Глава 5

Наш отъезд из замка Нашер более всего напоминал бегство. Насладиться горячей водой мне не дали, недвусмысленно постучав в дверь небольшой, но уютной и явно женской душевой. Шампунь найти не удалось, поэтому голову, ругаясь и плюясь, пришлось мыть жидким мылом. Безрезультатно попытавшись вытереться небольшим, жестким полотенцем я выскользнула в смежную комнатку. Там обнаружилась уже знакомая мне женщина в сером и стопка незнакомой, но явно новой одежды, поверх которой сиротливо лежал пакет с моим браслетом. Ни формы со спрятанными в них буками, ни кроссовок, ни даже собственного белья на месте, где оставалось мое имущество, я не увидела. На мой удивленный взгляд женщина невозмутимо буркнула:

— Командир Сайгон забрал. Просил поторопиться, они хотят выехать как можно скорей.

Я лишь кивнула, понимая, что поднимать шум и требовать свои вещи обратно сейчас глупо и опасно, и аккуратно развернула принесенный наряд.

Хвала богам, белье обнаружилось под большим шарфом: судя по характерному запаху озона его буквально пару минут назад прогнали через "ДезУ". В какой-то момент обросшие программами и функциями бытовые ДезУшки успешно вытеснили обычные стиральные и сушильные машинки: они бережней обращаются с бельем, очищают тщательней да и времени "стирка" с помощью ДезУшки почти не занимает. Название же "ДЕЗинфицирующее Устройство" осталось еще со времен первых колонистов, когда ДезУшки использовались именно для придания белью стерильности. Впрочем, остаются еще упрямцы, например такие, как домоправительница нашего поместья на Земле, которые предпочитают, как и прежде, стирать белье в воде, крахмалить, вешать сушится на улице, гладить горячим утюгом и хранить в шкафу, собственноручно перекладывая цветочными саше. Ложась на свежезастеленную постель в своей тамошней комнате, слабо пахнущую очередным цветочным запахом, я не могу не признать, что что-то в этом есть. Впрочем, я не привередлива, и в собственную постель в квартире на ТриОНе на самолично прогнанные через ДезУ простыни я ложусь с таким же удовольствием.

Одежда оказалась чем-то вроде шальвар-камиза насыщенного синего цвета из похожей на вновь вошедшую в моду на ТриОНе конопляной ткани. Застегнув на себе слишком свободную тунику, щедро украшенную вышивкой и сшитую явно на более высокую и крупную женщину, я подумала, что кузина Малати пришла бы в ужас от моего внешнего вида. До сих пор помню ту пытку у портного, которую нам с кузиной Амели пришлось вытерпеть в первый же день наших каникул у Малати в гостях, чтобы "выглядеть достойно" — то есть чтобы камиз, а особенно его рукава, были подогнаны по фигуре. Впрочем — так, как сейчас даже лучше, я смогла спрятать браслет за широкими и слишком длинными мне рукавами, к счастью, утягивающимися при помощи шнурков, которые я закрепила вокруг запястий. Прилагающийся шарф я тоже использовала не канонически: на глазах у изумленной женщины в сером я соорудила из шарфа аккуратный хиджаб, спрятав под него свои слишком яркие для здешнего места и все еще влажные после купания волосы. С таким количеством родственников женского пола, живущих в разных мирах и по разным правилам, еще и не тому научишься. Сунув ноги в самые удобные из трех пар предложенных балеток я сообщила, что готова, и мы снова заторопились коридорами замка, чтобы нагнать вереницу из девушек в разноцветной, но однотипной одежде и пристроиться ей в хвост.

На заднем дворе замка Нашер было многолюдно, воины сновали между колесным транспортом (я даже вспомнила, что бабушка Лисси в своих дневниках называла их машинами), что-то паковали, негромко переговаривались. Воин, стоявший у дверей, невозмутимо пересчитывал девушек, выходивших на свежий воздух из мрачных коридоров замка по одной.

— Двадцать, — буркнул он, мельком взглянув на мою предшественницу, одетую в изумрудно-зеленое, и повернулся ко мне.

