Глава 21

Я лежала на мраморной скамье лавариума, помещения для отдыха в малых термах, примыкающих к «женскому крылу», и понимала, что есть в жизни счастье. Вот оно, совсем рядом, всего лишь в двух шагах, вернее, уже в шаге, нет, полушаге от меня! Две чернокожие рабыни в белых туниках до пят принялись втирать благовонное масло в мое обнаженное распаренное банными процедурами тело. Я же старалась не стонать от наслаждения, чувствуя, как под умелыми руками податливо расслабляются стянутые в тугие узлы мускулы. При этом размышляла, что все же странно находиться одной в огромном банном комплексе, переходить из комнаты в комнату с крестовыми сводами и куполами, купаться в бассейнах из мрамора, наполненных кристально чистой водой, и позволять рабыням обливать себя из серебряных и золотых сосудов. Показная роскошь била в глаза, криком кричала о том, что у Наместника водились деньги. Много денег, которые он тратил на свои прихоти. Например, на прием гостей.

Квинт был прав, бригантов встретили по-королевски. Меня поселили в пустующем женском крыле, в просторных, светлых комнатах, заставленных дорогой мебелью и предметами искусства, которым бы обзавидовался любой музей в моем мире. Я обошла гостиную, приемную, столовую. Зашла в спальню. Уставилась на огромную кровать, на которой, если потесниться, улеглась бы половина сопровождающего меня отряда. Оценила дорогие ткани постельного белья, тончайший полупрозрачный полог. Если бы в этом мире запретили слово «позже», в такой кровати я могла бы спать не одна.

К моим покоям примыкала комната для Бретты, которую она делила с Марой. Чуть дальше по коридору находились помещения для слуг, где и поселили моих служанок и кухарок. Правда, виллан Аппий сразу же лишил их работы, наслав на меня армию молчаливых, проворных, угодливых рабынь. Те и провели меня через анфиладу, а затем крытый проход внутреннего двора в малые термы, где я познала пятьдесят оттенков счастья. Вернее, сорок девять. Для полноты ощущений не хватало общества Квинта. Он вновь оставил меня, на этот раз в цепких руках Наместника, шепнув, что попытается выяснить судьбу императора Авелия. По привычке пообещал: «Позже!» Мне захотелось захватить Альбион и первым же декретом вычеркнуть из обихода это проклятое слово, а легату запретить покидать меня, когда его так не хватает.

Закрыв глаза, лежала на мраморной скамье, вспоминая нервную суету первых минут встречи с Наместником. Вернее, суетилась только я, но надеялась, что окружающие этого не заметили. Я чувствовала, как даррийцы наблюдали за мной. Немного высокомерно, чуть свысока. Видимо, ждали, когда я совершу ошибку, неловким жестом или словом выдам свою принадлежность к «варварам», что позволит накрашенным ухоженным дамам, сопровождающим почтенных мужей из городской администрации, презрительно морщить носы в пересудах с товарками и произносить, качая головами с изысканными высокими прическами: «Ох уж эти варвары, что с них взять!»

В том-то и дело, с нас много что можно взять. И руду, и золото, и драгоценные камни. Наши урожайные земли год из года давали предостаточно зерна, на плодородных пастбищах паслись тучные стада. Уверена, с наших налогов кормилась верхушка даррийской администрации, с наших денег Публий Тацит отстроил себе огромную виллу, а потом хвастался, что скопировал в миниатюре дворец императора Арриана.

От этих мыслей дергаться я перестала. И не такие попадались… журналисты на пресс-конференциях! Въедливые и доставучие, с выражением «хочу все знать» на наглых лицах. Выдохнула, расправила плечи и отправилась навстречу судьбе. Вернее, вручать подарки. Наместнику я привезла меч, выкованный лучшим кузнецом Инсурима. В комплекте шли ножны, инкрустированные серебром и драгоценными камнями. Оглядела уверенным взглядом толпу и произнесла пафосную речь, пожелав, чтобы в мое царствование и его наместничество этот меч всегда находился в ножнах. Бригантам не нужна война! Почувствовала заинтересованный взгляд Наместника, когда он, рассыпаясь в благодарностях, принимал подарок. Интересно, кого он ожидал увидеть на ступенях дворца? Необразованную девицу восемнадцати лет, которая не может связать двух слов?!

