Глава 4
Венецианское стекло
Утром, позавтракав, команда ошвартовала ушкуй у деревянной пристани Новгорода. Первым делом уплатили за постой судна, следом заявился мытарь. Едва поздоровавшись, он сразу полез в трюм и сосчитал мешки с солью.
– А это что? – он ткнул пальцем в узел.
– Шуба. Себе прикупил, не на продажу.
– Четыре новгородских деньги.
– А псковские возьмешь? Нет у меня «новгородок».
– Возьму, тогда шесть.
Новгородские деньги ценились выше псковских или московских, и Михаил это уже знал.
Для начала он решил сходить на торг – узнать цены да на товары посмотреть.
Торг был просто огромным, и пока Михаил его обошел, прошло полдня. Пришел он к причалу и увидел, что у его судна уже прохаживается купец.
– Доброго здоровьичка!
– И тебе не хворать.
– Команда говорит – соль доставили?
– Есть такое дело.
– Продай оптом, всю сразу.
– Почем возьмешь за мешок?
Купец назвал цену – она была вдвое ниже, чем на рынке.
– Э, нет, не пойдет. Это что же выходит, за что купил – за то и продам? – запротестовал Михаил.
– Ну, как знаешь!
Купец зло сверкнул глазами, не стал торговаться и ушел. Не понравился он Михаилу, так дела не ведут.
Михаил уже знал, что соль на торгу продают всего несколько человек, запасы ее невелики и цены высокие. Терять прибыль он не хотел. Конечно, можно вывезти соль на торг и начать продавать самому, получив в итоге максимальную прибыль. Но это будет долго, а время – деньги.
И Михаил решил действовать активно. Он нашел на торгу место, где рыбаки торговали рыбой – свежей, соленой, вяленой и копченой. Запах там стоял довольно специфический.
Михаил предложил рыбакам купить у него соль со скидкой. Цену он установил между оптовой и рыночной. В прибыли несколько терял, но значительно выигрывал во времени.
В этот же день ему удалось продать половину, причем рыбаки забрали соль самовывозом. Они подплыли на своих лодках, перегрузили мешки и рассчитались. Посетовали, что Михаил не привез перец. На Руси предпочитали соль смешивать с перцем и таким образом заправлять пищу: и продукты дольше не портились, и вкус был острее. Вот только перец на Руси не рос, все пряности возили с Востока – из Инда, Персии, Хорезма.
Михаил вопрос о перце взял на заметку, хотя с его ушкуем думать о плавании к далеким берегам было преждевременно. К тому же, насколько он знал из разговоров купцов, расплачиваться в чужих землях надо было серебром или золотом. А этих денег у него было недостаточно.
На следующий день он отправился к кожевникам и кожемякам – им соль была нужна для выделки шкур.
У этих ремесленников была целая слободка – как, впрочем, и у других, и Михаил сразу понял, почему. Уж очень тяжелый запах шкур, квасцов и какой-то дряни висел над слободкой, без привычки дышать было тяжело.
Он нашел старшину ремесленников и сразу обо всем договорился.
Обычно купцы, доставлявшие товар, выставляли его на торгу и ждали, когда придет покупатель. Михаил же действовал активно и не прогадал.
Старшина кожевенников прибыл на причал еще в полдень, с тремя подводами. Мускулистые, накачанные кожемяки как пушинки перекидали мешки на подводы. Слабых в этой профессии не было, для того, чтобы мять шкуры, сила требовалась изрядная. И что было самым приятным – старшина расплатился серебром. На прощание он сказал Михаилу:
– Будешь с товаром в наших краях – сразу ко мне иди. Ты видишь – я серебром плачу. А то рыбаки соль перехватят, а расплатятся медью.
Михаил почувствовал, как кровь прилила к щекам. Не зная броду, не суйся в воду – есть же такая пословица. Не зная местных особенностей, он получил медные деньги. Впредь умнее будет.
– Скажи, уважаемый, – начал Михаил, – медь хочу купить – в листах или в слитках.
– Это у ганзейских купцов спрашивать надо, только они медь возят. Сами говорят, у свенов берут. Хороший товар, хороший. У них быстро разбирают. Кузнецы берут – посуду делать, богатые люди – ворота обивать для прочности и красоты, в храмы церковные – для утвари. Я тебе совет дам. Хочешь купить дешевле и быстрее – иди по Волхову до самой Ладоги. У Ганзы другого пути нет, не обойдут. Они там всегда на ночевку останавливаются. Вот и поспрашиваешь.
– Ганзе-то какая выгода там продавать?
– Э, не скажи. За постой судна и мыто платить не надо, два дня пути до Великого Новгорода и столько же обратно выигрывают.
– Тогда почему местные купцы их там не встречают?
– А я разве так сказал? Почти всегда ждут. Перегрузят медь в тихой бухте – и все. Только не со всякими Ганза дело иметь станет.
– Почему?
– Разбойников и татей в тех местах много. Сам посуди: места глухие, купцы при деньгах. Потому наши купцы, новгородские, команды большие держат. Для защиты, значит. В городе купить-продать куда безопаснее. Так что решать тебе.
– За совет спасибо.
Когда кожемяки уехали, к Михаилу подошел Григорий.
– Прости, хозяин, я слышал разговор. Что делать думаешь?
– Пока не надумал.
– Если к Ладоге пойти надумаешь, охрану в Новгороде не нанимай.
– Почему?
– Московитов в Новгороде не любят, да и неизвестно, кого в охрану наймешь. Новгородцы сроду драчливые да алчные были. Даже купцы у них с двойным дном. Днем он купец, а как добычу увидит, да еще если видаков поблизости нет – своего не упустит, силой отберет.
– Не знал.
– Странный ты, Михаил. К команде относишься хорошо, платишь вовремя, еду гнилую не покупаешь, и хватка торговая у тебя есть. А многих простых вещей не знаешь.
– Какой уж есть, – пожал плечами Михаил.
