Глава 8
ТРЕТИЙ ВЕТЕР
Йемителми уставился на стену. Там быстро расползалось неопрятное пятно, как от сырости. По пятну побежали радужные переливы, словно кто-то расплескал керосин, и королевский почтальон наконец догадался, что с ним пытаются связаться через служебный амулет.
— Ну? — неласково спросил он, когда посредине пятна проступила физиономия начальника тюрьмы на Острове магов.
Сударь Кааренбейм всем своим обликом выражал озабоченность. Даже лысина его выглядела встревоженной.
— У нас происшествие, — покаянно сказал начальник тюрьмы, вытирая с лысины крупные капли пота. — Ссыльный исчез. То есть двое ссыльных.
Йемителми на мгновение прикрыл глаза. Вот оно, началось. Сердце ухнуло в желудок и затрепыхалось, как мышь в повидле. Почтальон знал, что ему будет нелегко играть на две стороны, но никогда не думал, что это окажется так липко, противно — и так одиноко.
— Когда это случилось? — сухо спросил он. — И кто исчез?
— Ну, окончательно мы это установили только что, уже после полудня, — сообщил Кааренбейм. — А могу ли я спросить, сударь, что произошло? Почему действует магия?
Главный почтальон смерил начальника тюрьмы ледяным взглядом.
— Проблемы с королевским перстнем. Проблемы решаются, — скупо сказал он. — Так кто из ссыльных отсутствует? И все-таки, когда они исчезли?
У Кааренбейма судорожно дернулся кадык.
— Южанин Бенга и северянин Хунд позавчера не вернулись с прогулки, — выдавил он.
— Позавчера?!
Йемителми вскочил в негодовании.
— Разве комендант Острова магов не доложил вам? — наигранно удивился Кааренбейм.
Почтальон мрачно фыркнул и сделал вид, что с трудом обуздывает свой гнев.
— Скверно лжете, сударь, — буркнул он. — Но продолжайте. Сесть в тюрьму вы всегда успеете, далеко ходить не придется.
— Да-да, — выдавил бледную улыбку начальник тюрьмы. — Я все понимаю. Но… у нас тут сложности! Если магия не прекратится, я… мы… Заключенные неспокойны! Они опасны.
— Вернемся к побегу, — холодно напомнил Йемителми.
— Эээ… — протянул Кааренбейм. — Собственно, побег, если он имел место, произошел за пределами тюрьмы. На территории, вверенной попечению сударя коменданта острова.
— Сядете оба! — рявкнул Йеми, не на шутку потеряв терпение. — Говорите же толком, болван!
В конце концов потный от жары и страха начальник тюрьмы, путаясь и повторяясь, все же изложил историю двойного исчезновения Бенги. Когда он добрался до маленького серого камушка без заметных признаков остаточной магической активности, Йемителми внутренне усмехнулся. Именно он привез этот камушек на Тюремный остров во время зимней инспекции. Тогда обкатанный морем кусочек базальта был под завязку заряжен заклинаниями такой силы и сложности, что бывший строевой маг Южной империи Йемителми только охнул от зависти. Это был анонимный подарок императрицы своему опальному царедворцу… В самом деле опальному или только считавшемуся таковым? Это знала только она сама.
Йеми выполнил поручение, не мог не выполнить, и вот сейчас пожинал плоды — или расхлебывал последствия, что, в сущности, одно и то же.
— Сударь главный почтальон… — жалобно проблеял измочаленный Кааренбейм, — что же теперь будет? То есть что мне делать? В смысле нам?
— Заключенных из камер не выпускать, — сурово сказал Йемителми. — Удвоить… нет, утроить охрану! Учетверить, если сумеете! Обо всем немедленно докладывать! Ждите, я с вами свяжусь.
Не желая слушать дальнейшие жалобы начальника тюрьмы, он взял тряпку и смахнул со стены магическую радужную пленку, как обычную влагу — и тут только заметил, что в кабинете находится кто-то еще. Королевский почтальон резко обернулся и встретился взглядом с великолепным Мбо Ун Бхе, военачальником Юга. Ун Бхе недобро улыбнулся, обнажив подпиленные клыки, и опустился в кресло для посетителей.
— Очень любопытный разговор, племянник, — промурлыкал он. — Значит, старый змей вырвался на свободу?
— Это внутреннее дело островов, — недовольно сказал Йемителми.
— О нет, — ухмыльнулся Ун Бхе. — Уже нет. Я бы сказал, что это больше похоже на внутреннее дело Южной империи… но тоже нет. Скорее, это часть той большой задницы, в которой мы все нынче пребываем. Не возражаешь против такого определения?
— Точно подмечено, — признал почтальон. — Хм… Дядюшка, я хотел тебя попросить…
Раздался стук в окно. На подоконнике сидел серый голубь с черными полосами на крыльях и упорно колотил клювом по стеклу. Форточку с наступлением лета затянули марлей от мошкары, поэтому Йемителми открыл створку окна. Птица тотчас вспорхнула с подоконника, влетела в комнату и нахально шлепнулась на стол главного почтальона.
— Вот еще явление! — удивился Йеми.
Мбо Ун Бхе приподнял правую бровь, но промолчал.
Голубь широко разинул клюв, словно собрался рыгнуть.
— Эй, эй! — заволновался почтальон. — Только не здесь! Кыш! Пшел вон!
Он замахал руками, пытаясь согнать гадкую птицу.
— Я не сссс-знаю… — вдруг прошипел голубь.
Йемителми замер с поднятыми руками.
— Я ниччч-шего не ссс-знаю про перс-ссстень, — прошипел голубь, топорща перья и странно дергая головой.
Он нахохлился, превратившись в комок серых перьев. Очертания птицы расплылись, потекли, и на столе почтальона оказалась свернувшаяся клубком серая змейка с черным узором. Она высунула язычок и угрожающе зашипела, уже без слов.
— Жрать траву! — выдохнул Йемителми.
Он медленно отступал к двери. Когда он поравнялся с великолепным Мбо, тигр Юга легким пружинистым движением встал с кресла и отодвинул племянника себе за спину. Мбо мягко шевельнул кистью руки — Йеми показалось, что мелькнула тигриная лапа, — и низким хриплым голосом проворчал заклинание. Змейка на столе недовольно повела головой туда-сюда, положила подбородок себе на хвост и заснула.
— Очень интересно, — заметил Мбо Ун Бхе. — Змея, которая говорит, что ничего не знает про перстень. Змея, обернувшаяся голубем. Еще более интересно, чем предыдущий разговор. А уж если их объединить… Ты ничего не хочешь мне рассказать, дорогой племянник?
— Нет, — угрюмо сказал Йемителми.
— Что ж… — мурлыкнул Мбо.
На него было страшно смотреть. Тигр Юга почуял противника, а Йеми ощутил себя хлипкой преградой между ними. Впервые в жизни он понял, каково было врагам его дядюшки. Проклятье! Он ничего не мог поделать. Данные им обещания сковали королевского почтальона вернее цепей.
