Глава 3
ПОБЕГ
Есть цветы, которые расцветают лишь дважды в год, но заботы от цветовода требуют ежедневно. Праздник смены сезонов на архипелаге Трех ветров был похож на такой цветок — яркий, экзотический и капризный. Он расцветал всего на пару дней, но какие это были незабываемые дни!
Играла музыка, вино лилось в бокалы, женщины были прекрасны, мужчины — храбры, и жизнь казалась волшебным фейерверком.
Ключевым моментом празднества, разумеется, был карнавал — шествие ряженых. Одни участники делали ставку на магию и появлялись под действием заклятий, меняющих облик. Другие надевали костюмы и маски. Каждый изощрялся, как мог. Зрители заключали пари на то, какой из костюмов магический, а какой сделан вручную. Целых полгода лучшие портные, ювелиры и маги на континентах сооружали наряды и обличья для тех, кто собрался блеснуть на модном курорте. Жители островов старались сами.
Городок Бедельти, столица Золотого острова, преображался. На улицах ставили шесты с флагами, раскрашенными во все цвета. Протягивали гирлянды бумажных фонариков. Эти краткие два дня Бедельти чувствовал себя центром мира. Городок был невелик, на любом из континентов можно было найти сотни селений такого размера… ну и что с того? Островитян вполне устраивала их столица, тихая и уютная в будни, шумная и разудалая в дни карнавала.
Золотой остров представлял собой верхнюю часть давно потухшего вулкана. Его крутые склоны уходили под воду и продолжались там на большую глубину. Гора над королевским дворцом именовалась Шапкой, а самая ее вершина — Короной, потому что растрескавшиеся стенки древнего кратера имели вид семи зубцов, вполне различимых снизу.
Шапка возвышалась надо всем архипелагом, царила над Золотым островом и красовалась на половине открыток, которые местные художники рисовали для продажи отдыхающим. Еще они рисовали Волка и Рысь — две скалы, ограничивающие бухту Трех ветров; рисовали бухту на рассвете и на закате; вьющуюся по склонам нитку дороги и словно нанизанные на нее разноцветные бусины домиков; живописные лачуги нижнего Бедельти и роскошные виллы приезжей знати на самом верху острова, неподалеку от королевского дворца. В общем, им было чего нарисовать, ландшафтных красот здесь хватало. Лишь бы покупали!
Сувенирные лавки торговали синими, розовыми, сиреневыми кораллами и прочими хрупкими диковинами из подводных садов Охранного кольца — кораллового рифа, опоясывающего архипелаг. Всякий, кто хоть раз в жизни побывал на Трех ветрах, непременно увозил с собой картинку — характерный очерк Шапки с зубцами Короны, золотисто-желтые отвесные берега и лазурная вода в гавани, — обрамленную безвкусной рамкой из кораллов. Картинка вешалась на стену, и ее обладатель иногда вздыхал о том, как хорошо было на островах.
А строго говоря — на острове. Потому что на Тюремный и Монастырский приезжих не пускали. Два из трех островов архипелага даже на пейзажах и маринах изображали разве что далекими силуэтами. Собственно, ну что в них интересного? Буровато-серый, Остров магов издалека похож на рогатую черепаху. Скучный, грязный… тюрьма и есть тюрьма, это вам не курорт. А серовато-бурый Монастырский напоминал очертаниями рыбий плавник и выглядел еще более уныло.
Так что и приезжая публика, и местные жители любили Золотой остров.
Королю Орвелю дор Тарсингу он тоже нравился. Безотносительно к монаршьему статусу, долгам и обязанностям, заботам и дипломатическому протоколу, он просто любил эту землю, как человек, который здесь родился, вырос и никуда не собирается уезжать.
Замок Тарсингов вместе с окружающим его парком и прочими дворцовыми и хозяйственными постройками занимал юго-восточную часть небольшого плато на самом верху острова. Выше была уже только Шапка, подниматься к которой надо было в обход дворца, без дороги. По стилю дворцовый комплекс являл собой забавный и хаотический компромисс между крепостью, поместьем и аристократическим гнездом. При необходимости его можно было оборонять, в нем было удобно жить — в общем, короли Тарсинги считали это место вполне подходящей резиденцией.
Орвель был согласен с предками. Даже в минуты скверного настроения.
Впрочем, настроение короля, как только он покинул дворец, стало стремительно улучшаться. Серый жеребец шел свободным кентером. Дорога была пуста. К большому неудовольствию начальника королевской почты, Орвель дор Тарсинг очень любил верховые прогулки в одиночестве. Никакими уговорами невозможно было добиться согласия короля на сопровождающих. «Либо я на своей земле в безопасности, либо я плохой король», — говорил Орвель. Йемителми мрачнел, ворчал, замысловато ругался на родном диалекте, но монарху не перечил.
Сейчас Орвель направлялся в верхний Бедельти, взглянуть на последние штрихи подготовки к празднику. Утро перестало быть ранним, но еще оставалось утром. А вот погода стремительно портилась. Небо затянуло облачной пеленой, Корону скрыла серая туча. Пошел мелкий противный дождичек. На полпути к городку король решил свернуть с дороги и проехаться по тропе, идущей по самому краю, над обрывом. Если упасть отсюда, можно лететь до самого подножия острова и распугать гуляющих на набережной, приземлившись им на головы. Орвель падать не собирался, жеребец его был прекрасно обучен, а тропа выводила на площадку, где Тарсинг любил сидеть у большого камня и смотреть вниз.
За пару шагов до площадки он спешился и привязал коня к старой оливе. Затем миновал дерево, обогнул камень и очень удивился.
На самом краю стояла женщина.
Ветер трепал подол ее длинного светлого платья. Волосы были уложены в прическу. Со спины Орвель не мог определить ее возраст — однако стройность фигуры подсказывала, что женщина молодая. На долю мгновения Тарсинг залюбовался ее силуэтом на фоне хмурого неба, но в следующий миг испугался. Она ведь может упасть!
Король сделал осторожный шаг вперед. Есть риск напугать незнакомку своим появлением. Очень неправильно пугать человека, который стоит на краю обрыва. Но если он не вмешается, нога женщины может соскользнуть или край площадки — подломиться под ее весом. Она непростительно беспечна! Или… задумала недоброе и медлит перед прыжком в бездну?!
Орвель похолодел. Как ему быть? Самым действенным было бы подскочить к незнакомке сзади, обхватить ее покрепче и быстро оттащить от края. Но кроме всего прочего, существуют еще правила вежливости. Он будет выглядеть как мужлан… хм… или как идиот! Орвель сделал еще один осторожный шаг.
Незнакомка слегка развела руки в стороны, словно собираясь взлететь… или прыгнуть. Король наплевал на приличия, одним рывком одолел делившее их расстояние, ухватил женщину за локти и попятился назад, увлекая ее за собой.