Он уселся на носу ушкуя – надо было переварить, обдумать услышанное. С одной стороны – медь можно купить здесь, в городе, без риска, но дороже. С другой стороны – можно отплыть в Ладогу. Так даже удобнее, и дешевле, и назад ближе возвращаться. Но опаснее, хотя потом прибыль больше будет. Вот и взвешивай на невидимых весах, что выгоднее.
Так ведь если он здесь купит, никто гарантии не даст, что его в Волхове или на Ладоге с грузом не перехватят. Впрочем, торговля – всегда риск прогореть или быть ограбленным.
Михаил поднялся.
– Все, решено, отплываем на Ладогу.
– Нас ведь с тобой пятеро всего, хозяин.
– Бог не выдаст, свинья не съест.
Они отплыли. Вода сама несла ушкуй к Ладоге. На рулевом весле стоял Григорий, а команда играла в кости – любимое развлечение путешествующих. Михаил же сидел на носу, обозревая берега. Карт в этом времени он не видел ни у кого, поэтому особенности местности, берегов, поворотов реки, а также отмели и удобные для ночевок места надо было запоминать.
С ночевками как раз легче всего. На берегу, в небольших затонах или заливчиках виднелись выжженные места кострищ. Там ночевало уже не одно поколение купцов. И деревья были, чтобы костер развести и немудреную пищу сварить. Но эти рощицы угрозу таили, там до поры до времени лихие люди могли укрываться.
Далеко за полдень второго дня они добрались до Ладоги. Сегодня озеро выглядело спокойным, тихим. Даже не верилось, что здесь могут бушевать огромные волны.
Пока солнце не село, Михаил решил пройти немного вдоль берега, присмотреть удобное место для ночевки. И бухточка удобная нашлась, прикрытая со всех сторон высоким берегом и лесом. Когда ушкуй вошел туда, даже ветерка не чувствовалось, хотя на верхушках деревьев слегка шевелилась листва.
Михаил распорядился готовить ужин и достать оружие, чтобы было под рукой. Сам надел петли тетивы на плечи арбалета. При необходимости стоило только взвести «козьей ногой» арбалет да наложить болт на желоб. Держать все время тетиву на плечах нельзя, металл устает, теряет упругость.
Они не спеша поели, на ночь выставили вахтенного на судне и спать улеглись не на берегу у костра, а на палубе.
Ночь прошла спокойно. Утром они снова развели костерчик, сварили кулеш. Самый молодой из команды, Митяй, вымыл и оттер песком котел.
Ушкуй вышел из бухты в озеро, повернул налево. Через четверть часа берег круто поворачивал, образуя мыс. И едва ушкуй повернул, держа путь вдоль берега, как команда увидела бой на берегу.
Сначала они не поняли, что происходит. К берегу приткнулось парусное судно значительно большее, чем ушкуй Михаила, – явно морское. А на самом берегу бегали, размахивали саблями, топорами и дубинами люди.
Подошли поближе. Судя по одежде, бой с местными вели чужеземные мореходы. На глазах команды Михаила происходил явный разбой. Отличить иностранцев было легко по их одежде. На голове – шапочки вроде беретов, короткие жилеты и короткие штанишки, на ногах – туфли с большими пряжками. Наши же были в длинных рубахах, штанах до лодыжек и сапогах.
Число сражающихся было приблизительно равным с каждой стороны – около полутора десятков. Еще трое убитых лежали на берегу.
Пока никто из сражающихся сторон ушкуя не увидел.
Григорий и его команда смотрели на Михаила, ожидая распоряжения. Лезть в чужую потасовку не очень хотелось, бой на берегу был серьезным – вон, до смертоубийства дошло.
Наконец Михаил решился. Зло должно быть наказано. Грабят его же коллегу, купца, пусть и чужеземца. Не помоги он ему сейчас – потом в критической ситуации не помогут ему, Михаилу. И, честно говоря, Михаил не терпел несправедливости. Не вмешается он сейчас – потом неприятно будет вспоминать об этом инциденте, совесть не даст забыть.
– Высаживаемся! – скомандовал он слегка охрипшим голосом. – Татей бить беспощадно, чужеземцев не трогать.
А сам взвел арбалет.
Ушкуй ткнулся носом в берег. Григорий с командой покинули судно и ринулись к месту схватки. Михаил же, стоя на палубе судна, как на возвышении, хорошо видел картину боя.
Вот тот, здоровенный детина с палицей, похоже – главная ударная сила разбойников. От него с трудом уворачивались двое чужеземцев.
Михаил прицелился разбойнику в грудь и выстрелил.
Детина, получив болт в грудь, замер на секунду, потом выронил огромную палицу, покачнулся и упал.
С тыла к разбойникам уже подбегал Григорий. Его люди воинственно размахивали боевыми топорами.
А Михаил снова взвел арбалет, наложил болт и стал выискивать достойную цель. Что-то мужчина, размахивающий саблей, активен. Что-то кричит, указывает рукой – не главарь ли шайки?
Еще учась в институте, на военной кафедре, Михаил для себя уяснил, что в первую очередь надо лишить противника командных пунктов и прервать связь. Он прицелился в предполагаемого главаря. Но тот постоянно двигался, то нападая на мореходов, то уклоняясь. Вот он на мгновение замер, и Михаил надавил на спуск. Болт вошел в левый бок главаря, и тот рухнул.
В этот момент Григорий с командой врезались в группу сражающихся, нанося боевыми топорами удары налево и направо. Несколько разбойников упали замертво.
Обстановка на месте схватки мгновенно изменилась. Вместо равенства сторон разбойники оказались в меньшинстве, зажатые с обеих сторон и без главаря.
Бой продлился еще несколько минут и стих. Единственный уцелевший разбойник убегал в сторону деревьев. Но шанса спастись Михаил ему не дал. Прицелившись татю в спину, он спустил тетиву. Не добежав до ближайшего дерева пяток шагов, разбойник упал.
