Глава 6

Я расположился в доме, в старой комнате, где ночевал при Михаиле. Пару суток отъедался и отсыпался. Затем в голову полезли мысли – что делать дальше? Открывать свое дело в Москве и заниматься врачеванием? Деньги у меня были – и в этом времени и в моем двадцать первом веке, вопрос смерти от голода и нужды сейчас не стоял. Нахожусь в заслуженном долгосрочном отпуске, коим после плена наградил меня Петр.

Сидеть просто так – не в моих правилах, мне нравилась активная жизнь. В душе занозой сидела мысль о старой карте, найденной в сундучке у пиратского капитана. Ведь не зря же он хранил ее вместе с драгоценностями, стало быть, она тоже представляла ценность. Но что было спрятано на острове? Может быть, клад? Никто, кроме пиратского капитана, не ответит на этот вопрос, капитан же мертв. Поразмышляв в тишине и покое, решил узнать, какую тайну хранит карта.

Для этого надо найти надежное судно, ни в коем случае не наемное, подобрать экипаж, обучить, ненадежных отсеять – и вперед! А допрежь надежно спрятать драгоценности из сундучка. В подвале дома – неосмотрительно – у хозяина и слуг возникнут вопросы – а что это там роет землю в подвале дальний родственник Михаила? Прятать еще в каком-либо доме – также неосмотрительно. В Москве случались частые пожары, временами уничтожавшие до половины города, а впереди еще было нашествие Наполеона, революции, Первая и Вторая мировые войны, массовая застройка Москвы при Хрущеве. Нет, надо выбрать место далеко за пределами нынешней Москвы, памятуя, что со временем город сильно разрастется, поглотив ближние и дальние деревни. Я перебрал содержимое сундучка – монеты сложил в отдельный мешочек, перстни, кубки, колье, браслеты – обратно в сундучок. Обернул сундучок несколькими слоями холстины и перевязал веревкой. Наняв ушкуй, отошел от Москвы до слияния Москвы-реки с Окой. По моему распоряжению паруса убрали, и мы по течению медленно сплавлялись вниз.

На высоком берегу мелькнул большой камень.

– К берегу! – скомандовал я.

Нос ушкуя мягко ткнулся в берег. Я сошел и пошел наверх. Обойдя камень, нашел удобное место, вернулся на ушкуй, взял обернутый сундучок. На облюбованном месте выкопал узкую и глубокую яму, опустив сундучок, засыпал землей и прикрыл дерном.

Даже стоя рядом, было невозможно определить место упокоения сундучка.

Вернулся в Москву, засел за бумаги. У меня давно зрела мысль – сделать для себя морское судно, более удобное, защищенное и быстроходное, чем существующее. Набросал эскизы. Теперь надо было воплотить все это в жизнь. Где в России были приличные верфи? Псков, Новгород, Архангельск. До Петербурга еще время не дошло.

Снова надо в дорогу, а голому собираться – только подпоясаться. На следующий день на нанятом тарантасе я выехал в Новгород. С собою было только оружие, одежда на смену, деньги да рулон эскизов. В Новгороде обходил одну верфь за другой. Но, посмотрев мои эскизы, все отказывались. Я уже отчаялся, когда в корчме ко мне подошел мастеровой лет тридцати.

– Здрав буди, барин. Не ты ли ищешь корабелов замысловатый корабль строить?

– Я, присаживайся.

Мужик снял шапку и сел.

Подозвав полового, я заказал пива, мяса и рыбных пирогов. Не спеша мастеровой поел, поблагодарил.

– Показывай, барин, картинки.

Я развернул эскизы на столе.

– Так, это вроде как таран, слышал я – на римских галерах такие были, верно?

– Верно!

– Длинноват, в порту, скажем, европейском, развернуться трудновато будет. Надо сделать короче, сажени три всего. А сзади что?

– Это гребное колесо.

– Кто же его крутить будет?

– Это самое главное. На корабле будут две невысокие мачты, но стоять на них будут не паруса, а ветровые колеса, как на мельницах, причем под ветром не надо будет, как на парусных судах, идти галсами. Лопасти сами будут поворачиваться по ветру.

– Мудрено, но попробовать можно. А размеры корпуса какие?

– Двадцать саженей длина, четыре – ширина.

– Корпус по размеру, как у всех. А доски встык?

– Да, хочу их в надводной части железом обшить.

– Тяжеловато будет, почти вся грузоподъемность на железо уйдет. Коли пушки поставить, да провизию с водой на переход, то и груза можно будет взять немного, думаю, пудов двести-триста всего.

– Мне этого хватит, я не грузы возить собираюсь.

– Ну, что ж, хозяин – барин. Меня зовут Терентий. Моя верфь самая дальняя, недавно от отца выделился, только начинаю.

– Осилишь ли, коли опыта мало?

– Да я, почитай, сызмальства отцу помогал, каких только корабликов не строил. За полгода и твой чудо-корабль сделаем, нового много, уложиться бы. Доски хорошие брать будем, али не на долгую жизнь кораблику?

– Брать доски хорошие, корпус делать на совесть. Железо позже подвезу, когда уж и корпус будет.

– Договорились. Насчет задатка как? Мне материалы получать, рабочим оплата опять же.

Мы договорились о деньгах, я отсчитал из кошелька деньги, причем кошелек очень ощутимо полегчал. Из корчмы я уходил с легким сердцем. Мне почему-то верилось, что корабль будет сделан.

Вернувшись в Москву, передохнул пару дней; по моему заказу в кузнице сделали несколько листов железа со стороной метр, но разной толщины – один, полтора, два, два с половиной и три миллиметра. Двое нанятых рабочих погрузили на подводу, и я отправился в Преображенский полк.

Там оказалось много новых людей, но нашлись и старые знакомцы, в основном – офицеры. Много времени ушло на воспоминания да краткий рассказ о побеге из плена.

– А что у тебя за телега стоит? – спохватился кто-то из офицеров.

– Да вот решил попробовать, на каком расстоянии ядро железо пробьет?

– Ну тогда завтра давай, чего попусту казенный порох жечь, завтра будет обучение, попробуем, чего же не помочь сослуживцу. А теперь пошли в избу вино пить.

Преображенцы, как и все птенцы Петра, в питие были безудержны, меры не знали. И к полночи все лежали под лавками. Впрочем, это не помешало утром заниматься делами; вероятно, с той поры офицерское безудержное пьянство и прописалось на Руси. И что меня поражало – пили вусмерть; утром, умывшись и побрившись, выглядели, как огурчики, выдавал лишь выхлоп.

