Глава 3

К воротам города, раскинувшегося вокруг замка Нашер (между прочим, включенного во всемирное историческое наследие) я подошла примерно через час, влившись в поток других путников, которые постепенно, на перекрестках с тропинками, дорожками и дорогами присоединялись к общему движению. Пару раз мимо проезжал громоздкий колесный транспорт, словно сошедший с иллюстрации учебников по истории, оставляя за собой едкий запах. Толпа расступалась по обочинам, унося меня с собой, потом снова возвращалась на дорогу. К счастью — гужевого транспорта и верховых лошадей замечено не было, и я невольно перевела дух. Живых лошадей я видела немного, в зоопарке и в развлекательных парках, а последний раз я очутилась в седле в десятилетнем возрасте, и то только для того, чтобы папа сделал красивую фотографию для моей странички в соцсети. На меня поглядывали с любопытством, но заговаривать не решались, а я старалась идти, не поднимая глаз, и старательно прислушивалась. Говорили тут на местном диалекте всеобщего, вполне понятном, но немного архаичном, и я снова вздохнула с облегчением: оказаться еще и без возможности объясниться с аборигенами было бы очень некстати.

Выглядела окружающая действительность (если не брать в расчет моих спутников) вполне по земному: голубое небо только добавляло сходства с пейзажами изначальной. Желтое светило (к счастью одно) упорно карабкалось ввысь и ощутимо припекало сквозь темную, плотную джинсу. На Изначальной, в первые солнечные дни, я предпочитала носить головной убор, не смотря на поддразнивание родственников: в случае нарушения этой нехитрой техники безопасности мне приходилось отлеживаться в темной прохладной комнате, иногда более суток отходя от последствий перегрева. Вот и сейчас мне страшно хотелось прикрыть чем-нибудь свою яркую макушку. На ТриОНе и в воде, и в воздухе, в общем — везде присутствует микроскопическая взвесь весьма востребованного минерала юджинита: она безвредна для человека, но окрашивает небо и воду ТриОНа, а также волосы и ногти трионцев в целую гамму лилово-красных тонов. Мои волосы после почти трех лет жизни на ТриОНе из мышино-русых стали того самого насыщенного бордово-коричневого оттенка, который продавцами красок для волос гордо называется "красное дерево". Кстати, мне безумно нравился этот пикантный бонус жизни на ТриОНе: красные оттенки волос, ногти разнообразных бордово-лиловых оттенков, которые не нужно красить — только подпилить, ну, может быть, наклеечку или стразик добавить. Трионки же упорно пытались победить природу и считали высшим шиком краситься в набивший оскомину "Изначальный русый" и носить "французский маникюр". Я с тоской посмотрела на свои короткие, аккуратные ноготки, и вздохнула: избавиться от длинных ногтей заставили всех учениц третьего курса, мотивируя это грядущей летной практикой и недопущением до сессии в случае отказа.

Людской поток останавливался в десятке шагов до темного проема ворот в белой, гладкой городской стене, выстраиваясь в некое подобие очереди. Я покорно замерла, уставившись взглядом куда-то между лопатками впередистоящего керимца в холщовой рубахе, явно никогда и ничего не слышавшего о дезодорантах, но играть роль бесчувственной куклы долго не смогла — замучило фамильное любопытство, и принялась осматриваться. Стены города тянулись вверх и вширь, под черепичной крышей располагалась крытая галерея, о чем свидетельствовали подслеповатые глазки бойниц, расположенные через каждые пять шагов. Тем временем очередь неспешно продвигалась вперед, и холщовая рубашка передо мной, не задерживаясь, проскользнула в город, а мне пришлось, чувствуя спиной любопытные взгляды, пройти с десяток шагов вперед и остановится перед городскими стражниками по их знаку.

Два типичнейших воина-керимца с одинаковым равнодушным выражением лиц, стоявшие в огромном, арочном дверном проеме опираясь спиной каждый на свою створку тяжелой, окованной железом двери, видимо, тоже осоловели от яркого весеннего солнышка. Впрочем, немудрено, если стоять на самом солнцепеке в черной одежде, кажется даже из натуральной кожи и высоких сапогах, да еще и с автоматом, висящим на ремне на шее. Длинные волосы у обоих стражников были небрежно и без изысков стянуты на затылках черными шнурами. Единственным, что отличало этих двоих, были бусины, которыми были расшиты их куртки: у левого, молодого, бусины были разноцветными, и украшали грудь и плечи, у того, что был постарше, бусины блестели тусклым металлом и скупо обозначали область сердца.