— Не пугайтесь! — громко сказал он. — Я король Тарсинг, не бойтесь и простите мое поведение. Вы могли упасть! Вы напугали меня. Я могу отпустить вас? Вы не броситесь бежать? Или вниз…
— Можете, — тихо сказала незнакомка.
Орвель все еще не видел ее лица. Он выпустил ее руки и сделал шаг в сторону — так, чтобы преградить ей путь к обрыву. На всякий случай.
Девушка повернулась к нему. У нее оказалось милое, чуть удлиненное лицо, карие глаза и губы, наводившие на мысль о спелой малине. Каштановые волосы, уложенные в прическу, слегка растрепались.
— Это вы меня простите, король Тарсинг, — сказала она чуть растерянно. — Я не подумала, что могу упасть. Совсем не подумала. Спасибо, что вы подумали об этом за меня.
— Вы могли разбиться… — начал было Орвель и вдруг заметил, что у девушки, такой спокойной и выдержанной на первый взгляд, дрожат губы. Он мысленно обругал себя, оборвал фразу и заговорил мягко, как с ребенком: — Пойдемте отсюда. Не думайте ни о чем. Опасности больше нет. Пойдемте, я отвезу вас… куда вас отвезти? В Бедельти?
— Да, — слабо улыбнулась девушка.
И король понял, что сделает все, чтобы увидеть ее улыбку еще раз.
* * *
Руде Хунд думал, что в свою первую ночь на каторге не сомкнет глаз. Будет терзаться мыслями, строить планы побега… чесать свежие укусы, бить блох и проклинать тюремщиков. Молодой маг ошибался. Крепкий организм взял свое, и вскоре после полуночи северянин уснул. Во сне он действительно чесался, скрежетал зубами и пробормотал пару внятных проклятий — но не проснулся.
Каторжанин, с которым Хунда сковали ножной цепью, отягощенной чугунным ядром, был северянину полной противоположностью. Во всем. В частности, он-то как раз не спал этой ночью.
Старик южанин разглядывал бледнокожего парня, который растянулся на тощем тюфячке у его ног, и чуть кривил губы. Более явной улыбки за ним не замечали уже лет двести. Или триста? Маги считают время не так, как прочие. А змеемаги сильно отличаются даже от своих собратьев.
Змеемаг Бенга выглядел семидесятилетним жилистым стариком. Иные чародеи родились, состарились и умерли, а он продолжал выглядеть все так же. На тех, кому сто лет, и на тех, кому десять, Бенга смотрел одинаково — как на детей.
Это не значило, что он был к ним добр. О нет. Детей Бенга не любил. А что такое доброта, он и вовсе не знал. Как-то не довелось выяснить за сотни прожитых лет. Придворному чародею недосуг заниматься абстракциями, в его жизни хватает практических вещей. Запутанные интриги, изысканные яды и смертельные заклятия… Бенга преуспел при дворе, потому что был холоден и точен, а убивал естественно, как дышал. Императрица сначала оценила его качества и приблизила Бенгу к себе, а уж потом он стал змеемагом. Последние несколько веков он был Ее правой рукой, Ее самым доверенным советником, Ее… другом? Пожалуй. Ведь только друга можно предать.
Императрица сослала Бенгу на Тюремный остров за ерунду, за незначащий пустяк. Змеемаг убил ее очередного фаворита, придворного певца — задушил, как змея душит птичку. И был крайне удивлен тем, что подобная мелочь навлекла на него высочайший гнев. Неожиданная немилость императрицы несла скрытый смысл, вот только разгадать его Бенга не мог.
Старик медленно опустил кожистые веки рептилии. Светало. Скоро тюрьма проснется. Скоро тюремщики разбудят каторжан, и белобрысого щенка, который сопит на полу, разбудят тоже.
Щенок был проблемой. Точнее, задачкой, требующей решения. Он был совершенно не нужен Бенге вообще, и особенно не нужен завтра. На завтрашний день у старого змея были вполне определенные планы, и он рассчитывал оказаться в этот день без напарника. Предыдущего закопали вчера, и Бенга не ждал, что ему успеют подобрать нового. Впрочем, это ничего принципиально не меняет. К тому моменту, когда на островах на целые сутки включится магия, северянин должен быть мертв.
Разумеется, пока магия действовала, ссыльных охраняли вдесятеро тщательнее. Сутки праздника смены сезонов на Тюремном острове считались тяжелее, чем предыдущие полгода. Но у Бенги были на этот счет… хм, соображения. Всю ночь старый змей взвешивал разные возможности и варианты, а также пересчитывал прежние выкладки с учетом погрешности, которую внес мальчишка-северянин. Он пришел к выводу, что лучше будет убить Хунда не в тюрьме, а под открытым небом. Если сделать это сейчас, тюремщики, еще чего доброго, оставят труп прикованным к Бенге. Южанин недолюбливал трупы. За долгую жизнь ему слишком часто приходилось от них избавляться.
Под окном противно заголосила труба.
— Подъем! Подъем! — заорал надзиратель в коридоре.
Бенга легонько пнул северянина в ухо.
— А?!
Парень вскочил, озираясь. Кажется, он даже не понял, что сокамерник разбудил его не самым вежливым образом.
— Утро, — брезгливо сказал Бенга. — Сегодня ты тоже будешь со мной драться? Если да, начинай прямо сейчас. Я сломаю тебе руку, чтобы ты меня меньше отвлекал.
Хунд заворчал. Старый змей усмехнулся краешком губ. Сейчас щенок бросится на него, позабыв о цепи с ядром…
Северянин бросился. Бенга расчетливо дернул закованной в браслет ногой, щенок запутался в цепи и растянулся на полу. Старик мгновенно оказался сверху, заломил ему руки за спину и прижал коленом. Лязгнула соединяющая их цепь.
— Правую ломать или левую? — осведомился южанин.
Хунд выплюнул в пол злое проклятие.
— Ты неплохой колдун, мальчик, — похвалил его Бенга. — Но плохо дерешься.
Он примерился и аккуратно выкрутил молодому магу ухо. Тот ругался и дергался изо всех сил, пытаясь освободиться, но Бенга вывернул ему правую руку посильнее, и Хунд затих.
— Так делал мой наставник, — сообщил старик. — Я имею в виду ухо. Почти год я ходил с распухшими ушами. А потом я поумнел. И наставник больше не пробовал меня наказать. Потому что боялся.
Дверь в камеру открылась с противным скрипом.
— Встать, — недовольно сказал надзиратель. — Выходите. Построение, завтрак, работа.
Бенга выпустил северянина и молча выпрямился. Хунд угрюмо встал рядом. Он возвышался над напарником на две головы. Выкрученное ухо красноречиво пунцовело. Тюремщик при взгляде на него не удержался от ухмылки.
Очень хорошо. Старый змей незаметно кивнул своим мыслям. Мальчишка уязвлен, разозлен и будет искать возможности свести счеты. Значит, его можно будет устранить в любой момент.