О, воистину это было шикарное зрелище: маска невозмутимости словно треснула, являя миру человеческие эмоции, вернее одну, основную эмоцию — удивление, и я поняла, что парнишка мой ровесник, не старше. Воин смерил меня взглядом от кончика шарфа, закрепленного у виска до носков балеток и обратно так, словно я могла раствориться, словно мираж.

— Очко! — почувствовав себя не слишком уютно под его пристальным взглядом, не сдержалась от провокации, которая отлично срабатывала на сокурсниках, занятых подсчетами вслух.

И тут же вспомнила, что молчание — золото, привычка — вторая натура, а любопытство губит кошек… и некоторых неумных женщин. По тому, как лицо воина снова приобрело вид каменной маски, по тому, как он подобрался и вмиг превратился в напрягшегося хищника я поняла, что сделала что-то не то. Вернее, что-то очень, очень не то! И поскольку этим "не тем" было единственное сказанное мной слово, мысли тут же уцепились за него и я обмерла: я сказала это на родном языке. Бежать было бессмысленно, поэтому оставалось только опустить глаза в пол и ждать неминуемой кары.

— Командир, — крикнул воин, и крепко, до боли сжал мое запястье, — ты мне нужен.

Светлоголовый вынырнул откуда-то внезапно, цепко скользнул взглядом по моему лицу, причем я поняла, что узнал, вопросительно повернулся к воину:

— Джеф? Проблемы?

Значит командир Сайгон? Тот, у которого мои вещи? Надо запомнить.

Парнишка мотнул головой в мою сторону. Светлоголовый снова повернулся ко мне:

— Соня, что-то случилось?

Решив не сознаваться до последнего жалобно пискнула:

— Не знаю. Руку… больно, — и скосила глаза на собственное запястье, захваченное в плен железными пальцами.

И хоть я не слышала ни звука, но что-то происходило сейчас над моей головой, я это нутром чуяла, поэтому глаза решила не поднимать. Запястье мгновенно оказалось на свободе, меня вежливо подтолкнули к остальным девушкам, а командир Сайгон ушел сам, уводя за собой Джефа и крикнув в темноту коридора за моей спиной просьбу неведомому Мисту "подстраховать здесь "подстраховать здесь".

Мистом оказался еще один воин, чуть старше меня, но назвать его "парнем", как Джефа, у меня не повернулся бы язык. "Гарем", как я окрестила наш женский коллектив за однотипную одежду и непрерывную стрельбу глазами в сторону воинов, издал при виде него слаженный вздох, я лишь пожала плечами и призналась себе, что ничего не понимаю в канонах керимской красоты. На мой взгляд он был ничем не лучше всех остальных, разве что чуть более дружелюбен: как у него это удавалось с той же бесстрастной миной на лице я понять не могла.

А потом Мист, весьма ловко, разделил нас на три группы по семь человек: в первую попали четыре совсем юные девочки, которым, на взгляд, было около шестнадцати и три девушки постарше, но с тем же обиженно-детским выражением на лице. Я вздохнула — чужой мир, чужие правила, на Сайдоре, вон, и в четырнадцать могли замуж выдать, и менять этот пункт законодательства в угоду Звездному союзу Сайдора не стала. Девушки постарше составили вторую семерку, в третью же собрали тех, кто был старше остальных. И все-равно в нашей компании оказался обиженно надувший губы "младенчик". Я досадливо отвернулась и наткнулась на взгляд той самой керимки в изумрудно-зеленой, что вышла во двор прямо передо мной.

— Соня, — кивнула я ей.

— Мия, — кивнула она мне в ответ, — боишься?

— Нет, — откликнулась я, прислушавшись к себе.

Действительно — страха не было, то ли от того, что я просто не знала, чего или кого нужно было боятся, то ли от осознания, что где-то там в космосе у меня есть крепкий тыл в виде моей семьи, то ли от того, что во мне, наконец, проснулась неистребимая семейная Лисицинская черта — любопытство. Именно из-за нее тетку Марту понесло на звездолет контрабандистов, двоюродную бабушку Наилю — на Сайдору, а Амели — вскрывать сейф собственной матери, чтобы добыть папку со сведениями о Кериме.

