Глава 3 «ПЕЧЕНЕГИ»
Незаметно прошёл месяц, другой. Алексей сблизился с Конрадом. Оба рыцари, обоих связывали бои в Акре, уход из армии крестоносцев. Да и катафракты были единым целым только днём, на учениях. А после ужина разбивались на группки, чаще всего – по национальным признакам. Фракийцы льнули к своим, греки образовали своё сообщество. А ещё были сирийцы, армяне, даже русы. Алексей сначала попытался с ними сблизиться, но у него не получилось.
Под русами подразумевали всех, кто жил в степях севернее Понта Эвксинского. А племен там было – не счесть. Венды, словене, вятичи, кривичи… И у каждого – свой язык и свои обычаи. Язык этих русов Алексей не понимал. По виду похожи: белобрысые, со светлой кожей и серыми или голубыми глазами, но в языке – ни одного знакомого ему словца.
Зато Конрад оказался парнем компанейским. Прямой, как его собственный меч, он признавал только чёрное и белое, то есть хороший человек или плохой. Был упрям, резок в суждениях, но Алексей-то знал, что у Конрада свои представления о чести, совпадающие с его представлениями. Стало быть, на него можно положиться.
Похоже, и Конрад это понял. Понемногу они стали всё свободное время проводить вместе. Если катафракты видели одного из рыцарей, стало быть – где-то рядом другой. Так их и прозвали – наши рыцари.
А между тем слухи до катафрактов доходили нехорошие. Начиная с середины одиннадцатого века на империю волнами накатывались печенеги. Откуда они взялись, не знал никто, но поговаривали – с востока. Это был союз кочевых племён, состоящий из тринадцати родов-племён, говорящих на языке тюркской группы. Выглядели они как европейцы – небольшого роста, худощавые, с узким лицом и светлой кожей. Бороды они брили. Верховного правителя у них не было, каждое племя имело своего князя и подчинялось только ему.
Печенеги пришли с востока, теснимые половцами – народом, им близкородственным. О печенегах писал Феофилакт: «Их набег – удар молнии. Их отступление – тяжело и легко одновременно. Тяжело от множества добычи, легко – от быстроты бегства. А главное – они опустошают чужую страну, а своей не имеют. Они прячутся в скалах, скрываются в густых лесах. Жизнь мирная для них – несчастье, верх благополучия – когда имеют удобный случай для войны. Самое худшее – множеством своим превосходят весенних пчёл, число их бесчисленно. Волчьи обычаи воспитали этих людей. Дерзкий и прожорливый, волк легко обращается в бегство, когда появится что-нибудь страшное. Они не имеют ни городов, ни сёл, оттого за ними следует зверство».
Печенеги, как и половцы, вели кочевой образ жизни. Жили они в войлочных юртах, хлеба не знали, поскольку не хлебопашествовали. Ели рис и просо, сваренные в молоке, а также сыр. Пили кобылье молоко. Были дальнозорки, поскольку не употребляли в пищу соли. Отлично стреляли из лука, убивая птицу на лету. При переездах юрты и прочее имущество укладывали на телеги. Кораблей не имели, но с лёгкостью преодолевали даже крупные реки. Они сшивали вместе по десять лошадиных кож, пускали по краю кругом верёвку. Садились на кожи, ставили туда же телеги и стаскивали на воду. Шили столь умело, что через швы не просачивалась вода. Потом привязывали верёвки к хвостам своих лошадей и, пользуясь ими, как буксирами, переплавлялись на другой берег. При атаке на них неприятеля излюбленным приёмом их было ставить телеги кругом вокруг стана и, хоронясь за ними, пускать стрелы.
Императору Алексею I Комнину приходилось туго. Под ударами многочисленных врагов земли империи съёживались, как шагреневая кожа. С юга – турки-сельджуки, с запада – норманны Сицилии, с севера – печенеги. Он пропускал через свои земли крестоносцев в их походах, сдерживая на юге мусульман.
Печенегов пытались задобрить дарами. Однако многие земли отошли от империи, налоги уменьшились, казна опустела. К тому же печенеги договор не соблюдали, а алчности и вероломству их князей не было предела.
Алексей Комнин искал союзников по всей Европе. Откликнулся граф Роберт Фриз из Фландрии, приславший на помощь пятьсот рыцарей и полторы сотни отборных лошадей в подарок. Но рыцарей пришлось перебросить на юг, перенацелив их на сарацин.
Меж тем печенеги остановились на зиму недалеко от Адрианополя, под Таврополем. Их дозоры иногда добирались до самого Царьграда.
Алексей Комнин сформировал из сыновей погибших воинов особый отборный полк – архонтопулов, числом две тысячи, вооружил, дал коней. Но в первой же схватке от стрел степняков погибло более трёхсот юношей.
В первые дни сентября в лагерь катафрактов въехали несколько всадников в богатых доспехах. По тому, как забегали кентархи, каунты и друнгарий, воины поняли – прибыло высокое лицо. И только пробегающий мимо кентарх второй центурии внёс ясность – прибыл сам император. Катафракты сделали вид, что усердно занимаются воинскими упражнениями, однако они больше смотрели на императора. Большинство видели Алексея Комнина впервые и хотели его разглядеть.
Подбежал их кентарх Визалий и скомандовал: «Собраться в поход, выступаем!»
Долго ли рыцарю надеть кольчугу, шлем и опоясаться поясом с мечом?
Их центурия выступала в сопровождении императора. Путь был недалёк: двадцать лье на север, в городок Чуруле.
Как и положено, вперёд выехал авангард – им командовал Конрад. За ним следовала колонна катафрактов из пяти контуберий с бандофором-знаменосцем, потом – император со свитой. А за ним уже – вторая половина центурии. Замыкал колонну Алексей. Ведь и он, и Конрад были назначены кентархами, командирами над пятью всадниками.
Последним двигаться было спокойней, но уж больно пыльно. Ветра не было, и вся пыль поднятая копытами, висела облаком над дорогой, оседая на лошадей и одежду.
Они двигались рысью, и до вечера прошли половину пути до Чуруле, заночевав в селении. Император расположился в самом приличном здании. Половина же катафрактов встала на охрану. В другое время хватило бы и десятка всадников, но не сейчас – всё-таки император. В середине ночи сменились: завтра предстояло продолжить путь и следовало отдохнуть.
После завтрака сухим пайком двинулись дальше. Вдалеке мелькали небольшие отряды, скорее дозоры, по-видимому – печенежские. Но ввиду своей малочисленности напасть они не решались.
И только к вечеру уставшие люди и кони добрались до городка. Он имел крепкие крепостные стены и располагался на холме.
Алексей Комнин сразу распорядился закрыть городские ворота, а ключи забрал себе, не без основания опасаясь измены. Подкупленные горожане ночью могли впустить печенегов в город.
Утром кентарх был вызван к императору и вернулся обескураженный:
– Император приказал собрать все телеги из окрестных сёл.
– Нам? – не поверили своим ушам декархи. – Пусть жители сами доставят.
– Они боятся печенегов.
Каждому декарху и его десятку были выделены сёла. Посмеиваясь над нелепым приказом, катафракты поехали по селениям. Кое-где повозки пришлось отбирать силой.
– Налоги платим, – возмущались жители, – а защиты от грабителей нет. Так теперь ещё и катафракты разбойничают, не хуже печенегов!
