Глава 31

Известие о том, что и отец, и брат, и все остальные заговорщики и их пособники теперь прощены и имеют права вернуться домой, так ошеломило даже не мечтавшего о такой возможности Герта, что он на несколько минут забыл о том, зачем бросил свой замок и приехал к железному Олтерну. Юный герцог, растерянно кусая губы, стоял там, где на него напала удивительная фрейлина, и никак не мог сообразить, куда ему сейчас идти и что делать. Слишком резко и быстро закрутилось колесо судьбы, почти каждый день подбрасывая ему новые заботы и открывая новые тайны.

– Идем, – в тихом голосе, почти шепоте странной девушки в немыслимом платье и еще более немыслимой вуали, заматывающей голову как тюрбан и низко свисающей на лицо, герцогу почудилось что-то знакомое, и он послушно пошел за ней в одну из боковых арок, оказавшись в небольшой, уютной комнатке-нише.

– Что ты хотела?

– Герт, – Эста обернулась и крепко обняла брата, – как я рада… что они больше не должны жить чужой жизнью!

– Эста? – Герцог попытался приподнять вуаль, но оказалось, что девушка крепко ее держит.

– Там маска… она тебе не понравится.

– Ты взяла контракт? – догадался он.

– Так нужно было, Герт. Я потом все расскажу. Хорошо, что ты пришел, сейчас узнаю, где отец, и ты поедешь за ним. Змей даст тебе стражников.

– Откуда тут Змей? – непонимающе смотрел на сестру Геверт. – Лэни, подними ты эту тряпку, я хочу посмотреть тебе в глаза.

– Вот почему ты такой упрямый? – пожаловалась Геверту девушка. – Ну, хорошо. Только не пугайся, маска специальная, ошеломляющая.

И она неторопливо подняла вуаль.

– Демон, – поперхнулся герцог готовым сорваться с губ заверением, что его невозможно ничем ошеломить, – какая гадость. Но глаза – твои… и перестань смеяться.

– Просто я так рада… и не обижайся на Змея. Он тут очень помог, враги у Эфройского были более чем серьезные.

Говорить о том, что они никуда пока не делись, эти злоумышленники, и, наоборот, стали еще злее и опаснее оттого, что кто-то осмелился нарушить их планы, она не собиралась. Пусть едет за отцом и потом спокойно сидит в замке, откармливая старика бульонами.

– А я на него и не обижаюсь, – осторожно и любознательно потрогав пальцем щеку сестры, огорошил Эсту Геверт, – наоборот, рад, что он тут. Мне намного спокойнее, когда ты под надежной защитой. А как к этому отнесся Олтерн?

– Предложил Змею контракт и должность командира замковой стражи, – с облегчением сдала графа тихоня, – и он подписал. Я посоветовала.

Герт с минуту раздумывал над этими словами, потом осторожно спросил:

– Мне кажется… или все это как-то связано с сегодняшним заявлением короля?

– Не кажется… – так же осторожно ответила тихоня, – но об этом вслух не нужно. Посиди тут, я схожу узнаю, где отец. Олтерн помнит наизусть… за отцом и братьями графа уже послали людей.

– А может, мне подождать в зале? – вспомнил Геверт новую знакомую.

– Герт, мне некогда искать тебя среди поздравляющих, – не согласилась тихоня, уже расслышавшая гул голосов и смекнувшая, что это открыли двери для всех придворных, заинтригованных странным собранием.

– Тебе не придется искать, я сам сюда приду. Только найду одного человека.

– А этот человек не ходит случайно с огромным бантом на локонах?

– Как ты угадала? Я просто попрощаюсь, ты увела меня так неожиданно.

– Геверт! Не нужно с ней прощаться, это Рози.

– Ну, да, так она и сказала… – Герцог запнулся и внимательно посмотрел в глаза сестры. – Что? Ты ее знаешь?

– Знаю, – виновато призналась Эста, – поэтому посиди тут.

– Нет, как раз теперь я не буду тут сидеть, – упорство Герта стало еще настойчивее, – теперь я хочу с ней поговорить. Она сразу показалась мне необыкновенной… и теперь я понимаю почему. Я уже видел, как ты точно так же болтаешь обо всякой ерунде, а глаза смеются над собеседником. Не отговаривай меня.

– Герт, – устало пояснила тихоня, – поверь мне, тебе не нужно ни говорить с ней, ни продолжать это знакомство. Рози очень хорошая кокетка, но это только работа. В жизни она совсем другая, тихая и спокойная, и у нее не настолько простая судьба, чтобы ты добавлял ей забот. В общем, я запрещаю.

