Глава 8 «ТУГОРКАН»
– А теперь ты о себе поведай, – потребовал Конрад.
– Я русский, и зовут меня Алексеем. Жил значительно позже тебя, в две тысячи тринадцатом году. Как сюда, в это время попал, и сам не понял. Меня монах приютил, который в повозке крестоносцев сопровождал. Когда недалеко от неё рыцарь больной умер, я взял его одежду, оружие и грамоту о дворянстве.
– Рассказать кому – не поверят!
– А ты и не говори. Сам понимаешь, мы люди из другого времени и здесь оказались случайно. Божьим промыслом или шуткой судьбы – не знаю. Но выживать надо, потому я и в дружине у Владимира Мономаха.
– Я ведь историей никогда не интересовался, в фантастику не верил. Обычный бюргер – и вдруг такой поворот. Слушай, а может, мы оба… того… померли? Не ранило меня, просто мы с тобой оба на том свете?
– Ты полагаешь, что потусторонний мир именно таков? Я его представлял совсем другим. Райские кущи, светло, тепло, души умерших должны быть рядом – и никаких войн. А что мы видим? Половцы, кровь, боль, трофеи. Нет, мы с тобой на этом свете пока, только в другом времени, в прошлом. Однако интересно, что попали оба в одно время, хотя жили в разные годы.
– Жить можно и здесь. Мне на той войне, при Гитлере, лучше не было – здесь хоть не бомбят. По своим только скучаю. Я не женат, не успел семьёй обзавестись. Но родители-то живы были!
– После войны столько лет прошло…
– Хочешь сказать, умерли уже? Плохо, что мучились они в неведении. Если я здесь, то тела моего там, в тысяча девятьсот сорок четвёртом, не нашли. Не убит, не ранен – пропал. Командование наверняка меня в дезертиры записало.
– Могут посчитать, что тебя бомбой в клочки разорвало.
– Да? Я об этом как-то не подумал. Дезертиром быть не хочу. Я не герой, в СС не служил, но и трупом числиться не желаю.
– Успокойся. О тебе, как о миллионах других, уже забыли.
– Домой вернуться хочу – даже если на одну минуточку, хоть одним глазком посмотреть, что с домом моим стало, с родителями. Увы! – Конрад опустил голову, чувствовалось, что он переживает.
– Я и рассказать о случившемся никому не мог, ты первый.
– У меня аналогичная ситуация. Зови меня по-прежнему Анри, чтобы никто ничего не заподозрил.
– Давай выпьем за возвращение.
– Давай, только не так, как вчера.
Они заказали вина. Принесли яблочное, довольно посредственное. Не наступило ещё то время, когда купцы стали возить на Русь вина фряжские да италийские.
Чокнулись кружками, выпили.
– За то, чтобы мы оба вернулись домой, – сказал Алексей.
– Только не на войну! Там страшнее было. Здесь много зависит от твоего опыта, мастерства владения мечом, товарищей твоих. А там прилетит сверху бомба или снаряд – как от них укрыться? Тут честнее, проще, если хочешь – порядочнее. Крови и здесь хватает, этого не отнять. Жёстко, порой жестоко – но честно. Иногда я чувствую, что мне нравится этот мир. Вот только бы посмотреть на своих, а лучше – весточку оставить.
С небольшим перерывом они сидели за столом до обеденного времени. О многом успели переговорить. Конрад был любопытным и расспрашивал обо всём – образе жизни, машинах, правителях.
– Сталин-то куда делся?
– Умер в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году и похоронен на Красной площади в Москве.
О том, что Сталин какое-то время лежал в Мавзолее и уже оттуда был вынесен и захоронен, Алексей благоразумно умолчал. Сейчас Конрад вызывал у него двойственное чувство. С одной стороны – боевой товарищ, единственный друг его в этом времени; с другой – он солдат вермахта, и с ним запросто мог воевать дед Алексея. Странные выкрутасы порой делает жизнь.
Они договорились периодически встречаться: ведь гонцы курсировали между Воином и Переяславом пару раз в месяц, и можно было напроситься на поручение. И ещё: держать язык за зубами, что бы ни случилось.
К вечеру Алексея вызвал воевода:
– Послание князю готово. Завтра с утра выезжай. Мономаху поклон низкий от меня передай, а на словах – жалованье бы нам, обносились.
– Всё исполню в точности.
Утром, после завтрака – гречневой каши и пшеничных лепёшек – Алексей обнял Конрада:
– Желаю удачи! Выживи, как брат прошу!
– И ты тоже! – Конрад хлопнул его по плечу и придержал лошадь за уздцы.
Алексей выехал за ворота. Застоявшаяся лошадь сама пошла рысью.
Уже отъехав порядочно, Алексей обернулся: с надвратной башни один из воинов помахал ему рукой. Из-за расстояния лица видно не было, но Алексей знал – это был Конрад. Алексей тоже взмахнул рукой.
Дорога пошла через балку, потом свернула в сторону, и городка уже не было видно.
Алексей пустил коня вскачь и так ехал пару часов, но потом лошадь притомилась, сама стала сбавлять ход и постепенно перешла на шаг. Алексей её не подгонял.
Ещё через час он и вовсе остановился и пустил её пастись на траве. Сам же присел на небольшом пригорке, лицом к Днепру. Вверх по реке поднимался под парусами маленький кораблик, и Алексей засмотрелся.
Из расслабленного состояния его вывел волчий вой. Волки – днём? Он сразу вскочил и огляделся.
Со стороны степи в его сторону на полном скаку летели верхом трое половцев – не иначе как дозор или лазутчики. Скорее всего, увидев одинокого всадника, они польстились на лёгкую добычу.
Одному против троих сражаться тяжело.
По своему обыкновению, половцы уже на ходу стали стягивать из-за плеч луки. «Ага, – понял Алексей, – решили посечь стрелами и обобрать мёртвого – стянуть кольчугу, шлем и забрать оружие».
Алексей подбежал к лошади, вскочил в седло и ударил каблуками сапог в бока. Лошадь с ходу рванула рысью, как будто почувствовав опасность. На ходу Алексей снял с задней луки щит и закинул его себе за спину – всё защита от стрел. Пыльная дорога тянулась прямо, как по нитке, никуда не сворачивая, и для стрельбы из лука – самое то. Вот только пыль из-под копыт лошади Алексея мешала взять верный прицел, и так уже две стрелы пролетели в опасной близости.