Расставили железные пластины, начали стрелять ядрами метров со ста пятидесяти – наиболее часто встречающаяся дистанция морского боя. Листы в миллиметр и полтора были пробиты сразу, два миллиметра – в большей части случаев, но с трудом, края отверстия были замяты, два с половиной – выстояли, хотя и вмятины были изрядные, три миллиметра – попадания выдержали с меньшими деформациями.

Эксперимент принес пользу, я теперь знал, что обшивать судно надо листами в два с половиной миллиметра. Конечно, три было бы надежней, но вес, вес!

Поблагодарив офицеров, вручил на прощание по золотому, с тем и отбыл.

Далее мой путь пролегал в Тулу, на оружейные заводы. Здесь я легко купил нарезные штуцеры, их уже производили, хоть и не в массовом количестве. А вот с пушками была проблема. Все заводы работали только на армию, Петр бросил на вооружение все ресурсы – и людские, и материальные. После долгих поисков все-таки удалось найти небольшой заводик фабриканта, который согласился сделать для меня пушки. Трудность была еще и в том, что все пушки я хотел сделать нарезными. Конечно, при дульном заряжании времени уходит немного больше, но точность и дальность стрельбы возрастают вдвое – преимущество немаловажное. Заплатив аванс и оговорив сроки, я уехал в Москву.

Предстояло набрать и обучить экипаж. Найти одного надежного и умного моряка можно, двадцать человек – уже затруднительно.

Пришлось объехать почти все города, где имелись порты. По рассказам бывалых людей отбирал в каждом городе одного, иногда – двух человек, редко удавалось найти трех. Соблазнял высоким жалованьем, в два раза большим, чем у прежнего хозяина.

Через три месяца костяк экипажа был набран, все собрались в Новгороде.

Корпус вчерне был готов, будущий экипаж лазил по кораблю, изучая устройство. Через месяц прибыли изготовленные пушки. Выбрав за городом пустырь, я проводил практические занятия, пороха на стрельбы из пушек и мушкетов не жалел, даже соорудил подвижную мишень. Двое из экипажа на длинной веревке тащили сооруженное из досок небольшое, плоское подобие корпуса, а пушкари тренировались в точности стрельбы. Конечно, на море все будет сложнее – добавится качка, ответная стрельба вероятного противника – воды Антильских островов никогда не отличались мирным нравом, вспомнить хотя бы пиратскую вольницу флибустьеров вроде Моргана или Дрейка.

В дождливые дни экипаж тренировался в сабельном бою. Единственное, кого не хватало пока в экипаже, – это толкового штурмана. Если командовать судном я мог, то проложить курс по карте и определить свое положение по солнцу или звездам – пока не мог. Можно было и поучиться, но времени и желания не было. Помог его величество случай.

Сидя один раз за ужином в корчме, я обратил внимание на бледного мужчину за столом. Он держался за живот, на лбу – крупные капли пота. Похоже, острый живот. Я подошел, поздоровавшись, спросил:

– Вам плохо?

– Живот второй день болит, я уж и ревень пил, и к бабке ходил заговаривать – не помогает.

– Позвольте, я вас осмотрю, я лекарь.

Мы поднялись ко мне в комнату. После осмотра стало ясно – острый аппендицит. Оперировать надо срочно. Пациент был настолько измотан болью, что без раздумья согласился – это бывает не часто. С саквояжем, где были медицинские инструменты, я не расставался.

Операция прошла успешно, пациент выздоровел, а я приобрел в лице Георгия штурмана и впоследствии – верного друга.

Тем временем привезли листы железа, и команда помогала обшивать листами надводную часть корабля. После завершения обшивки, дабы листы не бросались в глаза, их покрасили охрой. Издалека теперь нельзя было определить – деревянный корпус или обшит железом. Еще через три месяца судно было готово, и его по бревнам, густо смазанным салом, спустили на воду. Сбежалась посмотреть на диковинный корабль вся верфь. Многие плевались – гадкий утенок, утверждали, что он перевернется при волне, и много других нелестных слов. Даже Терентий – корабельщик, что строил со своей бригадой судно, усомнился. Решили подождать ветра, чтобы испытать мореходность, управляемость, быстроходность.

Дня через два подул небольшой устойчивый ветер. Команда уже была на судне, обживая кубрики. Трюм, памятуя о невысокой грузоподъемности, сделали небольшим, зато экипаж получил – неслыханное дело в те времена – кубрики, каждый кубрик вмещал четырех человек. Для офицеров кубрики были отдельные.

Рулевой встал за штурвал. По команде боцмана матросы отпустили рычаги тормозов обоих ветряков, лопасти стали раскручиваться, гребное колесо провернулось и с каждым мгновением стало вращаться все быстрее и быстрее. Из-под плиц лопастей летели брызги, судно медленно двинулось. Мы отошли от причала верфи, пошли вперед. Даже при небольшом ветре кораблик довольно шустро набрал ход. Попробовали повороты влево и вправо, получалось даже лучше, чем на парусном судне, ведь перо руля стояло за гребным колесом и было в струе воды. Может быть, гребной винт был лучше, но проблемы с изготовлением винта и герметичностью гребного вала меня вовремя остановили.

На фарватере реки развернулись. Отлично! Боцман потирал руки. На обычном паруснике пришлось бы подтягивать шкоты и паруса. Матросы бы сейчас уже были в поту, стирая руки о такелаж. А у нас красота, повернул штурвал – и все, даже рычаги управления трогать не надо было, винты повернулись сами, ловя ветер, как на детских игрушках или ветровых генераторах, коими утыкана современная Дания или Нидерланды. Корабль прекрасно слушался руля и даже мог тормозить – небывалая вещь для парусника.

Стоило нам, потянув за рычаги, остановить лопасти, как остановилось гребное колесо и стало играть роль тормоза, этакого плавучего якоря. Такого эффекта я и сам не ожидал. Правда, выявилась и моя промашка. Вода из-под гребного колеса струей летела в привязанную сзади шлюпку и к моменту, когда мы причалили к верфи, она была полна воды. Выход нашелся сразу – сделать шлюп-балки и подвесить шлюпку на них. Всех дел на два дня. В целом и я, и экипаж остались судном довольны – мне понравилась маневренность, экипажу – малые усилия при управлении. Фактически для непосредственного управления был нужен рулевой и по одному матросу на каждый рычаг у лопастей. Сущее ничто по сравнению с парусником. Пока корабельщики доделывали выявленные недостатки, мы с боцманом закупали продукты, вернее боцман закупал по списку, матросы укладывали на подводы, я расплачивался. Кошелек катастрофически пустел.