Я продолжила вручать дары. Жене Наместника привезла золотые украшения искусной работы ювелиров Инсурима. Публий тут же пожаловался, что Юлию испугали здешние влажные и туманные погоды, поэтому она не решилась покинуть Даррию. Обязался передать ей драгоценности по возвращении домой. Вновь рассыпался в благодарностях и делал это настолько искренне, что я поверила.

Затем намекнула о еще одном подарке. Для его питомца. Мы – народ дикий, разводим только лошадей, держим собак да птиц охотничьих, но о котах тоже знаем. Брови Публия полезли вверх. От изумления. Едва сдерживая улыбку, заговорила с Наместником о сложностях содержания домашних любимцев. Кажется, я его заинтриговала. К добру или к худу, разберусь по ходу дела.

Тут мужчина, подхватив меня под руку, чем вызвал работу мысли на лицах бригантов, которые потерялись в завязавшейся беседе о разведении кошек, повел показывать дворец.

Оглянулась. Квинт шел за мной и выглядел не менее удивленным. Захотелось рассказать ему о том, что в детстве у меня была кошка персидской породы. Во времена, когда еще с нами жила мама. Потом мама ушла и забрала ее с собой, сказав, что отец не в состоянии ни о ком позаботиться. Странно, но меня оставила. Хотя это совсем другая история, которую я не могла никому поведать. Для него я – Аэлика, королева бригантов, какие тут коты и мамы?!

Наместник тем временем представил свою свиту. Я потерялась в пестроте даррийских имен, лиц и должностей. Не отпуская моей руки, Публий провел нас через большие двери в свои владения. Бриганты тащились следом, путаясь в разноцветных одеяниях даррийцев. Вскоре первая неловкость прошла, и я почувствовала себя на удивление комфортно в обществе Наместника. Мне казались приятными его комплименты – изысканные, ничуть не пошлые; его взгляды, которыми он, словно легкими поцелуями, касался моей кожи, лаская, но не стремясь заглянуть под одежду и оценить размеры. Сама того не ожидая, улыбалась рассказам мужчины, с легкостью поддерживая учтивый разговор.

По дороге Публий рассказывал о своей жизни в Лондиниуме, о том, как скучает по Дарру. О сыне, которого не видел почти два года. Посетовал на то, как сложно найти хороших учителей для молодого оболтуса, желающего не учиться, а воевать. Он вел себя так, будто мы были добрыми друзьями, встретившимися после длительного перерыва, слегка подзабывшими друг друга, но активно наверстывающими упущенное. Наконец в одной из комнат «маленького скромного домика» мы наткнулись на дремлющего на софе кота. Это было великолепное, пушистое, немного раскормленное животное.

– Горация мне привезли из Восточной Антиохии. Он сразу же покорил мое сердце, – сказал Публий. Я улыбнулась. Не только его. С позволения хозяина погладила кота по мягкой шерсти.

Гораций хотел спать и не обрадовался золотой цепочке-ошейнику с его именем, вышедшему из-под руки лучшего ювелира Инсурима. Выгнулся дугой, затряс головой, протестуя против украшения. Я закрыла глаза, мысленно касаясь сознания кота, делая все, как учил Верховный. Послала ему волну восхищения, щедро сдобренного лестью. Красив ведь! Мощен, ленив. Щедро платит хозяину преданностью. Тут Гораций принялся вырываться из рук Наместника. Подошел ко мне, как только Публий спустил его на выложенный изразцовыми плитками пол. Потерся, мурлыча, о мою лодыжку.

– Можно? – спросила у Наместника. Публий не возражал.

Я подхватила кота, и мы продолжили экскурсию и неспешную беседу. Наместник не собирался позволять гостям скучать в даррийской столице Пятнадцатой Провинции. Нас ждали увеселительная поездка по реке Тамеса, прогулки по городу, охота, а также представления в местном театре. От гладиаторских боев я отказалась, решив, что зрелище не для слабонервной меня. Ведь это не наши кулачные бои на шумных и веселых Играх, здесь обученные бойцы умело лишали друг друга жизни на глазах у многотысячной толпы. Вместо боев с радостью согласилась на даррийские комедии в исполнении труппы вольноотпущенников. О, королева бригантов имеет понятие о театре?! Кивнула, чем опять удивила Наместника.