— Я заберу тварь с собой, ты не против? — Дядюшка небрежно подцепил спящую змейку одним когтем… то есть, конечно, пальцем.
Йеми отметил, что змея ядовитая. Не самая опасная, но укус ее по меньшей мере неприятен. У старого колдуна своеобразное чувство юмора, чтоб не сказать хуже. Как же не вовремя появился посланец Бенги! Но поздно сожалеть.
— И я отправляюсь на Тюремный остров, — сообщил Мбо Ун Бхе. — Хочу разобраться сам. Извини, племянник, но мне не нравится твоя роль в происходящем. Я больше не могу тебе доверять.
Йемителми опустил голову. Рассказать правду он не мог, лгать брату своей матери не хотел, оставалось молчать. Может быть, когда вся эта история закончится, он сможет оправдать себя в глазах Мбо, и они вновь станут друзьями. А может быть, и нет. Судьбы людей — всего лишь прихоть Семирукой.
— Славной охоты, хищник! — бесцветно сказал он.
— И тебе, — оскалился Мбо Ун Бхе и вышел.
Королевский почтальон вернулся к столу и некоторое время безотчетно перекладывал бумаги. Значит, люди Бенги к пропаже перстня непричастны. Разумеется, если верить словам старого змея, но в данном случае Йеми был склонен ему верить. Что ж, это косвенно подтверждало уже сложившуюся версию о том, что артефакт выкрали заговорщики-северяне. Во главе с капитаном Кранджем и магом, который прибыл вместе с ним на острова. Маг! Йеми нахмурился. Он отправил за капитаном троих и нюхача, но если бы он знал, что среди заговорщиков есть маг, он бы… а что, собственно? Он бы пошел сам. Но много ли проку от его присутствия? Ведь он-то больше не владеет магией. Жрать траву! Сейчас он ощущал свое увечье как никогда остро. Пока магии на островах нет, можно убедить себя, что он не так много потерял. Но когда магия действует, трудно не чувствовать себя слепоглухонемым, безногим, безруким…
— А главное — безмозглым! — вслух проворчал Йемителми. — Нашел время себя жалеть!
За дверью послышались взволнованные голоса. В кабинет ввалилось сразу шесть человек. Пару минут главный королевский почтальон пытался понять, кто из них прибыл по делу, а кто за компанию. Разобравшись, он ткнул пальцем:
— Ты, ты и ты — останьтесь. Остальные — подождите за дверью. Живо!
Лишних сдуло.
— Говори, — приказал Йемителми высокому почтальону с болезненной гримасой на бледном лице.
— Я не смог попасть на корабль, — уныло сказал тот. — В чем дело, не пойму. Вроде помню, как нанимал лодку, чтоб довезли. А на корабле не был! Только куда-то три часа времени делись… Или больше. Утром нанял лодку, потом туман в голове, потом прихожу в себя — а я опять на набережной. Лежу на пирсе, чтоб меня черви ели! И в голове гудит, будто был пьян. Только я не пьяница, вы ж меня знаете! Что за дела?
Главный почтальон кивнул. Объяснение было, и очень простое. Магия. То ли посланца не пустили на борт «Гордости Севера», то ли сперва пустили, а потом отправили обратно. Память отшибли, большого вреда не причинили. Грамотная работа.
— Говори ты, — кивнул он одному из тех, кто был послан за капитаном Кранджем уже пополудни.
— Кранджа нет на берегу, — сообщил тот. — А его барка нет в гавани. Вместо «Гордости Севера» на рейде стоит иллюзия корабля в полную величину. Мы до нее доплыли, все честь по чести, хотели к борту подойти — и прошли насквозь. Лодочник чуть весла не утопил в изумлении.
— Спасибо. — Йемителми встал. — Отчеты положите вот сюда, на стол. Я должен сообщить обо всем его величеству.
* * *
Трина забрела в оранжерею случайно. Она шла по дорожке, рассеянно касаясь кончиками пальцев самых разных листьев — жестких, мягких, глянцевых, покрытых пушком, гладких, с выступающими прожилками… Забывшись, Трина провела пальцем по краю листа кинжальной пальмы, ойкнула от боли и сунула в рот порезанный палец. У крови был незнакомый вкус.
Она совсем запуталась в своих чувствах. То, что поначалу казалось легкой шалостью, обернулось одним из самых серьезных поступков в ее жизни. Примет она предложение Орвеля или не примет — ее жизнь уже не станет прежней. Кто бы мог подумать, что пара дней на острове все изменит? Наверное, братья недаром не хотели ее отпускать. Говорили, она слишком ветрена для девушки…
Что-то защекотало Трине лодыжку. Девушка глянула под ноги. В задумчивости она остановилась рядом с выползнем — лианой, упругие плети которой стелются по земле. В отсутствие магического поля выползень вел себя скромно, и никому не пришло в голову держать его за стеклом, а лучше — установить магическую преграду. Выползень питается чувствами и растет с ужасающей быстротой. Пока Трина соображала, что к чему, побеги выползня оплели ее ноги выше колен. Еще несколько минут — и лиана сомкнется удавкой на ее горле. Выползень был неразборчив в пище; ему годились любые эмоции, лишь бы побольше и посильнее. Страх — вот чего проще всего добиться от человека. Для этого надо лишь обездвижить жертву и придушить, но не насмерть. А потом, когда жертва обессилеет и чувства ее притупятся, ослабить хватку, но как только в человеке вспыхнет надежда и он рванется из пут, снова вцепиться в него и удержать…
Трина брезгливо фыркнула. Из всех эмоций выползень вызывал в ней лишь отвращение — и то недостаточно сильное, чтобы его накормить. Надо будет сказать Орвелю, чтобы распорядился сделать для выползня загородку. А еще лучше выполоть эту пакость, как вредный сорняк!
Девушка не сказала ни слова, не сделала жеста, но очертания ее тела вдруг стали размытыми, заструились. Миг, и она исчезла. Плети выползня кольцами упали на дорожку и остались лежать, недоуменно подергиваясь. А Трина возникла в двух шагах от этого места, поправила волосы и медленно двинулась дальше.
* * *
Проходя мимо оранжереи, Йемителми замедлил шаг и досадливо нахмурился. Вот еще головная боль! Король, с его любопытством к магии, которое на островах большую часть года могло быть лишь теоретическим, завел здесь довольно опасные растения. Конечно, опасные только в постоянно действующем магическом поле… то есть сейчас. Надо проверить, что происходит в оранжерее, и закрыть туда вход. Хорошо, если удастся сегодня же добраться до заговорщиков и разъять перстень. Но если нет… Сколько еще на островах магических ловушек вроде королевской оранжереи? Помоги нам Небо!
Главный почтальон бросил взгляд с галереи вниз, на буйную зелень разных оттенков, и сердце его замерло. Он увидел Трину, спокойно идущую по дорожке. Было совершенно ясно, что девушка движется навстречу неприятностям, вопрос лишь в том, какая неприятность первой окажется на ее пути.
