В очередную вылазку за боярышником (а заодно разведать, что там с дорогой) я отправилась во всеоружии – с большой кружкой наперевес. Машенька решила во что бы то ни стало сварить компот – или кисель… а может, и варенье. Из пространных объяснений сложно было сделать определенный вывод, но звучало вкусно. На этот раз меня сопровождал другой разбойник, не склонный к сантиментам: курточкой не поделился и, логично рассудив, что без верхней одежды я далеко не уйду, не потащился следом по глубокому снегу, ограничившись наблюдением издалека.

Уже подходя к кусту, я заметила, что сегодня меня уже кто-то опередил: он ходил ходуном, разбрасывая в стороны ягоды и маленькие веточки. У корней копошилась пушистая коричневая фигурка, напоминающая маленького медвежонка.

– Зара! – удивилась я. – Что ты тут делаешь? Мама тебя сегодня не ждала!

– Иди на…! – грубо отозвался «медвежонок». – Мама меня вообще не ждала!

Маленькая дочка Цыганки не жила с нами в подвале – она лишь иногда появлялась в лесу, основное время промышляя в городе: просила милостыню, приделывала ножки плохо лежащим мелким вещицам и подслушивала разговоры купцов, ожидающих прибытия обозов с товарами или отправляющихся в далекий поход – словом, была мастерицей на все руки. Не знаю, сколько ей было лет – выглядела Зарита на пять, но в больших невинных глазах орехового цвета блестела недетская смекалка.

– Хорошие девочки не говорят таких слов!

– А я – плохая девочка! И про тебя, тетя ведьма, всем расскажу!

– Что? – искренне удивилась я.

– Ты меня сглазила! – Девочка резко обернулась, и я ахнула: из-под левого, опухшего и не открывающегося глаза огромный лиловый синяк стекал чуть ли не до подбородка.

– Что с тобой такое случилось?! Упала?

– Мальчишки избили, – шмыгнула носом та и снова яростно набросилась на боярышник.

– Из-за меня?

– Это же ты вчера сказала, что я хорошая девочка, а хорошие девочки не воруют.

– А при чем тут мальчишки?

Цыганочка вздохнула, удивляясь моей непонятливости:

– Я пыталась украсть у них игрушку. И уронила…

– Не знала, что ты играешь в игрушки.

– Я бы ее продала.

– Ага. – Я задумчиво посмотрела на Зару – и снова вздрогнула, наткнувшись взглядом на опухшую щеку. – Сильно болит?

– А сама-то как думаешь? – Потянувшись за дальней, наверняка самой вкусной гроздью, девочка оцарапалась о длинный шип и зашипела, как кошка.

– Дай подую.

– Это еще зачем, – проворчала Зарита, но отстраняться не стала. Нагнувшись, я подула на синяк, и пробормотала «заклинание», которым мама всегда лечила мои мелкие ушибы:

– У кошки боли, у собаки боли, у сороки боли, у вороны боли… А у Зары, хорошей девочки, не боли! Ну как, полегчало?

– Угу, – из вежливости согласилась девочка.

Из вежливости? На Зару не похоже!

– Надо еще что-то холодное приложить, чтобы отек спал. – Я огляделась по сторонам и набрала в горсть снега. – Да вот хотя бы… Только не слишком долго, чтобы лицо не обморозить.

Послушно взяв с моей ладони сплюснутый снежный пластик, цыганочка прижала его к щеке – снег тут же принялся таять, стекая из-под ладони на подбородок смоляными каплями. Да, умыванием девочка себя явно не утруждает…

Спасибо маме… и отечественному кинематографу. Внешние карманы у меня, конечно, обчистили, но под юбку заглянуть не догадались, так что в маленьком кармашке, который я собственноручно пришила с внутренней стороны самой нижней поддевки (Машенька только хмыкала, разглядывая корявые стежки) сохранился неприкосновенный запас – две золотые монетки. Три уже начинали звенеть при ходьбе, а я и так исколола все пальцы, пока пришивала один кармашек. Да и перспектива черного-пречерного дня, когда этот запас сможет понадобиться, выглядела в то время более чем туманно. Не то что сейчас…

При виде золотого кругляша ореховые глазки засияли, точно два солнышка.