Кажется, от моего общества Публий получал искреннее удовольствие, поэтому все не отпускал отдохнуть с дороги. Сказал, что не может расстаться со мной, и все! Засмеялся, сведя это к шутке. Хорошо, что я побывала в доме Квинта, так что с легкостью перенесла трапезу в обществе Публия. Вышла набольшая заминка, когда мои воины отказались вкушать пищу, лежа на клиниях. Уставились на Наместника, нахохлившись, словно сычи. Публий тут же приказал принести стулья. Я, чтобы угодить и вашим, и нашим, отобедала как сидя, так и лежа. Затем выпила бокал разбавленного водой вина, уверенная, что Публий не станет меня травить. Ведь я – живое воплощение любви бригантов к Даррийской Империи, причем влюбленное в ее легата.

Наконец, тяжело вздохнув и сообщив, что будет с нетерпением ждать вечерней встречи, Наместник передал меня в цепкие руки виллана Аппия. Увидев пылающего энтузиазмом и желанием угодить слугу, я шепнула Публию, что, кажется, вилланов выращивают в специальных заведениях, где они вылупляются из яиц. Как по-другому объяснить, что Аппий словно две капли воды был похож на Люция, – такой же цепкий и сладкий? Публий рассмеялся, затем с сожалением констатировал, что вынужден со мной проститься. Расстались. По дороге в свои покои я скромно надеялась, что завтра Наместник не откажет в просьбе и походатайствует перед императором за снижение налогов. При этом не будет хватать за руки и предлагать познакомиться поближе.

Бриганты, помявшись в нерешительности, оставили у моих дверей охрану, затем позволили виллану утащить себя в гостевой дом. «Нет-нет, не может быть речи, чтобы встать лагерем у стен! У нас столько спален, всем хватит! – восклицал Аппий. – К тому же посмотрите, какие девушки будут за вами ухаживать!» Я тоже посмотрела, из любопытства. Пригрозила кулаком женатым воинам и Руэйду. Хотя… Пусть делают, что хотят! Я же буду делать вид, что боги лишили меня не только зрения, но и способности к логическим выводам. Молодые привлекательные рабыни улыбались бригантам дежурно и со значением. Я не сомневалась, что многие следующим утром проснутся не в своих постелях.

Передав суровых воинов в заботливые руки виллана и девочек, ушла за рабынями в бани, где провела восхитительный час. Или вечность, уж не знаю! Расслабилась, потеряла счет времени. Чуть было не заснула, но заслышала мужские шаги. От испуга сердце чуть не выскочило из груди и не поскакало по мраморному полу лавариума. Ведь это мой персональный женский рай! Кого принесло? Оглянулась. Квинт! Он успел сменить солдатские одежды на белую одежду патриция, в которой выглядел все так же внушительно. Вернее, сокрушительно. Но скинул и ее, оставшись лишь в одной тунике. Приказал служанкам испариться.

– Квинт…

– Лежи.

Моей спины коснулись мужские руки, смазанные ароматным маслом. Нежно, но уверенно массируя, разминая, лаская кожу. Я лежала, не в состоянии пошевелиться. Не дай бог, у него найдутся неотложные дела и он меня оставит и в этот раз. Тогда вызову на поединок и прикончу собственноручно!

– Я потеряла тебя, – пожаловалась ему, поворачивая голову, чтобы было удобно коситься на мужское колено, выглядывающее из-под белоснежной туники. Хорошее такое колено, солидное, в черных волосках. – Публий не успокоился, пока не показал виллу. Всю, до последнего портика.

– Ты произвела на него неизгладимое впечатление, – усмехнулся легат. – Он заявил, что ты слишком хороша для меня.

– Ревнуешь?

– Немного, – отозвался мужчина. Я почувствовала, как он прикоснулся губами к моей шее. От этого места разбежался рой мурашек, наполняя тело сладостным предвкушением того, что непременно произойдет. Скоро, очень скоро. Если только…

– Мне надо было уйти, – он отрывался от моей шеи лишь для того, чтобы коснуться губами позвоночника. – Узнать, что случилось с Авелием.

– Что же с ним случилось? – замирая, спросила я. Хотя мне было все равно, убили ли императора, отравили или он умер из-за неосторожного обращения с оружием. Мужские руки ласкали мои ягодицы, казалось, вот-вот скользнут по внутренней части бедра. Спиной чувствовала горячее дыхание и нежные поцелуи, которыми он прикасался к позвоночнику, спускаясь все ниже.

– Позже, – шепнул мне мужчина. – Поговорим об этом позже!

