Глава 5
Офицер
Пока доехали до Москвы, было уже три часа пополудни. Потом Андрей писал рапорт о происшествии и применении оружия. До своего отделения он добрался уже к вечеру – оружие сдать надо.
Начальник дожидался его:
– Доложи, как обезвредили Федьку Одноглазого, да с подробностями. С меня ведь начальство спросить может.
Андрей рассказывал ему битых полчаса – о том, как Федьку увидел, как тот в вагон на ходу вскочил. И даже о том, что Федька его ударил, не умолчал.
– В рапорте о том написал? – насупился начальник.
– Никак нет.
– Правильно, продолжай.
Закончил Андрей свое повествование тем, что раненый Федька с заточкой на него кинулся, и он в порядке самообороны выстрелил ему в голову.
– Все правильно сделал, молодец! Преступник обезврежен, причем преступник опасный, рецидивист. Деньги изъяты, и, я думаю, на днях будут возвращены на фабрику. Отлично! Работали многие: МУР, наш уголовный розыск. А ты, можно сказать, точку в деле поставил. Вижу – устал, двое суток на ногах. Своей властью даю тебе два дня отдыха, отсыпайся.
– Спасибо! Устал я, спать охота.
– Вот и иди.
Андрей поплелся домой. Чувствовал он себя, как выжатый лимон. Голова тяжелая, соображает туго, ноги налились чугуном.
Тетка встретила его причитаниями:
– Ты бы хоть предупредил, что не приедешь! Я тебе еду в старую душегрейку укутала, а тебя все нет… Я понимаю – служба, но не двое же суток подряд! Я уж испереживалась вся – не случилось ли чего?
– Что со мной может случиться? На фронте уцелел, а тут – дома. В оцеплении стоял.
Андрей не хотел волновать тетку: старая она уже, вдруг сердце прихватит или давление подскочит.
Он съел кашу, не чувствуя вкуса, разделся и лег спать. Господи, как же хорошо дома!
Проснулся он, когда за окном стояла темнота. Тетка ходила на цыпочках.
– Сколько времени?
– Десять часов.
Андрей поднял голову с подушки:
– Утра или вечера?
– Вечера, конечно. Ты чуть ли не сутки проспал. Есть хочешь?
– Как волк!
Андрей сбегал в туалет, умылся.
Тетка поставила еду на стол. Отварная картошка с укропом, селедка, черный хлеб, чай с сушками.
Андрей потянул носом – пахнет вкусно. И он накинулся на еду.
Тетка смотрела жалостливо.
– Андрей, у тебя зарплата когда?
– Должна быть завтра, – невнятно проговорил он с полным ртом.
– Слава богу! А то у нас денег три рубля осталось. И по жировкам платить надо.
– Плати. А я завтра в отделение схожу, получу.
Денежное довольствие обычно не задерживали, платили день в день. Вот ведь интересно! Он в руках держал саквояж, где лежала не одна его годовая зарплата, а дома денег почти нет.
Поев, он послушал новости по радио и снова улегся в постель. Валентине звонить уже поздно, а больше делать было нечего.
Утром он направился в отделение, где у кассы уже толпились сотрудники.
Встретили Андрея почти восторженно. Новость о том, что он убрал Федьку Одноглазого и вернул деньги, уже успела облететь отделение.
– Молоток, Фролов!
Его хлопали по плечу, шутили, что, мол, в кассу стоишь, а у Федьки вон сколько денег забрал. Некоторые откровенно завидовали:
– Не успел прийти в органы, как уже отличился! Везет же!
– А кто тебе не давал? – оборвал завистника подошедший капитан Васильев. – Вы в оцеплении вместе стояли, когда Фролов под пулемет пошел – в деревне, где бандитов брали. Что же ты не побежал? Шансы у вас обоих были одинаковы!
Говоривший стушевался.
– Да и за Федькой тоже не всякий с поезда на ходу сиганет и десяток километров преследовать его будет…
Сзади пробурчали:
– Он молодой, а у нас семьи. Случись чего – кто детей кормить будет?
Вопрос серьезный. Пенсия по утере кормильца, пусть и при исполнении служебных обязанностей, была мизерной.