– Эста, – герцог привлек сестру к себе и внимательно заглянул ей в глаза, – я тебя очень люблю и благодарен за то, что ты сделала. И я очень уважаю твое мнение. Но сейчас ты не права и не имеешь никакого права мне запрещать. И вообще, ну с чего ты взяла, что я собираюсь добавить ей забот? Неужели я похож на коварного соблазнителя?

– Я не об этом. – Эста узнала приближающиеся шаги и торопливо обняла брата, прижав голову к его груди. – Просто я тоже тебя люблю и не хочу, чтобы ты обманулся… или обманул других. Это очень больно.

– Эста, пора уходить. – В нишу проскользнула матушка Тмирна.

По пятам за ней следовал Алн, странно и чужеродно смотревшийся среди роскоши парадного зала в своем простом плаще. А за ними стоял Змей, и по его застывшему лицу и плотно сжатым губам нетрудно было понять, что граф чем-то сильно недоволен.

– Куда уходить? – Герцог сразу теснее прижал к себе сестру, склонил голову и заглянул ей в глаза. – Эста?!

– Она пока не знает. Мы едем в поместье Олтерна, – внимательно наблюдая из-под румяной маски за герцогом, мягко сообщила ему монахиня. – Кареты уже ждут.

– Я с вами, – мигом сориентировался Геверт, с досадой признавая, что поговорить с кокеткой сегодня ему уже не удастся.

Однако герцог твердо намеревался вернуться сюда в скором будущем.

– Нет, ваша светлость, – еще ласковее покачала головой странная женщина, которая так свободно распоряжалась его сестрой, – вы идете на портальную башню. Герцог Эфройский уже подписал для вас приказ и выделил охрану. Ваш отец в одной из западных крепостей, и вам будет проще увести его порталом. Возьмите вот эту бумагу, здесь кодовое слово-ключ. Его нужно прочесть заключенному три раза, твердо и внятно. Но лучше сначала привезти его в замок, дать успокаивающее зелье и предложить сесть и закрыть глаза. Тогда ему будет легче. Поторопитесь… все уже готово.

Побледневший герцог проглотил вставший в горле тяжелый ком, нежно прикоснулся губами к волосам снова опустившей вуаль сестры и, забрав бумаги, решительно прошел к выходу. Но возле Змея остановился, взглянул ему в глаза и тихо попросил:

– Присмотри за ней.

– Не волнуйся, – так же тихо и слегка суховато ответил граф, и Геверт, серьезно кивнув, торопливо направился в сторону ведущего к башне коридора.

А Дагорд, развернувшись, пошел впереди монашек к выходу, не желая пока их ни видеть, ни слышать. Особенно – Эсту. Хватило ему и того, что он успел рассмотреть. И того, что за эти мгновения почувствовал.

«Демон, – рычал он про себя, – ну вот за что мне это наказание? И хоть бы была она особенной красавицей, так нет! Правда, глаза хороши… когда рассмотришь. Но ведь я их почти не вижу! И лица не вижу, только изредка ужасную маску, которая, впрочем, почему-то не оттолкнула более чувствительного Герта».

В карету Змей садиться не захотел. Заявил, что и так засыпает на ходу, поэтому проедется по свежему воздуху. Воздух в действительности был свежим, пожалуй, даже чересчур. К полудню проворный северный ветерок натаскал тяжелых серых туч, накрыл небо над Датроном хмурым куполом, не предвещавшим ничего, кроме затяжной непогоды.

Олтерн, поджидавший их на крыльце, поколебался всего секунду, затем потребовал и себе коня, решив, что в случае дождя всегда сможет пересесть в карету.

Монахиня предлагала ему остаться в столице, лично проследить за подготовкой к торжественному ужину, который давал Лоурден в честь своего восхождения на трон, но герцог пояснил, что стража в его поместье имеет строгий приказ никого не пропускать в башню с заточенной там злоумышленницей. Даже короля или принца. Лишь он сам, после проверки тайных паролей, имел право подняться в ставшие темницей комнаты. Хотя пользовался этим правом крайне редко и только для того, чтобы спросить, нет ли у его драгоценной супруги желания наконец-то поведать ему некоторые, так и не выясненные дознавателями детали.

– Эста, – задумчиво поинтересовалась настоятельница, когда карета выбралась из переплетения столичных улиц и, набирая скорость, покатила по королевскому тракту на юг, – мне не показалось, что одному знатному мужчине нравится моя сестра?

– Нет, – откинув вуаль, кротко ответила девушка, умело скрывая усмешку.

Уточнять, о ком именно идет речь, она и не подумала, матушка специально готовила ей ловушку, но такие простые задачки тихоня давно научилась решать почти мгновенно.

– Вот как, – сделала вид, что озадачена ее ответом Тмирна, – и чем, по-твоему, закончится это влечение?