А дальше… Дальше было то, чего я ожидала так долго и с таким нетерпением. В этом нетерпении давно и безвозвратно канули мои страхи и сомнения. Я повернулась, поднимаясь со скамьи и в ту же секунду очутившись в любимых руках, потянулась к любимым губам. В мире не осталось ничего, кроме его объятий и поцелуев, его ласк и моего страстного ответа; мужского крепкого тела, с которого мне наконец позволили снять тунику. Он предстал передо мной во всей наготе. Красивый… Нет, великолепный. Только мой, никому не отдам!

Между нами не было ни неловкости привыкания, ни стеснения узнавания, потому что привыкли и узнали друг друга сразу же. Потерялись в мире наслаждения, которое дарили друг другу на мягкой софе лавариума, затем на жарких скамьях тепинария, с небрежно брошенными льняными простынями. В бассейне с прохладной водой, где было так упоительно целоваться, обхватив его бедра ногами, чувствуя внутри мощные толчки, от которых тело наполнялось ликованием. Я давно уже не сдерживала стонов восторга, вглядываясь в сосредоточенное лицо, черные глаза, глубокие, затягивающие в себя как в омуты. Касаться его губ, ловить счастливый вздох, когда он унесся со мной в мир наслаждения.

Это повторилось вновь, и я вновь капитулировала, сдалась в плен умелых рук и губ, ласкавших меня, не оставаясь в долгу, ведь хотела, чтобы ему было так же хорошо, как и мне. Желала, чтобы мы опять одновременно унеслись в мир, существующий только лишь для нас. Мужчина рядом умел воплощать мечты…

Наконец, когда не осталось сил пошевелиться, а мысли текли медленно, словно вода ленивого пруда на водяную мельницу, Квинт накинул на себя тунику, затем поднял меня со скамьи, завернул в простыню и понес. Куда? Мне было все равно. Хоть на Северный полюс или в Священные Рощи друидов под темные очи Верховного, лишь бы с ним! Какая разница, что о нас подумали слуги, заметив мужчину с полуголой королевой бригантов на руках?

Нет, Священные Рощи отложили на другой раз, хотя я, каюсь, ненароком подумала, что неплохо бы и обвенчаться по обычаям бригантов. И дело с концом! А потом уже разбираться с его, моим племенем, какие традиции нарушили и каким богам не угодили. Вместо этого вернулись в мои покои через вход, о котором не подозревала охрана. Именно через него я ушла с рабынями в малые термы. Квинт положил меня на кровать, принес фрукты и вино, но… Мне было не до фруктов. Смотрела на него голодными глазами, ожидая продолжения того, что было в банях. Мы, пиявки, такие! Ненасытные до его объятий и его любви. Зато готовые делиться своей.

Этот раз был наполнен нежностью и лаской. Спокойными неторопливыми движениями, счастливыми вздохами, долгими поцелуями и наслаждением от неторопливой близости, когда первобытная жажда уже утолена. Затем лежала у него на груди, рассматривая красивое, расслабленное лицо мужчины, чувствуя, как он поглаживает меня по спине, завивает в кольца локоны моих длинных волос. Рассматривала его идеальное тело, пытаясь найти след от кинжала Вентурия. Не нашла. Ссадина на лице исчезла, а на плече вместо колотой раны заметила лишь тонкий белый шрам.

– Скажи мне, что ваше племя невозможно убить, – попросила я. Хотелось, чтобы он жил вечно. Потому что я – злостная собственница – не собиралась терять его, как Андрея.

– Вполне возможно, – отозвался он. – Кинжал в сердце или же утроенная доза яда. Ни наши боги, ни способность к регенерации не спасли Авелия, когда ему отрубили голову.

– Но… За что?!

– Императора низложил Сенат и приговорил к смерти двадцать дней назад. Я не знал, Аэлика. Вести на Альбион приходят с опозданием.

– Почему? – прошептала я.

– Он не сумел договориться с преторианцами. Думаю, не заплатил им столько, сколько пообещал, – Квинт вздохнул. – Он всегда был прижимист, в этот раз, видимо, это не сыграло ему на руку.

Я погладила Квинта по плечу, переживая, что он расстроен. Кажется, Авелий был его другом.

– Что теперь будет?

– Теперь? – легат усмехнулся. – Теперь будет император Проктулус Сулла. Чтобы избежать судьбы двух предшественников, он сразу же объявил себя законным сыном Марка Авелия и братом Тита Туллуса.