Корабелы настороженно озирались.
Михаил спрыгнул с палубы ушкуя. Еще держа в руке арбалет, он подошел к чужеземцам.
– Здоровья вам!
– Приветствую тебя, храбрый и добрый человек! – К нему шагнул чужеземец в добротных одеждах. Никаких украшений на его одежде не было, но Михаил уже достаточно набил глаз, чтобы различить сукно хорошей и дорогой выделки, такого же качества башмаки на толстой подошве и с большими бронзовыми пряжками.
Чужеземец воткнул свою саблю в землю и раскинул в стороны руки для объятия.
– Позволь мне по-отечески обнять тебя и узнать твое имя.
Человек обнял Михаила, потом отстранился.
– В глазах твоих вижу храбрость и ум. Кто ты?
– Михаил из Московии.
– Благодарю тебя, Михаил. Разбойники напали внезапно, мы потеряли троих своих людей. Эти варвары сражались, как дикие звери. Думаю, мы без твоей помощи продержались бы недолго.
Он обернулся назад.
– Питер, похорони погибших, перевяжи раненых и распорядись, чтобы нам принесли бутылку вина.
Вновь повернувшись к Михаилу, он протянул ему руку:
– Я Вернер Шрайер из Ростока, купец. Мне говорили, чтобы я нанял охрану, но я несколько раз плавал благополучно и думал, что и на сей раз обойдется.
Купец говорил по-русски довольно неплохо, но с жестким немецким акцентом. И вообще, как заметил Михаил, многие купцы, особенно торговавшие с чужеземцами или плававшие в другие страны, знали чужие языки. Писать и читать они не могли, но на бытовом уровне изъяснялись довольно сносно.
– Мы с тобой, Вернер, одной крови и должны помогать друг другу в трудную минуту. Я ведь тоже купец.
– Да? Очень приятно. Я твой должник, Михаил. Только почему я вижу в твоих руках арбалет? У нас он считается оружием наемников. Благородный муж должен сражаться мечом, саблей.
– Я купец, а не воин, и оружие мне нужно, чтобы защищаться. Я выбрал для себя то, что дает пользу быструю и без особых усилий – ведь чтобы владеть хорошо мечом, надо учиться и постоянно поддерживать себя в форме.
– Это так, – кивнул Вернер.
Им принесли бутылку вина и кружки.
– Михаил, предлагаю выпить за наше знакомство и, если удачно сойдутся звезды, за дальнейшую дружбу.
Вернер разлил вино по кружкам.
– Твое здоровье! – и первым пригубил.
Михаил выпил тоже, осушив кружку до дна. Оставить в ней вино – значит обидеть своего визави.
– Славное вино, – заметил Михаил.
– Ты понимаешь толк в вине? – удивился Вернер. – А мне всегда казалось, что русские пьют только пиво, хмельной мед и это… как его… да! Хлебное вино.
«Хлебным вином» на Руси называли самогон.
– Почему же? – удивился Михаил. – Вкусы у людей разные. Просто на Руси виноград не растет, поэтому и вина своего нет. Может быть, только яблочное.
– Да! А то, что мы пили – из Испании. Жестокая страна, но приходится там бывать, у них есть хорошие товары. А ты чем торгуешь, Михаил, если не секрет?
– Чем придется. Вот сейчас в Новгород соль привозил.
– Ах да, соль у вас хорошая. А здесь, на Ладоге, как оказался?
– Медь хотел купить.
– За медью к свенам идти надо – но! У Ганзейского союза есть свои военные корабли, и они не дадут пройти с товаром. Ганза защищает свои торговые интересы. Жаль, что у меня нет меди, я бы тебе продал.
– А ты что везешь, Вернер?
– Стекло. Разные изделия италийских мастеров. Специально плавал вокруг Франции и Испании – ведь без посредников купить всегда дешевле. Знаешь, венецианское стекло самое лучшее.
– Так ты был в Венеции?
– Я же тебе об этом только что сказал.
– Хрупкий товар.
– О да! Но прибыль покрывает убытки от боя стекла.
– Неуж хорошо берут?
– Как в Московии – не знаю, сам там не был, но в Великом Новгороде раскупают быстро. Здесь достаточно много состоятельных людей.
– Покажи! – не выдержал Михаил. Ему было просто интересно, что такого могли делать в Венеции.
– С удовольствием! – купец встал с обрубка бревна.
По трапу они поднялись на судно Вернера. По его знаку матрос откинул люк трюма. Оба спустились. После дневного света в трюме оказалось сумрачно.
На полу лежали мешки, набитые соломой, а уже на них стояли плетеные из прутьев корзины. И даже в самой корзине стекло было переложено соломой.
Вернер бережно достал из корзины стеклянную вазу.
– Любуйся!
Ваза и в самом деле была неплоха, даже по современным меркам. Стекло немного отливало красноватым оттенком. Чаша была большой, а ножка представляла собой виноградную кисть.
– Подойди к свету, здесь темно.
Михаил подошел поближе к снопу света, падающему из открытого люка. Лучи света упали на грани стекла, пустив по трюму солнечные зайчики.
– Ну, любуйся, какая красота! – не выдержал Вернер.
– В самом деле, неплохо.
– Неплохо? Подожди, сейчас ты увидишь подлинную красоту.
Вернер взял из рук Михаила вазу и бережно уложил ее на место, а из другой корзины вытащил стеклянный кубок. Его стекло отливало синевой. Работа была изящная, края кубка оправлены серебром.
– Смотри, какая тонкая работа! – чувствовалось, что Вернер гордится своим товаром.
Михаил взял кубок, подошел к люку и посмотрел сквозь него на свет. Да, для человека, чувствующего красоту, вещица занятная.
– В Гардарике таких изделий еще не было! – похвастался Вернер.
– Продай! – неожиданно даже для себя предложил Михаил.
– Понравился кубок? Дарю!
– Нет, товар продай.