Жрать траву! За те секунды, что Йемителми решал, какая стратегия выигрышнее — окликнуть девушку? прыгнуть вниз самому? спуститься по лестнице? сперва позвать слуг, чтобы привели кого-то из магов? — Трина успела влипнуть в выползня. Почтальон разглядел, как зеленые плети стремительно обвивают стройные ноги девушки. А в следующий момент ее уже не было. Йемителми шепотом выругался. Трина вновь оказалась на дорожке и, даже не оглянувшись на коварную лиану, двинулась дальше.
Похоже, невесте короля в оранжерее ничего не грозит. Занятно. Она что, маг? А Орвель об этом знает? Вряд ли. Так не представляет ли угрозы королю она сама? Подозрения главного почтальона в адрес Трины вспыхнули с новой силой. Почему девушка скрывает магические умения? Кто она вообще такая? Третьего дня она впервые появилась на острове, успела с тех пор завести множество самых разных знакомых, но никто не мог ничего сказать о ее прошлом. Происхождение? Родители? Общественное положение? Род занятий? Никаких данных. Насколько Йемителми мог судить, Орвелю его избранница тоже ничего не сказала. Для будущей королевы подобная скрытность, мягко говоря, неуместна. А если вдуматься, попросту недопустима! Король влюблен — это замечательно, но монарху не дозволено терять голову от любви. А если это произойдет, на то и королевский почтальон, чтобы найти ее и вернуть на место, между плечами и короной!
— Его величество у себя?
— Да.
Секретарь короля учтиво кивнул Йемителми. Почтальон бросил на него внимательный взгляд. У Эсселя был такой вид, словно он на суше страдает от морской болезни.
— Вы плохо выглядите, Эссель. Что случилось?
— Боюсь, я плохо переношу магию, — бледно улыбнулся секретарь. — Прежде мне не приходилось так долго находиться в магическом поле. Скажите, сударь, долго ли еще терпеть?
— Увы, не знаю, — угрюмо сказал Йемителми. — Крепитесь.
Эссель жалобно вздохнул.
В кабинете короля было душно. Орвель дор Тарсинг стоял у закрытого окна и рассматривал что-то во дворе, но при появлении почтальона живо обернулся к нему:
— Новости?
Йемителми в очередной раз изумился тому, насколько выразительна звериная морда короля. А может быть, это его глаза выражали такие точные оттенки чувств, что сквозь звериный облик словно проступало настоящее человеческое лицо Орвеля.
— Даже несколько, ваше величество, — сдержанно сказал почтальон.
— Одна хуже другой? — фыркнул Орвель. — Что ж, рассказывайте. От начала и до конца.
Когда Йемителми закончил говорить, король с досадой проворчал:
— Не вовремя Ун Бхе и дор Зеельмайн отправились на Тюремный! Они гораздо нужнее здесь, чтобы отыскать Кранджа и его «Гордость Севера». А ведь я просил их остаться, как чувствовал! Но кто я такой, чтобы они меня послушались?
— Дор Зеельмайн тоже? — изумился Йеми. — Я не знал.
— Ага, и захватила всю свою свиту, — сказал Орвель. — Наверное, боится выпустить Мбо из виду. Подозревает всех южан… не знаю в чем. В том, что они южане!
— Вы сегодня удачно шутите, — вздохнул королевский почтальон.
— Это потому, что я злюсь, — объяснил Орвель. — А насчет Трины… Я поговорю с ней, Йем. Вы убедили меня, что сейчас не время для недомолвок. Хоть я и обещал не давить на нее…
— Прошу вас, ваше величество, — настойчиво сказал Йемителми. — Сделайте это.
— Сделаю, — буркнул король. — Отвяжитесь.
Почтальон поклонился.
— Жаль, что Ун Бхе и Зеельмайн занялись исчезновением заключенных, но их можно понять, — философски заметил он. — Бенга — фигура имперской величины, для посланцев обеих империй он важнее, чем все наши острова, вместе взятые.
— Акулий клык! — выругался Орвель. — Это правда, хоть и обидная. Архипелаг в масштабах любой из империй — все равно что носовой платок. Что же здесь нужно заговорщикам, а? Зачем они держат камень в перстне? На континентах им мало магии? На кой мы им сдались?
Почтальон мрачно кивнул:
— Хороший вопрос. Если мы поймем логику заговорщиков — поймем и то, где их искать. Но пока у меня нет догадок.
— Появятся — сообщайте, — вздохнул Орвель.
После ухода Йемителми он некоторое время расхаживал по кабинету, шевелил ушами и негромко рычал — вероятно, в человеческом облике он бы хмурил брови и раздраженно насвистывал себе под нос. А затем король отправился искать Трину.
* * *
— Я боюсь, наш добрый капитан Крандж встрял в серьезные неприятности, — озабоченно сказал Гайс Геберт.
Они с Атеном сидели в «Надежном якоре». Проклятый капитан с аппетитом ел фаршированного гуся. Начальник порта без аппетита пил сидр.
— Кислятина, — посетовал он, отставляя кружку. — Зато полезно для желудка, как утверждает моя почтенная матушка. Правда, яблочный уксус еще полезнее. Но на такие жертвы я пока не готов.
— Так вы жалуетесь на желудок? — прищурился Бван Атен. — Или на свою матушку?
Геберт принужденно рассмеялся.
— Я беспокоюсь за Кранджа, — сказал он. — Но по привычке говорю о житейских пустяках. Скажите, Атен, что вам известно о королевском перстне?
Южанин остро глянул на собеседника. Блеснули глаза, но выражение разбойничьего смуглого лица осталось непроницаемым.
— Который пропал? — уточнил капитан. — Ну, мне известно довольно многое. Разумеется, кроме того, кто его украл и где находится перстень сейчас.
— А, — пробормотал Геберт, — я неточно выразился. Но неважно. Спасибо. Дело в том, что Крандж каким-то образом замешан в похищении. Капитан тоже исчез. В том смысле, что его нет на Золотом острове, а «Гордость Севера» покинула залив. Корабль, который вроде бы стоит на рейде, это магическая подделка.
— Я заметил, — спокойно сказал Бван Атен.
Гайс Геберт заморгал:
— Заметили? Как это вам удалось? И вы… никому не сказали?
Капитан Атен с сожалением посмотрел на обглоданные косточки, отодвинул тарелку и придвинул к себе кружку с пивом.
— По-моему, капитан Крандж имеет полное право оставить вместо себя иллюзию и отправиться по своим делам. А вы, как начальник порта, имеете полное право возражать.
— Я и возражаю! — возмутился Геберт. — Но не в этом дело!
— Так вас волнует безопасность капитана Кранджа? Или его законопослушность? — хмыкнул Атен.
— Проклятье! — не выдержал Гайс Геберт. — Когда на вас нападает философическое настроение, сударь, с вами невозможно разговаривать! Вы же подвергаете сомнению каждое слово!
— Не каждое, — сварливо возразил Бван Атен. — А что касается вашего первого вопроса, как мне удалось отличить подделку… Вы помните, Гайс, как выглядит моя «Летучая рыба»?
