Если правда, что все в мире сбалансировано, то мне сейчас явно выходили боком те самые не дни даже, а целые недели, проводимые в тупом раскладывании пасьянсов на мерцающем экране офисного компьютера. Тут поневоле начнешь жалеть, что в сутках не двадцать восемь часов: на рассвете с трудом проснуться, умыться и причесаться (а волосы с каждым днем все длиннее!), вытряхнуть из форм остывшее и затвердевшее за ночь мыло, упаковать и разослать заказчикам. Наскоро позавтракать – если останется время. Накраситься, поприсутствовать на официальных утренних придворных мероприятиях, делая вид, что подчеркнуто-равнодушное отношение короля нисколько тебя не трогает. Затем бегом – в приют, принять отчет монахинь, выслушать взаимные жалобы учеников и учителей, урегулировать споры, если получится, к обоюдному удовлетворению. Повидаться с отцом Михаилом, отчитаться перед ним о состоянии дел, покорно выслушать выговор о неподобающем придворной даме поведении, согласиться, что краска на лице моветон, но остаться при своем мнении, и со всех ног – на дневные официальные придворные мероприятия. Не прием, так встреча… Отстоять до конца, борясь со скукой, и скорей в лабораторию: разнять девочек, насмерть сцепившихся из-за очередной тряпки или непонятно кем разбитого горшка. При Заре почему-то вся посуда начала биться сама собой – может, и впрямь талант? Вечерние официальные придворные мероприятия… и зачем я только нажаловалась священнику, что у меня слишком много свободного времени! В лаборатории в огромном котле бурлит смесь, которой полагается превратиться в мыло – надо будет поговорить с кем-нибудь, чтобы мне для этого выделили отдельное помещение в нежилом крыле, а то уже весь этаж пропах… А вдруг девочки отвлекутся, забудут вовремя снять горшок, и смесь подгорит?! Или опрокинут котел?! С тревогой достоять до конца, переминаясь с ноги на ногу, дождаться, пока из зала выйдет король, который по-прежнему делает вид, будто меня и на белом свете-то нет, и скорей в лабораторию – слава богу, все в порядке, дворцовое крыло уцелело, пережив взрыв страстей. Котел тоже устоял… Список потерь ограничился еще одной деревянной ложкой, которую ставшая очень нервной Настасья сломала о крепкий Зарин лоб – у девочки даже синяка не осталось, но где же она берет среди зимы живых лягушек? Ночка предстоит веселая… Если я вообще смогу уснуть хоть на минутку: после захода солнца лабораторию начинают осаждать толпы мнительных дворян в поисках немедленной ведьмовской помощи. Вынь да положь им приворотное зелье! Два часа на сон – если повезет, – и все по новой…

– Госпожа чародейка!

– А?.. – Я приподняла над подушкой растрепанную голову. Что-то тут не так, что-то неправильно…

– Вы умываться будете? – хмуро поинтересовалась Зара, держа наперевес тазик с теплой водой.

Ну точно, если скажу «нет» – окатит с размаху прямо в постели… Благоприобретенная вежливость давалась прирожденной бродяжке очень нелегко.

– Буду-буду. – Спустив ноги с кровати, я торопливо поплескала водой в лицо, взбила в ладонях мыльную пену и только тут окончательно проснулась: – А почему ты? Где Машенька?

– Плохо ей, – без всякого сочувствия буркнула девочка. – Рожает, кажись.

– Что?!! – Вскочив на ноги, я толкнула и едва не опрокинула маленькую цыганочку на пол, но тяжелый таз она все же удержала.

Ураганом ворвавшись в комнату горничных, я встретилась с Машенькой глазами и поняла – дело плохо. Все лицо молодой женщины покрывали крупные капли пота, волосы намокли и слиплись, в глазах слезы, нижняя губа прикушена мало не до крови.

– Господи, что с тобой?! – В данных обстоятельствах сложно было придумать более глупый вопрос.

– Ничего-ничего. – Она часто задышала и принялась перебирать руками по одеялу, будто собралась вставать. – Я сейчас… Уже проходит…

– Куда уж проходит! – Положив ладонь на плечо, я заставила ее снова лечь: – Уже и воды, поди, отошли?

– Нет! – В глазах горничной плескался настоящий панический ужас. – Еще рано! Еще не пора!

Она попыталась сесть на кровати, но внезапно ее лицо исказила гримаса нечеловеческой боли, а сквозь сжатые зубы протиснулся сдавленный стон.

– Ты как знаешь, конечно, но я иду за лекарем! – Я испугалась не на шутку. Честно говоря, так свыклась уже с крутобокой Машенькиной фигуркой, что с трудом представляла, будто может быть как-то иначе. И уж совершенно точно не была готова к такому развитию событий, подсознательно оперируя понятиями: начались схватки – «Скорая помощь» – больница – счастливые и здоровые мать и дитя. Пожалуй, только глядя сейчас в искаженное болью лицо подруги, я внезапно остро осознала, что в эту эпоху рожали прямо на дому, часто даже без посторонней помощи, как природа подскажет. Мне же в данный момент природа подсказывала только один выход: как можно быстрее бежать за помощью и переложить всю ответственность на чьи-нибудь широкие плечи…

– Нет! – Мой локоть сжали не человеческие пальцы, а стальные тиски – синяки останутся, без вопросов. Кажется, только что я своими ушами слышала, как хрустнул хрящ. А Машенька с лихорадочным блеском в глазах быстро бормотала: – Нет! Только не лекаря! Он меня… залечит!

Мы с придворным врачом недолюбливали друг друга – после моего назначения на должность он потерял часть клиентуры и теперь при встрече в узком коридоре непременно разворачивался и удалялся в противоположном направлении. Такое поведение не вызывало у меня ответных теплых чувств… но все же это не повод подвергать сомнению репутацию доктора – при дворе неумех не держат! Исключая кое-кого из присутствующих… Напуганная, как никогда прежде, я заорала не своим голосом:

– Настасья!

