Глава 6. «Полицай»
Два дня Сергей безвылазно сидел в избе, изображая раненого. Раз в день к нему приходила санитарка Федоровна, еще раз был сельский староста.
Для Сергея переход от статуса дивизионного разведчика, когда вокруг свои товарищи, к статусу начальника полиции на оккупированной территории оказался слишком быстрым и резким. Его психика отказывалась верить в происшедшее, ему нужно было время для адаптации. Но Сергею удалось взять себя в руки, вернее – обстоятельства заставили его сделать это.
На похороны он не пошел: не настолько он лицедей, чтобы сказать проникновенную прощальную речь. Но староста объявил о записи в полицию, и утром Сергею необходимо было быть в здании полиции. Где оно располагалось, Сова нарисовал на схеме.
Утром Сергей собрался, побрился станком покойного Савченко. Хороший станок оказался, немецкий, брил чисто. В шкафу он также нашел чистую тужурку, которая оказалась ему немного свободновата.
Пока он отлеживался, обыскал всю избу. Нашел тайник с дойчемарками, а не оккупационными, там же было золотишко – кольца, цепочки, все явно награбленное. В карман положил связку ключей. Ни к одному замку в доме они не подходили, поэтому Сергей решил, что они от замков в отделе полиции, и оказался прав.
Он опоясался ремнем с пистолетом, оставил автомат в избе и неспешно направился по улице. Встречные ломали шапки и заискивающе раскланивались. Но были и другие, которые при виде его уходили во двор или переходили на другую сторону улицы. А один дедок, сидевший на лавочке, при виде его откровенно сплюнул.
Здание полиции располагалось на соседней улице – Сергей сразу опознал его. У входа стоял полицейский с винтовкой, над крыльцом полоскался немецкий флаг – красный, с белым кругом посередине, в центре которого была черная свастика.
При виде начальника полицейский встал по стойке «смирно».
Проходя к крыльцу, Сергей небрежно кивнул и бросил:
– Вольно. Исправно службу несешь, молодец.
В отделе никого не было, и Сергей сразу обошел всю бревенчатую избу.
В одной, самой большой комнате, был кабинет начальника. Из кабинета запертая на замок дверь вела в небольшую, темную – без окон – комнатушку, превращенную в каптерку. Здесь было несколько комплектов полицейской формы, сапоги, оружие, патроны. Еще одна комната, угловая, тоже была без окон и с нарами. «Для арестованных», – догадался Сергей.
Была еще одна комната – со скамьями и столом посередине. Наверное, здесь находились полицейские, когда пребывали на службе.
Сергей открыл ключом ящики стола и обнаружил в них пачку аусвайсов. Бланки были незаполненные, но с оттиском печати. А еще там лежали бланки удостоверений сотрудников полиции.
На подоконнике стояла печатная машинка. Сергей не удержался и пробежал пальцем по клавишам – машинка была исправной.
В дверь раздался стук, и заглянул полицейский.
– Господин начальник, люди к вам. Говорят – служить желают.
– Вызывай поодиночке.
Первым зашел парень лет двадцати пяти – в армейских брюках и потрепанной гражданской рубашке.
– Здравия желаю!
– В самый раз. Что хотел?
– Разговор дошел – в полицию набираете.
– А ты кто таков будешь?
– Андрей Сорокин, у Куролесовых живу.
Сергей сразу вспомнил слова старосты о дезертире.
– Дезертир?
– Вроде так получается.
– Почему «вроде»?
– В окружение попал. Пробиться к своим – то есть к советским – не смогли, разбежались поодиночке.
– Оружие бросил?
– Никак нет, заховал.
– В полицию зачем идешь? Присягу ведь принимал!
– А где она, наша Красная Армия? Немцы у Москвы стоят, до Волги уже дошли.
Сергей сначала нахмурился, наорать захотел, но потом опомнился:
– Да, Советам конец! Еще одно усилие – и Сталинград падет. Тот, кто окажет посильную помощь германской армии, будет достойно вознагражден.
– Рад стараться, – вытянулся Андрей.
– Значит, так, неси свою винтовку, зачислю.
Андрей обрадовался, сделал поворот через левое плечо и вышел. Эх, жалко парня! Обстоятельства сложились плохие, а ведь не чувствовал Сергей у парня гнилого нутра.
После Андрея по очереди зашли еще двое. Оба были уголовниками и сидели еще до войны.
– Меня немцы из тюрьмы в Бобруйске освободили, хочу Великой Германии служить, – заявил один. Во рту его поблескивала золотая фикса, руки были в наколках, вид блатной.
«Сука!» – подумал Сергей. Во взводе его штрафники были, бывшие воры, и воевали они неплохо. А этот под прикрытием полицейского помародерствовать хочет.
– Такие как ты Великой Германии не нужны. Увижу еще раз на своей земле – шлепну. Пшел вон!
Уголовник испуганно выскочил из кабинета.
Последним зашел парень, лицо которого показалось Сергею знакомым.
– Семенов я, – представился тот. – А знакомый у нас общий, Гладков. – И улыбнулся. Видимо, видел он Сергея в отряде.
– Сова привет передал, – прошептал парень.
– В полиции служить хочешь? – громко спросил Сергей. Потом поднялся, тихонько подошел к двери и резко ее открыл. В коридоре никого не было, полицейский маячил на крыльце.
– Ладно, зачислен. Сейчас бумагу выпишу, диктуй фамилию.
Сергей достал бланк и ручкой вписал паспортные данные парня. Пока чернила сохли, достал из кармана ключи и открыл каптерку.
– Подбери себе форму, повязку на рукав нацепи, винтовку и патроны возьми. Ночевать тебе есть где?
– Есть знакомая, у нее буду.
– Отлично!
Сергей прислушался, выглянул в окно – полицейский стоял на месте.
– Через пять дней обоз в город идти должен. Староста сказал – продналог повезут, я должен охрану дать. Поставлю самых отпетых негодяев, пусть наши озаботятся.