– Что надо сделать? – Зара с готовностью протянула чумазую лапку.

– Ты сейчас вернешься в город и отнесешь вот это в гостиницу «Корона». – Вытащив из кармана грязноватую тряпицу, некогда бывшую носовым платком, я протянула ее «гонцу». – Передай портье… Или подбрось так, чтобы он этого не заметил.

– Волшебство? – Девочка так же проворно спрятала руку за спину.

– Только для того, кто этот сверток развернет, – успокоила я ее. – Он меня обхамил однажды… Никак не прощу.

– А-а-а, – понимающе протянула она. – А если я его тем мальчишкам отдам – им будет что-нибудь плохое?

– Нет, он заговорен только на одного конкретного человека. – Я покачала головой и протянула монетку. – Когда вернешься – получишь еще одну такую же.

– Ты даже не заметишь, что меня не было! – Схватив деньги и «письмо», Зара припустила по сугробам так, что только пятки засверкали. Надеюсь, она сделает все как надо и не станет по дороге экспериментировать, подействует колдовство на ее обидчиков или все-таки нет.

Разумеется, сверток не был ведьминым проклятием: за неимением бумаги и чернил я написала послание на носовом платке – вернее, вышила, надергав цветных ниток из подола платья. А иголка у Машеньки, как у всякой хорошей портнихи, всегда была при себе.

Я таскала письмо уже несколько дней – даже пару раз распарывала зашитый суровой ниткой «конверт», чтобы добавить какие-то новые подробности, – но совершенно не представляла, какой почте его доверить. Ни один разбойник не взялся бы добровольно доставить собственную явку с повинной и донос на товарищей. Чаще всего возникала мысль о голубиной почте – но для этого была нужна птица непосредственно с дворцовой голубятни. А дикому лесному сизарю как объяснить, куда лететь? Так что без преувеличения можно было сказать, что эту девочку мне сам бог послал!

Скажем прямо, в плане розысков нашего с Машенькой конкретного места заточения письмо мало чем могло помочь: план проезда к тайному разбойничьему убежищу я набросать не могла – сама не знала. Поэтому ограничилась рекомендацией уточнить в архивах и исторических хрониках: где-то должно сохраниться упоминание о лесном замке, разрушенном до основания – скорее всего, взрывом. Приблизительное количество боеспособных разбойников дважды приходилось спарывать и уточнять – первый раз некоторых я пересчитала дважды, не слишком различая по лицам. Бороды и лохмы до плеч у всех выглядели одинаково и вполне успешно заменяли бандитам классические черные шапочки с прорезями для глаз. Потом в убежище вернулся небольшой летучий отряд, выполнявший какое-то особое задание… Даже сейчас я не могла поручиться, что указанная цифра абсолютно верная.

Больше же всего пришлось поломать голову над подписью: «придворная чародейка» – звучит чересчур официально, да, может, меня уже давно уволили за небрежение служебными обязанностями. Просто «ведьма» – самой не нравится… Сомневаюсь, помнит ли кто-нибудь во дворце, как меня зовут на самом деле? Правда, я называла свое имя на первой беседе-допросе с королем и Инквизитором, но с тех пор никто ко мне так не обращался – я и сама его почти уже забыла. Немного поколебавшись, в конце концов все-таки решительно вывела: «Ольга». Руки так и тянулись простирнуть захватанную тряпку, но вышитый бледными нитками текст на мятой ткани станет совсем уж нечитабельным. Оставалось только скрестить пальцы и надеяться, что получивший такое послание портье не бросит его в огонь немедленно, а хотя бы попытается приглядеться.