Совсем забыла, что накануне отпустила вторую горничную на именины к поварихе и разрешила не возвращаться до обеда. Помощи ждать неоткуда… На секунду мне представилось, как по возвращении Настасья застанет в комнате только два хладных трупа: Машенька погибнет оттого, что я не смогла толково оказать ей хотя бы первую помощь… а я – скованная мертвой хваткой мертвой девушки, от голода и жажды. Хотя без еды человек может, кажется, семь дней прожить, а воды у меня достаточно, целый тазик. С мыльной пенкой «для вкусу»…

Сильные руки обхватили меня за плечи и энергично встряхнули, избавляя дурную голову от бредовых мыслей.

– Так и знала, стоит только мне отлучиться – и все пойдет наперекосяк! – добродушно проворчала Настасья, закатывая рукава. – Что, началось?

– Нет! – сдавленно пискнула Машенька. – Не сейчас! Я не хочу!

– Главное, что ребеночек уже хочет, – уверенно возразила ей подруга. – Пришла пора ему наконец воздуха глотнуть. А будешь сдерживать – задушишь. Уж можешь поверить: у матушки, кроме меня, еще восемь детишек было, с семи лет ей во всем помогала… Ну!

Следующие несколько… минут?.. часов?.. показались мне сутками. Повинуясь уверенным приказам Настасьи, Зара крутилась, точно белочка в колесе, принося, унося и подавая: точь-в-точь расторопная хирургическая медсестра во время операции. Мне же не оставалось ничего другого, кроме как держать Машеньку за руку, уговаривать ее, что все будет хорошо, и молиться про себя, чтобы так оно и было…

На моей руке отпечаталось уже несколько рядов красных пятен от железного захвата пальцев роженицы – и первые уже начали постепенно наливаться синевой. Ничего, это пройдет – только бы и с Машенькой, и с малышом все было в порядке. Кажется, в комнату кто-то ломился: за опаздывающей придворной чародейкой послали слугу, – но открывшая дверь Зара посоветовала ему зайти попозже, лучше всего завтра. В настолько неподобающих маленькой девочке выражениях, что вряд ли посланник передал отцу Михаилу ответ дословно.

Наконец – кажется, спустя десять тысяч лет, – воздух пронзил возмущенный, пронзительный детский крик.

– Мальчик, – странным голосом произнесла Настасья.

– Что такое? – Взглянув на новорожденного, я внезапно испытала совсем не приставшее женщине чувство дурноты, но мужественно справилась с собой. – Какой хорошенький! Зачем ты ему пуповину на шею намотала?

– Он таким родился…

– Слава богу, что не задохнулся!

Перевязав и перерезав пуповину, Настасья ловко вымыла и спеленала мальца. Похоже, она и впрямь знала в этом толк. От меня же помощи было мало: не имея прежде близких контактов с младенцами, перед этим, первым, я испытывала безотчетный страх, поэтому просто продолжала держать Машеньку за руку и гладить по голове.

– Что с ним? – тревожно вскрикнула она, силясь подняться. – С ребенком все в порядке?!

– В полном. – Я положила свою ладонь на горячий лоб горничной: – Сейчас покричит и уснет. Он хорошо потрудился. И тебе надо передохнуть… Спи!

Утомившаяся Машенька, будто поддавшись на уговоры, быстро уснула, и дальше мы с девочками действовали самостоятельно. Как женщина суеверная, будущая мать не запаслась заранее детскими вещами и прочими причиндалами вроде пеленок, пустышек и колыбельки – примета плохая. Поэтому кроватку пришлось на скорую руку соорудить из деревянного ящика – хранившийся в нем запас готового мыла я попросту высыпала на пол. На пеленки пошла запасная простыня, роль матрасика успешно выполнила одна из подушек с моей кровати, вместо одеялка пригодился теплый цветастый платок из Настасьиного гардероба.

Удивительно, но вскипяченная Зарой вода еще не успела совершенно остыть – не обжигала, конечно, но, по-видимому, весь этот кошмар все-таки уложился не в сорок часов, а в сорок минут. Спешить на работу я тем не менее не стала – нет ничего хуже, чем прийти после короля, тогда уж лучше совсем не ходить. Тем более повод-то какой! А важных приемов сегодня, кажется, не ожидают – иначе меня предупредили бы. Правда, слуга зачем-то приходил… Ну, если что-то срочное – пошлют еще раз, или отец Михаил сам придет. Не бегать же теперь по коридорам дворца с криком «Кто ведьму вызывал?!».

Присев у колыбели, я тихо любовалась малышом. Хорошо, что Настасья умеет перепеленывать и кормить младенца из рожка – бутылочек еще не было, поэтому использовали настоящий коровий рог. Мне по-прежнему страшно было даже прикоснуться к ребеночку, он выглядел таким крохотным и беззащитным…

– Настоящий маленький ангелочек! – прошептала я.

– Да, по всему видно – не жилец, – нахмурилась подошедшая горничная.

– Ты что, Настя, думай, что говоришь! – возмутилась я. – Типун тебе на язык! Нормальный здоровенький ребенок.

– Может, и здоровенький, – не унималась упрямая девушка, – но вот нормальный…

– И что тебе не нравится? – Я начала сердиться.

– Он желтый, – принялась скрупулезно перечислять она. – А такого лица у младенцев я вообще никогда не видела! По всему выходит, что он или больной… или демон.

– К вам демоническое посольство девять месяцев тому назад приезжало? – хмыкнула я. – Узкоглазый, желтолицый – обычные азиатские черты лица! Видимо, с папиной стороны.