Половцы не отставали. Алексей понимал, что надеяться ему придётся только на самого себя. До Переяслава далеко, ещё часа два скачки, и помощи ждать неоткуда.
Через полчаса бешеной скачки лошадь стала похрипывать и покрылась пеной. «Долго она не вынесет, – понял Алексей, – надо останавливаться или искать другой выход». Что делать? Свернуть к реке и броситься в Днепр? Половцы плавать не умеют, но и сам он в кольчуге и шлеме плыть не сможет, утонет.
Впереди показалась небольшая рощица. Вот оно, спасение! Деревья не дадут половцам напасть одновременно.
Лошадь дотянула до рощицы, вошла под сень деревьев и встала, шатаясь. Изо рта её пузырилась пена, она тяжело поводила боками. В таком состоянии ей не проскакать даже версты.
Чем роща хороша – тем, что из лука в ней стрелять почти бесполезно. Ветки отклонят стрелу, а за толстым стволом и вовсе укрыться можно.
Алексей вытянул из-за спины щит и взял его в левую руку. В сабельном бою – что пешем, что конном, щит – наиважнейшая часть защиты. Если на воине кольчуга и шлем, всё равно можно найти уязвимые места для удара – шею, руки, ноги. Два-три ранения – даже касательных – быстро обескровят, потом только выждать время и добить.
Алексей несколько раз глубоко вздохнул, насыщая кровь кислородом.
До половцев была ещё сотня метров.
Он достал из чехла секиру – полюбил он это тяжёлое и грозное оружие. В бою удар секиры ни одна сабля не сдержит, а щит противника разобьёт в щепки в пару ударов.
Увидев, что противник их, которого они считали уже добычей, остановился, половцы взвыли. Тут же перекинули луки за плечи и повыхватывали сабли. Они так же, как и Алексей, понимали, что с луками в лесу, вернее – в рощице, воевать бесполезно.
Два половца разъехались по сторонам, пытаясь взять Алексея в клещи, окружить его, не дать уйти. Третий же, видимо – самый опытный, попёр напролом, размахивая саблей.
– Ну вот, пришёл на мою землю непрошеным гостем, да ещё сабелькой норовишь меня ткнуть? Нехорошо! – процедил сквозь зубы Алексей, не отрывая взгляда от манипуляций половца.
Глаза половца злобно сверкали поверх щита – он явно намеревался одержать над Алексеем победу. Конь его, понукаемый хозяином, подбежал, пританцовывая, почти вплотную.
И тут Алексей сделал неожиданный финт. Он обрушил удар секиры на морду несчастной половецкой лошади. Та дико заржала, взвилась от боли на дыбы, и Алексей успел ударить ещё раз – по правой голени половца. Он ударил бы выше, да достать не смог, хотя почти упал на шею своей лошади, весь вытянувшись. Оба – и конь и половец – залились кровью.
Лишить степняка коня – значит лишить его свободы передвижения. С пешим справиться легче.
Конь половца вернулся на передние ноги, но не смог устоять. Ноги его подкосились, и он упал на бок, придавив собою степняка.
Алексей слегка ударил своего коня каблуками в бока, и тот через силу сделал пару шагов. Дружинник свесился с седла и, опираясь на стремена, ударил секирой по правому боку половца. Смотреть на результат или добивать степняка было некогда, совсем рядом трещали кусты – это через молодую поросль продирались половцы.
Биться с двумя легче, чем с тремя, только вот лошадь Алексея едва держалась на ногах.
Он не стал дожидаться, когда его конь падёт от усталости, спрыгнул и сам побежал к ближайшему половцу. Тот нанёс удар саблей, но Алексей уже был готов, подставил под удар щит и секирой, в свой черёд, нанёс половецкому коню удар в бок. Из широкой раны сразу показались кишки, хлынула кровь.
Алексей не стал жалеть животных: в его положении это было единственное правильное решение – у половцев и так преимущество.
Степняк ударил саблей ещё раз, но щит принял удар на себя, и Алексей секирой нанёс удар коню по ноге. Конь заржал и едва не цапнул Алексея жёлтыми зубами за плечо – спасла кольчуга. Конь половецкий ещё стоял, но опирался на три ноги, а из брюха свисали розовые и фиолетовые петли кишок. Сам половец был совершенно цел – но он уже не всадник.
Внезапно Алексей ощутил за спиной дыхание чужого коня и метнулся в сторону, за дерево. По спине, задев кольчугу, проскрежетала вражеская сабля, прошла вскользь. Кольца металлической рубахи скользящий удар выдержали, но он был сильный – аж спина заныла. Третий степняк подобрался к Алексею совсем близко, со стороны спины, и, если бы не молниеносная реакция и бросок за дерево, лежать бы Алексею сейчас без головы.
Степняк извернулся в седле и попытался ударить ещё раз, но мешало дерево. Половец стал наносить удары беспрерывно, Алексей же крутился и вертелся за стволом дерева. Улучив момент после очередной атаки врага, он прыгнул вперёд и, прикрывая сверху голову и плечи щитом, секирой ударил степняка по колену. Ударил сильно, с удовлетворением услышав, как хрустнули перерубаемые кости – и отскочил назад.
Лицо врага побелело от болевого шока, и на несколько минут он оказался неопасен.
При других обстоятельствах Алексей не преминул бы воспользоваться ситуацией и добить степняка. Но сейчас его занимало совсем другое – где третий половец? Алексей обернулся. Раненный им половецкий конь уже лежал на земле, беспомощно поднимая голову. А спешившийся половец подкрадывался сбоку.
– Что, гадёныш? Смотри на своего собрата, я сейчас тебя так же разделаю.
Алексей шагнул вперёд и сделал обманное движение в сторону. Степняк вскинул щит от возможной атаки, и Алексей начал молотить в щит секирой.
Лёгкий ясеневый щит, не окованный по периметру железной полосой, как у русских, на глазах превращался в труху.
В глазах половца вспыхнул страх, и под яростным напором Алексея он начал отступать. Из лёгкой добычи жертва совершенно неожиданно превратилась в безжалостного убийцу. Кроме того, степняк видел, что он остался один и без лошади. А против него – огромный, как медведь, дружинник, который напирает на него, не оставляя возможности перевести дыхание. От щита остался один умбон, а что степняк может противопоставить секире? Саблю?