Чугунное ядро загремело по неровностям каменного пола. Все-таки у Бенги и Хунда было кое-что общее.
* * *
— Вы первый раз на Золотом острове?
Орвель дор Тарсинг и его новая знакомая сидели на веранде кофейни. Заведение называлось неизобретательно, но со смыслом: «На трех ветрах». Веранда была застекленная, вдобавок посетителям предлагали пледы, именно поэтому Орвель привел девушку сюда. Она была одета явно не по сезону, и, закутав ее в плед, король почувствовал себя уютнее.
— Я вчера впервые сошла на здешний берег, — улыбнулась Трина. — Мне очень давно хотелось побывать на карнавале.
Принесли заказ — черный кофе и булочки с марципаном. Орвель пододвинул корзинку с булочками поближе к Трине. Ему совершенно не хотелось есть. Он был слишком занят улыбкой девушки и ямочками на ее щеках, которые то появлялись, то пропадали, когда она говорила. Как бы так ненавязчиво пригласить ее во дворец? Для начала погостить.
— А где вы остановились? Я к тому, что…
Трина легким взмахом руки отвергла его невысказанное предложение.
— Ах, сударь, не беспокойтесь. Я устроилась просто замечательно. Ваши подданные — хорошие люди.
— Что ж… — поскучнел король. — Это радует. Хм…
Орвель выругал себя за назойливость. Быть может, девушка вовсе не рада его обществу, но воспитание не позволяет ей признаться. Зато он сам напрочь забыл обо всем, включая жесткий этикет и вереницу дел. Ну и пусть! Государственных дел в сегодняшнем списке нет, остальные можно отложить. Если только он и впрямь не надоел собеседнице…
— Но не могли бы вы показать мне остров? — застенчиво спросила Трина. — Уж наверное, никто не знает его лучше вас!
Надежда вернулась к Орвелю. Король поймал себя на том, что глупо улыбается.
— О да, — поспешно сказал он. — С удовольствием!
— Так пойдемте! — улыбнулась Трина.
После их ухода хозяйка кафе с осуждением посмотрела на нетронутые булочки. Вздохнула. Отщипнула кусочек. Затем еще кусочек. И так незаметно для себя сжевала все.
— Дай Небо нашему королю добрую жену, — сказала она с чувством. — Потому что… да потому что сам он славный человек!
Она запила булочки большой чашкой кофе со сливками и прослезилась.
* * *
Гулко вздыхая, здоровяк Майзен подметал пол в кабачке. По углам накопилось особенно много сора. Майзен вымел его на середину помещения, сгреб в кучку и остановился перевести дух. Дрейк скептически взирал на него из угла.
— Не хочу проводить время в пыли и паутине, — буркнул Майзен. — Ладно, смейся. Тебе этого не понять. У мышей своя точка зрения, у драконов — своя.
— С чего ты взял, что я смеюсь? — возразил Дрейк. — Никогда я над тобой не смеялся. У нас с тобой одна беда, пусть и выглядит она по-разному.
— Да уж! — фыркнул Майзен, но тему развивать не стал.
Во-первых, говорено на сей счет между ними было изрядно. Во-вторых, Дрейк действительно никогда не позволял себе даже малейшей шутки над другом по поводу его превращений в мышь. И в-третьих, в дверь «Королевского зверинца» постучали.
— Закрыто же! — возмутился здоровяк. — Кому неймется?
Но пошел открывать.
Дрейк выбрался из своего угла и без лишних слов взялся за веник. К тому моменту, как Майзен открыл дверь, уборка была закончена.
— Йеми, старина! Так я и думал, что это ты! — радушно приветствовал Майзен главного королевского почтальона. — Заходи скорей, не мерзни на ветру. Как тебе погодка?
— Погода дрянь, — проворчал Йемителми. — То есть я хотел сказать, добрый день, судари мои. Его величество не у вас?
Как все южане, Йемителми плохо переносил холод. Его смуглая кожа обрела нездоровый сероватый оттенок, и весь он как-то поблек за полгода зимы.
— Ах нет, — Дрейк покачал головой, — король сегодня не заходил. Садись к камину, Йеми, согрейся. И подумай о том, что завтра уже будет тепло. Глинтвейн, грог?
— Я не доживу, — буркнул королевский почтальон, но в придвинутое Дрейком кресло сел. — Грог. Или просто темного рома налейте.
— Что интересного ты хотел поведать королю?
Йемителми строго посмотрел на Дрейка. Тот скроил простодушную физиономию.
— Ничего такого, о чем можно трепаться в кабачке, — язвительно сообщил почтальон. — Но зато вы могли бы рассказать мне пару сплетен. Э?
— Говорят, завтра будет карнавал, — невозмутимо сообщил Дрейк. — Поговаривают также, что король вставит камень в свой перстень и мировое магическое поле накроет острова. А еще ходят слухи, что солнце светит и вода мокрая. Слушай, Йеми, тебе не надоело? Мы который год знакомы, четвертый? Пора уже прекратить попытки. Если б мы хотели к тебе на службу, ты бы нас давно завербовал.
— Привычка, — ухмыльнулся южанин.
Майзен принес три кружки грога, над которыми поднимался ароматный пар.
— За короля!
Мужчины выпили.
— Неприятности, Йем? — спросил Майзен.
— Да нет, — южанин откинулся в кресле и протянул ноги к огню. — Были бы неприятности, я б тут не сидел. Так, мелочи… как обычно.
Королевский почтальон лукавил. Но Дрейк и Майзен никак не могли его в этом уличить.
* * *
Тюрьма — это не обязательно стены. Самые надежные узилища — те, где стен нет.
Ссыльных магов на Тюремном острове стерегла вода.
Два человека, скованные тяжелой цепью с подвешенным к ней тяжеленным ядром, плавают плохо и недалеко. Два скованных подобным образом мага, разумеется, нашли бы не один способ сперва избавиться от цепи, а потом уже и с водной преградой разобраться. Скажем, уплыть, обернувшись дельфином. Или улететь, перекинувшись чайкой. Да хоть бы и парусник себе призвать! Это уже зависело бы от сил мага, его умений и личных предпочтений. Но в том-то и дело, что ссыльные маги — это не маги. Просто обычные люди, к тому же несчастные и во многом беспомощные.
Главным тюремщиком на архипелаге было отсутствие магии.
К этому невозможно привыкнуть. Тот, кто с самого детства, осознавая мир, ощутил себя магом; кто тратил все свое время и силы, совершенствуясь в магическом искусстве; кто сделался сильнейшим из сильных и возжелал большего — а маги без амбиций на каторгу обычно не попадали, — лишившись доминанты своей жизни, чувствовал себя уничтоженным. Маги затруднялись подобрать сравнение этому ужасу. Дышать без воздуха? Взлететь с подрезанными крыльями? Жить без магии — смерти подобно… а может быть, и хуже смерти. Лишь надежда все-таки выбраться с Тюремного острова давала ссыльным силы терпеть зияющую пустоту внутри. Пустоту и бессилие.