К вечеру Зара в пещере так и не появилась. Впрочем, я и не ожидала, что мой «гонец» вернется с хорошими новостями так рано. Гром грянул на следующее утро…

Под землей не было закатов и рассветов, так что ориентироваться во времени было очень проблематично. Разбойники вовсе не утруждались такой ерундой и свободное от нападений и грабежей время проводили по-медвежьи, в спячке. И мне не миновать бы полной дезориентации во временном пространстве, если бы не Машенька – каждый божий день на заре, точно разбуженная петушиным криком, она поднималась и приносила мне миску с теплой водой для умывания, как будто ничего не случилось и жизнь идет своим чередом.

При тусклом пляшущем свете масляной лампады, склонившись над миской с водой – жалкая замена зеркальцу! – я наводила марафет… точнее, страх и ужас. Древесный уголек из костра заменял всю косметику скопом, позволяя сделать из лица готическую маску в черно-серых тонах.

Внезапный шум заставил всех отвлечься от своих дел. Разбойник, оставленный Тимофеем наверху, следить за приближением к пещере случайных грибников и потенциальных врагов, вывалился из пролома в стене, спотыкаясь и хватая ртом воздух:

– Королевские… егеря! – выдохнул он.

Переполох, поднявшийся после этих слов, можно было сравнить с началом конца света. Вместо того чтобы схватиться за оружие и грудью встретить врага или отправить небольшой отряд, чтобы он отвлек на себя внимание основных сил противника и увел в сторону «от гнезда» по примеру курицы-наседки, мужчины лишь бестолково метались по подвалу, распинывая костры и наступая на продолжающих спать товарищей. Некоторых из них и пушечный выстрел не разбудит…

Женщины, напротив, кинулись собирать вещи и увязывать их в узлы – правильно, на каторге все пригодится… Не собираются же они пешком убегать от егерей через лес с таким грузом за плечами!

Поддавшись общему психозу, Машенька тоже было бросилась собирать в кучу какое-то тряпье и посуду.

– Погоди! Куда это ты собралась? – Я схватила ее за руку.

– Не знаю… Как все, – растерялась она.

– Все сейчас вспомнят про нас и начнут мстить. – Пришлось напомнить, что мы здесь на особом положении. – Так что делай не как все, а как я!

Опустившись на четвереньки, мы постепенно (и, хочется надеяться, незаметно для остальных) поползли вдоль стены. Спрятаться негде – ни ниш, ни проемов, даже углов в этом подвале не было, так что своеобразным укрытием нам послужила распятая на стене шуба. Может, хоть не сразу заметят.

Сорвав со стены предательский факел, я изо всей силы отбросила его прочь – обратно вернулся звук удара и сдавленное проклятие. Кажется, попала в кого-то… Ну, извини!

– Нет ее здесь! – Кажется, мы очень вовремя покинули свое прошлое пристанище. Хриплый голос возницы с перерезанным горлом невозможно было перепутать с любым другим.

– Да куда она может деваться! – уверенно рявкнул Отчаянный Тимоха.

Машенька пискнула мышкой и, дрожа, прижалась к моему боку – как будто так мы становились менее заметными.

– Вот она! – прохрипел разбойник. Где-то совсем близко… предательская слабость в ногах… Вот бы стать незаметной-незаметной… прозрачной!

– Это шуба, дурак! – осадил подручного атаман.

– Спрятались за ней…

– И ноги поджали? – хмыкнул батька Тимофей. – Черт с ними, пора рвать когти!

Как только разбойники повернулись к нам спинами, я почувствовала шевеление под боком и успела ухватить Машеньку за руку:

– Ты куда собралась?

– Туда, к выходу!

– Балда! Остальные только нас и ждут. Попасть под дружественный огонь тоже мало приятного. Давай туда, за атаманом!

– Я боюсь! – уперлась горничная. – Заметит!