Половец понял, что истекают последние мгновения его жизни. Заорав, как резаный, он безрассудно бросился на Алексея. Тот отбил атаку, хладнокровно ударив секирой по левой руке и отрубив её посередине плечевой кости.
Фонтаном ударила кровь. Степняк поднял саблю для удара, но покачнулся и упал: слишком быстра и велика кровопотеря, слишком силён болевой шок.
Алексей шагнул к раненому и ударил его секирой в грудь, вогнав лезвие почти до обуха.
– Ну вот, другое дело! – он с трудом выдернул лезвие.
Как там последний, что был ранен? Он помнил, что степняк, потеряв сознание, упал на шею коня.
Алексей подошёл к половцу, воткнул секиру лезвием в дерево и стащил его на землю.
От удара степняк пришёл в себя и открыл глаза.
– И чего вы за мной погнались? Жили бы себе да жили…
В ответ половец только стонал. Алексей добил его. Всё равно не жилец, чего мучиться?
Держа секиру на изготовку, он подошёл к самому первому. Одного взгляда ему хватило, чтобы понять – половец мёртв.
– Вот шакалы, из-за вас едва коня не загнал!
Алексей повесил на луку седла щит и вернул секиру в чехол. Потом собрал оружие половцев, перетянул ремнём и подвесил с другой стороны седла. Обыскав убитых, он снял с них золотые перстни. И вовсе он не мародёр. В конце концов, он дружинник, и цацки – его законный трофей. А за перстни он ещё погуляет с Конрадом при встрече.
Конь его отдохнул, дышал уже ровнее и перестал ронять пену с губ. Но ехать на нём, значит, просто угробить животное. Лошадь падёт на дороге, и ему придётся идти пешком. Придётся ехать на половецкой лошади – одна уцелела.
Он привязал поводья своей лошади к луке седла лошади половецкой и уселся в седло. Почуяв чужого седока, лошадь взбрыкнула, повернула к Алексею морду и попыталась укусить его за колено. Алексей врезал ей кулаком между ушами.
– Не балуй, а то прибью, как других!
И они поехали. Жалея свою лошадь, идущую за ним в поводу, Алексей пустил половецкую лошадку шагом. Чертовски медленно!
Он периодически оборачивался – нет ли ещё желающих его угробить, трофеи взять? Но дорога была пустынна.
Так он и добрался до Переяслава. Городские ворота были открыты, и возле них стояла стража. В город со стороны Киевского шляха тянулись подводы с овощами, зерном и свиными тушами. Алексей про себя отметил: как Владимир Мономах сел на переяславский престол, торговля оживилась. Потому как где князь и дружина – там деньги. Селянам деньги потребны на торгу железные изделия купить – гвозди, скобы, подковы, ножи да косы, топоры и петли. Одежду шили сами. Но кухонную утварь – горшки и глечики глиняные – покупали, как и женские украшения.
– О! – дружным возгласом встретили его дружинники. – Уезжал об одном коне, а вернулся с трофеем. Половцы?
– Они, проклятые. Недалеко от города, верстах в десяти. Трое.
– А лошадь трофейная одна. Остальные утекли?
– Все там остались – трое нехристей и две лошади. Животин жалко, да выбора у меня не было. Рощица там есть, вот в ней и лежат. Будет волкам да шакалам пожива!
Один из дружинников узрел половецкие сабли, висящие на седле Алексея.
– Верно говорит, сабель три. Продай!
– Тебе-то зачем?
– Родня у меня туточки недалеко, в деревне – им отдам.
– Бери, недорого отдам.
Они быстро сторговались, и оба остались довольны сделкой. Алексею было неохота таскаться с железом, а дружинник за треть цены взял оружие.
Поставив коней в стойла и расседлав их, Алексей направился к князю. Как был – пропылённый, с каплями чужой крови на одежде. «Но не идти же сначала в баню или стирать, – рассудил он. – Первым делом нужно исполнить поручение».
– Здравствуй, княже! Дозволь ответ воеводы вручить?
– Давай, – принимая из рук Алексея свиток, князь взглянул на него чуть более внимательно.
– Половцы напали?
– Они. Дозор. Отбиться удалось. Всех троих уложил, оружие их забрал и коня трофейного привёл.
– Молодца! Все бы так! Не зря – рыцарь!
Алексей достал из-за пазухи помятое послание. Князь, не мешкая, тут же развернул его и прочитал.
– Садись.
Алексей уселся на лавку. Без позволения князя садиться самому – верх неуважения.
– Сам-то что скажешь? Как крепость, люди?
– Крепость хорошая, надёжная. Каждое бревно не осматривал, но порухи не видно нигде. Людей вот не хватает. Нападения половцев частые. Крепость они взять не могут, вот и пакостят по-мелкому. Раненые есть, но убитых дружинников нет. Службу несут исправно, ворота всё время – даже днём – заперты. Воевода жалованье просит, сказывает – обносились.
– Какой глазастый! Всё успел узреть! – удивился князь.
– Кое-что сам видел, другое товарищ мой рассказал, Конрад-рыцарь – он десятником там.
– Помню. Да, с жалованьем нехорошо получилось. Подзабыл за заботами. Тем более – трофеи взяли, деньги есть. Ты вот что: отдохни пару деньков, а потом снова в Воин поедешь – только уже не один. Тиун мой с деньгами, да охраны человека три будет – ты старшим.
– Слушаюсь.
– Вот и славно.
Алексей откланялся – нужно было привести себя в порядок.
Он простирал одежонку холодной водой, смазал кольчугу свиным салом, проверил саблю, отмыл от крови секиру. Запёкшаяся кровь отмывалась плохо, пришлось драить с песочком.
К тому времени уж и банька поспела, пятница – банный день. Баня была невелика, все не помещались сразу, и потому мылись поочерёдно, десятками. Алексею позволили идти в первом десятке – уж больно он был грязен.
Получив серьёзный урок, половцы притихли и большими силами не нападали, но мелкие отряды и шайки нападали постоянно. Грабили в основном деревни и сёла, к городам не приближались.
