Солидностью застройки правой стороны было обусловлено решение градостроителей провести расширение этого отрезка улицы за счет противоположной, левой стороны. Первой советской постройкой здесь должна была стать одна из лучших в Москве гостиница, выстроить которую собирались на углу с Благовещенским переулком. Проект одиннадцатиэтажного здания предложили братья-архитекторы Л. А. и А. А. Веснины. Комфортабельные номера (общим числом 513) занимали девять этажей, а два верхних отводились под рестораны, кафе и иные предприятия обслуживания постояльцев. Но сбыться гостиничным планам было не суждено: в Охотном Ряду началось сооружение «Москвы», и участок под нынешним № 25 перешел к другому застройщику – Наркомату лесного хозяйства, который и соорудил для своих сотрудников яркий и запоминающийся жилой дом, ставший первенцем советской застройки этого отрезка улицы.

На вид дом представляет собой одно целое, но на самом деле он состоит из двух весьма разных и почти независимых друг от друга половин. Первая очередь (северная половина) сооружалась 1932–1936 годах по проекту А. К. Бурова и его сотрудников А. И. Криппы, Е. Б. Новиковой, Р. И. Семерджиева. Несмотря на то что проект был разработан еще до принятия Генерального плана, дом сразу ставился по новой красной линии и образовывал глубокую «впадину» в ряду своих старых соседей.

Проект жилого дома Наркомлеса. Архитекторы А. К. Буров, А. И. Криппа, Е. Б. Новикова, Р. И. Семерджиев. 1932–1936 гг.

В качестве основного мотива оформления фасада использовалась живопись, выполненная в технике сграфитто (по эскизам художника В. А. Фаворского). Поскольку заказчиком жилого дома выступал Наркомлес, темой живописных вставок стали лесные мотивы: ветви деревьев, зверушки, лесорубы. Стоит обратить внимание и на скромный торцевой фасад дома, выходящий в Благовещенский переулок. Порталы двух расположенных там входных дверей также отделаны в технике сграфитто. На одном из них можно прочесть: «Дом ИТР Наркомлеса», на втором – дату сооружения дома: «1936».

Длительность строительства говорит о том, что шло оно нелегко. За первые два года был выведен только первый этаж, притом что ограждающий стройку забор сильно стеснил движение по узкой улице. Строители под руководством Шереметевского работали плохо, допускали отступления от проекта, а замечания архитектора игнорировали.

Критики по-разному отнеслись к творению Бурова. Так, один видный архитектор считал его первым действительно современным произведением архитектуры на улице Горького, отмечая такие достоинства, как верно найденный масштаб, хорошая трактовка стены, удачные мотивы ее завершения.

Другой, не менее известный зодчий, напротив, отнесся к дому № 25 чрезвычайно строго, указав, что решен он в чисто декоративном аспекте, вопреки тектонической логике конструкций, в формах, чуждых кирпичному сооружению. По мнению рецензента, этот жилой дом больше походил на многоэтажную фабрику, собранную как бы из реек, брусков и фанеры, расписанной дешевыми узорами. Особенно не понравилось решение наличников магазинных витрин, захватывающих второй этаж и претендующих на роль несущих конструкций. При этом их «автор расписал хвойной флорой и мелкой фауной, лишив их реальности, скрыв их работу, трактуя их как элемент декоративный, а не конструктивный». Справедливо указывалось и на явную надуманность конструкций верха здания. Концы торчащих из-под кровли стропил вовсе не деревянные, как это может показаться с земли, а железобетонные. К тому же они не имеют никакого отношения к настоящим стропилам, а представляют собой самостоятельные консоли, приделанные исключительно для внешнего эффекта.

Интересно то, что в данном случае можно согласиться с мнениями обоих критиков. Действительно, многое в творении А. К. Бурова противоречит архитектурной логике, однако при этом дом получился интересным, нарядным, привлекающим внимание, задающим новый, жизнерадостный тон всему прилегающему участку улицы.

Завершенное в 1936 году сооружение представляло собой лишь первую очередь здания. Обращенный к Пушкинской площади глухой торец свидетельствовал о том, что к нему будет пристраиваться вторая часть. Сделать это оказалось непросто. Прежде всего следовало убрать стоявший здесь старинный дом, занимаемый Глазной больницей. Его выстроили для Д. И. Нарышкина в 1780 году, причем с включением еще более старых палат. Главный корпус имел три этажа, боковые крылья – два. Все сооружение стояло на старой красной линии улицы, на углу переулка Садовских. Ломать добротный и очень нужный москвичам дом было жалко, и его решили передвинуть. Но в данном случае решение осложнялось дополнительными неблагоприятными факторами. Во-первых, просто осадить больницу назад было нельзя: эту площадку должна была занять вторая очередь дома № 25. Во-вторых, рельеф вдоль переулка круто уходил вниз.

Вид улицы Горького. 1938 г. В центре – еще не передвинутое здание Глазной больницы, стесняющее улицу. Справа – дом Наркомлеса

И все же в 1940 году передвижка состоялась. Больница не только отъехала в сторону от улицы, но и развернулась более чем на 90 градусов – фасадом в переулок. Сегодня Глазная больница числится по переулку Садовских под № 7. А чтобы компенсировать разницу в уровнях, на новом месте выстроили нижний, цокольный этаж, и больница плавно вкатилась на него!