— И я нет, — хихикнула она, — Давай держаться вместе?

Я радостно закивала в ответ — вот оно, мое спасение, местная девушка, которую можно будет расспросить поподробней.

— Ты не знаешь, долго ли нам тут стоять? — осторожно задала я первый, пробный вопрос.

— Думаю, не долго, — ответила она, — сейчас сядем по автобусам и в Таншер.

Я внимательно осмотрела три фырчащих железных машины, отличающихся от остальных размерами. Значит — автобусы, надо запомнить. Но больше автобусов, больше, чем информация — где находится Таншер, и что это такое, даже больше, чем мысль о том, что сейчас незнакомые люди посадят меня в архаичную колесную хрень и повезут неизвестно куда, меня беспокоил только один вопрос: сколько лун выйдет на небосклон Керимы, когда наступит ночь.

Луна оказалась одна, и была она похожа на крупную, медную монетку одной давно несуществующей страны, которую я видела в коллекции дядюшки Бена и запомнила только потому, что он ласково называл её "пятачок".

Внутри салон автобуса не был похож ни на что из того, что я видела раньше: по левую сторону, сразу за водителем располагались друг за другом два двойных сиденья, занятые девушками. Напротив них, через проход, по одному расположились два воина, одним из которых был Мист. Мы же, благодаря расторопности Мии оказались на заднем сидении, вместе с девушкой в фиолетовом, которую я прозвала "малышкой". Та показательно держала между нами дистанцию: кусочек сиденья там, где у передних рядов был проход, служил границей наших "владений". Мы вдоволь нашутились с Мией об этом на единственной "санитарной" остановке, углубляясь в лес в указанном направлении под напутствие "далеко не уходить". В сумерках нас покормили ужином прямо на ходу — салат, сэндвичи и сок в пластиковом боксе, стандартный ужин на рейсах межпланетного перелета. Я привычно вскрыла капризные индивидуальные упаковки под признательный взгляд своей соседки, и почувствовала удовлетворение от того, что и сама могу быть ей хоть в чем-то полезной.

С самого выезда из Нашера на мониторе за спиной водителя крутился какой-то из ситкомов, судя по внешнему виду актеров — явно производства Звездного Союза, в который с интересом втянулись почти все девушки и тот воин, имени которого я не знала. Я же заскучала на первых минутах, и предпочла смотреть в окно, а Мия извлекла из под камиза книжку в потрепанной обложке, отложить которую её заставила только наступившая темнота — читать под неярким светом включившегося в салоне освещения было затруднительно. Скоро стало ясно, что все в салоне является частью большого, трансформирующегося механизма: ловкие руки воинов откинули спинки кресел, что-то выдвинули из под сидений, повернули и опустили столы, так что получились вполне эргономичные лежаки. Не знаю, было ли удобно остальным девушкам, а я словно оказалась в родном штурманском кресле и чувствовала себя прекрасно. Маленькие подушечки и мягкие разноцветные пледы, выданные каждой из нас, почему-то напомнили школьный лагерь: впечатление только усилилось, когда Мист прошел по салону, выключая лампочки над каждым сиденьем и совершенно искренне спрашивая, все ли хорошо у каждой из нас. Я только кивнула в ответ и снова уставилась в окно — у меня действительно было все относительно хорошо, если не считать того, что я свалилась одна на совершенно чужую планету и того, что светлоголовый командир даже не заглянул в наш автобус перед отправкой.

Огромная луна и чужие созвездья завораживали, я никак не могла наглядеться на чужое небо без привычной городской засветки, как вдруг… Я протерла глаза — нет, расположение огней, силуэт в небе, скорость передвижения, остающийся след…

— Мия, — позвала я, — это же… флайбус?

Флайбусы и на ТриОНе и на Земле не смогли окончательно вытеснить даже телепорты: им не требовались огромные взлетные полосы, как самолетам, они не портили экологию, возили грузы, которые нельзя было отправлять телепортами, и людей в те места, куда телепорт открыть было невозможно, использовались для проведения экскурсий, да и пробок в небе с появлением телепортов практически не осталось.