Обратная процессия вызывала улыбку. Верхом на лошадях ехали воины. На боевых конях – сбруя, хомут, и каждый влачил по две-три телеги. То ещё зрелище!
По приказу декархов перед крепостными стенами телеги связали между собой верёвками. Те и сами не могли понять – зачем? Жители же стали загружать повозки камнями и всяким хламом.
На небольшой городской площади император собрал всё воинство. Вместе с городской стражей, ополчением и сотней катафрактов едва набралось полтысячи способных носить оружие.
– Граждане! – обратился к ним сам Комнин. – В ваш город должны были приехать переговорщики от печенегов. Однако лазутчики доложили, что к городу идёт войско в три тысячи всадников. Выбора нет, придётся обороняться, может быть – выдержать осаду. На открытый бой сил у нас не хватит. И да поможет нам Господь!
Гражданами и в Риме, и в Византии назывались только свободные люди – не пленные, не рабы, не дети.
На месте императора Алексей ушёл бы из города назад, в Константинополь – слишком уж неравны силы. В Чуруле вместе с катафрактами всего полторы сотни всадников. Только они могут на равных биться с печенегами, пешие воины хороши лишь для обороны крепости. В открытом же бою всадники просто порубят пеших. Ещё тогда, в первый свой перенос, Алексей говорил Острису, что армия империи немобильна, что нужна конница, но его не послушали. Шестьсот лет прошло, из степей приволжских и причерноморских нахлынули степняки – и все сплошь конные. А империи нечего было им противопоставить. Были, конечно, легковооружённые всадники из наёмников, в основном для разведки и дозора. А тяжеловооружённых катафрактов, которых печенеги побаивались, катастрофически не хватало, впрочем – как и коней. Ведь Комнин выкупил у рыцарей всех запасных коней, которых прислал ему Роберт Фриз. Не каждый конь способен нести катафракта или рыцаря. Низкорослые степные лошадки печенегов на ногу были легки, зимой и летом питались подножным кормом, не зная сена и овса, и были неприхотливы. Всем вроде хороши, затрат на своё содержание не требовали, и для печенегов они и транспорт, и мясо, и молоко. Но для катафрактов они слабы. Потому захваченных у печенегов лошадей можно было использовать только для сельскохозяйственных работ или как тягловую силу для их повозок.
В маленьком городке сразу стало тесно за счёт прибывших воинов. Город располагался на холме, колодцы были глубокие, но к вечеру они вычерпывались до дна, и большая часть воды уходила на лошадей – каждой по два ведра в день.
На третий день лазутчики из местных донесли, что печенеги уже рядом. И точно: с высоты крепостных стен было видно, как из леса выбралось целое войско печенегов. Никого и ничего не боясь, они расположились на равнине под холмом, развели костры. Вели они себя как хозяева. Местные, глядя, как вытаптываются их посевы, зубами скрипели от злости, только поделать ничего не могли.
Коней печенеги отпустили пастись. Такой табун за пару дней запросто мог выщипать и вытоптать весь луг.
Ночь прошла спокойно, а утром печенеги решили идти на приступ. Свистом они подозвали коней. Катафракты, глядя на всё это со стены, только удивлялись – кони по свисту безошибочно находили своих хозяев. Всего-то четверть часа прошло, а печенеги уже в сёдлах.
Вот конная масса начала разбег по дороге к холму, к крепости.
Алексею стало смешно. Как они собираются штурмовать крепостные стены? Ведь они каменные, высокие, а стенобитных орудий у печенегов нет.
Прозвучала команда:
– Приготовиться!
Катафракты сели на лошадей, выстроились колонной по четыре перед воротами – как раз по ширине проёма. Ворота распахнулись, и за стены выбежали пешие воины из местного ополчения. Их декарх закричал:
– Руби верёвки, ребята! Толкай телеги вниз!
Удерживающие тяжёлые телеги верёвки были мигом перерублены топорами, и связки повозок, подталкиваемые ополченцами, медленно двинулись вниз, с каждой секундой всё более и более разгоняясь под уклон.
Печенеги ещё не видели сотни катящихся на них телег и не осознали надвигающейся опасности. И только грохот тележных колёс заставил их посторониться. Передние ряды уже узрели надвигающиеся повозки, но задние ряды напирали. Первые в панике попытались уйти в стороны, но только смешали строй.
Комнин сам наблюдал за склоном холма – ведь фокус с телегами придумал он. Может, кто-то из царедворцев подсказал, но приказы исходили от него. И теперь, видя удачу, он крикнул:
– Катафракты! Вперёд, в атаку! Убейте их всех!
Катафракты выехали из крепости и начали разгоняться. Дорога шла под уклон, и лошади неслись легко.
– В копья! – закричал кентарх Визалий.
Но катафракты уже и сами достали копья из петель и взяли их на изготовку.
Печенегов было намного больше, но после тележного удара они смешались, потеряв много людей убитыми и ранеными. Видя несущихся на них катафрактов, они попытались развернуться, чтобы избежать столкновения. Но – поздно! Удар! Сшибка!
Алексей скакал во втором ряду и едва увернулся от перевёрнутой телеги. Тут же перед ним возник печенег с копьём, пытающийся прикрыться круглым щитом. Но у Алексея копьё было длиннее, мощнее, тяжелее. Он ударил им в край щита, пробив его и печенега. От сильного удара копьё вырвало у него из рук, а вернуться и вытащить его из вражеского тела уже было невозможно. Сзади напирали другие ряды, и можно было самому оказаться наколотым на копьё.
Он выхватил меч.
Слева от него печенег замахнулся саблей. Алексей отбил удар и ударил сам, почти отрубив печенегу руку. Как-то получилось, что со всех сторон его окружили враги. Он рубил налево и направо, не различая лиц. Меч так и летал в его руках. И лошадь, и кольчуга, и шлем оказались забрызганы чужой кровью, поскольку он не чувствовал боли от ран.
Слева раздался поистине звериный рык, громогласный рёв. У Алексея мурашки побежали по коже и по спине прошёл холодок. Он повернул голову – это был Бешеный Свенссон. Меч сверкал в его руках, описывая блестящие круги. Он пёр напролом, буквально сметая печенегов со своего пути. «Странно, – подумал Алексей, – ведь он был в пятой шеренге…»
А Бешеный Свенссон продвигался вперёд, как бронированный линкор в каше битого льда. Остальные катафракты бились поодаль, боясь приблизиться к нему.
Рукоять меча стала скользкой от крови, рука начала уставать. Воспользовавшись секундной передышкой, Алексей кинул меч в ножны и выхватил из чехла секиру – у неё и вес другой, и балансировка. Тяжёлая. Стоит только поднять её над головой, а дальше сама рубит, и никакая сабля или щит для неё не преграда – только хруст костей и противное чавканье от разрубаемой плоти.
Печенеги дрогнули. Один из катафрактов и правда бешеный, меч – как мясорубка. Второй – здоровенный, секира так и летает, не давая никакой возможности защититься.
Печенеги стали пятиться, потом вторые и последующие ряды и вовсе стали поворачивать и нахлёстывать коней, удирая. Многие бежали, побросав повозки с награбленным добром, другие сдались, бросив оружие и тем самым сохранив себе жизнь. Несколько десятков не пожелавших сдаться были быстро вырублены. Получилось прямо как в пословице: «Пошли по шерсть – вернулись стрижеными».