Отсутствие магии на архипелаге и вода, окружающая остров, делали избыточными строгости режима. За исключением дней смены сезонов, каторжанам позволялось свободно передвигаться по Тюремному. Свободно затаскивать чугунное ядро на скалы и свободно спускаться… прогуливаться, так сказать. Разумеется, в свободное время, то есть после выполнения хозяйственных работ. Если ссыльные благополучно ломали себе шею, свалившись с обрыва, тюремщики не огорчались.
Большинство заключенных магов редко выбиралось за стены тюрьмы. Но попадались и рьяные любители прогулок, особенно среди новичков.
— Пойдем, мальчик, я покажу тебе остров, — сказал Бенга.
Руде Хунд ощерился. За неполные сутки, проведенные со старым магом, он успел возненавидеть Бенгу так истово и жарко, как никого прежде. Последние несколько часов он мечтал только о том, чтобы оказаться с проклятым южанином наедине, вдали от надзирателей.
Хунду было очень плохо. Обморочная слабость от потери магии, которая терзала его вчера, почти прошла, но осталось ощущение, будто у него вырезали какой-то важный орган. Сердце. Или печень. Ему было так плохо, что хотелось кого-нибудь убить. При этом Бенгу ему хотелось убить целенаправленно. Сильно хотелось.
— Ты сказал «да»? — осведомился старик. — Я плохо понимаю варварские диалекты.
— Да, — прорычал Хунд.
Он представил себе, как сжимает руки на жилистой шее старика. От острой ненависти у него помутилось перед глазами.
— Отлично, — невозмутимо сказал Бенга. — Только не бросайся на меня сразу, когда мы выйдем за ворота. Иначе нас вернут в камеру и испортят все развлечение. Ты меня понял?
Северянин угрюмо кивнул.
Руде Хунд не был ни глупцом, ни безумцем, ни убийцей по натуре. Он всего лишь полагал, что в любой ситуации именно он заслуживает самого лучшего, а остальные пусть подвинутся. Так думают многие люди, и не все они попадают в тюрьму. Если бы кто-то спросил молодого мага, как он очутился в нынешнем положении, как вообще угодил на каторгу, он искренне ответил бы: «Мне не повезло». Но его никто не спрашивал. Наоборот — похоже, весь мир считал, что Хунду незаслуженно везло, а он раз за разом упускал благие возможности и встревал в неприятности. Проклятье! Тем хуже для мира. Руде Хунд еще покажет им всем! Начиная с дряхлого урода-южанина.
Здание тюрьмы вместе с сопутствующими постройками располагалось почти у подножия острова, с западной его стороны, так что с Золотого тюрьму видно не было. Верхняя часть острова носила название Столовая гора или просто Стол. Нижние ворота тюремного двора вели к бухте, куда лодки привозили новых ссыльных и провизию, и в обычное время были закрыты. От верхних ворот начинался подъем на Столовую гору, и эти ворота в полдень распахивались, а в шесть вечера закрывались.
Двое охранников проводили взглядами выходящих ссыльных.
— Смотри-ка, старый змей повел напарника на прогулку, — заметил старший из охранников. — На что спорим, он один вернется?
— Поищи другого спорщика! — фыркнул второй. — Азарт к добру не приведет.
— Да ладно, куда уж хуже! Ты и так торчишь в заднице мира, — грубо сказал первый.
— Я тут деньги зарабатываю, — отрезал второй.
Разговор иссяк.
Весь персонал тюрьмы состоял из магов — таковы были правила. На всякий случай. Но сильные маги не желали подвергать себя добровольному наказанию и жить без магии, поэтому в тюремщики шли самые слабые маги, но развитые физически. Приятных людей среди них было мало.
Как только Бенга и Хунд вышли за ворота, Бенга кивнул северянину на ядро:
— Бери в руки, понесешь. Иначе не взберемся наверх.
— Почему я? — угрюмо спросил Хунд.
Бенга пожал плечами. На этот вопрос было так много ответов, что он не счел нужным выбирать какой-то один. И через несколько минут Хунд уже сосредоточенно сопел, поднимаясь первым в гору по крутой тропинке. Подъем требовал от скованных людей известной ловкости и слаженности движений. Сначала Хунд переставлял левую ногу, затем — правую, и одновременно Бенга делал шаг левой. Пока старик делал шаг правой, молодой маг выжидал. Короткая цепь, соединяющая браслет на правой ноге Хунда и браслет на левой ноге Бенги, не позволяла передвигаться иначе. Стоило сбиться с ритма — и оба покатились бы вниз, ломая себе руки-ноги-остальное.
Подъем на Столовую гору отнял у них часа два. Когда они выбрались на плато, молодой северянин хрипло дышал и весь вспотел, несмотря на холодный ветер. Он с неудовольствием отметил, что у проклятого южанина даже дыхание не сбилось.
— Видишь во-он тот скальный зуб? Давай к нему, — распорядился Бенга.
Плоская вершина вовсе не была такой удобной для прогулок, как казалась снизу. Словно лохматой шкурой, гора обросла кустарником, плети которого стелились по земле. Хунд на первом же шагу споткнулся об узловатый корень, нога его провалилась сквозь переплетения ветвей, и он едва удержал равновесие. Трудно было угадать, что таится там, под неопрятным серо-зеленым покровом листвы — ровная поверхность земли, яма, выступающий камень или корни. Кое-где над порослью поднимались невысокие бурые гребни базальтовых выступов. Идти приходилось осторожно, на каждом шагу проверяя, куда ставишь ногу. Еще здесь было куда холоднее, чем внизу. Погода испортилась, небо сплошь затянули серые слоистые тучи. Ноорзвей издевательски свистел в ушах. А проклятое чугунное ядро с того момента, как Хунду пришлось взять его в руки, прибавило в весе раз в пять.
Северянин остановился.
— А зачем нам…
— Там довольно ровная каменная площадка, — объяснил Бенга, не дожидаясь, пока он закончит вопрос. — Но если тебе так не терпится, что ты готов драться прямо здесь, я не против.
Руде Хунд со злобным ворчанием двинулся дальше. Невысокая скала, намеченная южанином в качестве цели, находилась на противоположной стороне плато. Молодой маг готов был заподозрить, что старик издевается над ним, заставляя пересекать Стол, — если бы не то, что Бенга шел тем же самым путем и ему так же коварно подворачивались под ноги камни, ямы и сучья.
Добравшись до останца, если и похожего на зуб, то на гнилой и раскрошившийся, ссыльные маги, не сговариваясь, уселись на камни и некоторое время молча отдыхали. Хунд подумал, что проклятый старик не настолько крепок, как хочет казаться. В следующий миг он едва успел увернуться от кулака Бенги, летящего ему в нос. Удар пришелся по скуле.
— Дикарь! — заорал Хунд, вскакивая на ноги.