– Ничего, прорвемся! У него наверняка есть какой-то план.

Делу – время, а телу – бремя… Немного поколебавшись, я сняла со стены свою шубу и накинула на плечи. Мало ли что с ней может случиться во время штурма! Стараясь держаться в тени стены, не натолкнуться на кого-нибудь из разбойников и в то же время не потерять из виду удаляющиеся спины батьки Тимофея и Хрипатого, мы с Машенькой успели заметить, как атаман хлопнул по стене ладонью, после чего они вместе с сообщником буквально прошли сквозь холодный камень! Когда к этому месту подбежали мы, там вновь была гладкая кирпичная кладка.

Я в задумчивости остановилась; а вот горничная, не сомневаясь ни секунды, рванулась вперед и гулко врезалась лбом в стену.

– Ты что?!

– Я думала, еще можно пройти, – потирая ушибленное место, призналась девушка.

– Мала еще без меня сквозь стены проходить… Кажется, этот. – Сделав поправку на разницу в росте, я всем телом навалилась на камень, по которому стучал Отчаянный Тимоха. То, что со стороны и в чужом исполнении выглядело легко, от меня потребовало приложения немалых усилий. Когда я уже совсем было пришла к выводу, что ошиблась кирпичом, он неожиданно поддался и ушел в стену вместе с изрядным куском кладки, открыв дышащий сыростью провал.

– Так и знала! Не могли же прежние хозяева попадать в свой подвал только через пролом в стене или с потолка спускаться! – удовлетворенно заметила я. Нашарив глазами еще не до конца прогоревший факел, вытащила его из крепления и взмахнула, как знаменем: – Вперед!

– Я боюсь, – Машенька задрожала всем телом.

– Прорвемся!

Эх, мне бы на самом деле хоть половинку этой уверенности.

Взявшись за руки – ни дать ни взять две школьницы перед прививочным кабинетом, – мы дружно шагнули вперед. Лично я при этом, признаюсь, крепко зажмурилась – а Машенька и вовсе обмерла. Стенка за нашими спинами со зловещим скрежетом вернулась на место – скорее всего, сработал рычаг, спрятанный под одной из плит пола, по которым мы только что прошлись, или система противовесов с каким-нибудь примитивным таймером, вроде песочных часов… но получилось очень эффектно!

Машенька сдавленно пискнула и начала медленно оседать – кажется, собирается потерять сознание. Как не вовремя! Я ободряюще сжала ее ладонь:

– Не бойся, как вошли – так и выйдем! В крайнем случае, пересидим тут, пока суматоха не уляжется, и поищем рычаг с этой стороны.

– Я вовсе не боюсь, – дрожащим голосом отозвалась моя спутница. – У меня земля уходит из-под ног!!

– Что? – Я опустила факел – каменная плита, на которой обеими ногами стояла Машенька, действительно медленно, но верно уходила вниз.

– Соскакивай скорее!

Как могла, одной рукой я тянула ее за шиворот вверх, помогая выбраться из ямы. Можно было ненадолго положить факел на пол и взяться обеими руками, но страх, что единственный источник света может погаснуть, и мы останемся в полной темноте в этом полном ловушек коридоре, не позволял пальцам разжаться. Странная, конечно, западня – рассчитанная на очень медлительного врага. Или тяжелого рыцаря в полном комплекте железных доспехов. А может, просто механизм испортился от времени?

– Куда теперь? – Выбравшись на твердый пол, Машенька была бодра и готова к новым подвигам.

– Пока вперед. Выбор у нас небольшой.

– А теперь?

Я по очереди осветила первые метры двух разветвляющихся коридоров. Кажется, у левого ответвления пламя слегка дрогнуло.

– Сюда! Кажется, отсюда идет сквозняк.