– Хорошо, запасы в отряде пополнят. Как рука?
– Поджила уже.
– А то нам сообщили, что начальник полиции при смерти, кровью исходит. Сова переживал – вдруг артерию какую задел?
– В полдень построение будет, не отлучайся – я тебя и еще одного новичка представлю. Если ухлопаете тех, кто обоз сопровождать будет, готовьте еще людей в полицию.
– Передам.
Найдя в столе список полицейских, Сергей решил на построении сделать перекличку.
Когда все восемь полицейских построились, он зачитал список. Услышав свою фамилию, полицейский делал шаг вперед и громко отвечал «Я!», Сергей же старался всех запомнить в лицо. Потом он представил новичков:
– Нашего подразделения прибыло. Прошу любить и жаловать наших новых сотрудников – Андрея Сорокина и Павла Семенова. Они будут патрулировать парой.
На построении Сергей выбрал трех полицейских с самыми отвратительными, на его взгляд, харями – нагловатыми. Люди были явно с уголовным прошлым. Их он и пошлет сопровождать обоз, фактически они – смертники, только о судьбе своей не подозревают.
После построения к нему в комнату зашел полицейский – Аксенов. Он был самым долговязым, и его фамилия по алфавиту была в списке первой.
– Дозвольте доложить, господин начальник.
– Садись, слушаю.
– На Пролетарской девица проживает. До войны она в райпо работала, Михеева ее фамилия. Прощупать бы ее надо!
– Потискать захотел? – удивился Сергей.
– Не, я не в том плане. Я на ночном дежурстве вчера был, так она домой уже далеко за полночь вернулась. И ладно бы провожатый был – дело молодое, а то ведь одна вдоль заборов пробиралась, чтобы незаметнее быть… Оно-то понятно, комендантский час, на улице появляться запрещено.
– Что думаешь, какие подозрения?
– О, в самый корень! Полагаю – с партизанами она связана. Кто-то же вас обстрелял? Наших двоих убили, Лизу, вас ранили… Подозреваю – она навела! Арестовать бы ее да попытать с пристрастием.
– Молодец, хвалю за наблюдательность. Только торопиться не будем. Вдруг случайность, вдруг занедужила да к Федоровне бегала?
– Федоровна в другой стороне живет. Я местный, я здесь всех знаю.
– А ты последи незаметно и о своих подозрениях не рассказывай никому. Если что-то заметишь, сразу ко мне. Если она действительно с партизанским отродьем связана, арестуем да в гестапо передадим. Там мастера заплечных дел, все вызнают.
– Я так и думал.
– Свободен, хвалю за усердие в службе!
– Хайль! – Полицай вскинул руку.
Сергей кивнул и полез в стол, показывая, что занят.
Полицай вышел.
«Черт, надо научиться «Хайль!» кричать. Не ровен час немцы приедут, так чтобы без запинки поприветствовать. А то ведь и ответить Аксенову не смог, пакостно. Но с волками жить – по-волчьи выть. Хотя бы внешние атрибуты надо использовать. И что с девчонкой этой делать? На самом деле у нее связь с партизанами или к милому своему бегала? Надо Аксенова к опасному делу пристроить, чтобы шлепнуть. В идеале хорошо бы весь полицейский гарнизон своими людьми укомплектовать, из отряда…»
Сергей пришел к себе в избу. Время было обеденное, а он не завтракал еще. На керосинке себе яичницу пожарил – в чулане у Савченко целое лукошко яиц стояло, больше в доме съестного не было. Вот незадача! Где и как питался начальник полиции? Лизка покойная готовила? Мелочи это бытовые, а на них проколоться можно.
Однако ларчик открывался просто: во двор зашла соседка, постучала в окно:
– Петр Васильевич! Почему снедать не идете? Остынет все!
Оказалось, что обед для начальника полиции готовила соседка справа. Натуральный домашний обед: борщ со сметаной, колбаса домашняя с картошкой, жареной на сале, чай на травах, хлеб, выпеченный в домашней печи.
– Кушайте, Петр Васильевич, – хлопотала соседка. – Я уж так переживала, когда вас ранило. А сегодня смотрю – на службу пошли, отлежались, значит.
– Да я-то отошел, я живучий. Лизу вот жалко…
– Да, беда…
Сергей поел. Какие договоренности у Савченко были с соседкой? Деньгами платил или какие-то услуги оказывал?
Через пару минут он узнал ответ:
– Петр Васильевич, ты старосте подскажи, чтобы в наш дом за продналогом не заходили, как мы уговаривались. И отрубей бы нам еще, мешка четыре.
– Привезем! – кинул Сергей. Но где брать отруби, он понятия не имел.
Через несколько дней в селе начался переполох. Староста со своими людьми обходил подворья и забирал кур, поросят, овощи. Выгребал не все, понимал, что впереди зима, и людям что-то надо есть. К тому же голодные люди запросто могут поднять его на вилы, никакая полиция не спасет. Но и не собирать продналог невозможно. Не будет поставок продуктов – в село нагрянут немцы, и будет еще хуже, те выгребут все подчистую.
Народ скандалил, цеплялся за скотину. Власти обещали потом заплатить по спискам, но стоимость оккупационных марок была едва ли дороже бумаги, на которой были напечатаны эти деньги. Оккупационные марки были введены на оккупированной части СССР – Прибалтике, Украине, Белоруссии, России.
Обоз с отобранным добром медленно шел по улицам села, останавливаясь почти у каждого дома. Но не у всех забирали живность, у семей полицейских или приближенных к власти продналог не брали.
Мимо дома соседки Сергея проехали, не останавливаясь, видимо, староста имел договоренность с Савченко.
К вечеру набили хрюкающим, кудахчущим добром шесть телег, еще в четырех были овощи, мука. В селе работала мельница, и мельник сдавал продналог мукой.