— О, еще одна, — кинул младший старшему над моей головой, словно меня тут и не было, и, повернувшись ко мне, уточнил, — в замок?

— В замок, — сочла за лучшее согласиться я.

— Странная она какая-то, — теперь уже старший ответил младшему, и снова как будто меня тут не было, правда рассматривать меня при этом не прекращал, — ты откуда, женщина?

— Оттуда, — махнула я рукой в сторону лесочка, в котором схлопнулся мой телепорт. Тетка Берта всегда учила, что надо говорить правду и только правду, а уж в каком объеме и как подать — другой вопрос.

— Аркаимка чтоли? — удивился младший, — а что с волосами?

— Пыль кристалла юджинит, — и ведь ни соврала ни разу, — волосы от нее цвет меняют.

— Точно из Аркаима, только они такое могли придумать, да и говор не наш, — голос старшего стал спокойнее, — глянь, как одета. Срамота одна с этими южанами.

И снова перевел на меня взгляд:

— А почему одна пришла?

— Так никого больше и нет, — перепугалась я, припомнив, что не видела в толпе женщин: все-таки "патриархальный мир", может тут женщины нос на улицу не смеют показать.

— Сирота, значит, — хмыкнул младший, — то-то они тебя отправили, небось своерожденых дочек пожалели, а за сироту кто вступится?

— Вольный город Аркаим, — сплюнул старший с презрением, и снова обратился ко мне с неожиданным участием в голосе — ты хоть знаешь, зачем ты здесь?

Я пожала плечами — у меня был план, но воины сейчас говорили явно о чем-то своем, поэтому я не стала углубляться в подробности.

— В общих чертах, — кивнула я старшему.

— Проходи вон к Дагу, — вздохнул младший, показывая мне на очередного воина, сидящего уже внутри крепостной стены за выносным столиком под тентом, возле которого топталась знакомая холщовая рубашка, и вдруг сделал странный круговой жест перед моим лицом, — и пусть будет благосклонна к тебе Великая Праматерь.

Я шагнула в ворота, и мне вслед полетел бас старшего:

— Даг, тут сирота, из Аркаима. В замок. Сопроводить бы.

А когда я вздрогнула и обернулась, то увидела белозубую улыбку:

— Да не бойся ты, теперь тебя больше никто не обидит.

Когда я преодолела расстояние до стола совсем немолодого Дага, тот уже быстро-быстро писал что-то в настоящей, бумажной амбарной книге настоящей перьевой ручкой, блестя в солнечном свете толстым, массивным золотистым браслетом. Я ахнула про себя: бумага, ручка — это были настоящие архаичные вещи, они стоили бы и на ТриОНе и на Изначальной Земле бешеное состояние.

— Имя, — буркнул Даг, продолжая строчить, не отрываясь от тетради.

— Соня, приятно познакомится, — ответила я вежливо.

Он неожиданно поднял голову, внимательно посмотрел на меня, хмыкнул и вернулся к своему занятию.

— Возраст?

— Двадцать один.

Тут он снова поднял голову, посмотрел уже гораздо внимательней и вдруг очень строго спросил:

— Почему до сих пор не замужем?

Я опустила глаза на метеную мостовую улочки, на которой стояло рабочее место Дага, до боли стиснула руки, чтобы не расхохотаться, и ответила как можно более смиренно:

— Характер скверный. Не берет никто.

— Хараааааааактеееееееееер, — протянул Даг, — ну, ничего, может и правильно тебя в замок отправили — воины сильные, некоторым нравятся… с характером… Присмотришься, выберешь…

Продолжение фразы я так и не услышала, потому что Даг, завидев кого-то за моей спиной, рыкнул:

— Хавьер, проводи аркаимку в замок и проследи, чтоб не обидели сироту.

— Подождите, — взмолилась я, — подскажите сначала, где у вас кеш-автоматы? У меня с собой вообще нет денег.

По недоумевающим глазам воинов было видно, что вопроса они не поняли. Я полезла в кармашек на рукаве, вытащила тот самый сос-чип и протянула к Дагу на ладони, чтобы было наглядно:

— Кеш автоматы, которые чипы обслуживают.

Даг как-то напрягся, глядя на мою ладонь, и спросил:

— И откуда ЭТО у тебя?

И по выражению его лица я поняла, что это тот случай, когда правду надо аккуратно дозировать.