— Конечно, помню, — удивился начальник порта. — Двухмачтовая шхуна южной постройки с косыми парусами. А! Или вы имеете в виду ее призрачный облик? Тогда трехмачтовый фрегат. Великолепный корабль!
— Да уж, — буркнул капитан проклятого парусника. — А теперь задумайтесь, что вы сами сказали. Когда истинный облик корабля размерами втрое меньше призрачного, как по-вашему, легко вести его сквозь магический шторм? Уж я-то напрактиковался различать истину под иллюзией. Верьте мне, Гайс, очень многие вещи — не то, чем они кажутся. В отношении людей это тоже справедливо.
— Вы про капитана Кранджа? — грустно спросил Геберт. — Возможно… А мне казалось, я хорошо его знаю. Столько лет знакомы.
Бван Атен фыркнул.
— Я не стану выносить суждений о Крандже, пока не услышу, что расскажет нам сам капитан.
— О! — приободрился начальник порта. — Пожалуй, я последую вашему мудрому примеру, сударь.
— Ну, если вы обрели равновесие души, пойдемте прогуляемся, — предложил Атен. — Не то я закажу еще одного гуся, а это уже обжорство.
Покинув «Надежный якорь», судари Геберт и Атен свернули в сторону порта. На следующем же перекрестке они наткнулись на группу зевак. Люди столпились вокруг чего-то, лежащего на земле. Геберт взглянул и ахнул.
— Великое Небо! Что она здесь делает?
Бван Атен тоже подошел посмотреть и пожал плечами:
— Разве вы не видите? Она здесь спит.
Хорошо одетая девушка и вправду спала в дорожной пыли, подложив под голову кулачок. Лицо ее было счастливым и безмятежным.
— Вы что, издеваетесь, сударь? — вспылил начальник порта.
— Просто отвечаю на заданный вами вопрос, — лукаво усмехнулся проклятый капитан. — А если вы спросили не то, что хотели, я не виноват.
Спящая девушка пошевелилась, устраиваясь поудобнее, зевнула, но не проснулась.
— Бедняжка, — участливо пробормотал Бван Атен. — Конечно, если столько времени не спать, и голая земля периной покажется.
— Вы ее знаете? — подозрительно спросил Геберт.
— Именно эту — нет, вроде бы не встречал, — качнул головой южанин. — Но вообще их тут у вас, на островах, полным-полно. М-да… Их прокляли так давно, что все уже и забыли, кто они такие. Вы не задумывались, Гайс, когда спят зевающие жабы?
Днем и ночью они зевают — должны же они когда-то спать?
— Зевающие жабы? — воскликнул Геберт. — Жабы?! Вы хотите сказать… Это жаба?
— Изначально — нет, — вздохнул капитан Атен. — Но в силу проклятия — да. Вот вам отличный пример к нашему разговору об относительности облика. Даже так называемого истинного, не говоря уж о магическом.
— Великое Небо! — снова сказал начальник порта.
Зеваки, которые с интересом прислушивались к разговору, заволновались.
— Дозвольте спросить, сударь? — обратился к Атену высокий нескладный парень. — Значит, если ее, скажем, поцеловать, как в сказках говорится, то девица проснется и тебя полюбит?
Капитан с интересом оглядел парня.
— Можете попробовать, — благосклонно сказал он. — Но я бы на вашем месте не рисковал. Хорошо, если она проснется и останется в женском обличье. А если опять превратится в жабу? И при этом вас полюбит? А если девица не проснется, зато заснете вы? Или превратитесь… во что-нибудь эдакое? Бывают заразные проклятия, знаете ли. А сказки страдают неточностью изложения.
Парень покраснел и попятился от лежащей девушки.
— Я просто так спросил, — буркнул он. — Из любопытства.
— Надо отнести ее… куда-нибудь, — очнулся Геберт.
— В лодочный сарай? — невозмутимо предложил Бван Атен. — С каждым часом действия магии будет засыпать все больше зевающих жаб. Сколько их на островах, кто-нибудь считал? Пожалуй, только портовый лодочный сарай всех вместит.
— Великое Небо! — в третий раз с чувством сказал Гайс Геберт.
* * *
Орвель и Трина некоторое время прогуливались молча. В отличие от оранжереи, дворцовый парк был совершенно безопасным и очень скучным местом. Стриженные в виде геометрических фигур кусты, прямые аллеи и никакой дополнительной магии — лишь та, что была разлита в воздухе архипелага и с каждым прошедшим часом загустевала все сильнее, как снятый с огня кисель. Во всяком случае, Орвелю так казалось.
Король немилосердно вспотел. Разве настоящие звери потеют? Хотя длинный день наконец клонился к вечеру, было невыносимо жарко и душно. Орвель держал ладонь девушки в своей звериной лапе и не знал, как начать разговор. Когда они дошли до конца аллеи и вместе с ней повернули строго на запад под отвратительно прямым углом, он так и сказал:
— Простите, любимая, я не знаю, как начать.
Трина подняла на него серьезный взгляд:
— Наверное, вы хотите сказать мне что-то неприятное?
— Да, — буркнул Орвель. — Пожалуй, что так.
Мрачнея с каждым словом, он пересказал ей подозрения Йемителми, заданные тем вопросы и сослался на происшествие в оранжерее, которому почтальон был свидетелем. Король закончил словами:
— Мне ужасно стыдно, что я нарушаю данное вам обещание. Но вокруг слишком много недобрых загадок. Я уверен, что ваша тайна не из их числа. Пожалуйста, рассейте мое неведение. Прошу, милая Трина, скажите — кто вы? Клянусь, я буду любить вас, что бы вы ни сказали.
Девушка вздохнула.
— Я надеялась оттянуть этот момент, — печально сказала она. — Что же… Ваш почтальон прав, в нынешних обстоятельствах мне лучше открыться. Простите, Орвель, что ввела вас в заблуждение. Я не человек.
— Вы… как это? — удивился Орвель. — Не может быть! Мы познакомились позавчера… неужели только позавчера?.. мне кажется, я люблю вас всю свою жизнь!.. Так вот, позавчера магия не действовала. Значит, этот облик — ваш истинный. Вы прекрасная девушка, самая милая и чудесная в мире. Вы человек!
Трина грустно улыбнулась, и ямочки на ее щеках, как обычно, заставили сжаться сердце Орвеля.
— Это мой истинный облик, — признала она. — Но я владею магией превращения, хоть я и не маг. Моя сущность отлична от человеческой. Я — ветер, Орвель. Я третий ветер вашего королевства.
— Ветер?.. — изумленно пробормотал король.
— Смотрите.
Девушка мягко высвободила руку и сделала пару быстрых шагов, опережая Орвеля. Ее тело стало туманно-текучим, фигура — нечеткой. Еще шаг — и Трина исчезла, а по аллее пронесся свежий ветерок. Он взъерошил шерсть Орвеля, ласково коснулся его щеки и…
— Только не улетайте! — вскричал король. — Трина, любовь моя! Останьтесь!