Утром обоз должен был выехать в город, и Сергей известил Семенова о времени выезда, маршруте и числе охранявших обоз полицаях. Семенов – фамилия наверняка вымышленная, но Сергею этого было достаточно.
Павел не отлучался надолго, пропал из поля зрения всего на полчаса, и Сергей сделал вывод, что в селе есть связной, через которого и происходит сообщение с отрядом.
Ночью Сергей отменно выспался, а утром отправился к зданию полиции – напутствовать полицейских. Осмотрел форму, оружие.
– В город едете, выглядеть должны подобающе, – подчеркивал он, хотя знал, что жить полицаям оставалось всего несколько часов – до того момента, как обоз доберется до Еремина моста.
Место для засады было удобное. Грунтовая дорога по лесу идет, мост узкий, бревенчатый настил его давно ремонта требует. Груз на этих же телегах в отряд доставят, будет запас на зиму.
Отряд изредка снабжали с самолетов, но только взрывчаткой с детонаторами для совершения диверсий. Оружие, патроны и пропитание партизаны должны были добывать сами, как трофеи, отбитые у немцев и изъятые у населения – добровольно или принудительно, как у мельника. В селе еще была маслобойка, но подсолнечник по военным временам сеяли мало, колхозы были запрещены, трактора с грузовиками мобилизованы в армию. И лошадей для пахоты и уборки в селе осталось мало, потому селяне выживали за счет огородов.
Засеять в поле делянку не хватало семян, тягловых лошадей, да и сами поля зачастую были опасны из-за неразорвавшихся снарядов, мин и бомб. К тому же при отступлении Красная Армия, чтобы задержать врага, минировала дороги, мосты, поля, и случалось так, что селяне подрывались на минах. Староста разговаривал с бургомистром, тот обещал прислать саперов, но обещания так и не были выполнены. Кому из немцев придет в голову посылать на опасное мероприятие саперов? Они в армии нужны, на передовой.
Немцы в начальный период войны сильны были танковыми ударами, бронированными клиньями раздирающими нашу оборону, а танкам для оперативного простора нужны открытые пространства – поля, луга.
Обоз выехал из села.
Сергей обосновался в комнате полицейского участка, приоткрыл окно: в случае нападения на обоз он обязан был с полицейскими выехать к месту боя. На этот случай во дворе стояла бричка, вмещавшая четыре-пять бойцов, а в конюшне – лошадь.
Напряжение нарастало. Сергей ожидал далеких выстрелов, а их все не было.
Прошел час, второй… Сергей забеспокоился – обоз давно уже должен был миновать Еремин мост. Неужели в отряде отказались от нападения?
Очень некстати заявился Аксенов. Уставился подобострастно, глаза преданные, как у собаки.
– Дозвольте доложить, господин начальник?
– Слушаю.
– Михеева вчера днем из села отлучалась, час не было ее – я засекал.
– В руках у нее что-нибудь было?
– И туда и обратно – с пустой корзиной.
– А куда ходила, не проследил?
– Нет. Дорога пустая, она меня сразу бы заметила.
С началом войны дороги уже не были столь оживленными. На перекрестках, у мостов зачастую дежурили полицейские или стояли немецкие заставы: проверяли документы, досматривали подводы или ручную кладь, обыскивали – даже обнюхивали.
Человек, живший в лесу, для приготовления пищи использовал костер, а не печь, поэтому одежда и волосы пропитывались запахом дыма. Немцы после проверки аусвайса таких, с запахом, задерживали и доставляли в полицию или гестапо.
Первоначально много партизан попалось в лапы к врагам именно из-за запаха, но потом партизаны придумали выход. Для появления в селах и городах они использовали другую одежду, хранившуюся в землянках. Учитывая, что связников или разведчиков в отрядах было немного, то и одежды требовалось всего несколько комплектов.
Особое внимание немцы и полицейские обращали на мужчин призывного возраста. Детей, подростков, женщин и стариков после беглой проверки документов они пропускали.
– Хорошо, Аксенов, продолжай наблюдать. Пока все, что ты увидел, мало что дает. Ну, вышла молодая женщина в соседнюю деревню или по грибы– ягоды – и что? Вот если бы засек ее встречу с партизаном, тогда было бы интересно.
– А как я узнаю, партизан он или нет?
– Оружие он при себе должен иметь, иначе какой это партизан? И встреча должна быть не любовная, без объятий и поцелуев. Вдруг она к полюбовнику бегает? Иди, старайся!
– Рад служить! Хайль Гитлер!
– Хайль!
При первой же встрече наедине Сергей рассказал Семенову о бдительном полицейском.
– Вот сволочь!
– Михеева эта имеет отношение к отряду?
– Связная. Я ей сведения передаю, она мне доставляет, если есть приказы или указания.
– Прищучить Аксенова надо. Устройте ему засаду недалеко от места следующей встречи, возьмите полицая без шума, без пыли. Допросите, что видел и что знает, и в расход. Слишком инициативный.
– Так и сделаем.
Стрельбы, нападения на обоз по-прежнему слышно не было, а нападение все же произошло, только дальше. Сова решил, что дважды в одном месте акции проводить не стоит: у немцев подозрения возникнут, что отряд неподалеку дислоцируется, могут устроить прочесывание лесов.
В лесу был, и действовал, кроме кадровых разведчиков и диверсантов, еще один отряд, самоорганизовавшийся из окруженцев и местных жителей, горевших желанием бить врага. Но он располагался на другом конце района. Там места поглуше, леса почти глухие, немцы туда соваться боялись. И чтобы прочесать такие леса, дивизия нужна; но немецкие солдаты нужны фюреру на фронте.
Порядок в немецком тылу поддерживали полицейские, зондеркоманды и немногочисленные, но очень жестокие отдельные полицейские батальоны. Немцы комплектовали их по национальному признаку, скажем – украинцы или литовцы, и транспортом перебрасывали в чужие республики. Латыши бесчинствовали в Белоруссии, а украинские националисты расправлялись с жителями польских поселений.