– Представления не имею, – с удовольствием выговорила Эста давно готовый ответ, – я никогда не строю предположений.

– А мне известно, что этот человек получил разрешение на свободный выбор. – Вот теперь намек матушки стал более прозрачен, и тихоня невольно перевела дух.

Стало быть, речь идет все же о Герте, и тогда она может ответить чуть откровеннее. Но по-прежнему не заглядывая в будущее.

– Да, получил.

– Надеюсь, он постарается не ошибиться с выбором, – внезапно закончила разговор монахиня, и Эста снова невольно мягко улыбнулась.

Такое уж сердце у их строгой и придирчивой настоятельницы, что начинает болеть за каждую глупышку или кокетку, едва та выходит из ворот монастыря. Наверное, оттого, что слишком много сил и душевного тепла вкладывает матушка, чтобы отогреть и вылечить одинокие, искореженные и потерянные души пришедших к Тишине девочек и женщин.

– Я ему помогу, – теперь уже тихоня бросала загадку, ничуть не сомневаясь, что матушка так же легко найдет ответ.

– Надеюсь, – коротко усмехнулась та и подложила под щеку подушечку, показывая, что намерена подремать.

Эста тоже устроилась на сиденье поудобнее, до поместья добираться почти три часа, и можно обдумать все, что случилось за эти дни.

А также все, что не произошло, но вполне могло бы, хотя сестры Тишины и не любят пустых домыслов. И еще попытаться хоть немного представить себе предстоящее свидание с отцом. Несмотря на то что со дня знаменательной встречи с ним прошло почти двенадцать лет, тот день Эста помнит так отчетливо, словно это было несколько дней назад. Слишком часто вызывала в памяти и довольную полупьяную рожу в один миг ставшего чужим человека, и помертвелое лицо матери, и боль, которая резанула сердце безысходностью и невозможностью хоть что-то изменить. И все эти годы Эста тщательно скрывала свои истинные чувства к нему, видя, что они ранят и обижают мать.

А ее матушка так очевидно страдала от его хоть и невольного, но предательства, что не углядела, как при упоминании об отце каменеет лицо дочери. Заметила это настоятельница и несколько раз затевала с девушкой разговор на эту тему, рассказывая подобные случаи и призывая встать хоть на миг на его место. Однако юной сестре Тишины было трудно встать на место взрослого мужчины, и тайное сомнение в том, что можно забыть любимую жену и детей, не давало ей простить наказанного окончательно. Тогда Лэни просто отложила этот вопрос, занесла его в разряд тех, какие не хочется или неприятно обдумывать и вообще вспоминать. А вот теперь он вернулся, и хотя Лэни давно стала Эстой, повзрослела и давно поняла, что нельзя судить людей по собственным меркам, если не знаешь всех причин и обстоятельств их поступков, но представить себе, как первый раз взглянет в глаза отца, пока не могла.

– Твое сердце в клетке, – невесомо вздохнул вдруг Алн, и тихоня взглянула на него с искренним изумлением.

Ну да, как раз в этот момент она думала про то, что благодаря учителям и постоянным тренировкам отлично умеет владеть своим лицом и голосом и сумеет не выдать при первой встрече ни презрения, ни отчуждения. Но вот оставаться жить в родном замке, если придется все время ходить с такой невидимой маской на лице, вряд ли захочет.

– Так спокойнее, – попыталась она отшутиться, но полуэльф шутки не принял.

– Так легче, но можно просмотреть… главное.

– Алн, – не согласиться с ним Эста не могла, но обсуждать это не желала, – никто не знает, почему вы уходите из родных лесов, покидаете милую сердцу долину Эмаельгейл… это какая-то страшная тайна?

– Да, – не сразу ответил он, – все тайны сердца самые страшные. Особенно те, что хранят боль.

– Значит, вы уходите, когда случается что-либо тяжелое, чего вы не в силах перенести, – перевела его слова мгновенно «проснувшаяся» настоятельница. – Извини, мы не предполагали…

– Прости, – эхом отозвалась Эста, – я не хотела напоминать.

– Забыть невозможно, – качнул головой Алн, и белые волосы рассыпались по его груди, – если знаешь, что мог шагнуть по-другому.

– Ох, Святая Тишина, – горестно выдохнула Тмирна, – значит, и у вас бывают ошибки. А все говорят: мудрые, древние…

– Когда человек или эльф становится мудрым, – так же грустно произнес полукровка, – поздно совершать ошибки.

Он демонстративно надвинул на голову капюшон и отвернулся к окну, оставив монахинь в полной тишине искать в своих словах второй и третий смыслы, без которых, как всем известно, эльфы ничего не изрекают.

Хотя возможно, это заявляют те, кто не нашел и первого.