая, как в кино американские коммандос (а в последнее время – и наши) ловко заскакивают в опасные помещения, кувыркаясь через голову, и тут же принимают стойку для прицельной стрельбы. Из оружия страшной поражающей силы у меня оставалось разве что обаяние, а стрелять я могла глазами… Вот только оценит ли это призрак?
Стоять на крыльце, выжидая непонятно чего и якобы собираясь с духом (а на самом деле теряя последние крупицы отваги), было глупо. Собрав волю в кулак, я резко рванула на себя дверь и ринулась внутрь дома… Получилось ну совсем как в кино: зацепившись за порог, сапог богатырского размера отправил меня в свободный полет. Я рыбкой нырнула вперед, головой навстречу летящему призраку, и с размаху протаранила фантом, оказавшийся на ощупь очень даже упругим, почти материальным, после чего кувырком покатилась по полу.
Оставшийся в дверях сапог заблокировал тугую створку в полуоткрытом состоянии, и, поднявшись на ноги, я имела удовольствие в подробностях рассмотреть «призрака» – натянутое на раму сильно изорванное полотнище с аляповато намалеванной рожей. Гримасничать и скалить зубы «ужас, летящий на крыльях ночи» заставляло только мое богатое воображение. Хитрая система противовесов заставляла раму перегораживать открытый дверной проем и поднимала ее вверх, как только дверь закрывалась.
Прихрамывая, в одном сапоге я подошла к двери и выглянула наружу.
– Андрюшенька, солнце мое! Подойди-ка сюда ненадолго!
Сияя не хуже названного светила, юный Кулибин быстро поднялся по ступенькам, ожидая заслуженной похвалы. И, конечно, получил:
– Молодец, ловко придумал… Но что ж это ты меня не предупредил?
– Я забыл, – последовал убийственный в своей простоте ответ. – Думал, что его уже кто-нибудь сломал!
– Э-э-э… Ну, хорошо, иди. – Я дрожащей рукой потрепала стоящие дыбом нестриженые вихры изобретателя и пригласила всех заходить – путь свободен.
В горячке освобождения и борьбы с привидением спутники мало обращали внимания на мой внешний вид, но теперь стыдливые аристократы и дети постарше при виде голых ног, мелькающих в многочисленных «разрезах», отводили глаза и краснели.
– Тетя ведьма, а почему у тебя ноги торчат? – с детским простодушием поинтересовалась незнакомая девочка лет пяти… стоп, откуда в моем приюте незнакомая девочка?!
– А вон мои мама с папой стоят, – пояснила малышка, указывая пальцем.
На самом деле здесь никто не стоял, каждому нашлось дело: графы и бароны при помощи мальчиков поднимали и ставили на место опрокинутую во время ареста или обыска мебель, а их жены старательно, пусть и не слишком умело, размазывали пыль и грязь старыми ненужными тряпками.
Кстати, о ненужном: заглянув в одну из пустующих комнат монашек-воспитательниц, я обнаружила там забытую запасную рясу и тут же натянула вместо так всех смущающего развратного платья, явно опередившего свое время. Правда, она оказалась коротковата, и подол оставлял на виду добрых тридцать сантиметров босых ног, но на это уже никто не обращал внимания. Шерстяные носки и вязанные все из тех же старых тряпок шлепанцы – изделия воспитанниц приюта, – убили последний намек на сексуальность.