В 1939–40 годах Красная Армия совершала так называемые «освободительные походы», присоединив к СССР земли, отторгнутые у Румынии, Венгрии, Польши. Гитлер и Советы даже заключили секретное соглашение, названное Пактом Молотова-Риббентропа.
Только на следующий день в село заявились перепуганные селяне и староста. Они рассказали, что на них напали партизаны, и было их много. Полицейских сразу застрелили, те и сопротивления оказать не успели. Ездовых и старосту в лес завели, держали их под охраной. А лошадей и подводы с грузом увели. Вернули утром пустыми и велели возвращаться домой. Селяне и тому рады были, что живыми остались.
А вот староста был удручен – продналог никто не отменял. Он уже собирался звонить бургомистру, жаловаться, однако понимал: приедут немцы на грузовиках и отберут все. Да и партизаны предупредили: будешь бесчинствовать, людей обижать – повесим принародно на площади перед Управой.
Староста был напуган. Люди из леса выучкой и оружием на партизан не походили – таких, какими он их себе представлял: бородатыми и патлатыми бандитами. После неожиданной встречи у него даже мысль мелькнула – зря он в старосты полез. Война может окончиться поражением немцев, и как тогда ему жить? О сталинских «чистках» он знал не понаслышке, его отец как кулак был сослан в Сибирь. Для большевиков он теперь предатель, заслуживающий смертной казни.
После некоторых размышлений староста решил все бумажные деньги – оккупационные марки, советские рубли, имевшие хождение на базарах – даже дойчемарки – обратить в золото. Желтый металл – твердая валюта при любой власти и режиме, с ним его примут в любой стране – в той же Швейцарии.
А теперь он отважился еще раз пройти по дворам, для убедительности взяв с собою полицейских. Позвонил бургомистру, поплакался, что сам едва жив остался. И бургомистр, сам из русских, противник советской власти, нашел Соломоново решение:
– Ты, Никандр Капитонович, потряси своих деревенских. Не последнее ведь забрал, знаю. В амбаре все запри, мне телефонируй. А я следующим днем к вам в село машины вышлю, с немцами. В городе тыловая часть стоит, уж пару грузовиков и отделение солдат на день выделят.
Староста обрадовался и, прибежав к Сергею, рассказал о плане бургомистра. Надо ли говорить, что на следующий день об этом плане узнали в отряде?
Староста со своими людьми и выделенными Сергеем полицаями вновь собрали продукты. На следующий день в десять часов в село въехали два грузовика – тупорылые «Опель-блитцы». В крытых кузовах сидели солдаты, целое отделение. Однако это были не опытные пехотинцы, а службы связи. Некоторые из них были в очках, и сразу было видно – нестроевые, боевого опыта мало. Раздевшись до пояса, они с гоготом побросали в кузова мешки, связанных по ногам поросят и кур. Староста с поклоном проводил грузовики, Сергей же с полицаями к грузовикам не подходили.
Грузовики успели отъехать километра на три. Шедший первым, с унтер-офицером в кабине, подорвался на мине. Второй успел остановиться, но выскочившие солдаты были расстреляны из пулемета, едва успев сделать по одному выстрелу из карабинов.
Партизаны вновь забрали продукты и оружие убитых.
Взрыв и стрельбу в селе слышали, и Сергей, как и положено ему по должности, объявил сбор и со всем составом из семи полицейских выдвинулся к месту засады.
Полицаи побаивались, идти не спешили, хотя Сергей для вида поторапливал их.
На месте засады они застали чадящие грузовики и трупы немецких солдат. Перед уходом партизаны облили второй грузовик бензином и подожгли – первый в колонне был разбит взрывом мины и сам загорелся. Воняло горелой резиной, паленым мясом и еще непонятно чем. Ветер раздувал пламя, дым – черный и густой – поднимался вверх, иногда заслоняя солнце.
Сорокин, из дезертиров, осмотрел борта машин, их кабины. Издалека, правда – подойти ближе не позволил жар от пожара.
– Из пулеметов. Патронов не жалели, – с видом знатока пояснил он.
Полицаи сбились в кучку и винтовки держали наготове. Страшно стало – что их винтовки против пулеметов? А вдруг сейчас партизаны целятся в них?
Расстрелять всех полицаев можно было запросто, одной очередью – слишком кучно стояли, но партизаны были уже далеко. Они шли, тяжело нагруженные добычей. И потом, зачем стрелять, если среди полицаев двое своих?
Нападение на солдат вермахта – происшествие серьезное, и на этот счет в столе Сергея имелись инструкции. И потому, когда полицаи вернулись в село, Сергей сел за телефон.
Телефонов в селе было два, оставшиеся еще с советских времен – в полиции и в управе старосты.
Сначала Сергей телефонировал в районный отдел полиции, потом – бургомистру.
Ильин, начальник районной полиции, услышав сообщение, долго матерился.
– Что, всех до единого положили?
– Сначала грузовик на мине подорвался, потом они из пулемета по машинам прошлись.
– Плохо.
– Сам знаю, а что я могу сделать? У меня всего семь полицейских при винтовках, я даже прочесывания леса устроить не могу.
– И не суйся! Я свяжусь с зондеркомандой, пусть сами решают. Похоже, недалеко от тебя отряд обосновался.
– Видимо, так. Но достоверных сведений не имею.
– Ладно, будь здоров. Башку попусту под пули не подставляй.
Ильин позвонил через три дня.
– У тебя толковый проводник из местных есть?
– Не знаю, поспрашиваю. А что?
– Как найдешь, дай знать. – Ильин повесил трубку, не попрощавшись.
Если речь зашла о проводнике, надо кого-то куда-то вести, и Сергей резонно предположил, что немцы решили провести карательную акцию, устроив прочесывание леса. Для этого нужны большие силы, как минимум – батальон, а то и два на их лес. Он сразу нашел Семенова и объяснил ситуацию.