Ветерок крутнулся вокруг Орвеля и пропал. Король безнадежно топтался на месте, высматривая, не шевельнутся ли где-нибудь кусты.
— Трина? — позвал он.
Девушка вышла из-за ближайшего куста, подстриженного в виде пирамиды. Она упорно смотрела в землю. Орвель взял обе ее руки в свои лапы.
— Вы очаровательный ветер, — отчаянно сказал король. — Самый милый и чудесный в мире. Я вас люблю. Однажды я уже просил вас не покидать меня. А затем просил стать моей женой. Я хочу повторить и просьбу, и предложение. Прошу вас, Трина, будьте моей королевой! Будьте всегда со мной!
Трина подняла на короля изумленный взгляд.
— Как вы себе это представляете, Орвель? — вымученно улыбнулась она. — Быть мужем ветра… У меня есть свои обязанности.
— А у меня — свои, — подхватил король. — Быть женой короля тоже нелегко. Я понимаю, что прошу вас об огромном одолжении. На самом деле важно лишь одно. Я люблю вас. А вы любите меня?
— Да, — вздохнула Трина. — Я вас люблю. Именно это все усложняет.
— А по-моему, упрощает.
Орвель не сумел сдержать счастливой улыбки. И даже то, что снаружи его улыбка выглядела звериным оскалом, не смогло его остановить. Любит, любит! Внутри его все пело от восторга.
— Я старше вас, — вздохнула Трина. — Намного старше. Я помню вас маленьким мальчиком, Орвель. Вы были славным малышом.
— Помнится, я любил забираться высоко на башню, — вспомнил Орвель, — и пускать оттуда бумажных птиц…
— Я подхватывала их и кружила, — засмеялась Трина. — Мне нравилось с вами играть.
— Скажите мне «да», любимая, — попросил король. — Все остальное — частности. Просто скажите «да».
— Я должна спросить позволения братьев, — прошептала девушка. — Харракун и Ноорзвей…
— Они братья? — удивился король. — Вот никогда бы не подумал! Они такие разные.
— Да, они мои братья, — к Трине отчасти вернулось самообладание. — У нас довольно сложная семейная история. И я отличаюсь от братьев сильнее, чем они друг от друга. Мой истинный облик — человеческий, они же могут оборачиваться людьми лишь в магическом поле. В своем истинном облике Харракун и Ноорзвей — духи стихии воздуха.
— Вот как? Это все нужно уложить в голове.
Король приложил палец ко лбу. В исполнении огромной лохматой зверюги это выглядело смешно, но Трина не засмеялась. Она с нежностью смотрела на Орвеля и взором души видела перед собой человека. Даже нескольких людей. Смешного малыша, пускающего по ветру бумажных птиц. Подростка, верхом на любимом коне скачущего с ветром наперегонки. Мужчину, который испугался за нее на краю обрыва…
— Я и вправду могла упасть и разбиться, — невпопад сказала она. — Понимаете, я же не привыкла быть человеком. Не зря братья не хотели отпускать меня на землю. Мне и в голову не могло прийти, что над обрывом опасно! Я столько раз пролетала над этими скалами, будучи ветром… Ох!
Орвель ласково обнял девушку и прижал к себе.
— Я всего лишь хотела побывать на карнавале, — прошептала Трина. — И… и встретиться с вами, Орвель. В воздухе магия иная, чем на земле… Братья заговорили меня, чтобы я не могла опуститься на остров и принять истинный облик. Мне пришлось воспользоваться кораблем, чтобы сойти на берег уже человеком. Я думала, что смогу улететь в любой миг, пока действует магия. И даже после праздника мне достаточно было бы выбраться за пределы рифа, чтобы стать ветром. Мне казалось, я предусмотрела все. Кроме нашей любви.
Король нежно провел лапой по ее волосам.
— Не тревожьтесь, — сказал он. — Мы поговорим обо всем и сумеем найти все решения. Потом. Позже. А сейчас скажите мне «да», моя королева.
— Да, — шепнула Трина.
* * *
Если смотреть со стороны Золотого острова, треугольный контур Монастырского напоминал рыбий плавник. Южный склон был крутым, северный спускался полого. Невидимая под водой огромная рыба плыла на юг.
«Гордость Севера» встала на якорь у северной оконечности Монастырского острова. С корабля спустили два ялика. Шесть пар весел усиленно заработали, толкая ялики к берегу. Пот катился по лицам матросов. Остановившийся воздух был перегретым, как в печи. Не спасал ни слабый ветерок от движения лодки, ни холодок от воды.
— Будет гроза, — озабоченно сказал Крандж, взглянув из-под руки на запад.
Солнце, спускаясь по небосклону, жарило еще яростнее, чем когда поднималось.
— Не тревожьтесь по пустякам, — свысока отозвался Столваагьер. — И меня не отвлекайте.
Капитан Крандж смолчал. С каждым гребком матросов, приближающим их к цели, маг становился все высокомернее. Хотя, казалось бы, куда уж больше! С тех пор как они прибыли на архипелаг Трех ветров, сударь Столваагьер и так держался заносчиво. На континенте он вел себя куда скромнее. Но капитан оставил свои наблюдения при себе. Маг стал опасен. Крандж хотел только одного — завершить наконец свою миссию, доставить Столваагьера в монастырь, и пусть они дальше разбираются без него. Рассудок, правда, твердил Кранджу, что нельзя остаться сухим в бурю, но капитан велел ему молчать. Ох, недобрым был тот час, когда Кранджа впервые занесло на тайное собрание пустоверов… Если б знать, куда его приведет интерес к учению отрицателей, лучше бы он тогда пошел в кабак да напился в медузу, вот честное слово!
Днище ялика стукнулось о камни.
— Что ж они, нормальную пристань не могли соорудить? — возмутился Селедка. — Нам теперь до берега блохами по камням скакать?
Крандж заметил яростный взгляд, который бросил Столваагьер на матроса, и счел за лучшее объяснить:
— Монахам пристань ни к чему. Они гостей не ждут. У них на острове все свое.
— А как же… — начал было любознательный Селедка, но тут терпение капитана кончилось, и он сунул матросу под нос кулак.
Селедка понятливо замолк. Тем более что добираться до берега пришлось действительно по скользким от водорослей камням и запыхавшийся, потный Крандж мог запросто съездить матросу по уху.
На берегу обнаружилась еще одна причина, по которой монахи не строили причал. Пока незваные гости добирались до прочной суши, хозяева успели выйти им навстречу. Человек двадцать монахов выстроились на берегу неровной шеренгой. Кто-то поигрывал топором, кто-то держал вилы, а кто-то — серп. Монастырь жил собственным хозяйством, и с орудиями труда братья-пустоверы обращались сноровисто. Капитан Крандж при виде такой встречи помрачнел. Однако Столваагьера неласковый прием не смутил. Маг перелез с последнего мокрого камня на землю острова, величаво выпрямился и торжественно обратился к монахам:
— Мир и покой вам, братия. Я принес вам слова от пустоверов Севера. Мы храним возрожденную веру и чтим Бога Нет. Свято место пусто!