Бенга взлетел с места одновременно с ним. Цепь держала их в полушаге друг от друга. На сухих губах южанина зазмеилась ухмылка.
— Напротив, мальчик, это ты варвар, — странным свистящим голосом сказал он. — Ты ничего не понимаешь в прекрасном древнем искусстве убивать. И уже не успеешь научиться.
В руке южанина блеснул невесть откуда взявшийся узкий нож. На Хунда вдруг накатила животная жуть. Пересохло во рту, встали дыбом волосы, противно вспотели ладони. Инстинкты пса, увидевшего змею, кричали — опасность! А старик медлил, глядя на молодого мага немигающим взглядом. Хунд лихорадочно осматривался, пытаясь найти что-нибудь, что может сыграть в схватке на его стороне. И вдруг взгляд его зацепился за темное пятнышко на серой поверхности моря.
— Лодка, — удивленно сказал он.
Кто-то шел прямиком к Тюремному острову и, судя по всему, собирался пристать с недозволенной восточной стороны. Смысл происходящего заставил молодого мага забыть о страхе, и даже ненависть к старику отошла на второй план.
— Не пытайся хитрить, — прошипел Бенга.
Руде Хунд прямо взглянул на него.
— Я не такой дурак, Змей, — коротко сказал он. — Взгляни сам. Быстро — она сейчас скроется!
И, наступив на свой инстинкт самосохранения, Хунд поднял руки, заложил за голову, сцепил пальцы на затылке и повернулся к Бенге спиной.
Южанин хмыкнул, выражая удивление — то ли поступком Хунда, то ли появлением лодки.
— Повернись, — бесстрастно сказал он.
Лодка успела исчезнуть за краем скалы. Неизвестный нарушитель должен был причалить к берегу практически под ними.
— Ты и впрямь не такой уж дурак, Пес, — задумчиво сказал Бенга. — Но назови мне хоть одну причину оставить тебя в живых.
— Я понесу ядро, — ухмыльнулся Руде Хунд.
* * *
— Валь, я замерзла, — жалобно сказала Тильдинна.
Муж не ответил. Сударь Брайзен-Фаулен стучал зубами от холода так сильно, что не мог говорить.
Расстояния на воде обманчивы. Когда Вальерд с Тильдинной ранним утром отплыли от Золотого острова, им казалось, что они доберутся до Острова магов за какой-нибудь час. Ну ладно, два. На самом деле путешествие отняло полдня.
Примерно на середине пути погода переменилась. Солнце скрылось за тучами. И без того холодный ветер стал резким, пронизывающим. Временами принимался накрапывать дождик. По-хорошему надо было повернуть обратно, но Тильдинне очень уж хотелось на таинственный Остров магов; к тому же супругам Брайзен-Фаулен по-прежнему казалось, что они вот-вот доберутся до цели. «Вот-вот» растянулось на долгие часы.
Вальерд отдал жене свой плащ, оставшись в одной рубашке. Разумеется, тот сезон, который на архипелаге Трех ветров называли зимой, не шел ни в какое сравнение с суровыми снежными зимами северного континента. Однако без плаща под ветром и дождем было очень холодно. И уж наверняка холоднее, чем Тильдинне — в двух плащах, своем и мужнином. Не переставая стучать зубами, Валь вздохнул. Эх, неспроста ему сегодня не хотелось просыпаться рано утром и выходить из дому!
Но вот наконец Остров магов приблизился на столько, что заслонил собой все. Отвесные базальтовые стены мрачными громадами надвинулись на путешественников, и их лодочка с упряжкой тюляк показалась совсем крошечной в сравнении с массивом камня. Восточный берег острова был неудобен — здесь не было ни одной подходящей бухты. Тюрьму для магов построили на западной стороне еще и по этой причине. Но Брайзен-Фаулены ничего об этом не знали.
— Валь! — позвала Тильдинна.
— Потерпи еще немного, милая, — пробормотал Вальерд. — Сейчас мы высадимся на берег, доберемся до жилья и отогреемся.
Он успокаивал не столько ее, сколько себя. От холода Вальерд соображал совсем плохо. То, что они вторглись в запретные места и от людей им лучше держаться подальше, он как-то упустил. Главное было — оказаться в тепле.
— Но здесь нет жилья, — озадаченно протянула Тильдинна. — Может быть, мы приплыли не на тот остров?
— Эээ… Понимаешь, дорогая…
Вальерд невольно ослабил поводья. Морские собаки укоризненно зашлепали хвостами. Одна даже обернулась посмотреть на человека. Простодушные звери, хоть и были сбиты с толку путешествием по необычному для них маршруту, одно знали точно — в конце пути их должна ждать еда. Много жирной, вкусной селедки! Но если на Золотом и Монастырском островах они и сами могли найти те бухточки, где их кормят, то здесь это должен был сделать человек… Нет, что-то неладное было в этой поездке с самого начала! Тюляки заволновались. Валь очнулся. Еще только не хватало потерять управление над ездовыми тюленями, не добравшись до суши!
— Вперед! — он шлепнул по лоснящейся спине вожака упряжки и подтянул правый повод.
— Ах, я догадалась! — воскликнула Тильдинна. — Жилье магов нарочно замаскировано! Валь, ты должен гордиться, у тебя догадливая женушка!
Сударь Брайзен-Фаулен промолчал. Он во все глаза высматривал на берегу местечко, где можно было бы пристать.
Придвинувшись еще ближе, скалы Острова магов стали пугающими. К счастью, волнения на море не было, но даже небольшая волна, разбиваясь о камни, пенилась бурунами. Свинцовая вода выглядела неуютной, а в темной тени под скальной стенкой казалась особенно опасной. Зато наконец стала различима узенькая полоска нагромождения камней, которая кое-как годилась, чтобы там высадиться.
Тюляки, поняв, куда правит человек, самовольно прибавили ходу. Вальерд только порадовался. В нескольких шагах от суши лодка остановилась — дальше надо было добираться по камням, на ладонь покрытым водой. Камни сплошь поросли бурым мочалом водорослей, и с первого взгляда было понятно, что они очень скользкие.
— Валь? — чуть не плача, воззвала Тильдинна. — Здесь… здесь очень неудобно выходить! Как ж ты перенесешь меня на берег? Я боюсь, что мы упадем!
— Я не смогу тебя перенести, Тиль, — сказал Вальерд. — Тебе придется идти самой.
Он едва удержался от того, чтобы добавить: «Это приключение, Тиль».
— Есть еще одна проблема, — сказал он вместо этого. — Здесь не к чему привязать тюляк. Я боюсь, что они уплывут, если мы оставим их просто так. Может быть, мне удастся заклинить лодку между камнями, но…
— Ой! — перебила его Тильдинна. — Костер! Смотри — вон там!
Из щели в скале к северу от того места, где они пристали, тянулся выразительный дымок. Это решило дело.