– Я Михееву пошлю.
– За ней Аксенов следит.
– Знаю. Но наши предупреждены, ждут в условленном месте – она туда придет.
Павел ушел.
Конечно, была вероятность, что встречу Семенова и Михеевой увидит Аксенов. Но даже если и так, вернуться в село партизаны ему не позволят.
В полиции служили разные люди. Одни, как Сорокин, из дезертиров, но не совершившие преступлений, не имевшие крови на руках. Другие же, перешедшие на сторону врага добровольно, с удовольствием участвовали в карательных и прочих акциях, и Аксенов был из их числа. Сергей не исключал, что полицейский следил и за ним, пытаясь выслужиться перед Ильиным.
Павел переговорил с Михеевой и вернулся. Улучив момент, когда Сергей оказался один, подошел:
– Мария ушла в лес. Я постоял в переулке, подождал. Аксенов пошел за ней.
– Лишь бы наши его не упустили.
– Не должны. Ты окрестные леса хорошо знаешь?
– Как свои пять пальцев.
– Думаю, немцы зондеркоманду пришлют или полицейский батальон – проводник им нужен. Пойдешь?
– Пойду. Михеева сведения об их прибытии командиру отряда передаст, а он сам решит, что делать, на время лес покинуть или бой принять – все зависит от количества карателей. Полагаю, Сова наблюдателей на дороге выставит. Зато я, если проводником пойду, буду в курсе их планов.
– Так-то оно так, только связи не будет.
– Надо рисковать.
– Риск, конечно, дело благородное. Но надо и врага победить, и самому в живых остаться.
– Ты говоришь, как Сова.
– Жареный петух в одно место клюнул, поумнел. Ты последи, одна Мария из леса вернется или с хвостом, а то всякое может быть. И ответ передай из отряда, если будет.
– Так точно! – Павел даже каблуками прищелкнул, увидев подходящих к ним полицаев.
Сотрудники отдела в последнее время были подавлены и даже выпивать прекратили. Потери отдел понес чувствительные, а партизаны ни одного не потеряли. А главное – рядом они, в лесу, и это полицаев угнетало: вдруг ночью нагрянут? Поодиночке вырежут или показательно повесят? Так уже было неделю назад, в соседнем районе.
Павел пришел к Сергею уже вечером, в жилую избу. Обвел глазами комнату:
– Хорошо Савченко жил, кровать с панцирной сеткой!
– Не мое, не завидуй! Давай о деле.
– Мария на встречу с дозором ходила. Аксенов за ней следовал, в лес. Наши его повязали, помяли слегка – ножом хотел отбиваться. Винтовку применить не успел. Сейчас в отряде, «поет».
– Думаешь, расколется?
– У подлецов твердости духа нет. Расколется, не сомневаюсь.
– Ладно, что командир решил?
– Утром отряд уйдет в соседний лес, на сутки-трое, по ситуации. Поэтому просили связного не посылать, сами известят. А лес заминировали и мне показали, чтобы сам не влип. Так что карателей сюрприз ждет, пусть едут.
– Отлично! Только я о жителях беспокоюсь. Кабы не обозлились немцы за потери да на селянах зло не выместили.
Павел пожал плечами:
– Тут уж мы бессильны…
Каратели прибыли на следующий день на пяти грузовиках – рота немцев в пятнистой маскировочной форме. Их командир, обер-лейтенант, сразу направился к зданию полиции. Немец говорил по-русски, но с сильным акцентом.
Полицаи были построены перед зданием, взяли винтовки «на караул». Лейтенант приложил руку к козырьку, по-армейски, а не выкинул ее перед собой по-нацистски, как это делали партийные бонзы и эсэсманы.
Сергей стоял у крыльца и, отвечая на приветствие, приложил руку к козырьку:
– Начальник отдела полиции Савченко.
– Лейтенант зондеркоманды Шварцман. Пройдемте в кабинет.
Лейтенант по-хозяйски расположился на стуле за столом, на месте Савченко.
– Проводник готов?
– Так точно, господин лейтенант. Он полицейский, из местных, лес знает.
– Зер гут! Приведите.
Сергей с порога крикнул:
– Семенов, ко мне!
Лейтенант осмотрел полицая и остался доволен.
– Ком! – И вышел из кабинета.
– Господин лейтенант, – засеменил за ним Сергей, – а мы как же? Я имею в виду полицей– ских.
– Найн! Будьте здесь. Доблестные немецкие солдаты уничтожат ваших партизан сами.
Рота мгновенно выстроилась и по приказу лейтенанта направилась строем к лесу. Рядом с лейтенантом шел Павел.
Сергей мысленно пожелал Семенову удачи. Хоть партизаны и показали ему несколько мест установки мин и растяжек из гранат, но наверняка не все. Кроме того, все «сюрпризы» были хорошо замаскированы. Немцы – вояки опытные, и на мякине их не проведешь.
Перед лесом солдаты рассыпались в цепь, в середине которой виднелись фигуры лейтенанта и проводника.
Сергей в окружении полицаев стоял на крайней улице села, выходящей к лесу – все наблюдали. По случаю прибытия немцев полицаи пришили свежие подворотнички и до зеркального блеска надраили сапоги. Винтовки тоже были вычищены и смазаны, как перед смотром.
Но лейтенант интереса к полицаям не проявил, и их это слегка задело, даже обидело. Однако в лес они не рвались, а просто со стороны наблюдали за происходящим.
Неожиданно в лесу раздался взрыв, и над деревьями поднялось облачко дыма, взлетели и заметались потревоженные птицы.
– Началось, – злорадно заметил кто-то.
Не успел развеяться дым первого взрыва, как в другой стороне грохнул еще один взрыв, значительно мощнее. В первом случае сработала растяжка на гранате, во второй – мина, спрятанная в земле, нажимного действия. Почти тут же захлопали выстрелы – винтовочные, одиночные. Затем раздалось несколько автоматных очередей, а потом – длинная пулеметная очередь.