– Но…

– Это значит, у меня появился дядя, – усмехнулся Квинт.

Усмешка была так себе, кривая. Словно ножевая рана, нанесенная трясущейся рукой убийцы.

– Квинт, но…

– Я ему как кость в горле. Быть может, он и ублажил Сенат, и хвастает перед народом поддельной родословной, но я могу свидетельствовать, что его заявления – ложь. Поэтому он либо со мной договорится, либо заткнет рот. Я жду его следующего хода, Аэлика. Предложения, от которого не смогу отказаться – наемных убийц либо же приказа пожертвовать жизнью во имя Империи.

Мне стало не по себе. От ужаса. Животного, рожденного в глубине живота, откуда он расползался с огромной скоростью по всему телу. Словно я была матерью-волчицей, пытавшейся защитить своего сына. Черт, мужа… Нет, мужчину! Я вцепилась в него, стискивая в объятиях.

– Квинт, почему ты говоришь об этом так спокойно? Ты должен…. Черт, не знаю, что ты должен, но, прошу, будь осторожен!

– Обещаю, – ответил он. – Я буду осторожен. Придется позаботиться о безопасности своей семьи.

Уверена, он запнулся. Я тоже. Задумалась.

– Для начала тебе придется ею обзавестись, – сказала ему, наконец разжав объятия. Заставила себя успокоиться. Лежала, перебирая его черные жесткие волосы на голове. Момент такой… важный. Я не собиралась настаивать, но жутко, жутко хотелось намекнуть, что у бригантов давно трон простаивает и место короля свободно. Ну их, эти даррийские разборки!

– У меня есть семья, – улыбнулся он.

– В смысле?

– Я буду беречь свою жену, – сказал он, намереваясь перевернуть меня на спину, как совсем недавно до этого. Я вновь увидела, как темнеют его глаза. Кажется, мысль о жене привела его в возбуждение. Такое явное, твердое возбуждение, которое коснулось моего живота, готовое скользнуть…

Что значит жена?! Меня же эта мысль привела в негодование. Такое, что я потеряла дар речи, вместе со способностью дышать, мыслить и существовать. Он женат! Женат!

– Уйди! – сказала ему, отталкивая от себя, выбираясь из-под завалов мощного мужского тела. По сравнению с ним я была маленькой и хрупкой, но негодование придало сил, полоснуло болью в груди. – Как ты мог?!

Черт, черт! Он, оказывается, женат! Лежит в моей постели и делает вид, что не понимает причину моего возмущения.

– Убирайся, – сказала ему. – Не хочу тебя видеть! Никогда! Я думала, твоя жена умерла и ты свободен. А ты…

Почему-то он заулыбался, словно я сказала что-то крайне смешное.

– Аэлика!

– Иди ты… – хотела послать, но не смогла. Почему же так больно? Словно из груди вырвали кусок сердца, забыв перед этим вколоть анестезию.

– Ты неправильно поняла!

Все! Я завизжала. Он не собирался уходить, а пытался объясниться. Не хочу ничего слышать! Раз так, то я сама уйду. Выбралась из постели, в два шага добежала до низкого разлапистого столика с ножками, словно у осьминога. Схватила серебряное блюдо с фруктами и запустила в мужчину. Первые весенние яблоки весело поскакали по мраморным полам, с накиданными на них циновками и шкурами животных. Мне весело не было. Не попала. Ничего, сейчас я его вазой!..

– Аэлика, постой! – Квинт выпрыгнул из постели и пошел в мою сторону. Обнаженный, только что бывший моим, но уже не мой.

– Ненавижу! Как ты мог!

– Аэлика, глупенькая…

– Я не глупенькая, я – дура! А вот ты…

Кинула вазой. Увернулся. Второй тоже, не давая сказать ни слова. Ваз много, статуэток еще больше. Не хочу унылых объяснений! Схватила еще одну, выкинула ненужный букет. Тут в открывшуюся дверь ввалилась охрана. Оценили происходящее. Лица обалдевшие. Могу представить! Разыгравшаяся сцена превосходила разом все обещанные Наместником даррийские комедии.

– Арго, мы сами разберемся, – почему-то вместо меня приказал легат. Я икнула от его наглости и швырнула вазой в охрану. Нечего пялиться! Не попала и в этих – успели скрыться за дверью. Что за день неудачный?!