– Ну, и что за радость, если нас сейчас еще и сквозняком продует, – неожиданно заупрямилась моя спутница. – Мне правый коридор больше нравится! Он и шире, и светлей, и чище…

Я изумленно покосилась сперва на Машеньку, а затем на коридоры-близнецы. Хотя, если присмотреться повнимательнее, в правом действительно на полу ни пылинки, а вот в левом будто постелили пушистый серый ковер. И уже порядочно натоптали… сапожищами 45-го размера.

– Не нравится мне все это. Кто здесь пылесосит? И зачем? Все-таки нам налево! Тем более, и Тимоха туда пошел.

– А зачем нам догонять этого разбойника? – Машенька попыталась вырвать у меня свою руку. – Разве это подходящая компания для порядочной девушки? А оттуда меня кто-то зовет… так ласково…

– Машуль, когда в компании один слышит голоса, а другой нет – это очень плохой признак, поверь мне на слово, – пыталась увещевать я, но, взглянув на девушку, поняла: поздно. Машенька страшно побледнела и смотрела сквозь меня совершенно застывшим взглядом. Черт, может, тут газ какой-нибудь скопился галлюциногенный? Кто знает, что в этих подвалах раньше хранили, может, настойку мухоморную. Ядреную – до сих пор не выветрилось…

– Заткни уши! – без особой надежды быть услышанной крикнула я и решительно устремилась в выбранном направлении, не разжимая руки на вялом запястье.

Машенька не то чтобы активно сопротивлялась – тогда бы мы до сих пор пластались в этом коридоре, и еще неизвестно, кто бы победил, ведь ударить беременную мне не позволяли моральные принципы и простая человечность. Но чтобы заставить ее сделать хотя бы маленький тараканий шажок, следовало приложить немалое усилие. Через пару метров я уже взмокла, как мышь под метлой. Еще эта шуба… К счастью, чем дальше мы уходили от зловещей развилки, тем больше горничная приходила в себя.

– Да иду я, иду, – отозвалась она после очередного рывка и недоуменно встряхнула головой: – Что это было? В уши будто воды кто налил…

– Пошли скорее, пока нам тут действительно по уши не налили, – поторопила я ее. – Кто знает, какие еще ловушки в этом подземелье – могут ведь и воду пустить!

– Так, может, вернемся?

– Только через мой труп! Нет, назад нам теперь дороги нет.

Вот за что люблю Машеньку в нормальном, незагипнотизированном состоянии: ни одного вопроса-переспроса, подобрала юбку и пошла вперед. Разве можно обмануть такое доверие?

К счастью, дальше коридор больше не раздваивался и не растраивался, ведя прямо к цели. Летом выход из подземелья, очевидно, заслоняла густая лесная растительность, а сейчас мы просто уткнулись в рыхлую снежную стену, в которой чьи-то трудолюбивые руки прокопали широкую нору, уходящую вверх под небольшим углом. Еще осыпается… Толща спрессованных снежинок красиво просвечивалась солнцем, и я невольно залюбовалась. Вот он, путь к свободе! В буквальном смысле этого слова на белый свет.

Я воткнула в снег древко все еще не погасшего факела – но тушить не стала, мало ли как все обернется! – и передала Машеньке шубу:

– Эх, вспомню молодость! В детстве мы с ребятами с нашего двора целую крепость снежную построили, вот там были норы так норы, куда уж этой! Правда, нам родители помогали… Пойду вперед, а ты жди здесь и ничего не делай. Если увидишь что-нибудь страшное – в драку сразу не вступай, а кричи и бегай по кругу, пока я не вернусь. Ну, с богом!