Миа открыла глаза и потянулась ко мне, чтобы взглянуть в окно. Краем глаза я отметила, что Мист повторил маневр, чтобы всмотреться в окно напротив.

— Угу, рейсовый флайбус, в Лижан полетел, — отозвалась она, — в городе же станция есть… А что?

— А почему мы на автобусах едем? На флайбусе же быстрее? — я окончательно запуталась в лабиринте керимской логики.

— Это древняя традиция Весеннего Поезда невест, — неожиданно вклинился в наш разговор Мист, явно проговаривая давно заученный текст — В этой поездке будущая жена воина может сама оценить походную жизнь "изнутри", почувствовать все тяготы и радости, посмотреть на воинов "в деле", чтобы составить представление о том, за кого она выйдет замуж. Каждый день ваши сопровождающие будут меняться, и вы сможете посмотреть на всех нас по очереди.

Капризный голос "малышки", сообщивший нам, что разговаривать, когда другие пытаются спать — это ужасно невоспитанно, прервал эту в высшей степени полезную обучающую лекцию. Мы замолчали: Мия снова закрыла глаза, я же вернулась к созерцанию звездного небосвода и утешающий шепот Миста стал для меня неожиданностью:

— Не расстраивайся. Если ты захочешь — в Таншере будет кому покатать тебя на флайбусе.

Я едва удержалась, чтобы не фыркнуть в ответ: во-первых, я и сама могла покатать кого-нибудь на флайбусе, права на его вождение были обязательным условием перевода на второй курс, а во-вторых — я сильно сомневалась, что нынешняя поездка была хотя бы вполовину похожа на настоящий поход. Как-то не верилось мне в Миста, бредущего по автобусу, полному воинов, заботливо подтыкающего одеялки и выключающего свет. Я тихо и досадливо вздохнула — у воина в моем воображении, которому подтыкал одеялко Мист, оказались светлые волосы и такие знакомые глаза.

Из Нашера мы выдвинулись четко и почти без накладок: привычная рутина цепко захватила меня в свои сети, и я полностью погрузился в подготовку к отъезду, когда меня позвал один из новеньких, оставшихся руководить погрузкой невест. Еще подходя к его посту я уже знал, кого увижу: прямо напротив Джефа стояла растерянная Птичка. Привычная керимская одежда на ней, по стечению обстоятельств, снова оказалась синего цвета, а вот яркие волосы и нежная шея были закрыты необычно замотанным шарфом.

— Джеф? Проблемы? — но воин только указал кивком на Птичку.

— Соня, что-то случилось? — попытался внести ясность я.

— Не знаю. Руку… больно, — голос был испуганным.

Я проследил за её взглядом, заметил руку Джефа, вцепившуюся в хрупкое девичье запястье, и почувствовал злость и разочарование. Воин не имеет права причинять боль женщине, тем более невесте, чьей-то будущей жене, и уже не важно, как я отношусь к этой девушке: Джеф нарушил правила. Новичок понял что-то по моим глазам либо вспомнил уроки воинской школы, потому что руку Птички тут же отпустил и даже отступил на шаг назад. Я показал ему жестом, чтобы он следовал за мной, осторожно подтолкнул Птичку к остальным женщинам, и крикнул Мисту, все еще возившемуся в коридорах Нашера что я прошу "присмотреть здесь". Мист, которому едва исполнилось двадцать пять, присоединился к нашей десятке всего три года назад, после свадьбы моего однокурсника, и быстро нашел общий язык со мной и с Терри, став моей второй (как Терри шутил — "левой") рукой. Он был удивительно мягок с женщинами, позволяя им вить из себя веревки, но собственным домом сумел обзавестись только пару недель назад, поэтому его куртка была все еще свободна от бусин всех цветов радуги, мы же с Терри спорили — сколько десятков оттенков мы сможем насчитать на Мисте, когда о его переезде станет известно.

А потом снова началась рутина, так что к разговору с Джефом я смог вернуться только в машине. Когда мы благополучно вывели нашу маленькую колонну на пригородную дорогу, я обернулся к заднему сидению.