Катафракты в запале бросились за печенегами, рассыпаясь широкой лавой. Было взято в плен около трёхсот печенегов. Пленных связали, раненых врагов тут же добили. Подошедшие ополченцы собрали оружие, сложили его на телеги и покатили в крепость.
Кентарх Визалий с удовольствием обозревал поле боя.
Вскоре подъехал император со свитой:
– Славно поработали, богатыри. Всегда бы так. А главное – воинов бы побольше, тогда разбили бы печенегов наголову. Салют, мои славные катафракты!
Приподнявшись на стременах, всадники заорали во всё горло:
– Виват, Алексей!
Пленных построили колонной и, не возвращаясь в Чуруле, направились в столицу. Впереди ехал авангард, за ним – заметно приосанившийся император Алексей Комнин со свитой. Следом двигались связанные пленные, конвоируемые катафрактами.
На ночёвку император остановился в селении, а пленные и катафракты – в поле, за селением. И следующим днём, ближе к вечеру, они уже вступали в предместья Константинополя.
Жители приветствовали императора криками. Не каждый день удаётся увидеть пленных печенегов как зримое доказательство победы императорской армии.
Пленных отвели в специальный лагерь. Печенеги обменивали их один к одному на пленных византийцев.
А катафракты отправились в свой лагерь – отмываться, отстирывать одежду, приводить в порядок оружие. У половины катафрактов копья оказались утеряны в бою или сломаны. Кроме того, два последних дня они питались скудно и всухомятку, поэтому в первую очередь кинулись на кухню, а немного подкрепившись – к лошадям: чистить, кормить, поить. Ведь сразу после марша поить лошадей нельзя – запалятся.
Уже потом стали приводить себя в порядок. Почти вся одежда пришла в негодность: где посечена, где порвана, а в общем – вся залита кровью. Попробуй её отмыть!
Алексей поглядел на свет сквозь рубашку, вздохнул и выкинул: на такую рвань даже последний нищий не позарится. Потом уселся около палатки – оттирать меч и секиру от сгустков крови, точить и смазывать. Кто знает, когда придёт приказ выступать? Не исключено, что уже завтра.
В палатке разговаривали. Алексей не прислушивался, но всё равно было слышно.
Судя по голосу, говорил Амвросий:
– Конрад, ну и товарищ у тебя! Мы думали, бесшабашнее Бешеного Свенссона катафрактов в нашей центурии, а то и в банде нет никого. Но маркиз и его переплюнул. Когда мечом работал, был как все – нормальный воин. А как за свою секиру взялся – ужас! Мало того, что печенегов рубил, как капусту, так и своим урон едва не нанёс. У меня щит задел – так он вдребезги, одна рукоять в руке осталась. Ты бы его как-то контролировал, что ли?
– Хочешь, чтобы я рядом был? Дудки! Я сзади был, тыл его прикрывал. Но оказаться сбоку не хочу.
Ни фига себе! Оказывается, к Бешеному Свенссону и к нему в бою никто не рискнул приблизиться. То-то и он, и Свенссон в порядки печенегов вклинились, как ледоколы. Надо впредь спокойнее держаться. А как спокойнее, когда секира сама навязывает темп боя? Это не меч, ею активно работать надо, и причём – на обе стороны. Ну вот, приклеят теперь какое-нибудь прозвище – в любой армии это запросто.
Приведя в последнюю очередь в порядок кольчугу, Алексей прошёл в палатку.
– Отбой уже был? Я что-то трубы не слышал.
– А букинатор с бандой отбыл, так что трубы не услышишь. Или соскучился?
– Устал.
– Ложись спать.
– Караул всю неделю другая центурия нести будет. А нашей центурии на завтра кентарх день отдыха объявил.
Выспаться удалось на славу. А утром в лагерь две подводы прибыло – подарок императора. В одной – несколько связанных баранов, в другой – свежие фрукты и овощи. Кентарх сразу же распорядился всё отправить на кухню, и вскоре над лагерем поплыл восхитительный аромат жарящегося мяса и похлёбки. За десять дней похода все соскучились по горячей пище: ведь есть приходилось только два раза в день – утром и вечером, да и то всухомятку.
Пока ждали обеда, Алексей размышлял. По всему видно, что для империи положение плачевное – даже отчаянное. В пору его первого переноса сюда здесь были обширные земли, в каждой феме – вымуштрованные войска и опытные полководцы. Где это всё? Судя по всему – империя в упадке. Иначе чем объяснить, что сам император командует обороной заштатного городка Чуруле?
Алексей был недалёк от истины. Товарищи его, катафракты, не задумывались, а он привык анализировать всё, что увидел.
Византийский император не усомнился раскрыть перед глазами посторонних всю ту бездну стыда, позора и унижения, в которую была низвергнута империя христиан. С берегов Босфора до Европы донёсся вопль отчаяния, настоящий призыв утопающего. Император византийский писал государям и папе римскому:
«Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками. Они грабят её ежедневно и отнимают её области. Убийства и поругания христиан, ужасы, которые при этом совершаются, неисчислимы. Турки подвергают обрезанию детей и юношей христианских, изливая кровь в купели христианского крещения. Они насилуют жён и дев христианских пред глазами их матерей, которых при этом заставляют петь гнусные и развратные песни. Над отроками и юношами, над рабами и благородными, над клириками и монахами – над самими епископами они совершают мерзкие гнусности содомского греха. Почти вся земля наша, от Иерусалима до Греции, не исключая Фракию, подверглась их нашествию. Остаётся один Константинополь, но они угрожают в самом скором времени отнять его у нас.
Именем Бога умоляем вас, воины Христа, кто бы вы ни были, спешите на помощь мне и христианам».
Алексей о положении империи не знал, как не знал и о послании императора, но выводы после увиденного сделал довольно точные. Кто только не пытался завоевать эти благодатные земли! С причерноморских степей приходили скифы, хазары, узы, теперь печенеги; а за ними грозной волной уже катятся половцы.
На отчаянный призыв императора откликнулся только Роберт Фриз, герцог Фландрии. Остальные раздумывали, а то и откровенно радовались несчастью Византии, не понимая, что только она да мадьяры сдерживают напор степняков.
После дня отдыха воины вновь приступили к тренировкам и учебным боям. Но на деревянных мечах катафракты дрались бы с ленцой, если бы кентархи их не подгоняли, но и те особо не усердствовали.
Покой длился недолго. Буквально через неделю после возвращения всех имеющихся в лагере катафрактов подняли по тревоге. Собрались быстро, за четверть часа, да и то большая часть времени ушла на подготовку лошадей – седло, сбруя.
Плотной колонной выехали из лагеря. На первом же перекрестке к ним присоединились ещё всадники – не меньше банды, только легковооружённые и уж очень смахивающие на степняков.
Через три дня почти безостановочного – только на ночлег – марша пришли в город Хировакхи. С городских стен их прибытие приветствовал император: по сведениям лазутчиков, к городу подходили печенеги.
День прошёл спокойно, а после полудня следующего дня низину заполнили печенеги.