– Хорошо, – сказал Арго, вновь открыв дверь и просунув голову в щель. – Если что, зови.

Причем сказал он это не мне, а ему! Ненавижу!

– Все, хватит! – сказал Квинт. – Добегалась!

Как бы не так! Но прежде чем кинула в него очередной вазой или статуэткой – первым, что попалось под руку на очередном столе, – он успел меня поймать, обнять, отнять. То, что попалось. Отнес брыкающуюся и кусающуюся на кровать, придавил самим собой. Тут гирь не надо, тут бы вздохнуть…

– Ты – моя жена! Я ждал момента, чтобы рассказать. Этот показался самым подходящим, – вздохнул он и посмотрел на меня с укоризной, словно я истерикой испортила признание.

– О чем ты? – выдохнула в ответ. Какой же он здоровый и тяжелый! И как я раньше не замечала, когда… Ну да, мне было не до анализа ситуации. – Слезь с меня! Я не страдаю маразмом, алкоголизмом и провалами в памяти. Какая я тебе жена? Когда успели? Я бы запомнила такое событие!

– В храме Митры. Ты умирала. Яд оказался слишком силен, Верховный Друид лишь замедлил его действие. Ритуал смешения крови не помог, поэтому я решил… Без твоего согласия связал нас узами брака. Мои боги безразличны к людям другого племени, поэтому просил Митру уже за свою жену.

Я замолчала.

– Спа… спасибо! – наконец, выдавила из себя. – Я… не знала, что было так плохо. Мне никто не рассказал. Но почему ты молчал?!

– Ждал, когда наступит правильный момент. Хотел, чтобы ты привыкла ко мне.

– Дождался, – сказала ему. – Только не говори, что женился только из жалости и во спасение.

– Нет, – сказал он. – Я люблю тебя.

Он поцеловал меня, и мы помирились. Затем еще раз помирились и отпраздновали свадьбу древнейшим и наиприятнейшим способом.

– Придется повторить обряд по нашим традициям, – сказала я позже, лежа в объятиях мужа, пусть пока только перед лицом его бога, а не по законам бригантов, но, уверена, это лишь вопрос времени. Он сразу согласился взять меня в жены перед лицом всех богов, существующих на свете.

– Хочешь, увезу тебя в свой дом, в Антиохию, – сказал Квинт. – Будем жить вдали от войны и политики. Растить детей. Разводить лошадей.

Поцеловал меня в тыльную часть ладони.

– Хочу, но не могу, – ответила ему. – Очень хочу, но очень не могу. По крайней мере, не сейчас. Пока не буду уверена, что бриганты не ввяжутся в войну. Но если ты будешь настаивать, тогда поедем. Мне все равно, где жить. Лишь бы с тобой. А ты… Ты ведь можешь стать императором Даррии?

Спорный момент, но мне хотелось знать. Не дай бог мужа потянет в этот гадюшник!

– Могу, – зевнул он, – заявить права на престол. Казнить Проктулуса и половину Сената. Оставшуюся часть сослать, остальных задобрить. Заслужить преданность преторианцев. Затем жить, постоянно оглядываясь через плечо, ожидая удар кинжалом в сердце и не зная, как защитить свою семью и своих детей. Аэлика, это не для нас. Я хочу быть с тобой. Вдали от всего.

– Но если мы останемся на Альбионе, то тебе придется принять торк племени. Стать королем бригантов.

– Да, – сказал он. – Я знаю. После того как закончится служба. Еще полтора года.

– У-у-у! – завыла я от огорчения. – Так долго!

– Я буду рядом. Но, кажется, от службы освобожусь значительно раньше, даже планировал, – задумчиво произнес он. Но объяснять не стал, сколько бы я его ни пытала. Ну ничего, ничего! Мы всего-то женаты – раз-два и обчелся! Чуть позже, не сразу, я научу его делиться всем – как радостями, так и тревогами.

А пока что мечтала о том, как наше правление принесет бригантам мир и процветание. Он будет защищать, я – строить. Больницы, школы, водопроводы. Бани по даррийскому образцу. А еще – святилища Трехликому, потому что выразить словами свою благодарность за своего мужа я не могла. Если уж Богу нравятся памятники дикого зодчества – застрою все и везде колоннами с его изображением. А еще – храмы Митры. Мы, бриганты, крайне терпимы по отношению к другим религиям.

Главное, чтобы не было войны.