Упираясь локтями, я быстро поползла вверх. Достаточно широкий, чтобы протиснуться взрослому мужчине, ход шел под удобным углом, ползти было одно удовольствие. Совсем как в детстве… разве что тогда родители наряжали меня тепло, как на Северный полюс, и после горок от меня буквально пар валил – хоть яичницу на лбу жарь. А сейчас холодная крупа сыпалась прямо за шиворот, забивалась в декольте… Рук я уже давно не чувствовала. Не ведьма, а снежная баба… Теперь хорошо понимаю, как должна чувствовать себя сосиска, забытая в морозильнике и постепенно покрывающаяся инеем…

К счастью, лаз довольно быстро закончился, и я с удовольствием глотнула свежего вольного воздуха, но не стала замирать и любоваться природой, а развернулась и тут же юркнула обратно в нору. Ползти-катиться вниз было несравненно удобнее!

В подвале было темно, как… в подвале, к тому же пахло еще пакостнее, чем мне запомнилось перед «восхождением» – кажется, паленой щетиной.

– Машута! – испуганно воскликнула я.

– Факел погас, – печально отозвалась невидимая в потемках девушка. – Упал… Да так неудачно…

– Ну, и бог с ним! – облегченно отмахнулась я. – Иди сюда, сейчас я тебя наверх подыму. Только сперва шубу застегни.

– Но…

– Хотя бы верхние пуговицы! А теперь ложись в снег… Да не на живот! Спиной.

Умница, Машенька не стала задавать лишних вопросов и тянуть время, а послушно вытянулась на снежном склоне в позе египетской мумии. Даже ручки на груди сложила…

Немногие из моих школьных подруг уже успели обзавестись потомством – но и из общения с этими немногими я успела твердо уяснить: беременным нельзя поднимать руки, даже чтобы белье развесить или чашку с посудной полки достать. Мне даже пытались объяснить, из-за чего, но подробности уже забылись. Одно я помнила твердо – это чревато самыми неприятными последствиями, вплоть до преждевременных родов. А оно нам надо?

Поэтому, спустившись пониже, я вытянула руки и вцепилась в воротник шубки. Надеюсь, выдержит… Северные скорняки старались на совесть!

Легче всего нам дался первый метр. Машенька вела себя хорошо, лежала спокойно и не брыкалась, пытаясь помочь. Шуба скользила вверх по склону, точно намазанная салом, и не норовила соскользнуть вниз – значит, все-таки не из кротовых шкурок. У кротов, я где-то читала, мех устроен таким образом, что как погладишь, так и ложится – чтобы зверек в своих подземных коридорах не застревал, если понадобится назад сдать. Да и вообще, сколько этих кротов надо наловить на целую шубу – представляю себе полк «добытчиков-звероловов» с лопатами наперевес… наверное, надо мной просто подшутили, не бывает кротовых шуб!

А вот идея подоткнуть юбку, прежде чем снова спускаться в нору, была просто гениальной! Жаль, поздно пришла… когда проклятая юбка уже совершенно наделась мне на голову, сковав движения. Локтями я по-прежнему могла упираться в стенки тоннеля, да что толку – одновременно с этим прижималась и ткань. Проделать тот же трюк при помощи коленей не удавалось – суставы не такие гибкие. Мы с Машенькой надежно застряли в самой середке снежной трубы. Снова спускаться вниз, подоткнуть (а то и оторвать ее напрочь!) юбку, оставить Машеньку, подняться, развернуться и снова спуститься за оставленной подругой страсть как не хотелось. Однако альтернатива не прорисовывалась.

Внезапно в памяти всплыл еще один эпизод моего славного детства, относящийся примерно к тому же периоду, что и постройка во дворе снежной крепости: первое посещение плавательного бассейна. Разумеется, сразу в воду нас, первоклашек, никто не пустил, сперва все движения нужно было отработать на суше, и лишь после этого неофитам торжественно вручили пенопластовые дощечки-лодочки и показали, где лесенка. Оказавшись в воде, я тут же бодро поплыла – только, к изумлению тренера, не вперед, как остальные, а задом наперед, загребая воду ногами вместо того, чтобы отталкиваться. Несколько занятий потребовалось на то, чтобы помочь мне сменить вектор направления – но все равно плыть головой вперед у меня получалось медленнее… и несравненно скучнее!