– Весь?
– Насколько хватит у меня денег.
– Деловые разговоры в трюме не ведутся. Но коли ты уже в трюме, смотри товар, потом о цене поговорим.
В плетеных корзинах были разные изделия: и стаканы, и чаши, и кружки, и стеклянные бусы – даже бутылки и кувшины. И каждое изделие – ручной работы, не было двух одинаковых предметов.
– Насмотрелся? Пошли наверх.
Вернер провел Михаила в малюсенькую каюту. Там помещалась деревянная кровать, стол и один стул. В стене был небольшой шкаф для одежды. Но главное, что понравилось Михаилу, – есть крыша над головой. Случись дождь или непогода – есть где укрыться.
Вернер достал из стола листы бумаги. Михаил был удивлен.
На Руси простолюдины писали, вернее – царапали на кусках бересты, люди позажиточнее – на восковых табличках деревянным заостренным писалом. Дворяне – на пергаменте, но он был дорог. А тут – бумага! За все время нахождения здесь Михаил видел ее в первый раз – так же как и чернильницу с гусиными перьями.
– Где бумагу берешь, Вернер?
– Из Синда возят, рисовая. Продать?
– Я бы взял. Сколько стоит?
– Тебе отдам, за что купил. Подожди, я найду, сколько у меня и какого товара. Там же и цена есть.
Вернер долго считал, потом объявил цену.
– Учти, Михаил! За твою помощь я тебе на первый раз делаю скидку. Всего выходит на двенадцать серебряных талеров.
На сколько тянул талер, Михаил не знал. Он открыл калиту, высыпал на стол деньги и отложил в сторону серебро.
Немец молча достал небольшие весы – вроде аптечных. На одну чашу он отсчитал из своего кошеля двенадцать талеров, на другую положил серебро Михаила. Серебра не хватало. Немного, но не хватало.
– Ты можешь взять не весь товар, Михаил. Ведь у тебя судно меньше, и я сомневаюсь, что оно вместит все.
– Пожалуй, верно. Ладно, на сколько получилось, на столько и отдай.
Ушкуй подогнали к борту судна Вернера, с осторожностью перегрузили корзины на палубу, потом из трюма в трюм – мешки с соломой, а уж на них – корзины с товаром.
Когда они закончили работу, солнце стало садиться. Решили заночевать вместе – так безопаснее, а утром разойтись. Вернер хотел идти в Великий Новгород, распродать остатки стекла и набрать воска и зерна.
– Ты знаешь, Михаил, провизия стоит дорого. За трюм с зерном я могу выручить трюм стеклянных изделий. У вас зерно стоит втрое дешевле, чем у нас. Потом в Венецию – и сюда. Я за одну такую ходку могу купить хороший каменный дом в Ростоке.
– Ничего себе! – удивился Михаил.
– Да! Не удивляйся! Лучше торговли может быть только владение серебряными копями или работорговля. Но с ней много мороки, уж очень товар… ммм… специфичный.
От удивления Михаил едва не онемел.
– Это как же?
– Ну, в той же Кафе или на нумидийских берегах, в Персии громадные рынки невольников со всех стран. Хочешь, купи молодого мужчину для работы, хочешь – молодую девушку для услады.
Читал в свое время Михаил о рабах, о работорговле, но больше соотносил это с Древним миром – с Римом, Египтом. А в этой жизни с рабами не сталкивался. Как это можно – купить или продать человека? В его голове такое просто не укладывалось.
Пока беседовали, «уговорили» бутылку бургундского. Вернер оказался любителем вин и имел в трюме несколько ящиков.
Команды судов развели костры, варили еду и тоже общались между собой.
Спать улеглись у костров, оружие держали рядом.
Утром, едва поднялись, Вернер сказал:
– Кажется, надо уносить отсюда ноги.
– Почему?
– Видишь вон ту тучу на горизонте? Вскоре будет буря.
– Надо команды покормить.
– Позже, иначе команды рыб кормить будут.
Вернер явно был встревожен. Он приказал своей команде подняться на судно и приготовиться к отплытию. Немец хотел войти в Волхов раньше, чем поднимется ветер и грянет буря.
Глядя на него, засобирался и Михаил. Попасть в бурю для него сейчас – значит потерять товар.
На прощание купцы обнялись, и каждый поднялся на свое судно.
Первым отплыл Вернер, за ним – Михаил.
Теперь держали курс на Свирь. Небольшой ветерок стих, парус безвольно обвис, но Григорий с командой на веслах гнали ушкуй вперед.
К полудню ветер возобновился. Парус надулся, скорость возросла.
Григорий дал гребцам отдохнуть, потом снова усадил за весла.
Ветер все усиливался, и ушкуй теперь просто летел по волнам. Начали подниматься волны, и Михаил убедился, что немец был прав – будет буря.
Они успели войти в Свирь до шторма. Подогнали ушкуй к берегу, притянули швартовыми за нос и корму.
– Все, отдыхаем! – распорядился Михаил. – Да и покушать пора.
Конечно, судя по солнцу, уже часа четыре пополудни, а ни у кого с утра маковой росинки во рту не было. Зато теперь никакая буря им не страшна.
Со стороны Ладоги слышались раскаты грома, ползли темные тучи.
Команда успела развести костер, сварить кулеш и поесть. А потом хлынул дождь.
Команда укрылась в трюме. В нем было темно, практически весь трюм был занят хрупким товаром, но сквозь настил палубы не проникал дождь и не дул ветер. Кому крупно не повезло – так это вахтенному, которого выставили на палубе. Он промок.
Гребцы, натрудившись за день, уснули.
Михаил решил сменить Афанасия – не все же время ему одному мокнуть на палубе. Натянув на себя войлочную накидку – она укрывала от ветра и долго не пропускала воду, – Михаил поднялся на палубу. Обрадованный Афанасий тут же юркнул в трюм. Он сильно продрог, с одежды потоками стекала вода.