Но вот и пришел день, когда судно готово к походу. Решили попрактиковаться на Ладожском озере, здесь и бури бывают, и волны, как на море. Выдержит на озере – будем выходить в Балтику.

Вечером в корчме, после пары кувшинов вина, штурман наклонился к моему уху, пьяно прошептал:

– Капитан, мы что, пиратствовать будем?

Я удивился:

– С чего ты так решил?

– Борта железом обшиты, пушки новые, трюм маленький – значит, не грузы возить, ежели пассажиров – кают нет.

Я расхохотался.

– Нет, друг Георгий. Мы выполним другую задачу. И пушки, и железо на бортах нужны, чтобы самим не стать легкой добычей пиратов. Грабить никого не собираюсь, нападать ни на кого не будем, ну а если сами на нас нападут – дадим достойный отпор.

Штурман облегченно откинулся на спинку:

– Ну вот, говорил я им – не похож на душегуба наш капитан, да только сомневается экипаж. Юрий, надо тебе поговорить с людьми, некоторые опасаются с тобою в море идти, говорят – не хотим души святотатством исчернить, не по Христу это, заповеди соблюдать надо. И корабль освятить надо, а то священник на корабле не был, имени у корабля опять же нету.

– Да, верно, Георгий, мое упущение. А какое ты имя предложишь?

Пьяненький штурман ляпнул:

– Ветродуй!

Я засмеялся:

– Почему ветродуй?

– Да на верфях все наше судно так называют, кличка уж прилепилась.

Ну что же, пусть будет ветродуй.

С утра после заутрени я подошел к священнику и, сдобрив свою просьбу звонкой монетой, попросил освятить мой корабль. Мы отправились к причалу вместе. Священник окропил святой водой корабль, окропил и освятил команду. Лица людей несколько смягчились, просветлели. Затем с небольшим словом выступил я, заверил, что ни о каком пиратстве речи не идет, будем заниматься богоугодными делами. Раздал жалованье и распустил команду до утра, на судне остались вахтенные и я. Идти мне было некуда.

Матросы мигом разбежались – кто к семьям, а кто и в кабак. Я не стал их неволить, выйдем в море – будет не до кабаков.

С утра все были на корабле, ни один не сбежал, стало быть, освящение корабля и моя речь не прошли даром. По Волхову потихоньку вышли в Ладогу, несколько дней ходили без цели в разных направлениях, тренируя команду в управлении судном, провели пару стрельб из пушек с хорошим результатом. Подводя итоги, можно сказать, что корабль и команда к походу готовы. Ведь мало обучить команду, надо их сплотить совместной работой, тогда она действительно станет командой. Вышли в Финский залив, направились в Балтику.

В прошлом году мне до чертиков надоело море и корабли, а вот поди ж ты, по своей воле снова в море выхожу. Странно устроен человек. К исходу суток дошли до Иван-города, набрали свежей пресной воды, докупили шведского пороха, – качество его было отменное, сразу посадил команду развешивать порох и помещать в шелковые мешочки. К такому виду заряжания команда уже привыкла и не удивлялась. Выбрались в саму Балтику. На встречных судах, кои проходили недалеко, немало дивились на наш корабль – парусов нет, на мачтах пропеллеры, как на мельницах, а идет ходко.

В порту Ростока, пока мы стояли у причала, ко мне почти непрерывно делегациями и поодиночке подходили капитаны с просьбой объяснить – что за диковина такая и чем она лучше парусов. Устав от такого назойливого внимания, я переложил объяснения на боцмана, чему тот был рад, с гордостью показывая диковину. Что интересно, никто не обратил внимания на обшитые железом борта. Решив дела по пополнению запасов воды и продуктов, вышли в Северное море и, оставив по левому борту Оркнейские острова и Британию, вырвались на просторы Атлантики. Теперь суши не будет долго, и вся наша надежда на крепкое судно и удачу штурмана. От его верного глаза и чутья зависело много.

Потянулись унылые дни ничегонеделания. Изредка попадались встречные суда, причем мы видели их паруса издалека, а они замечали нас тогда, когда отвернуть или убежать было поздно. Когда мы сближались, на бортах и мачтах стояли и висели гроздья матросов, иногда доносились удивленные возгласы.

Погода благоприятствовала, и через месяц вдали показались очертания земли. Если наш штурман не ошибся с навигацией, то это должны были быть Малые Антильские острова. Недалеко от земли навстречу попалось судно. Я взял рупор, сделанный из жести и крикнул погромче:

– Что это за земля?

То ли мой громогласный голос их испугал, то ли диковинный вид судна, но встречное судно, подняв все паруса, стремглав скрылось из глаз.

Ладно, сами дойдем и узнаем.

Немного левее нашего курса показались строения, рулевой по моему приказу довернул штурвал туда. Бросили якорь в бухте, на шлюпке добрались до берега. Меня сопровождали четверо матросов со штуцерами, и на корме – боцман. Оказалось, это остров Барбадос, а город – Бриджтаун, английская колония. Портовый чиновник, любезно раскланявшись, пообещал снабдить нас пресной водой – танки наши были почти пусты, а также фруктами, которые росли здесь в изобилии – кокосы, бананы, папайя.

Получив задаток, чиновник осведомился – а из какой страны такое странное судно и столь необычный флаг.

– Россия!

– Русия? – наморщил лоб чиновник. – Где это?

– За Швецией!

– Что-то слышал.

Но по лицу было понятно – ни о какой России чиновник никогда не слышал.

– С какой целью прибыли на остров?

– Торговые дела, но не у вас, торговать ничем не будем.

Чиновник поскучнел лицом – торговые сборы отпадали.

На следующий день работы хватило всем – мы сливали из бочек, что подвозили туземцы на лодках, воду в оба носовых танка. Напоследок на двух больших лодках привезли фрукты. Матросы нюхали бананы, резали ножами, как огурцы, пробовали есть с кожурой. Мне пришлось собрать экипаж, показать, как чистят и едят бананы, как колется кокос и что следует сначала выпить кокосовое молочко, а затем есть мякоть. Матросы набросились на угощение, каши и солонина уже надоели.

На следующий день мы двинулись с Барбадоса на Мартинику. Слева виднелся остров Сент-Люсия, по-моему, он принадлежал тогда Испании. Через пару часов хода ко мне подошел боцман Григорий, он был самый глазастый и наблюдательный.

– Капитан, сзади, от самого Барбадоса за нами идет судно.

– Может быть, случайный попутчик?

– Все может быть, надо за ним поглядывать.