Увидев их, Алексей выматерился. Степняков было много – сосчитать невозможно, но, судя по площади, которую они заняли на лугу, не меньше десяти тысяч. А их в город всего пришло пятьсот всадников. Ну, пусть ополчение выставит триста пеших – всё равно с такими силами даже обороняться затруднительно.
Ночью в низине горело множество костров, вселяя в горожан тревогу.
Печенеги лезли на земли империи, как зловредные насекомые. Их постоянно били в стычках, но от этого их меньше не становилось, и это вызывало удивление. Неужели рать их настолько велика и неисчерпаема? Даже думать об этом было страшно.
Видимо, посчитав, что осаждённые в городе уже никуда не денутся, поутру большая часть печенегов уехала грабить окрестные селения.
Алексей стоял в карауле на стене и сам видел, как печенеги разделились на две неравные группы. Он тут же свистком известил об этом кентарха. На стену, однако, взошёл не только он, но и император. Алексей впервые видел Комнина так близко – на расстоянии вытянутой руки.
– Что у тебя случилось?
– Не у меня. Печенеги разделились. Большая часть, предположительно – около шести тысяч всадников, ушли со стана. Не иначе – окрестные сёла грабить.
– Да? – кентарх и император с любопытством поглядели на лагерь печенегов.
– Эх, – подосадовал кентарх, – сил бы побольше… Такой удобный случай – ударить внезапно.
– А мы сейчас ударим, – вдруг решительно сказал император, – больше такого случая может не представиться. Поднимай всадников, строй перед воротами. Только тихо, никакой трубы. Внезапно нападём.
Все трое спустились со стены. Алексей сразу побежал к своей лошади – седлать.
Катафракты засуетились. Кое-кто успел раньше всех и уже подъехал к городским воротам. Воины проверяли, легко ли выходит меч из ножен, и брали копья на изготовку.
Сначала место в колонне заняли катафракты – они должны были первыми нанести удар и, как бронированным кулаком, сломить сопротивление, смять печенегов.
За ними стояла легковооружённая конница – её задачей было обойти печенегов с флангов, не дать им вырваться. Если печенеги успеют послать за подмогой, боя на два фронта со значительно превосходящими силами катафрактам не выдержать.
Каунт впереди поднял меч:
– Разобьём их всех, славные воины! Вперёд!
Ворота распахнули, и конница начала свой разбег.
Печенеги спохватились не сразу, а только когда услышали тяжёлый топот сотен копыт. Они забегали по лагерю, пытаясь поставить впереди повозки. Коней в стане не было – они паслись на лугу поодаль.
В минуты катафракты преодолели расстояние до врага и врезались в уже обороняющихся печенегов. Стрелами печенеги не успели причинить большого вреда – у византийцев щиты, броня и шлемы.
Организованного сопротивления у печенегов не получилось. Катафракты ворвались в лагерь и принялись рубить степняков. Те попытались выбраться из лагеря и разбежаться, но с флангов уже подоспели легковооружённые всадники – они рубили озлобленно, не щадя женщин и подростков. За какую-то пару часов византийцы вырубили большинство из оставшихся в лагере печенегов. Уцелели те, кто спрятался в повозки и под них. Их выталкивали, уже поостыв от боевой горячки, и вязали.
Пленных набралось много – едва ли не меньше тысячи. В самом же стане грудами лежали убитые и тяжелораненые.
Это была удача. Малыми силами разбить превосходящего по численности врага – как выигрыш в лотерею.
В лагерь с небольшой свитой въехал император. С нескрываемым удовольствием он осматривал поле боя. Потом устроил совет, прошедший неожиданно быстро. Всем воинам приказали переодеться в одежды пленных и взять их знамёна.
Приказ исполнили, недоумевая, зачем нужен такой маскарад.
Всё объяснялось просто. Не мешкая, император решил двинуть своё войско на встречу с уехавшими на грабёж печенегами. А чтобы они не всполошились раньше времени, пойти на уловку с переодеванием.
Обман удался. Командиры, натянув на себя куртки и накидки пленных, взяли в руки их щиты – самую заметную часть защиты. Но вперёд выдвинулись легковооружённые всадники. Если бы не византийские щиты, их и без переодевания можно было бы принять за степняков.
Они ехали с развёрнутыми знамёнами, и через час неспешной езды столкнулись с возвращающимся отрядом печенегов. Те, не подозревая плохого, уже поравнялись с конницей императора, стали кричать и хвастать трофеями.
И в это время на них обрушились сабли.
Печенеги не были готовы к отпору. Закричали раненые, невредимые воины попытались развернуть коней. А их били в спину мечами и копьями.
Затем в бой вступили катафракты. Как в Библии – «…и кто был последним, стал первым».
Сначала печенеги пытались сопротивляться, но тяжеловооружённые всадники сминали степняков.
Паника охватила их войско. А катафракты вошли в раж и рубили сопротивляющихся и сдающихся, уже побросавших оружие. Кровь пьянила, а кентархи кричали:
– Вперёд! За императора! Коли! Руби!
Кололи и рубили, пока не выдохлись, пока не поняли, что рубить уже некого. Просто везение, удача необычайная и воинское умение, если отряд в пятьсот всадников наголову разбил шеститысячный отряд врага. Случилось это в субботу, 7 февраля.
Немногочисленных пленных пригнали в захваченный стан. А утром и пленных, и повозки с трофеями погнали в Константинополь. Причём император приказал не переодеваться, а так и ехать в печенежских одеждах. При виде их встречные с испугу шарахались в стороны.
Так они и подошли к Константинополю, перепугав горожан и городскую стражу. Переодетые всадники несли на копьях отрубленные головы убитых печенегов. За ними двигалась унылая толпа связанных пленных. Никогда ещё столь малочисленный византийский отряд не одерживал побед над двадцатикратно превосходящим врагом. Десять тысяч печенегов было убито или пленено в битве при Хировакхи.
Император приписывал победу своему присутствию и Божественной помощи. Константинополь ликовал.
Узнали о поражении своего отряда и печенежские князья. Они наполнились жаждой мести.
Ещё зимой император распорядился брать в армию всех, кто хотел и мог держать в руках оружие – ведь речь шла о сохранении самой империи. Откликнулись многие – простолюдины и дворяне, старые и молодые.
Сбор был назначен у города Эпос, близ устья реки Гебр. Туда же император привёл своё войско, собрав всех – гоплитов, катафрактов, легковооружённых всадников, пращников и псилоев.
Через пару недель на другом берегу реки показались печенеги. Земли не было видно за степняками. По сведениям лазутчиков, явились все печенежские племена числом около восьмидесяти тысяч. Огромная армия покинула родные степи и пришла на чужие земли.
А несколькими днями позже пришло сорок тысяч половцев под предводительством Боняка и Тугоркана – они встали обособленным лагерем.
Император был в смятении. Если половцы пришли как союзники печенегов, грекам не выстоять, империя падёт. Объединившись, степняки представляли угрозу нешуточную не только для Византии, но и для всей Европы. Момент был острый, решающий.
И Алексей Комнин решил склонить половцев на свою сторону – тогда был шанс выстоять и победить. Лучше купить расположение Боняка и Тугоркана, лишившись части золота, чем проиграть и потерять всё – империю, золото, жизнь. В этом случае страшная участь ожидает всех жителей Византии.