— Ну что, Джеф, давай ненадолго забудем об субординации и поговорим? Так что же все-таки случилось у замка?

— Невест двадцать одна! — тон ответа был обвиняющий, и я поморщился.

— Спасибо, Джеф, я умею считать. Если бы ты был внимательней, то пришел бы к этому выводу еще на обеде. Их и тогда было двадцать плюс одна.

— Но как же… — растерялся новичок, — их же должно быть двадцать?

— На основании чего ты сделал такой вывод? — обманчиво мягко поинтересовался Терри, — в Договоре ничего не сказано о количестве невест. Двадцать или двадцать одна — не имеет никакого значения, мы забираем всех предназначенных нам девушек. Да, есть некоторые негласные договоренности, но они не имеют никакой законной силой.

— Но она странная! — возмутился Джеф.

— Нам сказали, что она аркаимка, — пожал плечами Терри, — что ты от аркаимки хочешь? Вольный город…

— Но она обозвала меня задницей! — голос у Джефа стал обиженным.

Мы понимающе переглянулись с Терри: этому парнишке не место в боевой десятке, для его же блага лучше, если он устроится в гарнизон какого-либо тихого замка, держащего воинов скорей "для красоты и престижа", чем для реальной защиты. Невнимательность, вспыльчивость, обидчивость — каждой из этих черт достаточно, чтобы попасть в неприятную ситуацию самому, и, что гораздо хуже, втянуть в нее свою десятку.

— Что, прямо так и обозвала? — развеселился я, — Сказала: "Джеф, ты — задница"?

— Не совсем, — буркнул Джеф, — она на сайдорском ругнулась. Думала, наверное, что я не знаю языка.

— Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробней, — насторожился Терри, — рассказывай.

Каюсь, после рассказа Джефа мы ржали, как кони, а когда Терри смог, наконец, говорить, ему пришлось объяснять Джефу причину нашего буйного веселья.

— Видишь ли в чем дело, — буркнул брат, вытирая слезы, — очень вредно ограничиваться при изучении языка ненормативной и бранной лексикой. Иногда, среди этих слов попадаются и такие, которые имеют второй, вполне приличный смысл. Слово, которое ты принял за оскорбление — это всего лишь название карточной игры, популярной в том числе и на Сайдоре. В ней выигрывает тот, кто набирает двадцать один балл. Девушка всего лишь пошутила, что она двадцать первая. Но ты же понимаешь, что какая бы странная женщина не встретилась тебе, как бы она себя ни вела, чтобы она тебе не говорила, ты не имел права терять выдержку, и причинять ей боль? Джеф понурился, видимо поняв, что из списков кандидатов он сегодня выбыл.

— Ложись сейчас, отдохни, — примирительно предложил я, — тебе еще в ночь машину вести, хоть немного вздремнешь.

Он покорно стал укладываться на заднем сидении, а я поднял звуконепроницаемую перегородку, отгородившую нас с Терри. Официально — чтобы мы не мешали Джефу выспаться. На самом деле — чтобы он не слышал, о чем говорим мы.

— Она совершенно точно не из Аркаима, — первым затронул больную тему Терри, — И я не уверен — керимка ли она? В основе сайдорского лежит один из языков Изначальной, так что она вполне может быть и сайдоркой, и землянкой, и дочерью еще пары десятков миров, где используют этот язык, а может просто хорошо знать его и тогда мы никогда не сможем угадать, откуда она родом.

— Я с самого обеда в Нашере знал, что она иномирянка, — признался я.

— И все-таки она тебе нравится? — Терри все еще питал какие-то надежды на устройство моей личной жизни.

— И все-таки, ей обязательно надо вернутся домой, пока жрецы Праматери не узнали о её маленьком секрете, — напомнил я Терренсу.

Терри скривился, как в детстве, когда мы, не в силах дождаться урожая обрывали и ели маленькие зеленые яблоки, и кивнул, признавая справедливость моих последних слов.

— Она мне очень нравится, — признался я шепотом, не совсем понимая — кому же именно: нахохлившемуся Терри или самому себе, — но это ничего не меняет.