К вечеру второго дня показались огоньки Фор-де-Франс. Это уже французская Мартиника. Старая карта пиратского капитана указывала именно эти координаты. Небольшой островок, около восьмидесяти километров в длину и тридцати в ширину, имел один маленький городишко в качестве столицы губернаторства.

Встал вопрос – заходить в порт или не стоит? После некоторых раздумий решил зайти. Надо дать экипажу хотя бы несколько дней отдыха, узнать, какая здесь обстановка.

Встали в бухте, недалеко от берега. На ночь в порт я уже не поехал, вряд ли кого найдешь из чиновников.

С утра, одевшись поприличнее, в сопровождении вооруженных матросов и боцмана отправился к губернатору. Его резиденция была недалеко от порта, дорогу за мелкую монетку показал мальчишка. У дверей стояли слуги. На английском я объяснил, что желаю видеть мсье губернатора. Слуга исчез; появившись вновь, пригласил следовать за ним. Боцмана не пустили. В небольшом зале за столом сидел худощавый француз в мундире.

Увидев меня, он встал из-за стола, сделал несколько шагов навстречу и поприветствовал меня, к моему сожалению, на французском. Извинившись за незнание языка, я отвечал на английском. Губернатор – кавалер де Кресси, как он представился, на английском тоже говорил достаточно хорошо, и мы обошлись без переводчика. Уселись, губернатор предложил местного рома. Пришлось попробовать – редкостная дрянь. В ответ я вытащил из саквояжа бутылку водки и бутылку французского вина. Увидев вино, француз оживился:

– О, привет с родной земли, даже недалеко от моих родных мест.

Разговор начался с ничего не значащих общих фраз – как погода по пути, как дошли, не было ли нападения каперов или пиратов, есть ли в чем нужда. Выяснив у меня принадлежность судна, де Кресси спросил о цели захода на Мартинику. Объяснение я придумал заранее, мотивировав желанием осмотреться, прикупить тростниковые плантации, наладить совместную, выгодную обеим сторонам торговлю и – увы, найти могилу брата, который был похоронен лет двадцать назад. Так завещал мой отец, а его завещание для меня свято. Губернатор поверил или сделал вид, даже предложил проводника – а по моим понятиям – соглядатая, чтобы он помог провести по всем уголкам острова. Я вежливо отказался, сказав, что пока решил попробовать поискать силами команды, а уж если не получится, обратиться за помощью к его сиятельству губернатору. С тем и откланялся.

К моему приезду на судне уже был портовый чиновник, покупать мы ничего не стали, портовый сбор не платили, торговать нечем. Чиновник не поленился слазить в трюм, но, не найдя товаров для торговли, удалился. После некоторых раздумий решил посвятить в свои планы штурмана. Все равно в навигации я слаб.

Вызвал, усадил в своей каюте, налил вина.

– Георгий, прошу наш разговор держать в тайне. Вот какое дело. От пиратского капитана в прошлом году, как военный трофей, попала мне карта, на ней указаны координаты. Чего, пока не знаю, но хранилась карта вместе с драгоценностями. Смекаешь?

– Никак клад?

– Не знаю, Георгий, не знаю, сам ни в чем не уверен. Надо определиться по карте точнее, затем начнем поиски.

Я достал старую карту, развернул и показал штурману. Тот положил свою, начал сравнивать.

– Вообще-то есть расхождения, новая карта более точна, но все равно, по обеим картам получается точка в нескольких десятках саженей от берега. Что там может быть?

Я сам пожал плечами. Решили сниматься с якоря и идти ближе к точке на карте, для этого пришлось обогнуть остров с запада.

Бросили якорь недалеко от берега, в небольшой бухте. Пышно растущие деревья почти скрывали наш кораблик. На наше счастье в море стекал ручей. Кто знает, что такое ручей со свежей пресной водой, тот поймет.

В первые два дня мы лазили по берегу со штурманом, но никакой зацепки не находили. Я уже стал предполагать, что если клад и был, то его давно выкопали сообщники капитана. Снова возникал вопрос – а зачем капитан хранил карту? Не такой это человек, чтобы хранить ненужные бумаги.

Следующую неделю я организовал на поиски экипаж. Растянувшись цепью, через каждые два-три метра, мы прочесывали густые заросли кустарников и деревьев. Я не знал, что искать, просил обращать внимания на любые мелочи вроде крестов, камней необычной формы, стрелок на камнях и сразу докладывать мне. Пусто! Неделю мы утюжили берег, чуть не руками просеяли песок. Я был разочарован. Построить корабль, преодолеть неблизкую дорогу – и ничего.

Для проформы решил со штурманом пройти еще раз. Команда отдыхала на корабле, боцман с несколькими матросами занимался мелким ремонтом. За полдня обошли все, но ведь команда и так за неделю тщательно осмотрела местность вокруг.

– Ну что, Георгий, осмотрено все, толку нет, – сказал я, привалясь к дереву и доставая фляжку с вином.

– Почти все.

– Как почти?

– Ну мы же все время обследовали сушу, но не осматривали берег!

Нет, ну какой же я все-таки остолоп.

Мы сходили к берегу, взяли шлюпку и не спеша, метр за метром, стали обследовать сам берег. Если за склонившимися кустами ничего не было видно, я сползал со шлюпки и шпагой раздвигал кусты. Лезть голыми руками опасался, здесь были змеи, причем небольшого размера серые и зеленые твари висели на ветках кустов и деревьев, поджидая добычу. Увидеть их при ходьбе и тем более при продвижении сквозь кусты было почти невозможно. Мы проверили берег метров за двести влево, не найдя ничего, повернули вправо. С корабля за нами лениво наблюдал вахтенный.

Прошли метров пятьдесят; я раздвинул кусты и вдруг увидел небольшое черное отверстие, вроде узкого грота.

Я сунул туда голову – темно. Надо брать на судне светильник или факел. Заинтригованный Георгий почему-то шепотом спросил:

– Ну что там?

– Не знаю, вроде грота, темно, необходим факел или светильник.

Георгий подплыл к судну, ему дали пару незажженных факелов, и он вернулся. Я несколько раз чиркнул кремнем, зажег один факел и полез в грот. Узкий ход петлял, встать во весь рост было нельзя, можно было идти только согнувшись. Под ногами, до колена плескалась морская вода. Во время прилива грот почти весь затапливался, на стенах его были видны следы воды. Грот делал крутой изгиб влево, я повернул – полно паутины. Я взмахнул шпагой, щелкнула тетива, и передо мной просвистела стрела, ударившись в стену.

Ни черта себе – ловушка! Надо быть осторожнее. Прежде чем наступить на пол, я подсвечивал факелом, внимательно оглядывая стены, но больше ничего подозрительного не находил. Грот был, похоже, естественного происхождения, пробитый водой. Метров через двадцать после поворота грот расширился до размеров небольшого зала.