А природа продолжала показывать светопреставление. Из-за низких черных туч сверкали молнии, громыхал гром, стеной стояла вода – такой силы шел ливень. Ветер свирепствовал такой, что косые дождевые струи иногда летели почти горизонтально. Ушкуй раскачивало килевой качкой.
Михаил представить себе не мог, что творится сейчас на Ладоге. Хорошо, что он послушал Вернера и не стал разводить костер для приготовления пищи. В такую бурю корабль могло ударить о берег или просто разнести в щепки.
Часа через три-четыре он промерз и промок. Вернувшись в трюм, разбудил Митяя:
– Иди, твоя очередь.
Сам же улегся на его место.
В трюме было сухо и тепло – ни ветра, ни ослепляющего света молний. Только и чувствуется, что качка. Так и уснул.
А утром, едва открыли люк, в глаза ударило яркое солнце. И – никакого дождя и ветра.
Команда, кряхтя, выползала из трюма. От неудобных поз, в которых заснули вконец уставшие люди, затекли руки и ноги, ныла спина.
Развели костер, который от сырых дров не столько грел, сколько дымил, отпугивая комаров – их здесь было немерено. Кое-как сварили похлебку, поели – и сразу в путь.
Идти пришлось на веслах против течения.
Только к полудню поднялся небольшой ветерок, наполнив парус и позволив гребцам отдохнуть. А дальше – знакомым уже путем.
Михаил решил сначала добраться до Твери. Город был старинный, богатый, должны найтись покупатели на необычный груз. Кроме того, по берегам Волги располагались и другие города – Ярославль, Нижний Новгород. В Москву бы завернуть, только Михаил опасался, что после пожара людям не до красот венецианского стекла, дома надо отстраивать.
Через десять дней он достиг Твери. Город и в самом деле был богат – только три города на Руси печатали деньги: Москва, Великий Новгород и Тверь.
Перед тем как причалить, Григорий посоветовал Михаилу:
– Хозяин, без нужды не говори, что ты из Московии, тем паче что ты литвин.
– Почему?
– Для Новгорода, так же как для Твери и Рязани, Москва – как красная тряпка для быка. Они давнишние враги, и как бы нас за лазутчиков московских не сочли. А с теми разговор короткий: на дыбу, а оттуда – на виселицу.
Перспектива болтаться с пеньковым галстуком на шее Михаила не прельщала. Потому, когда мытарь спросил, из каких он краев, Михаил ответил, что из Нижнего Новгорода. Почему он так сказал, и сам не понял. Но мытарь кивнул удовлетворенно.
На торгу Михаил встал сам, выложив на арендованный прилавок стеклянные бусы. Они были разноцветные и играли на солнце.
Женщины подходили, заинтересованно примеряли, но, узнав цену, разочарованно отходили. За день Михаилу удалось продать всего пару украшений.
На следующий день Михаил решил действовать иначе. Остановив извозчика, спросил, не знает ли он, где живут родовитые да богатые дворяне.
– Да кто же не знает? – едва не обиделся тот. – Садись, мигом довезу.
– Я тебя на весь день нанимаю. Сколько стоить будет?
– Две деньги.
– Держи задатком одну.
Михаил погрузил на повозку две плетеных корзины.
– Езжай, братец.
Ехать пришлось недолго – впрочем, и город был меньше, чем Великий Новгород.
Подвода встала у двухэтажного деревянного дома.
– Туточки боярин Садыков проживает.
– Татарин, что ли? Уж больно фамилия татарская.
– Из обрусевших, давно из Орды перебрался.
Ну ладно, татарин так татарин. Михаил постучал в ворота.
Вышел холоп из прислуги.
– Дело имею к боярину.
– Как доложить?
– Купец Михаил Миронов, привез заморский товар.
Мужик почесал в затылке и захлопнул калитку. Сколько ждать и ждать ли вообще – неизвестно.
Однако вскоре калитка открылась.
– Заходи.
Михаил взял в обе руки по плетеной корзине и пошел вслед за холопом.
Его провели в трапезную – большой зал с пустым обеденным столом.
Через какое-то время спустился со второго этажа и сам боярин. Татарское его происхождение не оставляло сомнений – раскосые глаза на скуластом лице, усы со свисающими к подбородку концами.
– Здравствуй, боярин, – Михаил поклонился.
Боярин слегка кивнул.
– Мне холоп доложил, что ты товар заморский показать хочешь.
– Истинно так, боярин. Вот он.
Михаил достал из корзины кубок из синеватого стекла, оправленный в серебро, и поставил на стол.
Узкие глаза татарина на мгновение расширились. Он взял в руки кубок, цокнул языком:
– А еще?
Михаил извлек вазу. Боярин тоже осмотрел ее, поставил на стол.
– И это все?
– Не гневайся, боярин, в трюме моего корабля еще много дивных вещиц.
– Тогда вези сюда.
Михаил решил схитрить. Он вернул кубок и вазу в плетеные корзины.
– Не могу.
Пока он ехал на подводе, выспросил у возницы фамилии богатых дворян и сейчас решил сыграть на соперничестве.
Боярин в удивлении вскинул брови.
– Обещал к полудню быть на судне – приедет боярин Левашов. А до того никому ни одной вещицы не показывать. Я ведь к тебе из уважения.
– Это Степан Никитич? Да ведь он жмот!
– Как знаешь, боярин.
Михаил подхватил корзины и направился к выходу. Не очень быстро, чтобы у татарина оставалось время подумать.
– Стой!
Михаил остановился.
– Где стоит твое судно?
– На причале, где же ему еще быть?
– Езжай к себе. Сейчас холопы оседлают коней, и я буду. А до того чтобы ты никому ничего не говорил и не показывал.
Михаил с корзинами уселся на подводу:
– Езжай к причалу.
Он успел доехать и приказал команде выставить из трюма на палубу корзины. Не лезть же боярину в самом деле в трюм!