Сняв башмаки и закатав штаны, Вальерд перебрался на берег — где по скользким валунам, где между ними — и притащил оттуда несколько больших камней. Ему пришлось повторить путь несколько раз, чтобы как следует придавить поводья упряжки тюленей. Затем он помог Тильдинне перейти на сушу, и они даже ни разу не оступились. Оставив жену на берегу сушить ножки и обуваться, Валь вернулся к лодке и героическим усилием задвинул ее между больших валунов — так, чтобы тюляки не смогли сбежать.
Обнаружив, что их оставили в незнакомом месте без долгожданной еды, морские собаки принялись возмущенно повизгивать. Вальерду даже стало их жаль, но нужно было решать собственные проблемы.
— Мы что-нибудь придумаем, — пообещал он тюлякам на прощание.
Собаки проводили его грустным тявканьем и принялись искать что-нибудь съедобное в окрестностях, насколько позволяла длина ремней.
Обувшись, Брайзен-Фаулены поспешили к тому месту, где Тильдинна рассмотрела струйку дыма. Оба совершенно окоченели. Ноги после ледяной воды жгло словно огнем. По сторонам ни Вальерд, ни Тильдинна не смотрели. Они карабкались по скалам с похвальной целеустремленностью и вскоре оказались перед расселиной. Ход вглубь загораживал неуклюжий щит, сплетенный из веток. Супруги Брайзен-Фаулен не стали задаваться вопросом, хотят ли их видеть хозяева. Они натерпелись достаточно, чтобы отбросить условности. Возможно, в этом и состоит смысл приключений?
— Эй, кто тут есть? — воззвал Вальерд, отодвигая в сторону плетеную дверь.
Не дожидаясь ответа, они вошли внутрь.
* * *
— Ты куда лезешь? Жизнью, что ли, не дорожишь?
Сердитый окрик остановил полного лысоватого южанина, который готовился ступить на трап шхуны. Из кокпита невзрачного суденышка появился капитан Бван Атен. Губы у капитана были замаслены, по рукам стекал жир — его явно оторвали от трапезы.
— Извините, — без особого стеснения и даже с некоторым высокомерием сказал нарушитель. — Я просто хотел спросить…
— Спросить! — Капитан Атен выкатил глаза. — Помоги мне Небо! Он хотел спросить!
— И что тут такого?
Представительный южанин явно не понимал, в чем дело. На пирсе слушали разговор главы семейства с моряком его дородная супруга и трое детей.
— Отдыхающие, — сплюнул Бван Атен. Слово у него прозвучало как ругательство. — Себя не жалко, детей бы своих пожалел!
— Да объясни ты толком! — не выдержал южанин.
Он никак не мог взять в толк, отчего малопочтенного вида моряк, вместо того чтобы заискивать перед богатым соотечественником, ведет себя вызывающе.
Капитан Атен вздохнул и вытер жирные руки о засаленные штаны.
— Ты читать умеешь? — раздраженно спросил он.
Смуглое лицо его собеседника слегка порозовело.
— Сударь! — возмущенно выдохнул толстяк. — Я старший письмописец в имперском управлении по делам овцеводства…
— Верю, умеешь, — перебил его Бван Атен. — Так отчего ж не читаешь?
Он ткнул корявым пальцем в табличку на веревке, натянутой поперек сходней.
— Да я не видел, что тут написано… — смущенно пробормотал чиновник.
— На двух языках ведь писал! — сокрушенно воздел руки капитан Атен. — Отдельно для южных дураков, отдельно для северных. И даже для неграмотных рисунок начертил! Нет, мало им… Читай теперь! Вслух читай!
Ошалевший письмописец покорился требованию.
— «Проклято, — прочитал он упавшим голосом. — Не входить».
— А нарисовано что? — продолжал добиваться Бван Атен. — Что, я тебя спрашиваю?!
— Рисунок какой-то, — неуверенно сказал толстяк.
Капитан Атен зарычал не хуже великолепного Мбо Ун Бхе.
— Череп! — подал голос младший из детишек чиновника. — Череп и кости!
— Вот, — удовлетворенно проворчал Бван Атен. — Сынок твой, и тот умнее папаши. Разглядел знак опасности. Небось не полез бы на борт!
— Полез бы! — пискнул мальчишка. — Потому что интере…
Мать зажала ему рот рукой.
Грозный капитан неожиданно ухмыльнулся.
— Ладно, — сказал он. — Зачем ты-то ко мне лез? Чего спросить хотел?
— А…
Толстяк медленно приходил в себя. Сначала к нему вернулось дыхание, затем чувство собственного достоинства.
— В общем-то, меня сюда направили, — сообщил он. — Точнее, мне сказали в управлении порта, что именно этот причал служит стоянкой легендарному кораблю-призраку. Я полагал переговорить с капитаном, не согласится ли он за умеренную плату прокатить нас… Ну, знаете, чтобы детям было что вспомнить… Но вместо корабля-призрака увидел вашу посудину… хм… то есть я хотел сказать — ваше судно, вот и решил спросить, не знаете ли вы, когда прибудет легендарный фрегат. Хм…
— Великое Небо! — восхищенно произнес Бван Атен. — Ты даже больший идиот, чем мне показалось! Послушай, ты, писец…
— Письмописец! — перебил толстяк. — И прекратите меня оскорблять!
— Писец, — решительно повторил Атен. — Потому что каждый человек — сам писец своего счастья! Так вот, сударь хороший, да будет тебе известно — если кто ступил на палубу корабля-призрака, тот уж проклят навек! Понятно? И кто захочет прокатиться на корабле-призраке, тот будет кататься на нем до скончания дней — да не своих, а корабля. Ясно тебе? Завтра сможешь полюбоваться легендарным фрегатом во время карнавала. Издалека полюбоваться, с берега, ты все понял? А теперь проваливай! Кыш отсюда!
Толстяк открыл рот, собираясь сказать что-то еще, но закрыл и повернулся уходить. Что-то он все-таки понял такое, неуютное, что заставило его поспешить прочь. Взволнованная супруга чиновника потащила за собой детей. Младшенький вдруг вырвался, подбежал к жалкому суденышку и уставился на капитана Атена в упор. Глаза его горели.
— А правда, что вам не страшен любой шторм, капитан? — выдохнул он.
— Правда, — улыбнулся Бван Атен. — Погоди-ка минутку.
Он вытащил из кармана ржавый гвоздь.
— Возьми, — капитан перегнулся через борт и протянул гвоздь малышу. — На крайнем севере Великого океана, куда надо идти сквозь полосу ужасных штормов, я нашел вмерзшую в лед бригантину без экипажа. Я взял его на память, а теперь отдаю тебе.
— Почему мне?
Мальчишка принял гвоздь благоговейно, как реликвию.
— Потому что ты умеешь смотреть, — усмехнулся Бван Атен. — Ступай!
— Мама! Папа! — малыш бросился к семейству. — Капитан корабля-призрака мне подарил, смотрите!