Свет факела с трудом достигал потолка и стен. Пол был сухой. Я осмотрелся – помещение было пустым. Черт побери, или нас опередили или …

Я пробрался назад. Георгий, сгорая от нетерпения, спросил:

– Что там?

– Пошли со мной. Я ничего не нашел, но есть одна мысль.

Теперь уже вдвоем мы проделали весь путь. Там, где стояла ловушка в виде настороженного лука, я показал сломанную стрелу. До этого беспечный Георгий стал глядеть под ноги и на стены.

Я привел его в зал. Георгий осмотрелся, разочарованно вздохнул – зал был пуст, но на потолке были следы копоти. Стало быть, и до нас здесь находились люди.

– Давай для очистки совести простучим стены. В карте были координаты, просто мы искали на суше, не догадавшись обследовать берег.

Мы стали рукоятками – я шпаги, а Георгий – ножа простукивать стены. У дальней стены звук был другой, как будто за стеной была пустота.

Надо матросов с кувалдами, жалко, ломов не брали. Пока мы ходили да простукивали, факелы потихоньку стали гаснуть. В потемках, при еле тлеющем одном факеле, мы выбрались из грота.

Георгий подплыл к судну, взял человек пять матросов. К сожалению, в хозяйстве боцмана нашлось лишь две кувалды, – мой недосмотр, не предполагал я, что придется долбить стену. У каждого из матросов было по паре факелов, но боцман предупредил, что больше нет, надо делать новые. Георгий отправил боцмана с парой матросов пилить деревья и делать новые факелы. Согнувшись в три погибели – вода поднялась, матросы зашли в грот. Сразу стало светло и тесно. Я указал место, где надо долбить. Сменяя друг друга, матросы рьяно взялись за дело – засиделись на корабле.

Сначала стена поддавалась плохо – летела каменная крошка, кувалды выбивали лишь маленькие кратеры в камне. Но вот от одного сильного удара вывалился камень. Теперь я был твердо убежден, что стена искусственная, были даже видны следы раствора. За многие годы, а может быть, и десятилетия, кладка превратилась в монолит. Но в природе нет ничего такого, что было человеком построено и человеком же не может быть разрушено.

Через час активной, утомительной работы в стене появилась дыра, способная пропустить человека. Усадив матросов отдыхать, я взял факел и осторожно пролез внутрь. Прежде чем сделать шаг, я взмахивал шпагой – не натянута ли веревочка от ловушки, ногой осторожно ощупывал пол, и лишь затем переносил на ногу вес тела. Комнатушка за стеной была невелика, у дальней стены стояли запыленные, все в паутине, четыре металлических, тронутых ржавчиной сундука.

Рядом лежали два скелета в истлевшей одежде. В голове мелькнуло – свидетелей убрали.

Я подошел к одному из сундуков, шпагой поддел крышку и на всякий случай отскочил в сторону. Ничего не произошло. Я вернулся, приблизил факел. Ешкин кот! Сундук почти до верха был набит золотыми и серебряными монетами. Я зачерпнул пригоршню – самой молодой монете было двести лет. Вот почему кладка была такой прочной. По очереди я открыл остальные сундуки – везде монеты, кубки, чаши, перстни, браслеты, цепочки и камни в различных оправах. Да здесь не на один миллион! Причем не деревянных, а зеленых – да какой миллион, в одном сундуке больше будет. Я захлопнул крышки, попробовал приподнять за ручку один сундук. С таким же успехом я мог бы попробовать поднять бетонную плиту. Факел догорал, надо возвращаться, тем более на берегу должно было темнеть.

Мы дружно вернулись в шлюпку, причем уже более чем по пояс в воде, начался прилив. На шхуне с Георгием заперлись в каюте, поставили кувшин вина и фруктов. Не спеша попивая из стаканов вино и заедая бананами, мы обдумывали – как доставить на борт находку.

Было два варианта – либо обвязать сундуки веревками и, подсунув жерди, вытащить, либо перегрузить содержимое сундуков в узлы и перетаскивать так. В первом случае быстрее, но неудобнее – грот невелик. Однако же в грот сундуки затащили, стало быть, и вытащить их можно, да и матросы не увидят, что в сундуках. Грабежа или бунта на судне я не боялся, но по приходу домой языки после корчмы могут развязаться, и всегда найдутся желающие экспроприировать содержимое сундуков. Да и окружение Петра тоже могло подстроить козни и официально пополнить государственную казну или свои карманы ценностями, что лежали сейчас в сундуках. Интересно, чей это клад. Неужели Моргана – самого кровожадного и удачливого капитана периода расцвета пиратского братства? Не исключено, отнюдь. Чего, впрочем, гадать, все равно на сундуках нет меток хозяина.

Решили с Георгием сделать так: с утра матросы нарежут холстину, чтобы в дальнейшем из нее сделать узел; я в комнате, где сундуки, буду насыпать, а Георгий будет складывать узлы с ценностями в трюме. Матросы будут лишь переносить груз, не ведая, что носят. Поэтому, пролом расширять не будем, пусть сундуки остаются на месте. Так с утра и сделали.

Я насыпал в полотно ценности, подбирая по весу килограммов на тридцать, и увязал холстину, превращая ее в плотно набитый узел. Матросы ждали своей очереди у пролома, куда я подносил готовую поклажу. Часа через три я выбился из сил, только осилив один сундук.

Положение усугублялось отсутствием вентиляции – факел чадил, люди дышали с трудом, кислорода не хватало. Все, пора сделать перерыв на обед. Кок уже его приготовил.

Все с аппетитом поели, и я дал полчаса отдыха. После обеда мы с Георгием решили поменяться местами. Теперь он паковал ценности, а я складывал их в трюм.

К вечеру осилили еще два сундука, выбившись из сил. Я молил Бога об одном – чтобы не было шторма. Тогда придется отойти от берега, встать на якорь, а тропические штормы здесь бывают очень сильны, и сколько будет длиться шторм – никому не ведомо. Работы надо было заканчивать как можно быстрее.

Утром, как только команда позавтракала, принялись за работу. Не успели завершить, как к пролому подошел боцман.

– Капитан, погода портится, тучи на горизонте, уходить от острова надо, иначе быть беде.

– Да, Григорий, скоро уходим, уже заканчиваю.

Покачиваясь от нехватки воздуха, я осмотрел сундуки – все четыре огромных сундука были пусты, даже монетки не осталось.