Сергей удивился: судя по звукам, ведется бой. Но ведь командир отряда решил отвести партизан в соседний, через луговину, лес как раз для того, чтобы избежать боя… Что же там происходило?
Полицаи прислушивались с интересом.
– Побьют партизан! И правда, давно пора положить конец лесной банде!
– Как бы они сами немцам хвост не надрали, – ответил дезертир Сорокин.
– А вот как раненых и убитых из леса вынесут, так и посмотрим.
Полицаи даже ставки делать стали – кто одержит победу.
Стрельба стала перемещаться вглубь леса. Там грохнули еще два взрыва, и начинающая затихать стрельба вновь возобновилась. Лес был большой и занимал площадь примерно километра три на пять, вытянутым языком.
Стрельба снова стала тише, сместилась вглубь леса.
Сергей с полицаями уже успели пообедать, когда около пяти вечера из леса показались немцы. Солдат, идущий рядом с офицером, толкал перед собой пленного – небритого, довольно истощенного, в истлевшем, изорванном красноармейском обмундировании.
Сергей бросил взгляд на Павла, но тот отрицательно качнул головой – не наш. Но все равно это был свой, русский, скорее всего – попавший еще по весне в окружение красноармеец, пробирающийся к своим. Таких в лесах могло оказаться несколько.
Партизанский отряд из кадровых разведчиков сделал переход и ушел в другой лес, а окруженцы остались и, имея запас патронов, поодиночке принимали бой.
Среди своих, в окопе, умирать не так страшно. В архивы занесут, родным «похоронку» отправят. А умереть в одиночку, в лесу, не имея поддержки товарищей, не каждый сможет.
Сергей смотрел на пленного с жалостью – настоящий безымянный герой.
За лейтенантом шли солдаты – они попарно несли своих убитых: одного, второго, десятого… Ого, не таким победоносным и удачным оказался рейд! Пощипали немцев окруженцы, проредили ряды партизанские «сюрпризы».
На лице офицера читалось недовольство, усталость.
Когда рота подошла к полицаям, офицер показал рукой на пленного:
– Кто его знает?
Но ни один полицай не признал в пленном местного.
– Ты коммунист? – спросил офицер.
– Сочувствующий! – прохрипел пленный. Губы его были разбиты: видимо, при задержании обозленные солдаты били его.
Пленный посмотрел на полицаев, и в его взгляде было столько ненависти, что Сергей поежился.
– Что, фашистские прихвостни? Рады? Всех вас, предателей, виселица ждет.
Пленный хотел сказать что-то еще, но офицер выхватил из кобуры пистолет и выстрелил пленному в голову. Безымянный герой упал замертво.
– Швайне!
Офицер был зол и не скрывал этого. Его солдаты погрузили в грузовик своих убитых и залезли сами. Грузовики тронулись и выехали из села, и Сергей перевел дух.
Павел вернулся тоже, но выглядел уставшим. Полицаи обступили его и стали расспрашивать.
– А чего говорить? Партизаны бой устроили – убитых немцев вы видели. А отряд бандитов разгромлен подчистую.
Полицаи радостно загалдели, а Павел продолжил:
– В лесу, недалеко от опушки, я видел повешенного Аксенова.
Полицаи замолчали – новость была неожиданной и неприятной: пленный, только что застреленный немецким лейтенантом, обещал полицаям виселицу. Не успела еще осесть пыль от грузовиков – а такое известие, прямо пророческое.
Один из полицаев сказал, ни к кому не обращаясь:
– А не эти ли повесили?
Все поняли, что речь шла о застреленном красноармейце, и холодок пробежал по спинам полицейских.
Временами стрельба в лесу была интенсивной, даже пулемет стрелял. По звуку Сергей предположил – ДП, отечественный, ручной.
На войне многие виды оружия – от стрелкового до артиллерии, причем и своего и немецкого, различали на слух, потому что это был вопрос выживания. Сергей не видел, чтобы немцы несли из леса оружие партизан. Конечно, не царское это дело, полицаи на то есть.
По причине позднего времени Сергей разрешил полицаям разойтись. Вроде бы немцы лес зачистили, радоваться надо. Но случай с пленным, а потом известие о смерти Аксенова всех выбило из колеи. Расходились в угнетенном состоянии.
– Семенов, зайди, надо поговорить.
Самогон в доме Савченко был, в подвале еще три четверти стояло – крепкого, прозрачного, но вонючего, из свеклы выгнанного. Сергей нашел кусок сала, нарезал огурцы. Хлеба не было, но к соседке Сергей не пошел. Он разлил самогон по стаканам.
– Давай за бойца безвестного выпьем, герой он!
Они выпили за упокой души красноармейца, закусили салом.
– Похоронить бы его достойно надо, – предложил Павел.
– Невозможно. Как ты себе это представляешь? Мы, полицаи, приспешники немецкие, красноармейца хороним? Сразу в городском управлении полиции известно будет. Не успеешь и глазом моргнуть, в гестапо окажешься.
– Что же он, как пес бездомный, гнить будет?
– Плохо о селянах думаешь, Паша, завтра ты его там не найдешь. И гроб сделают, и омоют, и похоронят по-людски, только ночью.
Так и случилось. Утром Сергей сделал крюк, прошел по крайней улице, но тела не было. А позже, по слухам, на сельском кладбище появилась новая свежая могила, но без креста или памятника.
Утром, на построении, Сергей объявил, что надо идти в лес, собрать оружие и еще раз лес прочесать. Полицаи пошли, но с видимой неохотой. Сергей же в душе был доволен: не все им самогонку пить да над людьми изгаляться.
Полицаев с каждым днем становилось все меньше, осталось всего шестеро. Рассыпались они редкой цепью и шли осторожно, держа заряженные винтовки в руках.