На пробу я сделала ногами несколько загребающих движений. Некоторые вещи не забываются, это как езда на велосипеде – пара падений, и тело рано или поздно все вспомнит само. Вот и на этот раз – несколько нерассчитанных ударов пятками в снежный свод, обрушивших на нас по пригоршне снежинок, и я бодро погребла к выходу.

Не скажу, что это было так уж легко – кто пробовал когда-нибудь плыть против течения вверх по водопаду, наверняка меня поймет. Дело шло в разы медленнее, чем при помощи локтей, я выбилась из сил быстрее, да и снежный коридорчик после этого выглядел так, точно, несмотря на тесные размеры, в нем кипела жаркая драка. Но в конце концов мы это сделали! Думаю, даже форель мною бы гордилась.

Взмахнув в воздухе голыми ногами, я уже по-человечески смогла встать на четвереньки и вытянуть Машеньку из снежного жерла, точно пробку из бутылки:

– Поздравляю, мамаша, у вас девочка!

– Что? – Она стряхнула снег с лица и ушей.

– Ничего – это я не с тобой…

Облегченно вздохнув, снежное лоно закрылось. Ничего себе! В дополнение к холодному пронизывающему ветру ледяная рука схватила за сердце: а если бы вся эта масса обрушилась нам на головы?! И никто не узнает, где могилка моя… Вот что называется – повезло так повезло!

Пока я оглядывалась назад, Машенька отряхнула снежинки с бровей, смело взглянула вперед и тут же заметила главное:

– Убегают!

– Кто?

Даже если подкоп и отнял у них изрядное время – пока мы, в свою очередь, занимались подснежным плаваньем, Тимоха с Хрипатым должны были уже десять раз добежать до местного аналога канадской границы. Однако солнечная погода подготовила разбойникам коварную ловушку, и рыхлый весенний снег, подтапливаемый теплыми лучами, не выдерживал веса взрослого мужчины даже с дощечками на ногах, так что на каждом шагу бандиты проваливались по пояс и будто разыгрывали жанровую сценку: ледокол (батька Тимофей), широкой грудью прокладывающий дорогу во льдах для баржи (Хрипатого). Хотя и сложно сказать, в каком снегу брести сложнее, взрыхленном или нетронутом.

– Стойте! – Ух, аж у самой уши заложило! Ну и акустика – в этой ложбинке театр бы построить…

На разбойников, по-видимому, внушительный окрик тоже произвел впечатление – оба замерли, как вкопанные… Хрипатый даже ногу занесенную не опустил, так и остановился в позе журавля на болте.

– Вообще-то Тимоха спас вам жизнь. – Машенька подергала меня за рукав. – Ведь мог бы выдать заказчику…

– Ага! А когда в последний раз приходили прощаться, то ножички прихватили только для самообороны, – съязвила я, но невольно почувствовала, что поднявшаяся в душе волна гнева потихоньку откатывается. – Ладно уж, бегите! Но помни, Тимоха, теперь ты – мой должник!

Как будто в снятом с паузы фильме атаман с пособником как ни в чем не бывало бросились дальше – даже не обернулись напоследок, не говоря уже о том, чтобы попрощаться…

Внезапно из-за купы деревьев, откуда уже давно доносился интригующий шум, вылетела одинокая шальная стрела. Кто-то палил в белый свет, как в копеечку, но попал очень точно – схватившись за шею, Хрипатый повалился на снег и оросил его алой кровью.

Не знаю, как я преодолела разделяющее нас расстояние. Не помню, чтобы увязала в снегу… просто, кажется, в следующий за падением момент каким-то чудом перенеслась к раненому разбойнику. Отчаянный Тимоха, не оборачиваясь, продолжал отчаянно улепетывать. Вот это, я понимаю, дружба и взаимовыручка!