Из переулка вынеслась кавалькада всадников, в переднем Михаил узнал Садыкова. На боярине был богато украшенный на восточный манер халат, опоясанный наборным поясом с саблей, высокая шапка. Кончики сафьяновых красных сапог загибались вверх. Ни дать ни взять – татарин.
Холопы подхватили боярского жеребца под уздцы.
Боярин легко спрыгнул с коня и важно поднялся по трапу на палубу. Команда склонилась перед ним в поясном поклоне. Боярин милостиво кивнул – приличия были соблюдены.
– Показывай.
Шоу началось. Михаил вынимал из корзин стеклянные изделия и вертел ими перед внешне безразличным взором боярина.
– Якши! – наконец не выдержал тот. – Беру все.
– Как все? А Левашов?
– Я первый. Сколько?
Михаил достал записи, подсчитал, умножил вчетверо. Вернер продал ему со скидкой, так чего стесняться? Он же не соль рыбакам продает. Выходило – гривна и еще два рубля серебром.
Боярин засопел, но повернулся и поманил пальцем. От его свиты отделился человек, подбежал:
– Рассчитайся.
Мужичок, вероятно, был казначеем.
– Доставишь сам, дом знаешь.
Боярин важно сошел на берег, лихо вскочил на коня, и кавалькада умчалась.
Первый блин получился не комом. Пришлось нанимать еще две подводы и осторожно грузить корзины. Потом все их перевязали веревкой.
За передней подводой шел сам Михаил, приглядывая за грузом. За двумя другими шли Митяй и Афанасий.
У дома боярина их уже ждал казначей с холопами. Он пересчитал корзины, кивнул. Холопы осторожно понесли покупки в дом.
Михаил расплатился с возчиками двух подвод. А тому, с кем ехал утром, сказал:
– Вези нас на причал. Вот тебе деньги, завтра с утра будь там.
Утром он решил ехать в кремль к Великому князю тверскому Михаилу Борисовичу.
Однако только он уселся на подводу, как к пристани выехали трое конных.
Остановившись, оба верховых спрыгнули с коней, придержали скакуна третьего, поддержали стремя – приехавший был явно дворянских кровей.
Михаил слез с телеги и поклонился. Он не знал, кто перед ним, но от поклона спина не разломится.
– Я боярин Левашов. Ты почему Садыкову, а не мне заморские диковины показал и продал?
– Не гневись, боярин, как раз к тебе собирался.
– Небось татарин все лучшее забрал?
– Как можно! Самого лучшего он не видел, оно в трюме.
– Показывай.
Боярин взошел на палубу. От кого и как он узнал, было непонятно. Видно, были свои люди в окружении Садыкова – они и оповестили Левашова.
Люди из команды достали из трюма корзины.
– Это все? – грозно спросил боярин.
– Как есть все, боярин!
– Показывай!
Михаил извлекал изделия венецианских мастеров. Боярин искоса поглядывал и только раз спросил:
– У Садыкова такие есть?
– Здесь лучше.
– Забираю все.
– Ты даже цену не узнал, боярин.
Сверившись с записями, Михаил еще вчера вечером подсчитал остаток и цену.
– Две гривны.
Щеки боярина побагровели.
– Вчера Садыкову дешевле продал, бестия!
– Так сегодня товар куда как лучше!
– Не врешь? Перекрестись!
– Как можно! – Михаил перекрестился.
Боярин довольно ухмыльнулся.
– Так-то оно лучше. Держи!
Он вытащил из-за пазухи серебряные гривны и отдал Михаилу.
– С тобой останется мой человек, он дом покажет.
Тем же образом, что и вчера, корзины на подводах доставили в дом боярина.
Михаил вернулся на судно окрыленный. Такого успеха он не ожидал. Всего три дня в Твери, а товар уже продан. И выручка – сам-четыре! Всегда бы так.
– Куда теперь? – спросил Григорий.
– В Москву.
– В Твери товары брать будем?
– Нет.
Тверь от Москвы недалеко, и цены на товары здесь практически московские. «Овчинка выделки не стоит», – решил Михаил. Он был технарем, и ему хорошо давались точные науки, а вот с географией, историей и литературой он не очень дружил. Но, тем не менее из школьного курса истории помнил, что Москва возвысится, подмяв под себя и Новгородскую республику, и Великое княжество Тверское. И «принуждение к миру», как говорили его современники, пройдет не совсем бескровно. А потом будут опричники Ивана Грозного с многочисленными жертвами среди новгородских жителей.
Потому он и хотел обосноваться в Москве. В принципе в плане спокойствия и безопасности – лучше Ярославль или Суздаль, но, на его взгляд, выглядели они уж очень маленькими, провинциальными. Москва, правда, тоже невелика, но там жизнь все-таки кипит и торговля бойкая.
Михаил лелеял надежду открыть в Москве свою лавку, купить дом и вести оседлую жизнь. Ходить за товарами самому, конечно, интересно, и купить можно выгодно – взять хотя бы встречу с Вернером, принесшую ему изрядную прибыль. Но ему была больше по нраву жизнь стабильная, без эксцессов.
У Волока Ламского перетащили лошадьми ушкуй, и вскоре они уже были в Москве.
Михаил ее не сразу и узнал – едва ли не четверть города выгорела. В городе стоял запах гари, по пепелищам бродили люди, отыскивая уцелевшее добро. М-да, пожалуй, правильно, что он завернул для торговли в Тверь. Хотя то там, то сям уже стучали топоры, и на расчищенных участках возводились новые избы. У кого были деньги на строевой лес, торопились до осени, до холодов возвести себе жилье. Ватажка хороших плотников могла сложить избу за десять дней – с окнами, полами, крыльцом. Много времени уходило на кладку печи, печники были в дефиците, да и сохнуть печь до первой растопки должна была долго.