Мономах вынашивал в планах нанести удар в самое сердце половецкое, да уж больно далеко были их зимовища – у самого Дона. Там обитали их ханы – Куря, Боняк и Тугоркан, заклятые враги русских. Только без подготовки и большой армии туда не сунешься, но настанет ещё это время!
А пока Владимир занимался многими делами: под его руководством укрепляли крепостные стены, набирали в дружину новичков, обучали их и вооружали, и всё это требовало времени и денег.
А ещё не хватало железа. Его доставляли в крицах из северных русских земель, где были болота, однако болотное железо было неважного качества, хрупкое и заточку держало плохо. Иноземное было в разы лучше, но и стоило оно изрядных денег.
Через несколько дней Алексей во главе охраны княжеского тиуна снова выехал в Воин. Тиун ехал на повозке, сковывая движение. В критической ситуации его не бросишь и от погони – случись такая – не оторвёшься. И ответственность велика, жалованье за несколько месяцев всем дружинникам городка везут, и деньги изрядные. Лишь бы половцы на пути в Воин не перехватили.
Стараясь хоть как-то предусмотреть возможные непредвиденные события, Алексей отправил вперёд одного из гридей – он должен успеть предупредить о противнике. Да и остальные гриди прониклись важностью поручения и всё время смотрели по сторонам.
Однако Господь благоволил им, и небольшой отряд добрался до городка без приключений. То-то радости было у дружинников! Приободрились воины: и в харчевню сходить можно, и на торгу прикупить чего надобно. Тиун и письмо воеводе привёз.
День они отдохнули, и Алексей снова встретился с Конрадом – посидели за закуской, попили олуя – был такой сорт крепкого пива. А уж утром – назад, в Переяслав. Тиун княжеский – должность важная, прохлаждаться ему некогда.
И снова им повезло: добрались быстро, не увидев в пути ни одного степняка.
Опытных воинов не хватало, а новички всё прибывали. Хоть и отнекивался Алексей, но князь назначил его десятником. Весь десяток – парни молодые, крепкие – как на подбор, но оружием владеть совсем не умели. Пришлось учить с самых азов.
Припомнил Алексей, как учили его самого в империи, и построил обучение по тем же самым принципам. Отражение атаки, нападение, владение мечом, копьём, защита щитом. Гонял новобранцев, или, как говорили тогда – новиков, на марши, да с полной выкладкой. И только научив воевать пешком, принялся за верховую езду. Поставили деревянного истукана, и новики на ходу били в него копьём. Старшие из гридей потешались, а когда Алексей предложил им самим попробовать, снисходительно согласились и опозорились. Там скорость была нужна и умение вовремя пригнуться после удара.
Пристыженные, опозорившиеся при всех, гриди сами стали тренироваться. Уже никто не усмехался.
Алексей внушал своим завет Суворова:
– Тяжело в ученье – легко в бою!
Он старался сплотить десяток. Учёба совместная, в баню – тоже вместе. Десяток должен действовать как один организм, и каждый должен был верить в находившегося рядом товарища, понимать с полуслова. Будет десяток дружен – в бою защищать друг друга будут, а это важно.
Как-то князь и сам вышел посмотреть, как обучает своих гридей-новиков Алексей. Видно, сказал ему кто-то о нетрадиционных методах, он постоял, посмотрел и подозвал Алексея:
– Ты где такое видал?
– Рыцарей так учат – для турниров рыцарских, для боя. И в Византийской империи обучение похоже.
– Ну-ну, продолжай…
И непонятно было Алексею – понравилось князю или осуждает он его методы обучения новобранцев. Но раз не запретил, стало быть – не против.
В конце обучения они провели учебные бои. К удовольствию Алексея, его новики победили почти всех своих противников. Не зря он старался, выжимал из гридей пот, до мозолей на руках от оружия тренировал в учебных боях.
Вот только с луком промашка вышла. Сам Алексей луком не владел, да и луков на всех не хватало. Хороший лук дороже сабли стоил. В лучники отбирали охотников, что сызмальства это оружие в руках держали и каждую стрелу в цель пускали.
Как-то Алексей заикнулся об арбалетах – их в армии крестоносцев ещё имели, и причём для владения арбалетом длительной подготовки, как у лучников, не требовалось. Но и воевода Ратибор, и сын его Ольбег, как, впрочем, и десятники, от предложения Алексея отмахнулись, всерьёз не восприняли.
– Зачем нам эти иноземные диковины? Мы и так супротивника били и бить будем, как наши предки.
Не понимали они, что два десятка арбалетчиков лучше, чем сотня лучников. Ну нет у князя, у дружины сотни луков. Для их изготовления мастера нужны, опыт особый, времени много на проклейку и сушку каждого слоя.
Тем не менее дружина с неполной сотни, какой она пришла в Переяслав, выросла до трёхсот гридей. А это уже сила, с которой надо считаться.
Лето, осень и зима прошли без боёв. Половцы отходили от поражения и дали Мономаху передышку, которую он использовал в полной мере.
Следующий же год, 1096-й, выдался активным. Воины не слезали с коней. Началось с того, что князь Олег, взявший на меч Чернигов и прогнавший оттуда Мономаха, стал ходить с малой дружиной на земли киевские, вотчину Святополка. А свои земли князья всегда берегли. Ежели селян ограбят дочиста, кто платить подати и оброк будет? Эдак казна киевская опустеет.
Сговорились Святополк и Мономах силы объединить да Олега с черниговского престола изгнать. У него как будто заноза в заднице была: не сидел спокойно, всё время норовил на соседские земли зайти. Сам половцев на черниговские земли привёл, позволил им дочиста деревни, веси, монастыри и города ограбить, а казна у него пустая.
Войска подступили к Чернигову. Олег, видя рать большую и не имея союзников-половцев, устрашился, ушёл из города.
Алексей в тот поход не ходил; он ходил со своим десятком в дозоры и осады Чернигова не видел. Только события стали развиваться стремительно, а не по задумкам князей.
После изгнания князя Олега из Чернигова он ушёл под Муром с дружиной и бился там с сыном Мономаха, Изяславом. Молодой князь с дружиной был разбит в бою и пал. Олег взял на меч Суздаль, Ростов.
Узнав о гибели сына, Мономах собрал охочих людей, коих набралось несколько сот, и отправил на мятежного и коварного Олега своего старшего сына, Мстислава. Тот одержал победу и вернул завоёванные Олегом города. Но хитрый Олег снова ускользнул с остатками своего войска.