— Капитан ко… — У толстяка был такой вид, словно он сейчас грохнется с пирса в воду.
Жена пхнула его локтем в бок и потащила к берегу вместе с детьми.
Бван Атен некоторое время смотрел им вслед с борта «Летучей рыбы», смотрел и грустно улыбался. Затем встряхнулся и полез обратно в кокпит — обгладывать бараньи ребрышки.
* * *
Если у ездовых тюленей бывают невезучие дни, то сегодня выпал именно такой. Голодные и уставшие морские собаки только-только разобрались, как именно можно выпутаться из постромков, чтобы уплыть к хозяину и получить наконец свою заслуженную селедку, как вдруг появились новые люди. Эти двое были совсем непохожи на предыдущих. Они действовали умело, решительно и молча. В два счета разбросали камни, высвободили поводья, оттащили лодку на чистую воду и направили упряжку тюляк прочь от острова.
— Надо бы накормить зверей, — заметил Хунд, когда лодка вышла из тени Тюремного и закачалась на мелкой волне пролива. — Они могли бы тянуть быстрее, да устали.
Бенга не ответил. Не выпуская из рук поводьев и палки, которой он подгонял собак, северянин обернулся к нему. Старый колдун задумчиво смотрел назад — на место заключения, которое они покинули. Руде Хунд проглотил едкую реплику, которая просилась ему на язык. Они по-прежнему были скованы цепью, это во-первых. А во-вторых, побег с Тюремного острова еще не означал свободы. Они все еще были заперты на архипелаге Трех ветров, и выбраться отсюда будет непросто. Южанин из ненавистного сокамерника превратился в товарища-беглеца и мог оказаться полезен в дальнейшем. Хунд не стал относиться к нему лучше, но он умел владеть своими чувствами, когда надо.
Змей словно прочел его мысли.
— Давай кое-что проясним, мальчик, — прошипел он. — Я не намерен резать тебе горло просто так, без пользы и цели. И хочу взамен обезопасить себя от тебя. Пока мы в лодке и скованы, все очевидно. Но это ненадолго. Будет проще, если мы оба произнесем известные формулы, делающие нас союзниками. Клятву малых боевых уз, например.
Хунд удивился, хотя на его бледном вытянутом лице ничего не отразилось.
— Но ведь здесь не действует магия, — напомнил он.
— Здесь, — уронил Бенга. — И сегодня. Но завтра — день, когда магия приходит на острова.
Молодой маг раздосадованно кашлянул. Разумеется, он знал о празднике смены сезонов на архипелаге. Но тюрьма на континенте, перевозка в трюме и шок последних суток напрочь отбили ему внутренний календарь.
— Хорошо, — пожал плечами он. — Я не буду злоумышлять против тебя, Змей. Я согласен скрепить наш договор клятвой. Завтра, как только магия вернется…
— Сейчас, — веско сказал южанин. — Немедля. Дать обет боевых уз можно в технике отложенного заклятия. Ты с ней знаком?
— А… нет, — признался Хунд. — Только слышал о такой. Но ладно, я согласен. А можно задать тебе один вопрос?
— Попробуй, — отозвался Бенга.
Кожа его странным образом потемнела от холода, и жилистый, малорослый южанин стал походить на статую из дерева. Эдакая кормовая фигура, противовес носовой.
— Где ты прятал нож? — слегка запнувшись, спросил Руде Хунд. — Охранники обыскали нас на выходе и ничего у тебя не нашли.
— Это несложный прием, мальчик, — вздохнул старик. — Я прятал нож в камнях на вершине Столовой горы.
— А! — вымолвил Хунд. — Вот как. Что же… спасибо за урок.
— Не стоит благодарности, — буркнул Бенга. — А куда это ты правишь?
— На остров, — недоуменно ответил северянин. — На центральный.
— Ты заказал нам виллу или апартаменты в Бедельти? — ядовито осведомился старик. — Желаешь не пропустить карнавальное шествие? Подумай хорошенько, Пес, как встретят на Золотом острове двух закованных в цепи каторжан! А пока будешь думать, поворачивай к Монастырскому.
Это направление тюляки знали хорошо. Метания бестолкового дня наконец-то заканчивались. Если бы морские собаки умели вздыхать с облегчением, они бы вздохнули. Если бы умели вилять хвостами, как сухопутные, — завиляли бы. А так они просто дружно устремились вперед.
* * *
— Благодарю вас, сударь, — улыбнулась Трина. — Это была чудесная прогулка.
— О да! — пылко подтвердил король. — Чудесная! Спасибо вам, сударыня.
— Мне пора, — сказала девушка. — Прошу вас, Орвель, не провожайте меня. Я гощу у простых людей, вы можете их смутить.
— Хорошо, — вздохнул король. — Я понимаю. Хотя сегодня еще ничего, а вот завтра я могу их и вовсе напугать…
— Чем же это? — удивилась Трина, но, заметив, что Орвель помрачнел, быстро добавила: — Не говорите, не надо. Оставим эту тему.
— Уж лучше я скажу сегодня, чем испугаю вас завтра, — грустно сказал Орвель дор Тарсинг. — Под действием магического поля я превращусь в довольно неприятного зверя. Это причина, по которой мои предки перебрались сюда, на архипелаг.
— Не огорчайтесь, — девушка кончиками пальцев коснулась руки короля. — Ведь это ненадолго.
— Да, верно, — слабо улыбнулся Орвель. От ее прикосновения у него сильнее забилось сердце. — Когда магическое поле исчезнет, я вернусь в свой истинный облик. Главное, чтобы вы… милая Трина, ведь вы не покинете острова сразу после праздника? Вы останетесь погостить еще? Я…
— Вы немного торопитесь, сударь, — рассмеялась девушка, и на щеках ее заиграли ямочки, а выбившаяся из прически прядь каштановых волос упала на лоб. — До завтра!
— До завтра, — прошептал Орвель, глядя ей вслед.
* * *
Узкий ход уводил куда-то в глубь скалы. Едко пахло дымом. Воняло рыбой. Два запаха словно соревновались, который из них отвратительнее. У Вальерда защипало в носу, и он оглушительно чихнул. Вслед за ним расчихалась Тильдинна. Но зато здесь было ощутимо теплее, чем снаружи, — и уставшие, продрогшие путешественники продолжали идти вперед.
Под ногами что-то хрустело. Через десяток шагов стены почти сомкнулись, оставив щель, через которую пришлось протискиваться. Вальерду это удалось с большим трудом. Будь на его месте мужчина помассивнее, он бы застрял. По мере удаления от входа в каменном коридоре становилось все темнее. Через некоторое время стены разошлись, открывая доступ в пещеру, терявшуюся во мраке.
Глаза путешественников никак не хотели привыкать к темноте. Брайзен-Фаулены топтались на месте, не решаясь углубиться в пещеру.
— Эй, есть тут кто-нибудь живой? — позвал Вальерд.