– Уходим, – скомандовал я, и матросы с облегчением устремились к выходу. Перегруженная людьми и узлами с ценностями, шлюпка едва не черпала бортами воду. Осторожно, дабы не утопить шлюпку, выгрузили узлы, затем по шторм-трапу поднялись сами и, наконец, подняли на шлюп-балки шлюпку.

Я был переполнен эмоциями – не зря я поверил в карту, сорвал такой куш!

– Выбираем якорь!

Матросы начали крутить брашпиль, выбирая якорь. Хлынул дождь, небо было затянуто облаками. Вовремя, очень вовремя нам удалось закончить погрузку. Волнение и ветер усиливались.

Нами – Георгием и мною – было принято решение обойти остров и укрыться в какой-либо бухте.

Оставляя с левого борта остров, мы пошли на север. Ветер крепчал, и кораблик наш ощутимо раскачивался. Оставив справа большой остров Гваделупа, обогнули Мартинику с севера. Прикрытые островом, мы сразу почувствовали себя лучше; ветер немного стих, волны уже не были столь пугающе высоки. Миль через пять нашли небольшую уютную бухту, бросили якоря – и носовой, и кормовой, лопасти закрепили. Но качало все равно изрядно. Не хотел бы я сейчас оказаться в открытом океане. Я приказал приготовить праздничный ужин, и по случаю окончания работ выкатил из запасов небольшую бочку с вином, что купил еще в Ростоке. Каждому досталось по литру вина, спаивать экипаж я не хотел, понимая, чем может закончиться пьянка на корабле. Вахтенные остались на своих местах, остальные разошлись по каютам. Дождь и ветер продолжались два дня, затем постепенно прекратились, но еще сутки нас сильно болтало, море было неспокойным, волны по три-четыре метра раскачивали «Ветродуй», как куклу-неваляшку. Наконец выглянуло солнышко. Команда исправляла небольшие повреждения, нанесенные штормом.

Вдруг ко мне подбежал боцман Григорий.

– Капитан, смотрите!

Я оглянулся. Из-за мыса выдвигались два парусника. Почему-то сразу подумалось – это по нашу душу, это не случайность.

– С якорей сниматься, боевая готовность!

Матросы живо подняли якоря и бросились заряжать пушки. Я спустился в каюту, сунул оба пистолета за пояс и нацепил шпагу. Подсыпал на полку штуцера свежего пороха и вышел на палубу. До чужих кораблей было около мили.

– Всем приготовить штуцера! Боцману раздать сабли и пистолеты.

Канониры застыли у заряженных орудий. Мы сближались. Я специально не стал удирать, несколько обостряя ситуацию. Если они по нашу душу, то я хотел навязать бой по моим правилам. Коли капитаны местные, они знают все мели и рифы, коих здесь хватало, и они сразу попытаются поставить меня в заведомо невыгодное положение. И точно, приближаясь, они уходили мористее, стараясь прижать меня к берегу. Не на того напали, я к этому готовился. Я решил не только утопить обоих, но и взять пленных – мне нужны языки, причем, желательно, высокопоставленные – нападение было не простым, а явно по чьей-то указке. Интересно, кто навел? Знал ли наводящий о карте?

Я направил судно между двумя противниками. На них были видны люди, поблескивало оружие. Для стрельбы из их пушек было далековато, для нас – в самый раз.

– Левый борт, целься, пали!

Корабль содрогнулся от залпа и окутался дымом. Сейчас я понял еще одно преимущество ветряков – дым сразу отнесло назад.

– Правый борт, целься, залпом пли! – Я глядел в подзорную трубу. Попадания были очень хороши, в бортах противников зияли дыры. Нервы у врагов не выдержали, и они ответили почти одновременным залпом. Далеко!

Ядра шлепнулись в воду, не долетев полкабельтова. Пока пушки разряжены, надо таранить. Я скомандовал:

– Круто влево! – И на всем ходу ринулся на левое судно. Оно было меньше правого, и от тарана ему достанется больше. Рулевому скомандовал: – Целься в центр корпуса.

На противнике сначала не поняли наш маневр, вся команда высыпала на палубу, размахивая абордажными саблями. Мы шли почти на встречных курсах. Не доходя, сделали дугу, я скомандовал:

– Залп левым бортом.

Все четыре пушки почти в упор ударили картечью. Опустошение было велико, хорошую картечь сделали туляки. Рулевой уже крутил штурвал. Удар! Почти вся моя команда попадала на палубу. Очень сильный удар, треск, звук ломающегося такелажа и шум воды.

– Назад!

Матросы вскочили и крутили рычаги реверсов. Плицы на гребном колесе сначала нехотя, потом все быстрее и быстрее начали вращаться назад. Вражеский корабль начал отдаляться. Когда таран вышел из пробоины, туда бурным потоком хлынула вода.

Этот корабль нам уже не противник, теперь у вражеского экипажа одна общая проблема – спасти свои жизни. Я обернулся. Ко мне на всех парусах шел второй корабль. Он был значительно крупнее первого, и я насчитал только с одного борта восемнадцать орудий.

– Заряжай книппелями! – крикнул я.

– Уже! – закричал боцман.

– Тогда цельтесь, и по готовности – огонь.

Поочередно рявкнули четыре пушки.

Когда я делал заказ в Туле, мне сразу кроме ядер изготовили еще и разрывные бомбы, а также книппели. Это – как две половинки ядра, скованные цепью. При вылете из ствола половинки расходятся и, скрепленные цепью, с жутким шумом и воем, летят к цели. Применяют их для стрельбы по парусам, мачтам и такелажу. Если при попадании в борт ущерба не нанесут, то для парусов – это смерть. На противнике паруса мгновенно изорвались в клочья, передняя мачта с косым парусом упала. Корабль потерял ход. Капитан противника с радостью бы развернулся ко мне бортом для залпа, но если нет парусов и хода, то и развернуться нельзя. Подойдя на прицельную дистанцию и не подставляя борта, я скомандовал вести огонь их носовой пушки, которая единственная стояла не на лафете, а на вертлюге, причем бить в одну точку – в форштевень. Выстрел, куча свободных матросов очень быстро перезарядила орудие, еще выстрел, еще и еще. Около десятка попаданий почти в одну точку сделали свое дело – в носу образовались несколько почти сливающихся между собой пробоин. Морская вода не заставила себя ждать. Мой корабль стоял в двухстах метрах. Мы ничего не делали, только наблюдали. Через полчаса нос стал заметно проседать, видимо, воды набралось уже много. С кормы корабля отошла набитая людьми шлюпка.

– Двум орудиям картечью по шлюпке – огонь!