Пока князь с большей частью дружины воевал, в Чернигов пришла новая беда. Хан Тугоркан, прослышав через лазутчиков, что Мономах с дружиной покинул Переяслав, решил напасть на город, посчитав его своею личной и богатой добычей. К тому же хану хотелось отомстить Мономаху за поражение Итларя. Уже и до половецкого зимовища дошли слухи, что князь Владимир с дружиной малой разбил значительно превосходящее его войско половцев. Это было как пощёчина. Обида была нанесена всему степному народу. А половцы обид не прощали и обидчиков карали кровью, прямо по римскому закону – око за око, зуб за зуб, хотя законов сих не читали.
Алексей тогда в дозоре был, на удалении от города на полдня пути. Ещё с утра его преследовало тягостное чувство, предчувствие опасности – а интуиции Алексей верил. С собой в дозор трофейную половецкую лошадку взял. Подкармливал он её иногда в стойле ржаным хлебушком, расчёсывал, и постепенно они привыкли друг к другу. Половецкие лошади редко когда позволяли садиться на себя чужаку: брыкались, кусались и норовили седока сбросить. Алексей же подружился с норовистой лошадью. Теперь он ехал в дозор на своей гнедой, а половецкая в поводу шла. Никогда до этого он заводную лошадь в дозор не брал, а сегодня взял.
В дозоре Алексей был старшим, и под его началом – пять воинов из его десятка, им же обученных.
Около полудня далеко на горизонте он заметил тёмную полосу, довольно быстро приближающуюся. Сначала никак не мог понять, что это, и только потом, спустя некоторое время, смог различить – конница.
– За мной, к городу! – скомандовал он своим воинам. – Войско половецкое!
Алексей пустил коня галопом, остальные всадники – за ним.
Часа за два доскакали они на взмыленных уже лошадях до стен города, и перед городскими воротами Алексей спрыгнул с коня.
– Гаврила, возьми коня, поставишь в конюшню. Глеб, скачи к сотнику, передай – половцы идут, много. Пусть в набат бьют, ворота запирают. Передашь ему – я к князю, к Чернигову – сообщить надо.
Алексей расстегнул подпругу, перебросил седло на половецкую лошадку и затянул ремни.
– Но! Пошла, милая! – И рванул с места.
Лошадёнка пошла ходко, и уже к концу дня, когда солнце начало садиться, он, запылённый и усталый, подъехал к воротам Киева.
– Воевода в городе? – обратился он к одному из дружинников, охранявших городские ворота.
– С князем ушёл и с войском, – лениво ответил дружинник.
– Вот незадача! А кто в городе за главного?
– Боярин Твердила. Ты его в воинской избе найдёшь.
Алексей направил коня к воинской избе. Где она находится, он уже знал.
Твердила и в самом деле оказался в избе. Рядом с ним сидели два десятника, и все вместе мирно беседовали.
– Здравствуйте, мужи! Я десятник из Переяслава, в дозоре был. В полдень заметил, как на город войско половецкое идёт – много. Кто – не ведаю. Дозорные, что со мной были, ушли в город – предупредить о нападении, я же сюда направился. Помощи прошу. Гонца под Чернигов послать надо, князя Владимира Всеволодовича известить. Сам бы поехал, да лошадь выдохлась.
Алексей доложил коротко, ёмко и точно, чтобы всё было понятно без долгих разговоров.
– Ох, незадача! – всплеснул руками боярин. – Ладно, иди отдыхай. Места в конюшне для лошади и тебе в воинской избе хватит. Нет дружины-то, со Святополком Изяславичем ушла. Гонца прямо сейчас пошлю.
Боярин отдал распоряжение десятникам. Один побежал отправлять гонца, другой – известить городскую стражу. Половцы могли осадить Переяслав, а могли обойти его и направиться к Киеву – всего-то чуть больше полудня идти. У половцев в походе всегда заводные лошади были, за день успевали пройти до семидесяти вёрст. Тут ухо надо держать востро. Не успеешь приготовиться к отпору, а половцы уже под стенами.
И боярину было о чём поразмыслить. Дозоры послать в сторону Переяслава – это само собой, чтобы упредили, значит, куда степняки направятся. Бить ли в набат, поднимать ли тревогу? Решение непростое. Соберёшь селян из деревень в город попусту – князь по головке не погладит: у крестьян в поле работы полно, отрывать – убытки. А не поднимешь тревогу вовремя – люди не успеют укрыться под защитой городских стен. Стало быть, в плен попадут или погибнут.
Много вопросов сразу возникает, и все решать безотлагательно надо, не мешкая. Сделаешь неправильно – князь накажет, да не бранными словами. От двора удалить может, с постов снять, а то и земли отобрать.
Алексей увидел, как сразу после известия нахмурилось лицо Твердилы, и понял, что боярину есть о чём подумать. Ушёл молча, тем более – сам устал, и лошадка тоже.
Лошадь, всё ещё тяжело поводя боками, стояла у коновязи. Алексей завёл её в конюшню, задал овса, щедро зачерпнув деревянным ведром из ларя, налил в поилку свежей воды, а сам направился на кухню. Ел он рано утром, ещё перед выходом в дозор, и потому сейчас есть хотелось просто ужасно.
В поварне было малочисленно, ведь большая часть дружины ушла с князем, и едоков поубавилось. Но кашей с мясом покормили, хлебушка пшеничного дали, напоили. Поблагодарив, Алексей пошёл спать. Едва скинув сапоги и сняв ремень с саблей, он повалился на топчан и уснул. Не меньше полусотни вёрст сегодня проскакал, расстояние более чем изрядное даже для опытного всадника.
Проснулся он выспавшимся, но мышцы на ногах ныли – ведь временами приходилось стоять во время скачки на стременах, чтобы уж вовсе седалище себе не отбить.
Он сделал зарядку, умылся из колодца холодной водой до пояса и сразу почувствовал себя бодрым. Сытно позавтракал и, вернувшись в воинскую избу, задумался. Что ему делать в Киеве? Если Мономах после получения неприятного известия решит идти с войском к Переяславу, то он двинется короткой дорогой, напрямик – ведь ему надо выиграть время. А идти окружным путём – только запалить коней и не успеть помочь своей столице. Значит, надо идти наперерез. А ещё лучше – переправиться через Днепр и ждать там. Князь по-любому не минует этого места.