Через гонца император пригласил обоих половецких князей в свой стан. Он был ласков с гостями, под звуки небольшого оркестра подал изысканный обед. Взоры князей услаждали танцовщицы. Их угощали вином и фруктами, столы ломились от изысканных яств.
В красноречии император превзошёл самого себя, и в случае совместных союзнических действий все трофеи обещал отдать половцам.
Довольные приёмом, уважением, которое оказал им император, а больше всего – обильной пищей и дорогими подарками, предводители половцев согласились на союз.
Когда Боняк и Тугоркан уехали, император от радости едва не пустился в пляс.
А затем потянулись день за днём. Император тянул время, ожидая прибытия помощи от правителей западных стран. Однако нетерпеливые половцы прислали императору послание:
«До каких пор мы должны откладывать битву? Знай, что мы не будем ждать больше. Завтра с восходом солнца мы будем есть либо волчье мясо, либо баранину».
Императору было известно, что кровожадные половцы, идя в атаку, издают волчий вой, от которого у врагов стынет кровь в жилах.
Перед самым закатом в византийский стан пришли пять тысяч русских всадников, пришедших с половцами. Предводительствовал ими князь Василько Ростиславович. Русские поклялись Комнину защищать Царьград и веру православную.
У императора появилась надежда. Поздним вечером до полуночи византийцы и русские пели гимны. Потом улеглись спать, чтобы отдохнуть перед битвой.
С восходом солнца половцы, а за ними и византийцы бросились на печенегов. Сам император был впереди. Половцы огородились телегами и, по обыкновению своему, пускали стрелы.
Внезапно стрельба из луков прекратилась, и от печенегов к половцам вышли переговорщики – князья печенежские. Они обещали половцам нерушимый союз, призывали повернуть копья на греков, захватить Константинополь и поделить богатые трофеи пополам.
Комнин, видя, как внимательно слушают половцы увещевания печенегов, убоялся, что печенеги склонят половцев на свою сторону. Он приказал знаменосцам встать впереди войска половецкого и идти вперёд. Священники тоже шли впереди и пели псалмы, вдохновляя воинов. И сам двинул в атаку армию.
Половцы, видя перед собой стяги и начавшуюся атаку византийцев, тоже бросились вперёд, боясь упустить трофеи. И началась битва великая, перешедшая в резню.
Печенеги, по обыкновению своему, брали в поход семью – жён, детей, рабов – всё имущество.
Бой шёл целый день, и было взято много пленных, но большая часть убита. Половцы делили трофеи, пленных, ели еду, оставшуюся в котлах от печенегов. И было это 29 апреля 1091 года, во вторник.
Алексей вместе с Конрадом и другими катафрактами своей центурии тоже участвовал в бою. Как и другие, он врезался в плотную толпу печенегов, насадил степняка на копьё и лишился его. Потом взялся за меч.
Тяжко было на поле битвы. Не успел он срезать одного печенега, как на его месте возникал другой – как в сказке.
Ударом щита по правой руке у него выбили меч. Обидчика достал своим мечом Конрад. Алексей в благодарность даже кивнуть не успел – схватился за секиру. О том, чтобы найти свой меч, не было и речи – или затопчут конями, или убьют.
Он дрался секирой. И чем больше он рубил печенегов, тем явственнее видел в их глазах страх. Печенеги начали пятиться.
Потом бой и вовсе перешёл на территорию стана, за повозки.
Алексей рубил, но рука уже отяжелела. Сам был весь в чужой крови и страшен, как дьявол из преисподней.
Печенеги стали бросать оружие и сдаваться.
Сбоку подъехал Конрад:
– Анри, уймись! Перед тобой уже не печенеги, а половцы!
И только тогда Алексей опустил секиру. Вот ведь незадача! Что печенеги, что половцы похожи между собой, как матрёшки. Одинаковая одежда, одинаковые щиты и оружие, и лица – одно к одному.
– Точно половцы?
– Кентарх велел передать тебе, что всё. Уймись!
– Ты, как всегда, вовремя, Конрад. За печенега того спасибо, выручил. Надо теперь меч свой искать.
– Едем вместе.
Вдвоём было сподручнее. От Алексея шарахались в стороны и свои, и половцы – больно вид страшен и грозен. Да и сам велик, на голову выше любого половца. Впрочем, Конрад ему уступал не много.
Меч они нашли – его уже крутил в руках половец. Алексей сразу узнал своё оружие по клинку и рукояти. Он показал половцу на пустые ножны:
– Моё, верни.
Но половец прижал меч к себе, не собираясь уступать.
Алексей взялся за рукоять секиры.
Степняк воткнул меч в землю и отошёл, злобно сверкая глазами.
Алексей вернул меч в ножны. Первый раз с ним такой конфуз случился. Кабы не секира, совсем безоружным оказался бы.
Они поехали в свой стан. Там катафракты, разгорячённые боем, уже делились впечатлениями:
– Я ему мечом по щиту – раз, другой, а потом сверху – по башке!
– А я копьё сломал – сразу же, как только сшиблись. И щит пробил, и язычника насквозь, а копьё – хрясь!
Алексей и Конрад направились к реке – отмыться. И оружие и одежда были липкими от крови, противно.
Тем временем подоспел ужин.
Вечером к императору явился его советник Синесил, он предложил перебить пленных.
– Зачем они нам? Сбегут или родичи выкупят – опять в седло сядут.
Однако император отказался. Половцы с захваченными пленными пусть делают что хотят, а своих пленных он резать не позволит.
Синесил ушёл, однако ночью большую часть пленных всё-таки убили.
Злодействовали в основном ополченцы. Катафракты и гоплиты войной уже были сыты, да и устали за день.
Император, узнав, возмутился, но виновных искать не стал, хотя и подозревал в случившемся руку Синесила. Он приказал молчать о бойне, но половцы каким-то образом уже утром прознали о происшедшем.
Император давал право половцам, как союзникам, забрать все трофеи. Но половцы испугались – как бы хитроумные византийцы ночью не поступили с ними так же. Они снялись с места и, не забрав трофеев, ушли за Балканы. Боняк и Тугоркан затаили на императора обиду.
Так получилось, что император, потеряв в бою немного людей, выиграл битву. Всего лишь немного золота, подарки, изысканный обед – и половцы дрались на его стороне. Печенежская орда, которой боялась вся Европа, была уничтожена. Половцы оказали огромную услугу христианскому миру, спася Константинополь. Племя печенежское было уничтожено под корень.
Несколько дней византийское войско стояло лагерем на прежнем месте. Воины приводили себя в порядок. Раненых после оказания первой помощи на печенежских повозках отправили в столицу. За ними пошли колонны пленных, конвоируемые пешими гоплитами.
Жители Константинополя, узнав о победе, приготовили императору восторженный приём.
Император Алексей, хитростью переигравший печенегов, торжественно въехал в город во главе конницы. Причём въехал как воин, на коне – он имел на это право.
Несколько дней катафракты отдыхали, отъедались, мылись и чистили оружие. Прибыло несколько человек пополнения, которых декархи начали натаскивать, проводить учебные бои. Старых, испытанных в боях воинов не трогали.
Потом ещё около двух десятков новобранцев привели в лагерь. Если Алексея и Конрада учить практически не пришлось, то вновь прибывшие оружия в руках раньше не держали.