Изрешеченная шлюпка завиляла и остановилась. Никто не сделал попытки выпрыгнуть с нее и спастись. Мы снова стояли неподвижно. На противнике пошли на хитрость – вывесили белый флаг. Именно этого я и ждал. Но когда мы подошли поближе, обходя их сбоку, последовал залп всех пушек правого борта. Часть ядер прошла мимо, часть попала в корпус. Удар был силен, корабль качнуло. Я свесился за борт и оглядел корпус. В железе было восемь или девять вмятин, но не было ни одной пробоины. Мы остановились, я приказал сделать три залпа подряд картечью, целясь по орудийной палубе.

После третьего залпа крики раненых стихли, никакого шевеления у пушек в подзорную трубу я не наблюдал.

– Заряжай бомбами! Огонь по мостику и верхней палубе, два залпа!

Корабль дважды окутался дымом. Когда он рассеялся, я увидел, что противник горит. Просмоленные доски горели чадным пламенем, и потушить их у тонущего судна возможности не было. Из-за корабля показалась еще одна шлюпка, полная людей. На ней размахивали белым флагом.

– Ишь, проняло!

Я направил корабль навстречу шлюпке, пройдя метров семьдесят, остановился. У носовой пушки стояли двое матросов, целясь в приближающуюся шлюпку. Среди пассажиров шлюпки выделялись двое офицеров в позолоченных мундирах и шляпах с перьями. Вот вас-то мне и надо, голубчики.

– Офицеры – на борт, остальным сидеть в шлюпке. Если есть оружие, выкинуть за борт.

По шторм-трапу поднялись два лощеных офицера, с высокомерным выражением на лице остановились передо мной, протянули свои шпаги. По обычаям это являло официальную сдачу в плен.

– Какое судно?

– Фрегат «Санта». По какому праву вы потопили два французских судна, находясь в территориальных водах Франции?

– Я нахожусь здесь с любезного разрешения губернатора, мсье де Кресси. А вот по какому праву вы напали на меня? Мы никого не трогали, пережидали шторм в бухте. Это пиратское нападение, и я вправе поступить с вами, как и с остальным экипажем – по законам морского устава, – то есть повесить на рее.

Офицеры побледнели:

– Вы не имеете права так с нами поступить, мы пленные, мы выкинули белый флаг.

– А затем обстреляли нас из пушек. Это подлость, господа.

Офицеры замялись.

– Мы так поступили по приказу губернатора, он велел утопить ваш корабль, не оставляя никого в живых.

– Вот как? – Я задумался. Коварный губернатор сначала милостиво разрешил посетить остров, открыть торговлю, затем послал за нами для слежки небольшое суденышко, о котором мне докладывал боцман. А когда узнал, где мы стоим, послал суда французского короля, чтобы нас утопить. Подонок какой!

Вероятно, он был наслышан о том, что на островах пираты прятали свои клады, и нас определил как кладоискателей. Чего уж проще – дать нам время на поиски, затем взять на абордаж, и денежки его. В крайнем случае, утопить на мелководье, где ныряльщики смогут затем поднять ценности. Рабов на плантациях хватало. Стоит поучить губернатора.

– Ладно, я не буду брать грех на душу, отпускаю вас, садитесь в шлюпку, остров рядом. Дня через четыре-пять доберетесь до города, зато живые, в отличие от ваших товарищей.

Офицеры спустились в шлюпку. В это время огонь на горящем и тонущем французском судне добрался до крюйт-камеры. Раздался оглушительный взрыв, корабль переломился пополам и почти сразу же затонул. Шлюпку сильно качнуло, перепуганные матросы схватились за борта. Даже до нас долетели горящие обломки судна, и я послал матросов осмотреть палубу – не занялось бы и у нас пламя.

Мы подошли ближе к берегу, сопровождая шлюпку. Дождавшись, когда люди выйдут на берег и отойдут от шлюпки, я приказал уничтожить ее. Двумя выстрелами шлюпка была разбита. Пусть идут пешком. При счастливом стечении обстоятельств они на шлюпке могли быстро достичь Фор-де-Франса и предупредить губернатора, а так у нас гарантировано было несколько дней в запасе.

Мы развернулись и направились к югу острова. Когда вдали показался город, приблизились к берегу. Нашли маленькую бухточку, уткнулись носом в берег. Надо быть как можно незаметнее. Я приказал всем отдыхать, но с утра быть готовыми к выходу, огня не разводить, стараться ничем себя не выдавать.

Переоделся в старую матросскую одежду черного цвета, грязью вымазал лицо. Георгия оставил за старшего, наказав завтра утром подобрать меня на берегу у города. Взял пистолеты, метательные ножи, шпагу оставил – может греметь на коленях, выдаст в ненужный момент. Еще во время захода в порт я присмотрелся – где стоит крепость, что защищает своими пушками город со стороны моря. Крепость была старой постройки – никак не меньше двух веков, камни обросли травой и кустарником, и я полагал, что смогу забраться по стене. Пока крепость стоит и пушки в исправности, подойти к городку смертельно опасно. Пушки хоть и гладкоствольные, но в крепостях они всегда крупных калибров. Одного-двух попаданий хватит, чтобы отправить нас на дно.

Я шел по лесу, не выпуская берег из виду, иначе в начинающихся сумерках мог и заблудиться. Нашел тропку, по ней шагалось лучше и быстрее. Не доходя до города совсем немного, свернул с тропы и выбрался на берег. Крепость на берегу, и мне не следовало углубляться. Впереди показалась огромная темная масса – крепость! Теперь надо все делать осторожно, и главное – тихо.

Медленно я начал забираться на стену, пробуя руками и ногами прочность опоры. Сорваться в темноте вниз, на скалы – пара пустяков.

Вот и края стены. Я замер и прислушался. Метрах в десяти справа раздавался звук шагов, металлическое позвякивание – часовой. Стараясь не издать ни звука, спустился со стены на внутреннюю дорожку, вжался в угол. Хоть и темно, но часовой может увидеть, его глаза, как и мои, адаптировались к темноте. Часовой приближался. Я сжал метательный нож в руке, приготовясь к броску.

– Пьер, это ты? – раздалось сзади.

– Я, проклятый гасконец. Почему ты об этом спрашиваешь? Опять дрых на посту, да я тебя разбудил?

– Ах, оставь, Пьер, кому нужна эта служба. Уже лет пятьдесят никто на городок не нападал, пушки паутиной покрылись.

– Не твоего ума дело, каналья. Сейчас придет сержант со сменой, приведи себя в порядок, скоро придем в караулку, и можно будет вздремнуть.

– Скорей бы.