Сергей шел рядом с Павлом: Семенов был в курсе, где установлены партизанские «сюрпризы», а то не хватало только подорваться на «растяжке» или мине.
Довольно скоро они наткнулись на первого убитого. Одежда цивильная, бритый, стало быть – житель городской или сельский, но не партизан. Павел его тоже не опознал. Да и оружия при нем не было. Назвать убитого случайным прохожим язык не поворачивался, в войну случайных людей в лесу не бывает.
Павел, по приказу Сергея, обыскал убитого, но карманы его одежды были абсолютно пусты, чего в жизни не бывает. Видимо, немцы постарались.
Только полицаи двинулись дальше, слева раздался взрыв – кто-то из полицаев подорвался на «растяжке». Полицейские сбежались к пострадавшему, но помочь ему уже нельзя было ничем: весь левый бок полицейского был изрешечен, и он уже не дышал. Двое полицейских забрали винтовку убитого, а тело решено было подобрать на обратном пути.
Полицаи шли, глядя под ноги, а не по сторонам.
Лес они все-таки осмотрели, хоть и не до конца. Нашли двух убитых – в красноармейской форме. Возле одного лежала винтовка с пятью стреляными гильзами, возле второго – ручной пулемет ДП с единственным пустым магазином. Парни отстреливались до последнего патрона.
Павел пулемет забрал, а винтовку красноармейца нес другой полицай.
На обратном пути они подобрали тело подорвавшегося на «растяжке» полицейского и вынесли его к селу. Полицай был из местных, и тело принесли к избе, где проживал убитый.
Полицейский участок за десять дней сократился вдвое, и Сергей на сходе объявил об очередном наборе в полицию. Однако желающих больше не находилось: подставлять голову под пули, защищая интересы гитлеровских оккупантов, никто не хотел.
Сергей попросил Павла передать в отряд, что вакансии есть, и вполне можно было зачислить в полицию пять человек. Лучше жить на легальном положении, иметь документы и возможность свободно передвигаться, для разведчика и диверсанта – самое то, что нужно.
Партизанский отряд вернулся на старое место дислокации через день, а еще через день Павел принес сообщение из отряда: командир решил направить на службу в полицию своих людей. В течение недели поодиночке подходили мужчины, говорили: «Вам привет от Гладкова», и Сергей зачислял их в полицию, снабжал аусвайсом, формой и выдавал оружие. Отделение полиции пополнилось до штатной численности – десяти человек. Учитывая Сергея, в помещении было шесть человек из партизанского отряда. Еще оставались «старослужащие», принятые на службу настоящим Савченко, но Сергей подумывал о том, как и от них избавиться. Решил: при каждом удобном случае посылать их на опасные задания. Погибнут – для партизан лучше, собакам – собачья смерть.
Новичков же Сергей старался службой не обременять и, когда требовалось для отряда, давал поручения в город. Отряд имел связь с городским подпольем, и связной был очень кстати.
С положением своим Сергей уже свыкся. Никогда до этого периода людьми он не командовал, кроме как на паровозе, а теперь под его началом десяток полицаев, отделение в подчинении.
О положении на фронтах Сергей узнавал от Павла, отряд же был в курсе событий из сводок Совинформбюро. Конечно, расходовать дефицитные батареи на сводки было жалко, но информация имела военное значение – как для отряда, так и для населения. В отделе была старая пишущая машинка, и на ней распечатывали сводки. По ночам доверенные люди из местных расклеивали листовки в людных местах. Увидев листовку, к ней тут же собирался народ. Люди толпились, читали, чтобы потом рассказать другим. Полицейские листовки срывали, читающих разгоняли, но, как правило, сводки прочесть успевали – информация была нужна, как воздух. Идеологическое, информационное оружие было не менее важным, чем пушки и танки – ведь немцы руководствовались пропагандой Геббельса. В 1941 году они вещали о скором падении Москвы, а когда наступление на столицу захлебнулось, начали говорить о том, что вышли к Волге, что со дня на день падет Сталинград, что они уже вышли к Кавказу. Слабые духом впадали в уныние, а слабый человек – не воин.
Городское подполье устроило в типографию своих людей, и иногда по ночам они печатали листовки на ротапринтах. Главной проблемой было отсутствие или острая нехватка бумаги.
Немцы на самом деле стояли на берегах Волги, и части Красной Армии вели упорные оборонительные бои.
Партизанский отряд получил по рации приказ начать «рельсовую войну», чтобы сорвать снабжение немцев тяжелым вооружением, горючим и боеприпасами. Партизанских отрядов в Белоруссии, на Украине, на российских землях было много, и немцы испытывали значительные трудности с подвозом всего этого. Для охраны путей и мостов отвлекались значительные силы, поскольку коммуникации были сильно растянуты – велика Россия.
Для партизанского отряда наступили напряженные дни. Мало того, что необходимо было заложить взрывчатку незаметно, так зачастую приходилось ликвидировать охрану. А как иначе можно было взорвать мост, если там круглосуточная охрана?
Рельсы подрывали, но должного эффекта не было. Немцы пригоняли путеремонтную бригаду из русских путейцев, и те за час-два восстанавливали движение. Подрыв же моста, особенно с поездом на нем, давал эффект гораздо более сильный. Мост восстановить не просто, для этого требуется много времени, материалов, рабочих и денег. Любая война – это прежде всего денежные затраты. И чем больше потери или чем длиннее срок, на который затягивается война, тем больше шансов, что победят деньги.
Германия, хоть и пользовалась трофеями побежденных стран, войну в итоге проиграла, Гитлер и генштаб не смогли просчитать упорное сопротивление русских. По плану «Барбаросса» война должна была закончиться через три месяца. На малую короткую кампанию средств у немцев хватало, но не на четыре года.
Кроме того, отряд был стеснен во взрывчатке. С самолета «У-2» мины сбросили еще три месяца назад, но что может легкий самолет? Сто – сто пятьдесят килограммов, которые постепенно расходились.