— Воистину пусто, — недружно откликнулись монахи. Кое-кто промолчал.
Крандж отметил, что некоторые братья сделали незнакомый ему жест — соединили колечком большой и средний палец левой руки, поднесли к лицу и посмотрели сквозь кольцо. У северных пустоверов он ничего подобного не замечал. Капитан впервые задумался, сколько же отличий могло накопиться между разными ветвями отрицателей за долгие века. Гарпун им в брюхо! На континенте все казалось таким простым и понятным. Сложности виделись только в том, как уже на архипелаге добраться до Монастырского острова. А теперь похоже, что настоящие трудности только начинаются.
— Я хочу видеть настоятеля монастыря, — звучно произнес Столваагьер. — Прошу вас, братия, проводите меня к нему и не оставьте вниманием моих спутников.
На какой-то момент Кранджу показалось, что никуда монахи их не поведут, а, сомкнув строй и выставив вперед вилы с топорами, отгонят пришлых обратно к шлюпкам. Признаться, капитан не знал, станет ли он возражать. На корабле ему было уютнее. Но ничего подобного не случилось. Переглянувшись, монахи выстроились цепочкой и двинулись в гору. Последний махнул рукой, небрежно призывая гостей следовать за ними.
Монастырь оказался похож на небольшой город. Крандж вертел головой по сторонам, отмечая ухоженность и порядок. Однако следующим, что бросалось в глаза после чистоты, была немноголюдность. Жилые и хозяйственные здания из местного бурого камня строились в расчете на пару тысяч монахов, а сколько пустоверов нынче обитало здесь? Две сотни? Три? Бурый камень был прочным, но не настолько, чтобы прошедшие столетия не оставили на нем следа. Постройки медленно, но верно приходили в упадок — по-видимому, у монахов просто не хватало сил за всем следить. Капитан Крандж приободрился. Похоже, они прибыли сюда не напрасно.
К настоятелю допустили двоих, Столваагьера и Кранджа. Селедка попытался было увязаться за капитаном, но ему недвусмысленно заступили дорогу. Матросам пришлось остаться в трапезной, под присмотром монахов. Крандж полагал, что все они, кроме разве что Селедки, были этому только рады. Пустоверов среди них не было, а лишний раз пожрать ни один матрос не откажется.
Настоятель принял гостей в небольшом помещении, совершенно пустом, если не считать нескольких скамеек и занавесочки на стенной нише. Столваагьер, взглянув на нишу, немедленно уточнил, что свято место пусто. Крандж поддакнул. Монахи согласно откликнулись. Кроме настоятеля, было их трое старших и пятеро рядовых братьев. Пока что все шло не так уж плохо.
Присутствующие назвали себя. Настоятель оказался немолодым мужчиной, по которому невозможно было определить, из южан он или из северян. На архипелаге встречались такие люди, в которых было поровну южной и северной крови. В числе монахов капитан не сразу заметил двух женщин, одетых в такие же штаны и рубахи, как и мужчины. Ох и порядки здесь в монастыре, хвост им в глотку! Однако на чужом корабле свои паруса не поставишь.
Пробормотав на пустоверский лад свое имя, которое он искренне ненавидел — брат Фубо, — Крандж отодвинулся в сторонку и больше никак в разговоре не участвовал, только слушал. Зато Столваагьер как открыл рот, так и не замолкал. Он начал с того исторического момента, когда отец нынешнего императора Севера уничтожил пустоверов на континенте, но горстка их уцелела. Далее маг вкратце изложил историю становления и развития нового пустоверского учения, сторонники которого назвали себя отрицателями, и закончил описанием событий последних лет и нынешнего положения дел.
— И вот на встрече посвященных было решено донести до вас весть о северных братьях… — заливался маг, — и выбор пал на меня…
— Зачем? — спросил настоятель.
Это было первое его слово за полчаса.
Сбитый со слова Столваагьер потерянно заморгал, но тотчас оправился.
— Зачем — что? — переспросил он с достоинством.
— Зачем нам знать об этих, как ты говоришь, северных отрицателях? — уточнил настоятель.
— Мы же братья по вере! — воскликнул маг. — Здесь, в уединении, вы сохранили истинную мудрость, но потеряли связь с миром. Мы просим вас поделиться знаниями, просим быть нашими наставниками в постижении безбрежной пустоты. А мы дадим вам новых братьев — свежую кровь, рабочие руки. Опять же, есть много полезных вещей, которых вам здесь не хватает. Кто-то из вас отправится во внешний мир, взамен кто-то из северных братьев…
— Кто ты такой? — неласково прервал его настоятель.
Столваагьер снова сбился с плавной речи.
— Я пустовер, — неуверенно сказал он. — Мое имя брат Столве…
— Докажи свое ничтожество, — спокойно предложил монах, и тут маг не выдержал.
— Как это понимать? — протянул он с характерным поморским акцентом.
Настоятель молча приложил к глазу сложенные кольцом пальцы. Прочие монахи последовали его примеру. Крандж тоже поддался порыву и взглянул на мир через колечко — мир, впрочем, от этого не изменился. А вот Столваагьер повторять местный жест не стал.
— Мне незнаком смысл этого знака, — насупился он. — Однако я буду рад приобщиться к вашей мудрости, братия.
— Да не брат ты нам, — презрительно сказал настоятель. — Ты не пустовер, ты пустослов. Если у вас на Севере все такие, говорить нам не о чем.
Северянин побледнел, а Кранджу захотелось немедленно исчезнуть отсюда. Гордость Столваагьера была страшно уязвлена, и капитан оказался тому свидетелем. Маг этого не простит. Гарпун ему в брюхо! Крандж не хотел раньше времени отправиться к рыбам из-за чужих амбиций.
— Я не просто отрицатель, — с ледяным достоинством произнес северянин. — Я маг.
Монахи возмущенно забормотали.
— Так ты еретик? — недобро спросил настоятель.
До Столваагьера дошло, что он сделал неверный ход. Он вскинул обе ладони:
— Нет же! Постойте, я объясню. Это важно! Вы привыкли считать, что вера в Бога Нет и магические приемы взаимно исключают друг друга. Но мы на континенте обнаружили, что это вовсе не так. Можно пользоваться преимуществами обеих сторон…
— Достаточно! — гневно сказал настоятель. — Убирайся, велеречивый пустослов. Уходи сам и забирай своих людей. Не пытайся отравить нас еретическими речами. Нам ничего не нужно от северян. Мы не желаем с вами знаться.
— Чтоб тебя перекосило, тупой болван! — заорал маг, потеряв остатки терпения. — Мир изменился, понимаешь ты? Это у вас тут мозги заросли тысячелетней плесенью! Не хочешь меня слушать? Ну так я вызываю тебя на поединок веры!
— А, — настоятель казался почти довольным. — Это меняет дело. В этом я не могу тебе отказать. Истинная вера против ереси, так бывало не раз. Завтра мы сойдемся в поединке.
— Да будет так, — злобно подтвердил Столваагьер.