Походил по столице княжества Михаил, посмотрел на разорение, повздыхал. Мало того, что деревянная Русь горит повсеместно, так еще удельные и великие князья города разрушают, никак власть поделить не могут. А еще уничтожают людей, в плен угоняют и тоже жгут враги внешние: литовцы, татары ордынские и крымские – да несть им числа.
Пока ходил по Москве, мучительно вспоминал, какие города на Руси не горели дотла, куда татары не дошли. Выходило – только Север, вроде Холмогор (нынешнего Архангельска), Соловков, где только монастырь и есть, да еще Белозера и Вологды. Однако Михаил был человеком теплолюбивым, и жизнь на Севере его не прельщала. Там и лето-то один месяц в году, и в реках не искупаться из-за холодной воды. Нет, те края безопасны, но не для него.
Были и другие города, вроде Хлынова. Но туда можно добраться по воде только через Казань или, если не хотелось встречаться с татарами, посуху.
На судно он вернулся задумчивым, уселся на корме и голову повесил.
– Ты чего такой печальный, хозяин? – устроился рядом на борту Григорий.
– По городу ходил. Печальное зрелище, одни пепелища. Беда у людей, чему радоваться? Дом хотел купить – небось сейчас цены взлетели. Да и опасаюсь теперь деревянный брать, каменный куда как лучше, не сгорит.
– Многие бояре и каменные дома побросали, от пожара из города с семьями утекли. Слышал я от людей, что они за городом имения себе строят – кто подсуетился вовремя. Земелькой-то в основном Великий князь да церковь распоряжаются. Так что проще уж готовый дом купить и перестроить, а то и вовсе снести и новый на его месте воздвигнуть, чем пустошь получить. Великий князь землицу за заслуги жалует больше воеводам да дворянам.
Ну хоть здесь ясность какая-то появилась. Обзаводиться жильем край как надо, ну еще месяца два-три, если с погодой повезет. А потом холода грянут, реки льдом покроются – на кораблике уже не поплаваешь.
И еще одна причина была: денег у него прибавилось изрядно. Капитал купеческий, что он в тайнике нашел, умножился впятеро, как не больше. Все время с собой его иметь Михаил опасался. Корабль захватить могут, утонуть в бурю запросто может, даже сгореть случайно. И получится тогда – ни корабля, ни денег, хоть на церковной паперти подаяние проси. А в доме надежно спрятать можно, в том же подполе. Правда, чтобы дом не разграбили, когда он по торговым делам отлучаться будет, кого-то нанимать надо – вроде сторожа или домоуправителя.
– Григорий, присматривай дом, поговори со знакомыми. Я же к купцам схожу, с ними потолкую.
– А может – ну ее, эту Москву? Купим дом в Сергиевом Посаде? Монастырь рядом, все чинно, спокойно. У монастыря стены высокие да крепкие, от любого врага оборонится.
– Монастырь-то оборонится, а сами посады? Понятно, жители в монастыре укроются – а дома? Сгорят?
– Тогда не знаю, что присоветовать. Ты хозяин, решай сам.
Легко сказать – «решай», а как? Если бы знать…
– А как до монастыря по воде добраться?
– Ну, сначала по Клязьме, потом по Вори, дальше Торгаша будет, а потом – Кончура. На ней как раз Сергиев Посад и стоит.
– Что-то далеко выходит… А ты откуда знаешь?
– Ходил как-то раз, запомнил.
И все-таки Михаил решил брать дом в Москве. Прибудет вот так с товаром в Первопрестольную, а голову приклонить негде будет, до Сергиева Посада не меньше двух дней по узким рекам добираться надо.
Походил он по торгу, поговорил с купцами из местных, московских, – с приезжими что толку выяснять? Нашел купца, который и подсказал ему:
– У меня по соседству боярин дом продать хочет. От Великого князя дачу получил недалеко от города. Поговори с ним.
«Дачей» назывался удел земли, часто с деревнями, холопами и скотом, пожалованный боярину за заслуги. Дача переходила по наследству сыновьям, если они несли военную службу, были служивыми боярами.
– Познакомь, сведи, – попросил Михаил.
Купец оглядел Михаила.
– Дорого просит боярин, можешь не осилить.
– А ты сведи!
– Тогда подходи попозже. Закончу торговлю – вместе пройдем.
Дом боярский располагался в Конюшенном переулке, почти в центре города. За высоким забором едва виднелся второй этаж каменного дома.
Михаил сразу решил – беру! Центр города, строение каменное – что еще надо? Правда, судить о состоянии дома он не мог.
Купец, который при знакомстве представился Пафнутием, сыном Афанасьевым, постучал в ворота. На стук вышел холоп.
– Боярин уехавши, обещался быть ввечеру, – и захлопнул калитку.
– Ты не расстраивайся, Михаил. Мой-то дом напротив. Пойдем ко мне, посидим, поговорим. Я своим людям накажу – пусть боярина ждут. Как приедет, мы тут как тут.
И в самом деле, не бегать же к нему от ушкуя через каждый час?
Купец жил зажиточно. Дом был хоть и одноэтажный, но большой, и челяди для обслуживания хватало.
Пафнутий Афанасьевич сразу прошел в трапезную, перекрестился на образа в красном углу. К нему подбежали два мальчугана-погодки, похожие на отца. Немного позже купчиха вышла – дородная, румяная.
Слуги тут же начали на стол собирать.
– Отобедаем, чем бог послал.
Бог послал им в этот день изрядно. Сначала уха из стерляди под расстегаи, потом жареная курица с тушеной капустой да с пивом, потом сушеные фрукты с сытом.
Михаил давно не ел домашней пищи, ему все понравилось.
Дети и купчиха после обеда удалились. Прислуга шустро убрала со стола.
– Ну вот, на сытый желудок и говорить сподручнее. Ты, Михаил, из каких краев?
– Из Литвы. Правда, давно оттуда.
– Надоело под шляхтой жить? Бывал я единожды в тех краях. Ох и заносчивы полячишки, чуть что не по нему – сразу за саблю хватается.