Не решив, зачем, собственно, прибежала и что собираюсь делать, я опустилась на колени рядом с умирающим. Хотя Хрипатый, лежа на спине, еще дышал и моргал глазами, было понятно, что не дни даже, а часы… нет, минуты его сочтены. Войдя чуть ниже левого уха, стрела прошила горло насквозь и вышла спереди. Если кровь и не хлестала фонтаном, то только оттого, что рану закупоривало деревянное древко. Хорошо помня из многочисленных приключенческих романов и прослушанного в незапамятные времена курса оказания первой помощи, что делать этого не стоит ни в коем случае, я тем не менее схватилась за стрелу. Древесина подозрительно легко хрустнула под пальцами, оставив в ладони обломанный кусок с наконечником. Теперь ничто не мешало вытащить оставшуюся часть метательного снаряда из шеи пострадавшего, что я и сделала вопреки здравому смыслу.

Не река – настоящий фонтан, водопад, океан крови хлынул мне на руки и юбку, без того уже ни на что не похожую. Разбойник вздрогнул и совсем было собрался помереть, но в последней, наверняка совершенно бессмысленной попытке остановить кровоизвержение я зажала руками обе раны – входное и выходное отверстие. Несколько секунд левая ладонь чувствовала слабые толчки, похожие на биение пульса, а затем весь мир вокруг нас будто замер: лишь в уголке глаза лежащего разбойника появилась большая бриллиантово-прозрачная слеза, медленно набухла и скатилась по грязной щеке, утонув в снегу.

«Мертвые не моргают», – напоследок успела подумать я, и… потеряла сознание.

…Он бежал по облаку, проваливаясь почти по пояс при каждом неосторожном шаге. Вот я и умерла – тела не чувствую, и все вокруг такое белоснежное, сияющее…

Любимый подбежал совсем близко – я всегда знала, что он настоящий ангел! Но вот повел себя вовсе не по-ангельски: схватил меня за плечи и принялся энергично встряхивать – душа тут же торопливо вернулась в тело, заставив почувствовать каждую клеточку, каждую ноющую жилку, каждый сантиметр горящей от холода кожи.

– Я… жива? – В голосе явственно чувствовалось больше недоверия, чем радости по этому поводу.

– Сколько крови, сколько крови! – вместо ответа пробормотал он и принялся ощупывать меня в поисках ран – не слишком-то трепетно и нежно… хотя мое посиневшее пупырчатое тельце сейчас вряд ли хоть у кого-то могло вызвать эротические ассоциации. Разве что у не слишком притязательного маньяка-некрофила.

– Это не моя. – В первом порыве подавшись навстречу, в следующую секунду я вспомнила, в каком виде покинула разбойничью пещеру, и, отталкиваясь руками и ногами, насколько рыхлый наст позволял на него опереться, поползла прочь.

– А чья?

– Разбойника… Он где-то тут же должен лежать.

– Никого нет. – Он покачал головой. – Наверное, не добила. Ну, да, вот и стрела валяется – вырвал и убежал.

– Не мог он убежать, не такая это рана!

– Кровавых следов нет. И вообще никаких следов. Не по воздуху же он улетел!

– Не подходи ко мне! – устав ползать по поляне кругами, наконец приказала я.

– Почему?

«Я… Грязная, страшная! По-моему, в этом платье даже блохи завелись! Не хочу такой запомниться!» – Насколько проще была бы жизнь, если бы мы всегда говорили то, что думаем… Но и на этот раз, сердито посопев, я лишь выдавила: – Не хочу, и все!

– Глупенькая! – усмехнулся король и одним движением подхватил меня на руки. От прикосновений горячих ладоней я почувствовала, что вот-вот растаю, как Снегурочка… В кино или книге такой романтический момент главные герои непременно закрепили бы в меру страстным поцелуем. Забыв обо всем – даже о том, как выгляжу, – я облизала губы и подалась вперед. Он медленно наклонился… И тут снова – как всегда, в самый неподходящий момент, – я потеряла сознание!!