Алексей беседовал с Конрадом, когда один из новобранцев упал с коня. Он был сам виноват: подпругу не подтянул, седло съехало набок, и он свалился на землю.
– Ох и намучаются декархи с пополнением! – увидев это, заметил Алексей.
– Сам небось так же начинал, – возразил Конрад и тут же возбуждённо воскликнул: – О, вроде как жалованье привезли!
К штабной палатке друнгария подъехал возок, из него выпрыгнули два гоплита, а следом степенно выбрался писарь с тяжёлой кожаной сумкой.
Солдаты могли пропустить что угодно, но не обед и не раздачу денег. Только что весь лагерь был занят: кто-то дрался на деревянных мечах, кто-то чистил лошадей, иные точили о камень мечи. Но знакомую повозку увидели все и, бросив дела, потянулись к палатке. Вроде бы чего спешить, ведь твои деньги не отдадут другому. А вот поди ж ты – очередь уже выстроилась.
Гоплиты, сопровождавшие деньги, стали теснить катафрактов от палатки.
Алексей подморгнул Конраду, зашёл гоплиту сбоку и подставил ногу. Конрад, вроде бы невзначай, толкнул гоплита плечом в щит. Пехотинец не удержался и упал под дружеский хохот катафрактов. А нечего порядки наводить! Беспорядков в лагере катафракты и так не допустят, все вокруг свои, а чужим своевольничать нечего.
Гоплит едва поднялся из-под придавившего его тяжёлого скутума. Вид у него был сконфуженный.
– Ты не ушибся, парень? – нарочито участливо спросил его Конрад.
Катафракты дружно заржали. Между гоплитами и катафрактами всегда существовала некоторая неприязнь, наверное, из-за разницы в жалованье.
Между тем очередь понемногу продвигалась. Жалованье давали сразу за два минувших месяца, поскольку в походе денег не выдавали. Зато получили по десять гиперпиронов.
Алексей такие деньги видел впервые – как и Конрад. Выйдя из палатки писаря, они с интересом разглядывали деньги. На аверсе – фигура Иисуса Христа, на реверсе – Алексея Комнина.
Алексей присмотрелся. А ведь похож! Монета ровная, оттиск чёткий – каждую деталь видно. И тяжёленькие монеты, не то что гистамемнон, который из серебра, или бронзовый фоллис.
Конрад сразу убрал деньги в поясную сумку.
– Заработаю немного – вернусь к себе, куплю дом, женюсь.
– Невеста есть? Ты не говорил.
– Нет – так будет. За рыцаря любая пойдёт. Только я богатую хочу.
– А как же любовь, ум, красота?
– Зачем они жене? Любовь быстро проходит. Женщина должна заниматься детьми, уметь хорошо готовить.
– А если она дура?
– Ну и что? Поговорить я и с тобой могу. А не будет тебя – другие умные рядом найдутся.
Определённый резон в его словах был, но Алексей дом покупать не собирался.
– Пойдём в харчевню, я угощаю.
За золотой гиперпирон можно было двоим поесть и выпить от души, да ещё и сдачу серебряным гистамемноном получить.
Халяву прижимистый немец любил и потому согласился сразу. Но, в конце концов, у каждого есть недостатки. Алексей ценил Конрада за его храбрость – немец не раз помогал ему в бою. Кроме того, у рыцаря было понятие о чести. Алексей не забыл, как тот в Акре отказался рубить пленных. Другие убоялись гнева короля Ричарда, а Конрад – нет. Есть, стало быть, стержень у этого парня. А что скуповат и бережлив – так то понятно. Наследства нет, дома – тоже. Но не век же ему по чужбине скитаться. Хочет Конрад дом купить, оседлую жизнь вести – всё понятно и похвально. Это в молодости хорошо повоевать, опыта набраться, агрессию и адреналин сбросить. А с годами приходят мудрость и спокойствие. Алексей только себя понять не мог – что ему-то тут надо? Чего проще: потёр камень – и окажешься в уютной квартире, в другом времени, где нет войны и где жена под боком – причём умная и красивая. Но вот потянуло же на приключения…
Они направились в ближайшую харчевню, но там все места за столами были уже заняты. Те, кто первым успел получить деньги, первыми и прибежали их тратить. Кто-то из наёмников деньги копил, как Конрад, другие за несколько дней проматывали жалованье на еду, выпивку и женщин.
Боевые товарищи огорчились слегка. Хотелось поесть не надоевшей в армии похлёбки, а чего-то не слишком обыденного. Но ведь есть и другие злачные места.
Немного подальше нашлось такое местечко.
Они заказали жареную свинину на рёбрышках, фруктов, вина.
– Знаешь, как славно готовят свиную рульку у меня на родине? – усаживаясь поудобнее на скамейке, спросил Конрад. – Пальчики оближешь! Давай выпьем за удачу – нам она нужна!
Они разлили вино по кружкам, выпили.
– Хорошее вино, хозяин не разводит, – резюмировал Конрад.
Принесли жаркое. Оба принялись за еду.
– Анри, а ты что думаешь делать, когда закончится срок договора?
– Так же, как и ты, вернусь на родину.
– У тебя родители живы?
– Угу. Ждут непутёвого сына.
– Почему непутёвого? Ты хороший воин.
– Путёвые сидят дома, ведут дела и зарабатывают больше нас, не рискуя своей башкой.
– Может, и верно, но только скучно. Представь: каждый день одно и то же. Придёт срок, и ты предстанешь перед Господом. И спросит он тебя: «Чего толкового ты сделал в своей жизни, Конрад?»
– Зачем ему спрашивать? Он и так знает.
– Верно, я не подумавши ляпнул. Давай выпьем – за нашу дружбу.
– Давай.
Они чокнулись, выпили и принялись за финики, виноград, сушёную хурму и орехи.
– Славно здесь, в этих краях, – грустно сказал Конрад. – У нас земли бедные, такие фрукты не растут, и вина такого нет.
– Так в чём вопрос? Купи дом здесь.
– Нет, на родину тянет. Она у человека одна. К тому же, я думаю, на этой благословенной земле война не скоро кончится. Печенегов разбили, но пришли половцы. А с юга – сарацины. У нас тоже войны бывают, но по сравнению с этими – более мелкие. Пойдёт какой-нибудь курфюрст на барона. С каждой стороны – по нескольку тысяч, а то и по нескольку сот человек. Надают друг другу по морде и расходятся. Здесь же масштабы иные.
– Сколько существует человечество, столько оно воюет. И войны прекратятся только тогда, когда человечество вымрет.
– Господь не позволит. А ты философ, Анри. Вот уж не думал, что среди французов есть такие.
Вечер удался, они наелись и напились вволю. Но это был их последний вечер перед новым походом.
Уже через день их вызвал к себе кентарх:
– Вы же у меня кентархи, командиры авангардов.
– Так и есть, – кивнули Алексей и Конрад.
– От лазутчиков получены сведения, что половцы сильно потрепали мадьяров, и теперь их дозоры проникают в северные земли Фракии. Вот вам задание: проехать дозорами вдоль границы вот здесь и здесь, – кентарх показал на карте интересующие его места. Карта была нарисована тушью на выделанной бычьей коже, причём была довольно подробной и точной. Были указаны места бродов с глубинами, горные перевалы с тропами.