Решив так, Алексей пошёл на торг, купил два каравая хлеба, добрый шмат солёного сала, вяленой рыбы, лука и сушёного мяса. Теперь он будет сыт и может ждать довольно долго – не меньше недели, не заботясь о пропитании.
Вернувшись, он оседлал коня и привязал к задней луке седла мешок с провизией. Боярину о своём уходе решил не докладываться – кто он ему? Чужак.
Городские ворота были открыты, и в город тянулись селяне на подводах, в которых сидели дети и лежали немудрящие пожитки. Наверное, боярин всё же решил бить в набат и укрыть селян за городскими стенами. Только Алексей спал крепко и потому не слышал.
Протиснувшись сквозь плотный людской поток, он вышел за городские ворота и повернул направо, к берегу – к самолёту. Там тоже было полно народу, но люди шли от переправы, к городу. Алексей с лошадью был едва ли не единственным пассажиром, переправлявшимся на противоположный берег. Была ещё одна, такая же переправа, но находилась она выше по течению реки, и князь мог переправиться там. Но этого перекрёстка дорог он никак миновать не мог, поскольку это и был самый короткий путь к Переяславу.
Алексей немного отъехал, расседлал лошадь и пустил её пастись – пусть травки пощиплет. Половецких лошадей сеном не кормили, они сами добывали себе корм – даже зимой, из-под снега. Но овёс половцы лошадям изредка давали. Сам же уселся на брошенное на землю седло.
Мимо него тянулись из прибрежных деревень в Киев редкие прохожие и возы – слухи о приближении половцев быстро облетели все земли. Боялся народ. Для защиты дружину в каждую деревню не дашь, потому и искали защиты в крепостях и городах. Тем более что степняки никогда надолго не приходили. Налетят, пограбят и убираются на свои станы и зимовища. Избу с собой они забрать не могут, в худшем случае – спалят. Так новую избу за две недели срубить можно, а немудрящие пожитки и детишек на подводу погрузить и увезти. Иных же ценностей у селян не было. Одного жаль – урожай конями будет вытоптан.
Алексей ждал до вечера, а когда настала темнота, он забрался подальше в кустарник и уснул.
Лошадь, как собака, далеко не отходила. Алексей даже путы ей на ноги не надевал – не уйдёт.
Утром он вышел к реке – до Днепра было не больше сотни шагов. Умылся, напился воды, рядом с ним шумно пила его лошадь. Алексей поел сала с хлебом, сгрыз луковицу. Ух и ядрён лучок, аж слёзы выступили!
Позавтракав, он начал прикидывать, когда может появиться князь. Алексей и мысли не допускал, что он не придёт. Это его город, его престол, и Мономаху он дороже Чернигова. По всем прикидкам выходило, что даже при самом благоприятном раскладе – не раньше сегодняшнего вечера. Пока гонец до князя доберётся, пока войско под седло поставят, да сюда дорога не меньше двух дней – лошадям ведь отдых нужен, еда. Темп могли поднять заводные лошади, только были они у князя, воеводы и нескольких бояр. Ещё не настолько разбогател князь, чтобы простым дружинникам заводных коней покупать, дай бог всех новиков лошадьми обеспечить. У всех князей и пехота была, и конница, особенно если войско большое. И в Переяславе кони были у всех гридей, потому как дружина сперва мала была, и с ней успеть надо было во все концы княжества, случись что худое. И только лошадь давала скорость передвижения.
Время до вечера тянулось медленно. К закату и без того редкий поток прохожих и проезжающих практически иссяк. Да и те, проходя мимо, с нескрываемым удивлением оглядывались на Алексея – что здесь делает дружинник, усевшись на брошенное на землю седло?
Алексей поел – второй раз за день. То ли поздний обед, то ли ранний ужин, и заодно похвалил себя за предусмотрительность – не зря еду покупал – да и улёгся спать в гуще кустов.
Под утро с реки потянуло прохладой, и он озяб немного – ведь укрыться абсолютно нечем. Хорошо, вечером догадался снять кольчугу, оставшись в войлочном поддоспешнике, а в железе и вовсе бы задубел.
Выбравшись из кустов, он спустился к реке, умылся. Поутру вода была прохладной и бодрила.
Внезапно справа послышался шум. Алексей всмотрелся: далеко по дороге пылила конница. Он бегом вернулся к кустам, натянул на себя кольчугу, надел шлем и опоясался ремнём с саблей. Свистом, как половцы, подозвал коня, накинул ему седло и затянул ремни подпруги. Вскочив в седло, он выехал на дорогу.
Тяжёлый грохот конницы был уже рядом, и Алексей увидел стяг Мономахов. На сердце стало радостно – князь город выручать идёт. Быстро пошёл, а за ним и вся дружина.
Князь останавливаться не стал, просто махнул Алексею рукой – пристраивайся, мол, рядом. Алексей и пристроился.
– Рассказывай, – прокричал князь сквозь шум, который создавал перестук конских копыт.
– В дозоре был, половцев увидел – много. В Переяслав сообщил и в Киев галопом. Уже оттуда гонца послали.
– Молодца! – одобрил князь.
Говорить было невозможно из-за шума, только кричать. Звякало железо, топали копытами и фыркали кони.
Через час скачки они устроили отдых. Если половцы у Переяслава, надо было сохранить лошадей относительно свежими для конного боя.
Князь распорядился выслать лазутчиков для разведки.
– Княже, дозволь мне? Лошадь у меня отдохнувшая.
– Добре! Бери двоих гридей – и вперёд. На обратном пути не торопись, мы поспеем.
Алексей вскочил на коня, к нему подъехали двое гридей, выделенных сотником, и они поскакали по дороге. Не доезжая до города с пяток вёрст, свернули в балку. Места эти Алексей изучил хорошо, ещё с Ольбегом. Лощина шла почти до города, и можно было подобраться почти незамеченными практически до самого Переяслава.
Им удалось проехать незамеченными. Спешились, взобрались по склону.
Половцы стояли напротив городских ворот, и в тылу у них просматривалось несколько юрт.
– Для ханов ихних! – прошептал гридям Алексей. – Ударить бы сейчас!
– Что мы можем втроём! – резонно заметил один из гридей.