* * *
Прижавшись к мужу, Тильдинна Брайзен-Фаулен с грустью смотрела с террасы вниз, на бухту Трех ветров, полную лиловых вечерних теней.
— Жаль, что нам пора уезжать, — вздохнула она. — Это была изумительная поездка. Чудесный карнавал. Потрясающие приключения. Я буду скучать по островам, честно-честно. Но как хорошо будет оказаться дома!
— Эээ… Знаешь, Тиль, — осторожно начал Вальерд, — ведь мы не сможем уехать завтра поутру, как собирались.
Тильдинна наморщила хорошенький лобик.
— Но почему, Валь? Мы ведь сразу заплатили за дорогу сюда и обратно.
— У них здесь неприятности, Тиль, — терпеливо сказал сударь Брайзен-Фаулен. — Ты же слышала, что объявил главный распорядитель праздника?
— Ну да, слышала, — подтвердила его супруга. — Он сказал, что праздник продолжается. Хорошо было бы остаться подольше, но ты сам сегодня утром сказал, что у нас кончаются деньги. Надо уезжать.
— О…
Вальерд задумался.
— Если хочешь, давай спустимся в гавань и узнаем, отправится ли завтра корабль, — предложил он. — Я думаю, там нам все объяснят.
Сударь Брайзен-Фаулен ошибся.
Контора начальника порта была закрыта наглухо, разве что досками для верности не заколочена. Ни самого сударя Геберта, ни кого-либо из служащих поблизости не было. Под закрытой дверью толпилась недовольная публика.
— Безобразие! — громко возмущался толстый южанин в пенсне, воинственно поблескивая стеклышками и тряся щеками. — Мне необходимо завтра в полдень быть в торговом доме! У меня поставки, вы понимаете? У меня контракт! Мне партнеры такой карнавал устроят, если я их подведу!
Какая-то замученная женщина робко тронула Вальерда за рукав.
— Ну, что вы узнали, сударь? Будет завтра корабль?
— Вы меня с кем-то спутали, — запротестовал Валь. — Я ничего не знаю.
Но к ним уже поворачивались.
Коротышка-северянин с обгоревшим на солнце лицом вцепился Вальерду в другую руку.
— Я должен уехать, должен! — горячечно зашептал он. — У меня совершенно особые обстоятельства. Никому не говорите, но у меня растет хвост! На континенте мне его каждый день подстригают, но здесь нет специалистов, и я боюсь! Мне надо домой!
— Сударь, мне надо вывезти детей! — строгая сударыня с зонтиком ухватила его за локоть длинными пальцами, будто клещами. — Вы должны обеспечить проезд мне и моим пятерым детям, из них двое близнецов. Иначе я буду жаловаться!
— Сударь, сударыня, не трогайте меня, я ни при чем! — возопил Вальерд. — Я ничего не знаю! Я такой же пассажир, как и вы!
Они с Тильдинной принялись судорожно протискиваться вон, а обступившая их толпа наседала:
— Возмутительно!
— Где начальство?
— Я этого так не оставлю!
— Кто даст мне гарантии?
— Куда вы, сударь, ответьте мне на вопрос!
Вальерд и Тильдинна бросились бежать. Лишь окончательно запыхавшись, они перешли на шаг. К счастью, за ними никто не гнался.
— Что с ними, Валь? — всхлипнула Тильдинна. — Они словно с ума все сошли. Я думала, нас побьют!
— Люди всегда так себя ведут, когда им страшно, — рассудительно ответил Вальерд.
Он и сам перепугался, но не хотел, чтобы Тильдинна это заметила.
— Мне тоже страшно, — прошептала женщина, сжимая руку мужа в поисках защиты. — Что же теперь будет?
— Не знаю, — честно сказал сударь Брайзен-Фаулен. — Но ты не бойся, Тиль, я рядом.
— Ты такой храбрый, Валь, — Тильдинна Брайзен-Фаулен поцеловала мужа в подбородок. — Может быть, пойдем поужинаем?
— И еще купим еды впрок, — неслышно пробормотал Вальерд. — Хоть булочек каких-нибудь.
* * *
Великолепный Мбо Ун Бхе вышвырнул охрану из коридора, запечатал вход личной печатью и закрылся в камере Бенги. Там его и нашла блистательная Хедвига дор Зеельмайн.
— Вижу, ты не терял времени, — заметила северянка, трогая носком туфли клочья соломы из распотрошенного матраса. — И где же Бенга?
— Здесь его нет, — без тени улыбки ответил Ун Бхе. — Как ты прошла сквозь мою печать?
— Никак, — пожала плечами дор Зеельмайн. — Я прошла сквозь стену в двух шагах от нее.
— Умница, — хмуро кивнул южанин.
— Сама знаю, — усмехнулась северянка.
— А я недоглядел, — мрачно продолжал Мбо. — Надо было ставить защитный купол. А лучше — шар.
— Не переживай, любимый, — сказала Хеди. — По острову не разгуливают другие маги нашего уровня. Разве что Бенга… но ты говоришь, он не здесь?
Мбо напоказ потянул носом воздух.
— В этих стенах его нет уже двое суток, — сказал он. — А позволь спросить, что здесь делаешь ты?
— Провожу расследование побега ссыльного мага, представляющего особую важность с точки зрения политических интересов моей империи, — отчеканила дор Зеельмайн.
Южанин некоторое время молча смотрел на нее, она отвечала сердитым взглядом.
— А на самом деле? — вкрадчиво спросил Мбо.
— Помогаю тебе, — вздохнула Хедвига.
— Я надеялся это услышать, — рассмеялся южанин, сверкнув клыками. — Хотя и не верил своему счастью. Давай посмотрим, а вдруг ты раскопаешь что-то сверх того отсутствия данных, которое я здесь наблюдаю.
Но, тщательно осмотрев камеру, Хедвига подтвердила вывод Мбо — след Бенги давно простыл, а картина наложения остаточных магических излучений была слишком запутанной, чтобы из этого клубка удалось вытянуть путеводную нить.
— А, собственно, что ты хотел здесь найти? — прищурилась Хеди. — Намек на то, кто именно помог старому мерзавцу сбежать?
Мбо развел руками.
— Сам не знаю. Что-то я чую в этой истории, а что — сам пока не пойму. Запашок в любом случае скверный, но вот откуда ветер дует, мне пока неясно.
— Ты пытался почуять самого Бенгу? — спросила Хеди.
— Конечно, — кивнул Мбо. — Еще на Золотом. Но старый змей мастерски гасит след. Кстати, я травоядный муфлон. Два негодяя из числа моих прихвостней скрылись неизвестно куда — скорее всего, помогают Бенге.
— А, так вот почему ты не взял сюда своих! — догадалась Хеди. — Побоялся, что еще не все крысы себя проявили?
— А ты своих взяла? — нахмурился Мбо Ун Бхе.
— Плывут на баркасе, — махнула рукой северянка. — Надеюсь, сумеют добраться без осложнений.