На освободившемся месте началась было разработка котлована под вторую очередь дома № 25, но строительство пришлось отложить на целых пять лет. Возобновилось оно лишь после войны, в 1946–1950 годах. При столь значительном перерыве быстрые изменения архитектурной моды приводили к тому, что построенные в разное время части здания сильно отличались друг от друга. Однако на сей раз проектировщикам А. К. Бурову, Р. Н. Блашкевич и Л. А. Степановой удалось сохранить единство фасада, и с улицы разновременность половин заметна лишь при внимательном рассмотрении. Зато по своей внутренней структуре обе части сильно разнятся. Объясняется это тем, что вторая очередь строилась не для какого-нибудь там Наркомата, а для самого Большого театра! Сравнение двух половин одного и того же дома позволяет понять, чем артистические квартиры отличались от жилья простых смертных.

В половине, которую заселили сотрудники Наркомлеса (то есть «чиновники», «бюрократы» – по демократической терминологии), обычные двух– и трехкомнатные квартирки, довольно тесные по нынешним меркам. Очевидно, в силу высоких художественных соображений балконы на главном фасаде устроены лишь на четвертом этаже, а на дворовом фасаде они сделаны очень узкими.

Убийственным контрастом выглядят квартиры артистической половины (она числится под № 25/9) – это настоящие хоромы в четыре и пять комнат с просторным холлом. Большая комната по своей площади почти равняется двухкомнатной квартире наркомлесовца – ведь артистам для домашних репетиций нужен рояль! А чтобы втащить в квартиры эти громоздкие инструменты, потребовалось устройство широких двупольных дверей.

Что же касается внешнего вида двух разновременных частей здания, то, если приглядеться, разница все же заметна. Сооружая вторую очередь, Буров отверг дословное повторение ранее выстроенной части. Сохранив ритм основных членений и тем самым обеспечив общность восприятия всего здания, зодчий применил новые декоративные мотивы. Ко времени сооружения второй очереди сграфитто вышло из моды, и его заменили скульптурные детали и рельефы на пилястрах. Изменился и рисунок оконных переплетов, упростились очертания венчающего здание карниза. Из-за особых артистических требований пришлось несколько сдвинуть по высоте этажи. Но все эти различия умело сглажены с помощью центральной вставки, слегка отодвинутой от красной линии. Отличаясь наибольшей декоративностью, она концентрирует на себе внимание наблюдателя и играет роль плавного перехода между декоративными системами двух половин здания.

Фасады артистической половины дома не успели еще сплошь обрасти мемориальными досками. Но пара памятных знаков уже имеется. Один посвящен дирижеру А. В. Гауку, второй – знаменитому тенору С. Я. Лемешеву.

Дом Наркомлеса установил новую ширину улицы, однако на отрезке до Пушкинской площади она еще несколько лет оставалась в своих прежних габаритах. Именно здесь по контрасту с уже реконструированными участками наиболее остро ощущалась теснота и неуютность старой Тверской, зажатой меж стен слишком высоких для столь узкой улицы домов.

Лишь в 1940 году, после того как несколько строений на левой стороне улицы (нынешние дома № 19, строение 2; 23; уже упоминавшуюся Глазную больницу) передвинули на новое место, срезали выступающие крылья здания Музея революции, улица Горького приобрела современную ширину на всем своем протяжении.

Тогда же начались подготовительные работы по реконструкции левой стороны между домом Наркомлеса и площадью Маяковского, однако и они были прерваны войной. Но в 1946 году стройка возобновилась, и скоро улица украсилась двумя крупными жилыми домами под № 27 и 29, стоящие между Благовещенским переулком и выходящим на улицу торцом Концертного зала имени П. И. Чайковского. Дома схожи по внешнему виду, хотя один из них семиэтажный, а другой – всего в шесть этажей. Запоминающийся, характерный облик придают им двухэтажные ризалиты, облицованные литыми чугунными плитам с элегантным узором. Правда, в годы демократической разрухи декоративные элементы осыпаются, и потому проходить мимо домов нужно с опаской: угроза получить по голове чугунной отливкой вполне реальна.

Интересны здания и в качестве очередного примера бережного отношения московских градостроителей к ценным сооружениям прошлого. Эти представительные дома, которые составляют единый ансамбль и выглядят типичными постройками 50-х годов XX столетия, за своими нарядными и богатыми фасадами прячут три старых надстроенных дома!

Строительство домов № 27 и 29 по улице Горького. 1948 г.

В массив дома № 27 включены стразу два старых строения. Одно из них стояло в Благовещенском переулке и своим торцом выходило на новую красную линию улицы. Сегодня оно составляет часть дома № 27 по переулку. А в самую середину оказалось встроенным еще одно старое сооружение. Бывший доходный дом, подобно Саввинскому подворью, представлял собой не один, а четыре четырехэтажных корпуса, поставленных вокруг узкого и темного внутреннего двора. В ходе реконструктивных работ его сначала передвинули в глубь квартала, а потом, в 1946–1949 годах, выходящий на улицу корпус надстроили тремя этажами и включили в массив строившегося нового дома, изменив, конечно, отделку.

Память об этом хранят окна нижних четырех этажей средней части фасада – они заметно меньше окон вновь выстроенных боковых частей. Чтобы замаскировать это различие и добиться единства восприятия здания, автор проекта архитектор И. И. Соболев запроектировал на его фасаде четыре эркера. Эти сильные вертикальные элементы разделяют старые и новые фрагменты здания и отвлекают на себя внимание зрителя.