Алексей попытался прикинуть количество степняков. Сделать это было тяжело, половцы всё время перемещались. Радовало то, что город держался: ни разрушенных стен, ни пожаров видно не было. И у Алексея созрел план.
– Будьте оба здесь, наблюдайте, – шепнул он гридям. – Я к князю.
По лощине Алексей вернулся к дороге и стал ждать войска.
Через час показалась конница. Увидев Алексея, князь поднял руку, и конница остановилась.
– Слушаю.
– Половцы лагерем стоят у Переяслава. Город держится, разрушенных стен и пожаров не заметил. Их же около пяти сотен.
– Все?
– Дозволь, княже, своё мнение высказать?
– Говори.
– Треть войска можно почти незаметно по лощине в тыл к стану подвести. Большая часть по дороге пойдёт. Как только половцы дружину увидят, они в бой кинутся. А тут малая часть, что в лощине стоять будет, в тыл им ударит.
– Хм, неплохо. А если бы ещё из города дружинников двадцать-тридцать верхами ударили по ним, было бы и вовсе славно. Окружили бы степняков со всех сторон. Только как бы сигнал подать?
– Стягом попробовать.
– Нет такого сигнала. Им только сигнал к атаке подают – как и к отступлению.
– Сигнал к атаке – стяг вперёд, к отступлению – назад. А если попробовать вправо-влево помахать или начать круги им описывать? Не поймут – хуже уже не будет, а ежели догадаются и поддержат – молодцы. И сигнал этот впредь уже иметь.
– Разумно. Ратибор, берёшь сотню и за рыцарем, в лощину. Как мы бой завяжем, не зевай, ударь в тыл! А мы уж не подведём. Так?
Дружинники, стоявшие поблизости и слышавшие разговор, дружно гаркнули:
– Так, княже! Веди!
Дружина разделилась надвое. Третья, меньшая часть колонны, ведомая Алексеем, во главе с Ратибором пошла по лощине.
Когда до цели осталось недалеко, Алексей остановил коня:
– Лучше бы спешиться, не то видно и слышно будет, – посоветовал он воеводе.
– Исполнять! – приказал тот сотнику.
Дружинники спешились и повели лошадей под уздцы, а дойдя до двух оставленных лазутчиков, и вовсе встали.
Алексей с воеводой взобрался на склон.
– Что происходит? – спросил он гридей.
– Половцы город штурмуют. Стрелами закидывают и тараном в ворота бьют.
Но Алексей и сам уже услышал тяжёлые глухие удары. Под прикрытием лучников, не дававшим защитникам города высунуть головы из-за стен, десятка два степняков били бревном по воротам. Те содрогались от ударов, но не поддавались. Впрочем, это вопрос времени. Несколько десятков конных скакали вокруг городских стен и стреляли из луков.
Через четверть часа справа, со стороны дороги, показалась дружина князя Владимира. Тяжёлый топот сотен коней услышали не только Ратибор, Алексей и лазутчики, его также услышали половцы. Степняки подняли тревогу, бросили бревно и, кто был пеший, кинулись к лошадям.
Однако организоваться для отпора они не успели, образовать фронт не было времени – никто не ожидал быстрого прихода Мономаха.
Однако выучка степняков была неплохой. Под ударом русских они попытались построиться десятками, как и привыкли. Но было потеряно и время и управление. Хан Тугоркан с ближним окружением пытался сигналами стяга подавать указания, но русские проломили центр и давили, давили.
– Пора! – решил Ратибор и сбежал по склону.
– На коней, за мной! – донёсся до Алексея его крик.
Всадники направили коней вверх по склону лощины. Когда вся сотня выбралась на ровное место, Ратибор отдал приказ:
– Мечи наголо! В атаку! За князя!
Возникшие, казалось, ниоткуда дружинники, да ещё в тылу правого фланга степняков, привели их к панике. А прапорщик, как назывался знаменосец – от слова «прапор» – стяг, делал этим стягом круговые движения.
Дружинники в городе сигнал заметили, но понять его какое-то время не могли.
Дальше сидеть в лощине было негоже. Лазутчики оседлали своих коней и подвели Алексею его половецкую лошадку. Она была ниже коней, на которых ездили дружинники, и более мохнатой, поскольку степняки не держали коней в конюшнях, но зато и более выносливой.
Втроём они выбрались на ровную землю. Алексей сразу разглядел, что князь Владимир с небольшой группкой гридей пробивается к месту, где стоял половецкий стяг. Там же находился и сам Тугоркан со свитой.
Тяжело Владимиру довелось, поскольку на одного русского приходилось по два половца. И помочь некому, все дружинники боем повязаны.
Алексей оценил обстановку:
– К стягу половецкому! Ударим сзади!
Дружинники выхватили мечи, Алексей же сразу достал секиру. Эх, было бы воинов побольше – ну хотя бы ещё один десяток!
Однако нападение троицы получилось внезапным. Их заметили в последний момент, когда, казалось, до знаменщика половецкого и самого Тугоркана рукой подать.
Всё решил случай. Один из приближённых хана обернулся и увидел надвигающуюся опасность. Он что-то крикнул по-половецки и развернул коня. За ним – ещё трое. На всех были богатые халаты – шёлковые, расшитые золотой нитью. Сразу ясно – люди непростые.
Самый молодой из них, лет двадцати пяти, в шлеме, что для половцев нехарактерно, ринулся на Алексея, сразу осыпав его градом ударов и ругательствами сквозь зубы. Хоть и был он молод, но учён, опытен, и удары наносил умело.
Первые минуты Алексей только защищался, подставляя под чужую саблю щит – выжидал, когда спадёт первый яростный порыв степняка, когда выдохнется. Улучив момент, после очередного удара он почти лёг на шею коня, опираясь на стремена, и ударил секирой, почти отпустив её, держа только за конец рукояти.
Удар пришёлся по коленному суставу, и широкое лезвие почти перерубило ногу. Молодой половец закричал от боли, хлынула кровь. От шока степняк приоткрылся, и Алексей ударил его ещё раз, достав концом лезвия по бедру. Рана была неглубокой, но порез получился широкий, кровь обильно заструилась. Половец на глазах стал бледнеть.
Увидев его ранение, на помощь кинулся другой степняк. Короткой пикой ударив в щит Алексея, он пробил его. Да вот незадача – пика застряла в щите, и Алексей перерубил её древко секирой. Саблей такой фокус не удался бы.