Часовые разошлись. Чуть не влип. Первого-то я услышал, а второй вздремнул на посту, и я мог получить удар штыком в спину. Меня пробил холодный пот, скоро смена караула. Я ужом взобрался на стену и лег на ее торце. Снизу меня увидеть нельзя, если только не лезть сюда специально.

Показался свет факела, и послышался звук шагов. К нам приближалось трое – сержант и с ним двое часовых на смену. Немного постояв и перебросившись парой шуток, старые часовые и сержант ушли. Надо выждать хотя бы час, когда притупится внимание, сейчас уже два часа ночи, а перед утром особенно хочется спать. От нагретой стены несло теплом, меня самого стало клонить в сон. Я ущипнул себя. Не хватало во сне захрапеть или, что еще хуже, – повернуться на бок и упасть со стены. Время тянулось медленно.

Наконец, решив, что часовые притомились, я сполз со стены. Звуки шагов справа были ближе, и я начал красться вправо. Вот передо мной появилась тень, потянуло запахом табака. Размахнувшись, я всадил нож ему в спину, метнулся к часовому и тихо опустил обмякшее тело. Повернулся назад, тихонько пошел навстречу второму часовому. Не дойдя до него пяток метров, услышал:

– Это ты, Франсуа? Опять куришь дьявольское зелье? Вот я скажу сержанту.

Ничего ты не скажешь сержанту. Я со всей силы метнул в него нож, угодив в сердце, бросился к нему и успел подхватить падающее тело, иначе звук упавшего часового и его мушкета мог насторожить других часовых, если они были.

Крадучись и прижимаясь к стене, чтобы не было тени, я спустился со стены вниз по ступеням. Ага, вот и пушки. Я сунул руку в ствол, пальцы наткнулись на круглое ядро. Очень хорошо.

Я достал из-за пазухи приготовленные камешки и щедро затолкал их в ствол, подтолкнув под ядро. В спешке при боевой тревоге никто не полезет в ствол, просто подсыпят свежего пороха к затравочному отверстию и по команде офицера поднесут к пушке фитиль. И вместо выстрела получат взрыв. Как ахнет! Ствол разорвет, канониров поубивает. Хорошо, если будут стрелять залпом, эффект будет значительно сильнее. Я забил камни в стволы всех двенадцати пушек, тихонько вернулся на стену. Мгновение подумал и, подобрав тела убитых часовых, перевалил их через стену. Далеко внизу послышался мягкий звук удара. Туда же отправил и их мушкеты. Пусть сержант будет в недоумении – куда девались часовые – может, в самоволку ушли вино пить или по девкам. Я заметил, что дисциплина у них тут была не на высоте.

Спускался я значительно дольше, и, когда ступил на землю, перевел дух. Нет, альпинизм и скалолазание не для меня.

Отойдя от крепости, я припустил бегом, уже начинало светать. Мне надо было убраться подальше, чтобы никто ничего не заподозрил. Будет вам подарочек, лягушатники.

Корабль уже был в условленном месте. Шлюпка стояла у берега, и не успел я запрыгнуть в нее, боцман уже оттолкнулся веслом ото дна, выталкивая шлюпку на чистую воду. Оказавшись на судне, я смыл грязь с лица и рук и переоделся. – Ну что, други мои, устроим французам шумное пробуждение? Форта с его пушками можно не бояться, у причала стоит лишь торговое судно, вооружения на нем нет. Разнесем дом губернатора, и с чувством глубокого удовлетворения можем отплывать домой.

Матросы чуть не гаркнули «ура», да я вовремя заметил разинутые рты и приложил палец к губам. Рано себя еще раскрывать. Мы вышли в море. Пушки уже были заряжены, левый борт – ядрами, правый – разрывными бомбами.

Вошли в гавань; на форте развевался королевский флаг, в подзорную трубу я четко видел лилии. Якорь не бросали, встали посреди бухты. Я указал цель, да она и так была хорошо видна – губернаторский дом – самый высокий, с красной черепичной крышей.

Сначала стреляли пушки левого борта – ядрами. После первого же залпа корабль развернулся, и грохнули пушки правого борта. Развернулись снова, перезарядились.

Я посмотрел в подзорную трубу – дом заволокло пылью и дымом, ничего видно не было. Ладно, мы не спешим, подождем немного, пыль усядется – будет видно, куда стрелять. Я перевел подзорную трубу на форт. Наши выстрелы не остались незамеченными – были видны фигурки французов, мечущихся у орудий, и даже фигурка офицера, поднявшего руку.

Я помахал ему рукой; пижонство, конечно. Офицер резко опустил руку вниз. Вместо ожидаемого залпа раздалась череда взрывов, форт заволокло дымом. Теперь им будет не до нас, да и нам как-то спокойнее.

Сзади подошел Георгий:

– Капитан, что вы сделали с фортом?

– Забил стволы камнями, а орудия уже были заряжены ядрами. При выстреле камни не дали вылететь ядрам, пушки взорвались, артиллеристов поубивало. Все просто.

– Да как просто, капитан – надо было залезть по стене, ночью, забить стволы пушек и спуститься вниз.

– Именно так, дорогой Георгий, только вы еще забыли часовых.

– И что вы с ними сделали?

– Сбросил со стены.

Георгий, не зная, то ли шучу я, то ли говорю правду, отошел от меня с удивленным лицом. Меж тем пыль осела и стала видна скособоченная крыша губернаторского дома.

– Левый борт, целься, залпом пли!

Не дожидаясь результатов залпа, развернули судно и грохнули всеми пушками правого борта. В городе поднялась паника – стоит в бухте чужой корабль, безнаказанно стреляет по городу, а форт, взорвавшись, молчит. Не война ли? По улицам бегали люди, тащили узлы. Никак из города бежать вздумали?

Но я не собирался причинять зло невиновным жителям. В губернаторских кознях они не виноваты. Сделав еще залп бомбами по развалинам дома, мы развернулись и, обогнув остров, направились в Атлантику.

Настроение было великолепным – карта не обманула, содержимое сундуков у нас в трюме, коварный губернатор наказан, матросы здоровы, корабль надежен, погода хорошая – что еще человеку надо?

Я спустился в каюту, выпил винца, и мне неожиданно взгрустнулось: ну привалила человеку, то есть мне, удача – срубил деньжат. Но для чего и кого? Где дом, любимая женщина, ради которой совершаются подвиги или зарабатываются деньги, где дети, в конце концов – кому я оставлю богатство? Или оно так и будет лежать в тайниках или банках, грея лишь душу владельца? Нет ответа. «Ветродуй» резал волну, несся к родным берегам.