Алексей впился в карту глазами, пытаясь запомнить детали – они наверняка могут пригодиться.
– Если столкнётесь с превосходящими силами, в бой старайтесь не ввязываться. Ну а если пленного возьмёте, будет совсем хорошо. Как бы половцы наступление не готовили. Сами помогли печенегов разбить, а теперь их место заняли. Возьмите сухой паёк и с утра – в дорогу. Ночевать желательно в селениях или городах – по дорогам недобитые шайки печенежские шастают, грабят.
Алексей и Конрад объявили своим катафрактам о предстоящем походе и послали двух воинов на кухню за провизией. Фактически – опять еда всухомятку и два раза в день. Но в любой армии мира приказы не обсуждаются, а выполняются.
Утром два дозора по пять воинов выехали из лагеря. Вооружение было полным – щиты, копья, мечи. Дозор – всегда дело хлопотное и опасное. Разъезжать приходилось много, забираться в самые глухие места. Ведь цель дозора – выявить врага. А мелкие группы противника прячутся в самых потаённых местах – оврагах, лесной чаще.
Коней не гнали – зачем? Солдат спит – служба идёт. Поговорка верная. К тому же случись погоня – на уставших конях и врага не догонишь, и от врага не уйдёшь. Тем более что у степняков в походах всегда были заводные кони. Половец пересел на запасного коня – и снова скачет, пока первая лошадь отдыхает без седока. А в Византии лошади – тем более строевые – были в дефиците. При убыли коней от возраста, от боевых потерь заменить их иногда было невозможно. Трофейных – ещё печенежских – коней было много, но они не годились. Низкорослые, они не могли нести тяжеловооружённого всадника. Для такой службы подходили только кони европейские, крупные. Для рыцарей такие породы выводили в немецких землях.
Меж тем за четыре дня они добрались до границ империи. За спиной лежала Фракия, впереди – мадьярские земли, Паннония. Граница проходила по невысоким горам, где имелось множество удобных мест для перехода. Через них не то что человек, конная армия пройдёт.
Ночевали в селениях, разговаривали с командирами ополчения или милиции: они знали обстановку в окрестностях и нередко кормили катафрактов горячей пищей за общинный счёт – ведь на сухих лепёшках долго не протянешь. Хорошо – лето, тепло, коням раздолье, могут траву пощипать. А воинам есть надо, и желательно каждый день – горяченькую похлёбку. Но им летом тоже легче, не надо в тёплые одежды кутаться.
За неделю катафракты узнали и освоили отведённый им участок. На стыке своего и чужого участка случайно встретили другой дозор. Посидели, побеседовали о службе, о непрошеных гостях – три дня назад на соседнем участке дозор уничтожил троих половцев. Явно разведка была, прощупывали малыми силами удобные для прохода всадников места. А ещё – видимо, пытались понять, где располагаются войска греков. Дрались половцы отчаянно, и в плен взять никого не удалось – всех порубили. А пленный был нужен. Только таким путём, после допроса, можно было хотя бы выведать, где половцы и какими силами располагают. Конечно, рядовой степняк не мог знать планов своих князей, но хотя бы что-то узнать всё равно полезно.
И такой случай представился два дня спустя. Оба дозора – и Алексея и Конрада – поднимались вверх по ложбине между горами. Рядом несла свои бурные воды небольшая река – ручей даже. Вода с ледников, но вкусная и холодная – аж зубы ломит. Из растительности вокруг только невысокие кустарники.
Вражескую разведку обнаружили случайно – их выдал конь. Нигде никого видно не было, но, когда заржал конь одного из катафрактов, ему ответил ржанием конь половца. Они прятались за кустарниками, уложив своих коней на землю, но ржание лошади их подвело. Поняв, что раскрыты, степняки подняли коней и с места пустили их в галоп.
Их было четверо. Замыкающий стал пускать стрелы, причём довольно метко. То в щит стрела вопьётся, то по кольчуге скользнёт. Половцы тогда ещё не могли ковать бронебойные наконечники на стрелах – узкие, четырёхгранные, могущие пробить кольчугу. И они пользовались наконечниками двупёрыми, широкими. Такие против незащищённых целей хороши: раны наносят обширные, кровят они обильно, а вытащить стрелу из раны затруднительно.
Половцы нахлёстывали коней и уходили от катафрактов всё дальше и дальше. Понятное дело, сами кони легче и всадники тоже. Даже сравнить степняка и того же Конрада в полном облачении – просто смешно. Разница в весе полуторная, если не двойная.
Так они и ушли бы, но конь лучника внезапно споткнулся. Лучник в это время впол-оборота сидел в седле и натягивал тетиву. Потому среагировать не успел, вылетел из седла и покатился по каменистой земле.
В этот момент катафракты оказались рядом.
Едва вскочив на ноги, половец попытался бежать, однако падение оглушило его, и он качался, собрав в кучку узкие глаза на переносице. Катафракты тут же накинулись на него, связали, обезоружили.
Его товарищи, отъехав на безопасное расстояние, остановились и смотрели на всё это со стороны.
Конь половецкий не убежал – он стоял рядом с хозяином.
Половца положили поперёк седла. Алексей взял повод его коня в руку, и они спустились в долину. Тут пленного можно было допросить, не опасаясь внезапного нападения половцев.
Спрыгнув с коней, они стащили пленного с седла и посадили на землю. Он уже пришёл в себя после падения и злобно сверкал глазами, бормоча сквозь зубы какие-то ругательства на своём языке. «Вот язычник проклятый!» – усмехнулся про себя Алексей.
Попытка с ним поговорить ни к чему не привела. То ли он языка не понимал, то ли упорствовал, только не произнёс ни слова.
Конрад разозлился:
– Сейчас я его заставлю говорить, даже если он немой.
Он стянул с пленного сапожки, нашёл палку поувесистей.
– Держите его!
И стал лупить пленного по пяткам так, что палка трещала.
Пленный заорал, стал дёргаться. Однако боль была нестерпимой, и он сдался:
– Хватит, я всё скажу.
К этой минуте стопы у него распухли от ударов. Не иначе как у мусульман подсмотрел Конрад такую пытку.
– Говори!
– Что? – Пленный говорил довольно чисто. Ну да, половцы не дураки и наверняка в разведку посылают людей, знающих местные языки.
– Где ваша орда, какие планы у ваших князей – говори всё, что знаешь. Будешь упорствовать – не только бить продолжу, я тебе пятки на костре поджарю.
Вид у Конрада при этих словах был свирепый, и пленный поверил.
– За горами орда, на мадьярских землях. Мы бы в свои степи ушли, да князь Боняк на вашего императора очень обижен. Мы с вами союзниками были, помогли вам печенегов разбить, а ушли без трофеев. Нехорошо!
– Так вас же никто не гнал, вы сами ушли.
– А зачем печенегов пленных резали? Это тоже трофеи, их как товар продать можно было.
Алексей и Конрад переглянулись. Что правда, то правда. Но император такого приказа не отдавал, это советник его, Синесил, переусердствовал. А теперь гнусный его поступок империи боком выходит. Сюда бы этого царедворца, пусть послушает, что половец говорит.
Пленный продолжил:
– После победы, которую вы без нас не одержали бы, мы не нужны стали вашему императору. Наши шаманы сказали – греки хитрозадые пленных печенегов убили, следующей ночью нас резать будут. Надо уходить. Шаманы, однако, не врут. Князья послушались.