Оставшись без оружия, половец схватился за рукоять сабли. Вроде короткий миг всего на это потребовался, но тем не менее он не успел. Секирой Алексей отхватил степняку руку у плеча, а вторым ударом вогнал ему лезвие под шею.
Князь был виден впереди, пяток метров всего, два корпуса лошади. Звон оружия стоит, глухие удары щитов. Однако молодого степняка уже не было видно. А его надо добить!
Рядом стояла лошадка без всадника, а за ней на земле лежал половец, его недавний противник.
Алексей тронул своего коня, объехал живое препятствие, нагнулся и секирой ударил в грудь поверженного врага. Лезвие разрубило грудную клетку. Всё, готов! А сзади уже накатывалось:
– А… А… А… А!
Он обернулся в испуге – не помощь ли это половцам? Но нет, это были дружинники, до того осаждённые в городе и сообразившие, что от них требуется. Полсотни конных вылетело из ворот и, сверкая обнажёнными мечами, всадники понеслись на половцев.
Ворота тут же закрылись. Неизвестно, каков будет исход битвы, и стражники от греха и беды подальше ворота заперли. Над городской стеной виднелись головы горожан, понимавших, что от исхода битвы зависела судьба города и их собственная.
Помощь подоспела очень вовремя, половцы оказались окружены со всех сторон. Строй русских хоть и был жиденьким, да напор их оказался силён. Струхнули степняки, а поскольку у страха глаза велики, им показалось, что русских видимо-невидимо. И кое-кто из них, вырвавшись из боя, уже настёгивал коня, пытаясь уйти в степь.
В ходе битвы сразу почувствовался перелом. Ещё шёл бой и враг был силён, но что-то неощутимое уже присутствовало, давало о себе знать. У русских как будто крылья выросли.
Алексей бился ещё с одним приближённым хана. Судя по одежде, он был из свиты. Этот был осторожнее: нанесёт удар саблей и щитом прикроется.
Алексей осторожничать не стал и принялся молотить секирой по щиту – только щепки полетели. Степняк из-под щита кольнул саблей, но попал по кольчуге, и железо заскрежетало.
Алексей ударил по чужой сабле сверху секирой. Издав жалобный звук, сталь лопнула, и сабля переломилась у рукояти. Обратным ходом секиры Алексей ударил степняка обухом в лицо. А тому ни ударить в ответ – сабля сломана, ни прикрыться – от щита рукоять с умбоном остались.
Алексей уже занёс секиру для удара, как половец вдруг поднял обе руки. Сдаётся, гад!
– Слезай с лошади!
Вид Алексея был грозен, а голос напоминал медвежий рык. Понимал половец русский язык или же интонацию уловил, но только он спрыгнул с коня.
Алексей поднял голову, но стяга половецкого уже не было видно. Либо срубили, либо свалили. Для любого войска это признак нехороший. Стало быть, враг знамя поверг, а то и самого полководца.
Битва стала затихать, немногие уцелевшие половцы сдавались.
Сдавшийся в плен половец, с которым бился Алексей, указал рукой на зарубленного Алексеем степняка:
– Сын Тугоркана. Ай, беда! – и упал перед трупом на колени. Наверное, Богу своему молитвы возносил.
К Алексею подъехал разгорячённый боем, в кровяных пятнах на кольчуге, Ратибор.
– Мономах хана ихнего в бою убил и стяг захватил!
– Славно! Ещё один враг давний убит.
Ратибор перевёл взгляд на половца, всё ещё лежащего в молитвенной позе перед трупом ханского сына:
– Чего это он? Молится, что ли?
– Сын Тугорканов убит.
– И кто же его?
– Мне удалось.
– Ха! В одном бою и отца и сына убили! Надо князю сказать, обрадовать. А точно ли?
– Вот он сказал, – Алексей указал на половца.
– Ну-ка, пёс шелудивый, идём со мной, сам князю об этом скажешь! – Ратибор повёл половца впереди своего коня.
Русские дружинники уже вязали верёвками пленных, а потом погнали их к городу. Ворота городские распахнулись, горожане кричали со стен приветствия и здравицы Мономаху. Другие дружинники собирали оружие на поле боя, несли к городу раненых – до него всего было метров триста.
Алексей стянул с головы шлем и вытер вспотевший лоб. Ветерок приятно овевал мокрые волосы. От князя, находившегося метрах в двадцати, махнул ему рукой Ратибор. Алексей надел шлем – негоже предстать перед князем расхристанным – и подъехал:
– С победой, княже! Воистину этот город тебе приносит удачу! Второй бой и вторая победа под стенами переяславскими. Тогда пали Итларь и Китан, а ноне – грозный доселе Тугоркан.
– Не сладкая лесть твои слова, рыцарь, а истинная правда. Из уст приближённых не принял бы сии слова, но ты и сам в бою был, мне план подсказал, как выгоднее местность использовать. Пленный говорит, что ты сына Тугорканова убил, а он сам боец сильный. На скачках, в козлодрании и борьбе ему равных на зимовище не было. Так?
– Не знал я, княже, что он сын Тугорканов.
Князь засмеялся, а за ним и ближнее окружение. Напряжение после ожесточённого боя разрядилось.
Князь вытер выступившие от смеха слёзы:
– А если бы знал, уступил бы, что ли?
– Ни в жизнь, княже! Он на нашу землю вором, убийцей и грабителем пришёл. Таким – смерть!
– Молодец, рыцарь! Надо же: иноземец, а рассуждаешь здраво, как настоящий русич.
– Я по духу – русич, по рождению – из галлов.
– И о товарище твоём, Конраде, отзывы самые благоприятные. Дачу тебе дать?
– За доверие спасибо, княже, да только я воин – зачем мне земля? Ты в поход пойдёшь – я за тобой. Князем великим станешь – и я в Киеве буду. А земля – она к одному месту привязывает.
– Хм! – Князь уставился на Алексея, как будто впервые увидел его, и другие рты раскрыли в удивлении. В своё время Мономах уступил великое княжение Святополку – так ведь он не стар, здоров.
– Ты так думаешь?
– Я знаю это, княже, – звёзды так говорят.
– Звёзды? Посмотрим. Стану великим князем по праву – быть тебе боярином.