Получилось заунывно и хрипло. Он откашлялся.
— Э-эй! Мы заблудились…
На сей раз вышло и вовсе жалобно, а вдобавок не очень понятно. Вальерд снова кашлянул, собираясь предпринять третью попытку.
— Ну что ты кричишь, Валь? — сердито сказала Тильдинна. — Здесь никого нет.
Опровергая ее слова, справа от них в темноте кто-то ойкнул.
— Кто здесь? — воскликнул Вальерд. — Покажитесь! Мы сильно замерзли и ищем прибежища…
Молчание, скрип, шорохи. И вдруг…
— Вы — мужчина и женщина? — спросил очень тихий голос откуда-то слева.
— Да! — вмешалась Тильдинна. — Мы муж и жена, приплыли с Золотого острова.
Снова шорохи. Тот, кто говорил с ними из темноты, перемещался.
Резкий удар кресала о кремень — и посыпались искры. Загорелась лучина. А еще через мгновение занялся фитиль коптилки, и слабый огонек показался слишком ярким после темноты. Брайзен-Фаулены зажмурились и заморгали. За это время тот, кто прятался в пещере, успел их рассмотреть и, видимо, принял решение.
Проморгавшись, Вальерд и Тильдинна увидели перед собой молодую женщину с изможденным лицом. Она поставила простенький светильник повыше, на каменный выступ, и он осветил пещеру. Пространство оказалось совсем небольшим, но довольно обжитым. Справа под стеной охапка водорослей, накрытая старым плащом, изображала постель. Слева из камней был сложен грубый очаг без дымохода, так что дым от него наполнял пещеру. Рядом с очагом стояли два глиняных горшка, и на этом предметы обстановки заканчивались.
Супруги Брайзен-Фаулен растерялись. Трудно было поверить, что эта ужасная нора служит человеческим жильем. Но, судя по всему, так оно и было.
— Простите… — начал Вальерд.
— Послушайте… — одновременно с ним заговорила жена.
Обитательница пещеры прервала их, обращаясь к Тильдинне.
— Вы женщина, — сказала она со странной мольбой. — Вы ведь не причините нам вреда?
— Конечно, нет! — решительно ответила Тильдинна.
— Кому это — вам? — одновременно с ней спросил ее муж.
Молодая женщина нагнулась и бережно подняла с постели сверток, который супруги сперва приняли за подушку. Женщина откинула край платка, и Брайзен-Фаулены увидели сморщенное личико младенца. Мать вынула у него изо рта завязанную узлом тряпицу, и ребенок возмущенно захныкал.
Супруги дружно ахнули. В обстоятельствах жизни незнакомки крылась какая-то загадка, и собственные невзгоды вылетели у Брайзен-Фауленов из головы. К тому же они успели немного согреться, и любопытство взяло верх.
— Сколько ему? — дрожащим от волнения голосом спросила Тиль.
— Почему вы здесь прячетесь? — поинтересовался Вальерд.
Молодая мать безотчетно прижимала к себе младенца.
— Два месяца, сударыня, — тихо сказала она. — Это слишком долгая история, сударь. И очень невеселая. Я расскажу вам ее, обещаю, но не сейчас. Вы сказали, что приплыли сюда с Золотого острова? Значит, у вас есть лодка?
— Ну да, — недоуменно ответил Вальерд.
Женщина судорожно вздохнула и вдруг, оттолкнув его в сторону, выскочила из пещеры в каменный коридор и бросилась бежать к выходу.
— Ай! — вскрикнула Тильдинна.
— За ней! — выдохнул Валь.
Обратный путь они одолели куда быстрее. И все-таки, когда Брайзен-Фаулены только выбирались из узкого лаза на дневной свет, женщина уже возвращалась от берега.
— Что вы?! — выкрикнул ей в лицо возмущенный и запыхавшийся Вальерд. — Вы что?!.
Глаза незнакомки были полны слез.
— Это жестоко, сударь, — сказала она с тихим упреком. — Небо вам судья, но это слишком жестоко. Напрасно вы меня обманули.
— Что вы хотите сказать? — возмутился сударь Брайзен-Фаулен. — Мы вас ни в чем не…
— Валь, — напряженным голосом сказала Тильдинна. — Ты видишь нашу лодку? Я — нет. Мне кажется, она исчезла.
* * *
Серый, дождливый и холодный день заканчивался. Закат за пеленой туч прошел незамеченным, как представление при задернутом занавесе. Вечер зажег разноцветные огни на Золотом острове.
В гавани Трех ветров желтое пламя керосиновых фонарей отражалось в черной неподвижной воде. По склону цепочкой ярких огоньков уходила дорога к верхнему Бедельти и дальше, к виллам приезжей знати и королевскому дворцу. Портовый район был освещен скупо — чужих здесь не ждали, свои умели найти дорогу и в темноте. Там, где кривые, запутанные припортовые переулки переходили в не менее кривые и запутанные улицы нижнего Бедельти, фонари в основном светились попарно, обозначая входы в питейные заведения. Чем больше кабачков располагалось на улице, тем лучше она оказывалась освещена.
Капитан Крандж не собирался в «Надежный якорь», однако по дороге из порта в город ноги сами привели его к любимому заведению. Немного не дойдя до кабачка, Крандж остановился, вздохнул и задумчиво почесал в бороде. Всплыли приятные воспоминания о вчерашней встрече с приятелями, и желудок тотчас напомнил о себе настойчивым бурчанием. Правда, капитана ждали в другом месте. Но ведь ничего не случится, если он чуток задержится, чтобы пропустить пару стопок виноградной водки? Под горячую закуску.
Крандж уже почти решился заглянуть в кабачок, как вдруг сообразил, что совершенно не помнит, взял ли он с собой кошель. Обычно подобной рассеянности за ним не водилось, но последние события малость сбили капитана с курса. Крандж полез в карман сюртука и с негодованием обнаружил там чью-то руку.
— Так, — грозно сказал шкипер, поворачиваясь всем корпусом.
Рука дернулась, но хватка у капитана Кранджа была истинно морская. Пойманный за запястье воришка жалобно пискнул. Капитан посмотрел на него сверху вниз.
— Та-ак, — повторил он.
Мальчишка больше не пытался вырваться. Взамен он состроил самую жалобную физиономию и захныкал:
— Я совсем голодный, сирота, без дома, без гроша, вот я и попробовал воровать. Да только не умею… Я больше не буду, сударь, отпустите меня.
Мальчишка не узнал капитана корабля, на котором он прибыл на архипелаг, потому что всю дорогу старательно прятался в трюме. А вот Крандж хорошо запомнил малолетнего вора, который схлопотал проклятие на службе воровской гильдии и получил от своих оплаченную поездку на острова.
— Так, — сказал капитан в третий раз и, не выпуская запястья воришки, крепко ухватил его другой рукой за шиворот. — А пойдешь-ка ты сейчас со мной, малый.