– Тогда зачем вернуться хотите?
– Своё забрать. Все трофеи вам достались, а так нечестно – ведь уговор был.
Слова половца были правдой – договор нарушать не следовало. И теперь трофеи лучше бы добром отдать, иначе снова кровопролитие будет. А учитывая, что половцев много, резня могла бы длиться бесконечно долго.
– Когда князья выступать думают?
– Я не князь, у него свои советники да шаманы есть. Думаю, даже сотники и тысячники о том не знают. Но скоро. Когда воевать, если не летом? Все перевалы проходимы, и травы для лошадей полно.
Алексей и Конрад отошли в сторонку.
– Что с пленным делать будем?
– Надо его в столицу доставить. Пусть тупоумные и хитрозадые начальники послушают, что половцы замышляют. Как по мне, посольство к князьям слать надо, трофеи возвращать. Иначе быть беде, большой крови.
– Кого отправим с пленным?
– Александра из твоей кентархии. Он парень разумный и осторожный.
– Решено.
Пленного посадили в седло, связав ему руки и примотав ноги к стременам – чтобы не спрыгнул и не сбежал. Хотя беглец из него получился бы никакой – он просто не мог наступать на ноги. А когда к нему приближался Конрад, смотрел на него со страхом и потел.
Уздечку половецкой лошади крепко привязали к задней луке седла катафракта. Громко, чтобы пленный слышал, Конрад сказал:
– При малейшей попытке к бегству или неповиновении руби его не жалея!
– Понял, кентарх!
Катафракт тяжело поднялся в седло и тронул коня с места.
С утра – снова в дозор. Но до чего же половцы злопамятны и мстительны! Забраться на чужие земли – это запросто. А как по морде настучали слегка – так сразу мстить.
В этот же день на них напали из засады. Нападение могло закончиться очень плохо из-за неожиданности, но Алексей, посоветовавшись с Конрадом – ведь оба равны по положению, – отправил впереди дозора одного из катафрактов. И на лесной дороге, в предгорьях, половцы приняли его за одиночку. Вот она, желанная и лёгкая добыча! Вы нашего в плен повязали, а мы вашего захватили. Глядишь – обменяемся.
За небольшим изгибом дороги византийского дозора не было видно. И вдруг – звон стали, крики… Вынув из петель копья, катафракты без приказа пустили коней в галоп.
Половцы сделали засаду по своим правилам. Они подрубили дерево, свалили его поперёк дороги и, когда катафракт остановился, кинулись на него из-за деревьев.
Только они нарвались на опытного воина. Он успел вырвать меч и зарубить двоих. Однако одному против нескольких нападавших устоять тяжело, особенно когда нападают с двух сторон сразу. Тем более что половцы – прирождённые воины, они учатся стрелять из лука и бросать аркан ещё с детства – как и сидеть на коне.
Пока катафракт отбивался мечом, на него набросили волосяной аркан и сдёрнули с коня. Половцы уже предвкушали, как они притащат в свой стан пленного – но… из-за поворота на полном скаку появился весь дозор, выстроившись в две шеренги и заняв всю ширину дороги. И сразу – в копья. Только двое из пятерых уцелели, бросились в лес.
Алексей приказал четверым из своей кентархии преследовать их, догнать и убить.
Катафракты на лошадях, воткнув копья наконечниками в землю, ринулись за половцами. А что с копьём в лесу делать? Они там только мешать будут, за деревья цепляться.
Оставшиеся воины соскочили с коней, и по приказу Конрада двое сразу встали с обнажёнными мечами на охрану. Двое же подняли катафракта. После падения с лошади с полным вооружением он сильно ушибся. Кольчуга – она от стрел или сабельных ударов защитит, а при падении с лошади только усугубит ситуацию своим весом.
С воина осторожно стянули кольчугу и начали ощупывать грудную клетку.
Катафракт вскрикнул, побледнел.
– Похоже, рёбра поломаны, – подвёл итог один из воинов.
Алексей выругался от души. Один катафракт пленного конвоировал, второй травмирован, и его надо срочно отправлять к лекарям в любой город, находящийся поблизости. Да и удержится ли он в седле?
С одного из убитых половцев стянули рубаху, разрезали её на полосы и перетянули пострадавшему грудь. Так ему было легче дышать, и не досаждала сильная боль.
– В седле удержаться сможешь?
Катафракт кивнул.
Ему помогли забраться на лошадь.
Конрад ткнул пальцем в одного из своих воинов.
– Сопроводишь до ближайшего города, где лекари есть. Езжай осторожно, рядом, поддержишь, если что. Отдай в хорошие руки и договорись, чтобы за лошадью присмотрели.
Конрад развязал поясную сумку и достал оттуда золотую монету.
– Ему на лечение, питание и уход. Ну и лошади – на конюшню. Езжай! – тяжёлой рукой он хлопнул по крупу лошади.
Катафракты медленно отправились в обратный путь.
Алексей в очередной раз поразился поступку Конрада. После получения жалованья он пожалел денег на выпивку и угощение, а для пострадавшего катафракта отдал золотой, не раздумывая. Как в этом человеке уживаются столь разные качества – скупость и щедрость к раненому собрату? Милосердие это или святое чувство армейского товарищества? А если милосердие, то как оно сочетается с битьём пленного палкой по пяткам? Воистину, каждый человек – загадка.
Из леса выехали катафракты. По их довольным лицам Алексей понял, что половцев они настигли и убили. Он только уточнил:
– Обоих?
– А как же!
– Лошадей половецких нашли?
Катафракты удивились:
– Так приказа не было…
– Сами бы догадались! Не пешком же они сюда пришли! Вы когда-нибудь видели пешего половца? Ищите!
Сконфуженные катафракты развернули коней и направились назад в лес.
– Стоять!
Воины остановили коней.
– В лесу они их прятать не будут. Езжайте по дороге – они должны быть где-то на опушке. И ещё: при лошадях половец может быть – даже два. Их обычно с десяток бывает, с вашими двумя как раз двух и не хватает. Держите оружие наготове!
Когда катафракты ускакали, Конрад заметил:
– Ты что-то плохо считаешь, Анри! На дороге пятеро убитых, двоих в лесу зарубили, итого – семеро. У лошадей их будет не двое, а трое.
– А про пленного ты забыл? – тут же среагировал Алексей. – Наверняка из их десятка.
– М-да, не подумал.
– У половцев, как и у нас, конница – впрочем, как и пешие – на десятки делится. И обычно у этих варваров в десятке все из одного племени, а чаще – близкая родня. Они нашего катафракта убивать не захотели, в плен взяли – для обмена.
– Откуда такие выводы?
– Петлю на дороге видишь? Это аркан волосяной, им катафракта с лошади стащили. Хотели бы убить – убили бы, не задумываясь, стрелами бы посекли – в лицо, в ноги. А тут аркан.
– Хм, похоже на то.
– А теперь десятку конец – если наши лошадей найдут и с охраной не оплошают.
Катафракты вернулись через полчаса, и пристыженные.
– Ушли кони.
– Как – ушли? Сами?
– Мы уже подъезжали, когда десяток коней из леса выбежал и пустился в галоп. Впереди – один половец.
Алексей с досады сплюнул.