– Вот-вот, потому и уехал. Здесь хочу осесть.
– Правильно. Серьезным людям дело всегда найдется. Чем торгуешь?
– Когда как. Последний раз соль в Великий Новгород возил.
– Хороший товар, не залеживается. А в зиму что делать собираешься?
– Не решил еще. Может, с обозами ходить буду.
– Оно правильно. Деньги работать должны, прибыль приносить. Только весной и осенью, пока морозов нет, из-за грязи не поездишь. Да и разбойников хватает. Или охрану нанимать надо, или нескольким купцам объединяться в большой обоз, чтобы отбиться.
– Предлагаешь вместе ездить?
– Не, у меня получше предложение.
В этот момент в дверь постучал холоп.
– Пафнутий Афанасьевич, боярин приехал.
– Идти надо, Михаил, не ровен час – снова уедет. Все дела после обговорим.
Они вышли во двор, перешли улицу. Холоп боярский как раз двери закрывал. Увидев купцов, кивнул:
– Доложу сейчас.
Потом, вернувшись, распахнул калитку:
– Боярин принять изволит.
Боярин не спустился по ступенькам, встретил гостей на крыльце. Если бы гости были ему ровней, он должен был спуститься с крыльца, корец со сбитнем поднести. А купец – он значительно ниже боярина стоит.
Оба купца поклонились – все же дворянин перед ними.
Боярин пригласил войти, на лавку в трапезной усадил. Как обычно, сначала о здоровье семьи расспросил, потом о погоде. Затем разговор пошел о городском пожаре.
Михаил уже знал эту традицию – разговор о делах сразу не начинать.
Наконец боярин спросил:
– С чем пожаловал, соседушка? Али беда какая случилась?
– Прослышал я, что Великий князь милостью своей тебя одарил, дачу ты получил.
– Верно! – Боярин приосанился, огладил бороду.
– А еще – что дом свой продать хочешь.
– Раздумываю пока.
– А я покупателя привел. Солидный человек, хоть и молодой. Купец, как и я.
Боярин скептически оглядел Михаила. Одет молодой купец в чистое и новое, но без блеска, без видимых признаков зажиточности.
– Если надумаю продать, так возьму дорого.
– Товар допрежь посмотреть надо.
– Это уж как водится. Архип!
В дверь вошел холоп.
– Проведи гостей по дому, покажи все, что захотят.
Для начала они прошли по комнатам. Вроде неплохо, но планировка «трамваем», какие Михаил видел на экскурсиях в старинных дворцах, – анфилада комнат одна за другой.
Пафнутий Афанасьевич настоял на осмотре подвала и чердака.
– А как же? Вдруг балки на чердаке гнилые? Убыток!
Балки оказались дубовые, коим и через сто лет сноса не будет. И подвал почти под всем домом порадовал.
Когда они вошли в трапезную, отряхиваясь от пыли и паутины, боярин расхохотался:
– На леших похожи! Садитесь. Понравился дом?
– Крепкий, – дипломатично ответил Михаил. Хвалить дом нельзя, хозяин цену взвинтит.
– Тогда вот вам мое окончательное решение: две гривны серебром! – заявил боярин.
– Помилуй бог, боярин! Я о такой цене не слыхивал! – едва не возопил Пафнутий Афанасьевич.
– Вольному воля, – развел руками боярин. – Дом каменный, для себя строил, на века, чтобы и дети и внуки в нем жили. Не погорит, как деревянный.
Боярин уставился на Михаила, ожидая ответа.
– Беру, – выдохнул молодой купец.
– Ну, молодца! – одобрил боярин.
– Ты бы хоть поторговался! – вскочил Пафнутий Афанасьевич.
– Бесполезно, – прогудел боярин, – не уступлю. Когда деньги будут?
– Завтра с утра.
– Жду, тогда и купчую подпишу.
Купцы откланялись.
Когда они вышли на улицу, Пафнутий накинулся на Михаила:
– Дом и в самом деле хорош, я изъянов не нашел, но поторговаться надо было, цену сбить. Мол, землицы вокруг дома мало, то-се.
– Ты же лицо боярина видел? Такой не уступит.
– Может, оно и так.
– Я к себе пойду, поздно уже. Завтра с утра – к боярину.
– И я с тобой. При такой сделке видак нужен, засвидетельствовать. А после – разговор продолжим, что у меня начали.
– Договорились.
Михаил ночевал на ушкуе. Ему не спалось. Слишком серьезная покупка, слишком дорогая. Все, что он заработал двумя ходками, очень удачными, пойдет на дом. А с другой стороны, дом – это свое гнездо, якорь в жизни.
Утром он встал невыспавшийся, с помятым лицом.
– Ты не приболел случаем? – спросил Григорий.
– Нет, здоров я. Дом сегодня покупаю – вчера присмотрел. Волнуюсь маленько.
– Ох ты! Далеко?
– Сам скоро увидишь, со мной пойдешь.
Михаил достал из тайника деньги и сунул их в поясной кошель. Есть не хотелось – аппетита не было совсем, и губы от волнения пересохли.
До боярского дома добрались быстро, только сначала в дом к Пафнутию Афанасьевичу зашли.
Купец уже был готов, оделся празднично. А у Михаила другой одежды не было, не удосужился приобрести. Однако взял себе на заметку.
Холоп боярский впустил всех сразу.
– Ждет боярин уже.
Купчая на дом была уже написана и подписана боярином. Михаил, а потом и Пафнутий прочитали, поставили свои подписи. Боярин сыпанул мелкого песка на чернила, сдул.
Михаил достал из калиты две гривны серебром и положил на стол. Боярин толкнул ему по столу купчую:
– Владей.
– А мебель? Ну, я имею в виду – кровати, шкафы?
– Всем и владей. Некогда мне, дела. Архип, запрягай коней.
Боярин вышел, и скоро со двора донесся стук копыт. Ворота остались распахнутыми.