— Мама дала… когда мы прощались, — и ведь правда, мы как раз прощались, только было это на Изначальной и я собиралась на ТриОН, — Сказала, что я смогу этим воспользоваться… в крупном городе… Как чувствовала, что… Понимаете, у меня ведь ничего с собой нет — мне велели все оставить, перед тем, как я…

Неожиданно для себя я всхлипнула и замолчала, стараясь не разреветься: очень захотелось домой, к маме, да и прекрасную этническую сумку, присланную родственниками с Сайдора за неделю до сессии, и оставленную у входа в экзаменационный кабинет, было ужасно жалко.

Даг пожевал губу, посмотрел на чип на моей ладони, потом своей ладонью заставил меня сжать кулачок:

— Спрячь и никому не показывай его. Тут ты им воспользоваться не сможешь. Мама твоя защитить тебя пыталась по-своему, но она женщина, и не все понимает. А сейчас иди с Хавьером, вы и так уже опаздываете.

Я вздохнула, и шагнула было от стола, но тут Даг принял какое-то непростое для себя решение, и властным жестом подозвал моего проводника поближе к столу.

— На, возьми. Зайдите, хоть бусин купите. Жалко девочку, — и золотистая монетка перекочевала из одной руки с массивным браслетом в другую, тоже обраслеченную.

И я зашагала вслед за очередным керимцем, затянутым в кожу, навстречу своей судьбе.

Приноравливаясь к широким шагам моего провожатого, уверено прокладывающего дорогу по улицам этого города я мысленно перебирала все известные мне на родном и всеобщем ругательства, сдабривая их типично ТриОНскими заковыристыми словечками. Лейтмотивом этого весьма эмоционального монолога была мысль: "Расслабилась, Сонечка? Решила, что в сказку попала? Сказочка уж больно стремная выходит". Ситуацию следовало тщательно обдумать, и как можно скорей, пока я не наделала глупостей. И я стала судорожно вспоминать все, что я когда-либо читала, учила или слышала про "патриархальные миры". Значит, первое и самое главное: "патриархальный мир" это устоявшийся универсальный термин Звездного союза, который обозначает закрытый, или существенно ограничивающий посещение нерезидентами мир, на территории которого законы Звездного союза либо не действуют вообще, либо действуют выборочно. Термин этот объединяет несколько десятков весьма различных по уровню развития и внутреннему устройству миров: начиная от эко-цивилизации Китежа, которая в погоне за натурализацией и возвращением к природе с трудом удержалась от утраты человеческого облика, и религиозных миров, где последователи какого-либо верования носили только предписанную одежду древних веков, вели натуральное хозяйство и не пользовались достижениями цивилизации, умирая от запрета на переливание крови и кончая высокотехнологичными мирами типа Кибернаута, где в погоне за техническим совершенством, проявление человечности было признано постыдным и тщательно искоренялось.

Итак, что я могу сказать после первого контакта с местными? Факт первый, и самый печальный: платежным чипом я воспользоваться не могу, так что я осталась и без местных денег, и без возможности подать сигнал Старшим Лисси. Факт второй: ни у воинов, ни у местных жителей я не заметила телефонов, впрочем — не замечены были и разговаривающие по гарнитуре, по громкой связи или задумчиво читающие что-либо с экрана керимцы. Значит, и мой аппарат не желает работать по самой банальной причине — тут просто нет сети. Факт третий: настоящая бумажная книга вместо бука. Могу спорить на сайдорский кошелечек, который, в отличие от сумочки, остался лежать у меня дома, что и информационной сети на этой планете не водится. Факт четвертый: колесный транспорт явно для перевозки грузов и пешие прогулки местных жителей. А это значит, что и телепортов тут тоже нет — иначе от этих дурнопахнущих рычащих чудовищ давно бы избавились. Все же эти четыре факта в совокупности приводят меня к одному печальному выводу: самостоятельно я не смогу ни выбраться отсюда, ни подать знак родным, значит мне надо молиться всем известным богам всех известных мне пантеонов, чтобы с папиным маячком было все в порядке. Иначе… А вот про иначе думать совсем не хотелось.

Хавьер неожиданно притормозил, так что я, влекомая инерцией и поглощенная своими мыслями чуть не врезалась ему в спину, шагнул в сторону, приоткрыл и придержал дверь из темного стекла, слегка подтолкнув меня внутрь здания:

— Чуть про бусины не забыл! Сможешь побыстрей?