Командир отряда решил не распыляться, а нанести мощный удар, и именно по мосту – был в районе железнодорожный мост через реку. Подходы к нему были неудобными, лес далеко, луговина заболочена. И если разведку вести еще можно – с биноклем, определяя смену караула и численность часовых, то подобраться целой группе к мосту затруднительно.
И так, и сяк рядили… И получалось, что взорвать мост можно, но ценой очень больших потерь. Командира это не устраивало, и в одну из ночей к Сергею заявился Сова. Он уже спать собирался, когда в окно тихонько стукнули.
Сергей взял пистолет и осторожно, сбоку выглянул в окно. Ба! Лицо знакомое! Как был, в трусах, Сергей метнулся в сени и открыл дверь.
– Ну, здравствуй, Савченко!
– Я один. Здравствуйте.
– Поговорить надо.
– Это запросто. – Сергей проверил, плотно ли прикрыты шторы на окнах.
В комнате горела керосиновая лампа.
Сова уселся на стул.
– Как служба идет? – поинтересовался он.
– Тошнит от нее.
– Зато польза отряду есть, связь с городом регулярную наладили. У тебя половина полицаев из наших, опять отряду облегчение.
– Инспектировать зашли? – Сергей не мог понять причину появления Совы.
– Я же не Ильин, – усмехнулся Сова, – посоветоваться хочу.
Сергей понял, что для какой-то акции нужны полицаи. И даже не столько они, сколько форма.
– Слушаю.
– Приказ получен из Центра, мост взорвать надо. А приказы в армии, сам понимаешь, не обсуждаются, их исполняют.
– Нашим полицаям поручить хотите?
– Не справятся, пять человек всего. Но думаешь в правильном направлении. Бумага и чернила есть?
– Найду, только карандаш.
– Сгодится.
На листке бумаги Сова набросал реку, мост, подходы к нему. С обеих сторон моста – квадра– тики.
– Караулки? – догадался Сергей.
– Именно. Шесть человек в караулке ежесуточно, по трое с каждой стороны. У караулки пулеметное гнездо. Нахрапом не взять, всех из пулемета еще издали положат. С высоты насыпи луговина на километр проглядывается, незаметно не подползти. Вот если бы ты приказ получил, как бы ты действовал?
– А сапер есть?
– Есть, но взрывчатки мало, потому действовать наверняка надо. Мост однопролетный, и, если тебе это надо, железный, однопутный.
Сергей задумался. Задача сложная, но к любому замку ключи подобрать можно. Или просто взломать замок.
Через четверть часа раздумий он сказал:
– Людей надо человек десять – кроме сапера.
– Ну-ка, ну-ка…
– Вдоль железной дороги идет грунтовая дорога.
– Откуда ты узнал? Я на схеме не рисовал.
– Так почти всегда бывает. Путеремонтникам шпалы подвезти, то, другое… Мы с полицаями из наших к мосту на телеге подъедем – белым днем, открыто.
– А если немцы из пулемета расстреляют?
– Наверняка у старшего караула бинокль есть. Они ведь сразу стрелять не станут, разглядят.
– Предположим – подъехали.
– Двое из отряда в этот момент – не раньше – связь телефонную обрезать должны. Видели, наверное, вдоль железной дороги всегда столбы стоят, провода.
– Чтобы тревогу не объявили и подмогу не вызвали?
– Точно. А как к мосту подойдем, гранатами пулеметное гнездо и караулку закидаем и из автоматов оставшихся в живых перестреляем.
– Гладко было на бумаге, да забыли про овраги… Хорошо, справился ты с часовыми по одну сторону – а с другой? Там гадать не будут, там тоже пулемет.
– С этим пока не получается, – вздохнул Сергей.
– Вот и у нас план похожий, и тоже на второй караулке запнулись. Времени на всю акцию мало. Услышав стрельбу, немцы подкрепление подбросят на мотодрезине – станция в пяти километрах. Пять минут – и они будут здесь.
– На рельсы взрывчатку подложить – хоть один брусок тола. Хотя бы задержать дрезину.
– Тоже непросто, у них часовые вдоль пути стоят в пределах прямой видимости, через каждые полкилометра.
– Тогда не знаю. Я ведь не диверсант, всяких спецшкол не кончал, только в дивизионной разведке был, да и то недолго, не мой уровень.
– Осознаешь, уже хорошо. Значит, есть куда расти. Есть у нас еще кое-какие соображения. С командиром посидим, покумекаем.
Сова посмотрел на наручные часы:
– Ого! Засиделся я у тебя! Пора мне, а то наши на опушке леса меня ждут, беспокоиться будут. Если план обмозгуем, сообщим. Возможно, твоих полицаев задействовать будем.
– Ну, ни пуха, ни пера.
– К черту!
В разведке перед рейдом напутствовали именно так.
Сова ушел, и Сергей запер за ним дверь. Несколько минут он прислушивался, но все было тихо.
Он улегся в постель, однако сна не было. В голове мелькали разные мысли, он продолжал размышлять, как подобраться к мосту. Встал, поджег листок бумаги с карандашным наброском и бросил его в печь, подождав, пока листок догорит – береженого бог бережет. Выпил кружку воды, и вдруг…
Вода! К мосту ведь можно подобраться не только по земле, но и по воде. Река перед мостом изгиб делает, и если заранее плот сбить да взрывчатку на него уложить… Бой завяжется, отвлекающим маневром послужит, а в это время пара партизан на плоту да по течению взрывчатку к мосту доставит. Взорвать с воды не получится, но взрывчатку доставить можно. А если за плот держаться, то он и не двух партизан доставит к мосту, а больше. Немцы будут связаны боем, за рекой наблюдать не будут. Таким путем и ко второй караулке подобраться можно, продумать только нужно тщательно, от тщательной подготовки всех деталей исход акции зависит.
Найдя выход, Сергей уснул.