— Ладно, — хмыкнул южанин. — Надо еще пройтись по острову. Может, вынюхаем тайничок — не верю я, чтобы старый змей за год не завел тайника. Еще не вредно бы припугнуть этих подлецов, начальника тюрьмы и коменданта острова. И можно будет возвращаться на Золотой.
— Мбо, — напряженно сказала Хедвига. Она прислушивалась к чему-то внутри себя. — Что-то происходит. Близко. Прямо сейчас.
И тут во дворе раздался истошный вопль, но оборвался на полувсхлипе.
Не тратя времени на коридор и лестницу, Мбо Ун Бхе выпрыгнул в окно — прямо сквозь прутья решетки. Хедвига дор Зеельмайн пробормотала заклинание, и едва Мбо успел приземлиться на все четыре лапы, она появилась рядом с ним. Южанин преобразился в полете, выбрав ипостась льва. Северянка осталась в прежнем облике.
Тварь была размером со среднюю собаку. Закатное солнце заливало золотом тюремный двор, слепило глаза, но Хедвига с одного взгляда рассмотрела противника. Плоская морда рептилии, бронированная чешуя, короткий хвост, мощные и кривые передние лапы, коротенькие и слабые задние. Позвоночник ящерицы был выгнут, отчего постановкой корпуса она тоже напоминала собаку — сидящую. Два мертвых надзирателя валялись на утоптанной земле. Тварь сонно повела мордой, неторопливо обшаривая двор взглядом выпученных глаз.
— Не смотри! — рыкнул Мбо. — Это василиск!
— Такой большой?! — поразилась Хеди.
Еще не договорив, она стала меняться. Тело женщины словно покрылось коркой льда, засверкало под солнцем. Блестящая ледяная статуя шагнула к василиску, прикрывая рукой глаза. Тварь моргнула, на миг ослепленная бликами. Мбо прыгнул.
Лев рухнул на ящера сверху, ломая рептилии хребет. Василиск гадко заверещал. Мбо когтями разодрал ему загривок. Ящер корчился в агонии, вытаращив глаза и пытаясь достать врага зубами. Задние лапы василиска скребли по земле. Потекла кровь — буро-зеленая, цвета желчи. Наконец Мбо удостоверился, что добыча больше не вздрагивает, и отпрыгнул в сторону. Он сморщил нос и прошипел что-то кошачье, избавляясь от горечи во рту. Маг не спешил возвращаться в человеческий облик.
Из дальнего угла двора к ним бросились сразу два василиска. Лев зарычал. Ледяная дева Хедвига засверкала так, что стало больно глазам. Мбо снова взвился в воздух и прыгнул на одну из тварей, но промахнулся. Львиная лапа лишь оторвала ящеру хвост. Хеди метнула во второго василиска ледяную молнию, но тоже промахнулась. А из угла к месту схватки спешили еще две твари.
— Сколько же их?! — воскликнула северянка.
— Уходим! — рявкнул Мбо. — Быстро!
Хедвига послушалась. Маги поспешно метнулись ко входу в корпус. Лишь закрыв за собой прочную дверь и задвинув ее на засовы, Хеди недоуменно спросила:
— Но почему? Мы справились бы и с дюжиной тварей. Уйти можно было в любую минуту.
Ун Бхе, вернувшийся в человеческий облик, недобро оскалился:
— Их здесь не одна дюжина. Я вспомнил. Когда-то мне довелось услышать обрывок разговора между… ну, неважно, между кем и кем. Речь шла о такой сугубо теоретической возможности, как включение магии на Тюремном острове на срок более обычных двух суток. Один собеседник интересовался у другого, как отреагируют магические кандалы. Другой отвечал, что даже если кандалы начнут отказывать, заключенные не смогут покинуть тюрьму. Потому что остров населен василисками. Когда магия не действует, это маленькие бурые ящерки. Кто считал, сколько их здесь шныряет под ногами в обычное время? Тысячи, наверное.
— Хочешь, я угадаю, кто беседовал? — холодно спросила дор Зеельмайн. — Эта древняя сука, ваша императрица, и змей Бенга, пока еще был ее любимчиком.
— Ты права, — буркнул Мбо. — Но главное в этом разговоре цифры. Тысячи василисков, и каждый смертельно опасен. Хотя мы-то с тобой можем уйти отсюда прямо на Золотой.
Кто-то поскребся в дверь. Звук был неприятный, с металлическим оттенком.
— Надо ставить защиту по периметру здания, — жестко сказала Хеди. — Я так понимаю, здесь нет больше сильных магов, кроме нас. Только недоноски вроде здешнего начальника.
— Сколько угодно магов, — ухмыльнулся Мбо. — Но все в кандалах… пока кандалы еще действуют. Это Остров магов, Хеди. Остров сосланных, закованных, заключенных магов, раздери их смерть! И всем им грозит опасность. Одновременно сильны и на свободе только мы с тобой, любовь моя.
— Значит, эту ночь, как свободные люди, мы с тобой проведем в тюрьме, — подвела черту Хедвига.
* * *
Паря в потоках нагретого воздуха, Дрейк поднимался все выше. На острова уже легла ночная тень, а здесь, наверху, пока еще был закат. Последние мгновенья заката. Багровый ломтик солнца быстро таял в Великом океане. Дракон изменил наклон крыльев, чтобы воспарить еще выше, но ощутил сопротивление — дальше его не пускал невидимый купол, накрывающий архипелаг. Что же, значит, и для него настала ночь.
Последняя алая капля света растворилась в дымчатом тумане на западе. Облака затейливой формы, серые сверху, подсвеченные алым снизу, стали быстро терять краски — сделались сначала серыми на розовом, затем темными на сером и, наконец, слились с ночью. Восточный край неба давно был черным. Там копилась гроза.
Горячий ветер дружелюбно толкнул дракона в бок. «Привет, — свистнул Харракун. — Поиграем?» Дрейк вежливо отказался, качнул крыльями: «Иду вниз».
Земля приближалась. Под ним была территория королевского дворца. Оказалось, Дрейк опускается чуть севернее, чем думал, — над цитаделью. Дракон сделал поправку. Десяток взмахов крыльями, и он пошел на снижение у западных ворот. Последний взмах, а затем скольжение вниз по воздушной горке. Дрейк совершил посадку точнехонько перед домом.
«Королевский зверинец» стоял пустой и темный. Фонарь, обычно освещающий вывеску с драконом и мышью над входом в кабачок, не горел. Некому сегодня зажигать свет. Хозяева снаружи и в дом не войдут.
Вздыхая, дракон улегся на лугу, мордой к дому. Если бы он был достаточно велик, он бы обвился вокруг него, как вокруг любимой игрушки. Но он был не настолько огромен — пожалуй, и к лучшему. Дрейк с тоской смотрел на дом, пока у него не защипало в носу. Тогда он испугался, что сейчас заплачет, — а для мышонка, который прячется в складках его нижнего века, драконья слеза будет катастрофой. «Спокойной ночи», — мысленно пожелал приятелю Дрейк и осторожно закрыл глаза.
Первая молния сверкнула в небе. По чешуе простучали быстрые капли дождя, но дракон не шелохнулся.