И я очутилась в настоящем царстве бусин: они были тут везде, в ящичках, коробочках, жестяных тубах, пластиковых разноцветных лотках, висели в связках на длинных шнурах, свисали занавесью из низок с потолка — разных форм, расцветок, с блестками и без, чего тут только не было. Но рассмотреть все это великолепие мне не дали. Хавьер подтащил меня к небольшому пластиковому стеллажу, стоящему у окна, на котором ровными рядами стояли небольшие коробочки, полные очень простых внешне, гладких, одноцветных бус всех оттенков радуги — каждый цвет в своей коробке:

— Вот они, тут.

Я тоскливо посмотрела на блестящий в искусственном освещении пластик, совершенно не понимая смысл того, что сейчас происходит, но не посмела возразить. Поколебавшись между темно-лиловым и изумрудно — зеленым, решила еще раз пробежаться взглядом по стеллажу и наткнулась глазами на почти пустую коробку, словно бы стыдливо пристроенную на задворках самой нижней полки. Я присела на корточки, и протянула руку. Бусины в этой коробке не были пластиковыми, материал, из которого они были изготовлены, был очень похож на потемневшее серебро.

— Можно я возьму эти? — спросила я, обернувшись к Хавьеру, и высыпав на ладонь оставшиеся бусины.

Их оказалось семь, и я почему-то решила, что это хорошо.

Хавьер очень удивленно смотрел на меня, и я, решив, что поняла причину удивления, поспешила объяснить:

— Я не знаю, хватит ли у нас на них денег, — цену я прекрасно разобрала, но ни номинала монетки Дага, ни того — за одну бусину или за десяток выставлена эта цена и в каких денежных единицах я не знала.

— А как же ты… — начал было Хавьер, но я прервала его.

— Когда я еще жила с родителями — за все платил папа. А когда я стала жить одна… В общем — мне не приходилось держать в руках деньги, — и это тоже было правдой.

Студенты Летной школы обязаны были во время учебы пользоваться для всех расчетов только чипом школьного банка. Отчеты о покупках время от времени проверялись, и это было хорошей гарантией, что студенты не купят себе какой-нибудь запрещенной дури.

Но Хавьер опять понял меня по-своему, помрачнел, и поманил меня к прилавку, где к монете Дага добавил еще одну, из своего кармана:

— Заверни нам, почтеннейший, бусины.

Хозяин, в чью протянутую ладонь я ссыпала бусины, неожиданно удивленно посмотрел на меня:

— Рисковая ты, девонька.

— Сирота она, — отрезал Хавьер так, как будто это что-то объясняло.

— Да что ж ты сразу-то не сказал, — всплеснул тот ладонями, не забыв перед этим аккуратно ссыпать бусины на бархатную подложку, — ну, раз такое дело…

Хозяин зашуршал ящиками прилавка, что-то разыскивая и бормоча себе под нос:

— Где же, где же, только недавно ведь видел. О, вот оно!

И через пару минут бусины, аккуратно нанизанные на толстый пластиковый шнур с хитрым закручивающимся замочком, превратились в браслет на моей руке.

— Спрячь под одежду, — посоветовал Хавьер, невозмутимо наблюдавший суету хозяина, — и постарайся, чтобы другие не увидели.

— Денег с сироты не возьму, не обижайте — неожиданно посерьезнел хозяин, и повернувшись ко мне сделал уже знакомый мне странный круговой знак перед моим лицом, — Пусть благословит тебя Великая Праматерь.

Хавьер не стал спорить, забрал обе монетки с прилавка, сунул их в кармашек на рукаве, где лежал чип, сторого одернул мой рукав, пряча под ним браслет и неожиданно улыбнулся:

— Монетки на удачу!

— Спасибо, мне пригодится, — отозвалась я, пробираясь за ним к выходу.

Хавьер расхохотался так, что не сразу смог открыть дверь:

— Нам с Дагом на удачу, вот ведь… женщина.

Я выбралась на улицу, подставила заалевшие уши теплому ветру и призналась самой себе, что этот "маскарад вслепую" вызвал во мне самые противоречивые чувства.

Мы прошли еще квартал, повернули направо, и оказались на площади перед белоснежным замком. Вблизи он казался еще более загадочным и прекрасным с его невероятными башенками, куполами и галереями.

— Нам в Зеленую дверь, — сообщил Хавьер совершенно бесполезную для меня сейчас информацию, и я покорно зашагала за ним через площадь. А потом мы прошли еще немного по утоптанной дорожке вдоль замковой стены, пока действительно не дошли до небольшой зеленой двери. Хавьер требовательно постучал в зеленую дверь, и гаркнул:

— Открывай, я невесту привел. Аркаимка. Сирота.

— Ой маааааааааааааама, — только и успела подумать я.

Дверь бесшумно отворилась.