Андрей дождался своей очереди, получил зарплату и вернулся домой. Деньги отдал тетке, только десятку себе оставил. А еще отдал ей талоны на продовольственный паек – полагался такой, как довесок к денежному довольствию. Невелик продпаек: сахар, крупа, маргарин, рыба – мороженая или соленая, но все же он позволял выживать.
Вечером позвонил Вале, поболтали о том, о сем. А дальше служба своим чередом пошла.
Только через неделю Андрея и начальника отделения с замполитом вызвали в Управление. В кабинете генерала объявили приказ по Управлению. Начальник и замполит досрочно получили очередные звания, а Андрею вручили именной пистолет «ТТ». Андрей понял, что отец Вали, Петр Вениаминович, слово свое сдержал.
Уже в отделе Андрей рассмотрел серебряную табличку на рукояти:
«Сержанту Фролову А. М. за успехи в борьбе с бандитизмом». И дата.
«ТТ» разглядывали все сотрудники – это было первое наградное оружие в отделении. Только начальник вздохнул:
– Чую я, Фролов, заберут тебя от нас.
– Почему?
– Уйдешь или на учебу, или на повышение. Попомните мои слова, хлопцы, он еще нами командовать будет.
Андрею стало неудобно перед товарищами – могут подумать, что он выслуживается. Хотя общим делом занимались. Повезло ему, не без этого, так ведь завтра другому подфартит. Сам Андрей успехам других не завидовал, а искренне радовался. Если другой сделал лучше, надо у него учиться. Стало быть, кто-то умеет отлично стрелять или бегать, или агентуры много навербовал. Опыт – дело наживное.
Этим же днем позвонила Валя, что было редкостью – обычно звонил Андрей.
– Тебя можно поздравить? Папа сказал, что тебя наградили именным оружием – вроде задержал ты какого-то крупного бандита.
– Насчет оружия верно.
– Так ты герой! А почему мне не рассказал первой?
– Ну… служебные же дела! Еще подумаешь – хвастаюсь.
– Завтра воскресенье, не забыл? Давай встретимся, погуляем.
– Я только «за» – обеими руками. Целую.
Валя прошептала – видимо, чтобы не слышал строгий отец:
– Я тоже тебя целую. До встречи.
На этот раз Андрей прикрепил к пиджаку награды, а в карман положил наградное оружие – наверняка Валя попросит показать. Собственно, почему бы и нет? Ведь заслужил.
Дверь в квартиру снова открыл ее отец. Он оглядел Андрея с видимым удовольствием:
– Заходи, герой!
Пригласив в гостиную, полковник подал Андрею руку – тот явно рос в его глазах.
– Рапорт твой читал. Не скрою, доволен. Матерый медвежатник был этот Федька. Правда – был, да весь вышел. Нам бы в органах побольше таких, как ты, мы бы преступной гидре быстро голову скрутили.
– Стараюсь.
– Не сбавляй оборотов, так держать!
– Есть.
Вошла Валя:
– Папа, хватит командовать, Андрей не на службе. Ой, да ты сегодня с наградами! Как здорово! А именное оружие взял?
– Специально для тебя, любуйся. – Андрей вытащил магазин с патронами и протянул пистолет Вале.
– Тяжелый какой! – Девушка прочитала табличку.
– Как у героев Гражданской войны – Буденного или Ворошилова! Завтра девчонкам расскажу – обзавидуются!
– Валя! – укоризненно покачал головой отец. – Может, по такому случаю по рюмочке?
– Знаю я тебя! Сначала рюмочка, потом разговоры пойдут. Андрей, уходим.
Они гуляли, в кафе ели фисташковое мороженое, катались на колесе обозрения. С высоты Москва казалась огромной, просто без конца и края – улицы, дома.
– А представляешь, что будет через десять, двадцать лет? – мечтала Валя. – Дома построим новые – уже пять высоток заложили. Машины красивые ездить будут, люди будут ходить нарядно одетые…
– Мы к тому времени старые будем, – спустил ее с небес на землю Андрей.
– Вовсе и нет! Через десять лет тебе сколько будет?
– Тридцать пять, почти пожилой.
Валя звонко расхохоталась:
– У нас с тобой все впереди! Тридцать пять – пожилой! Вот уморил!
На аллее в парке им встретилась знакомая Вали, из школы. Увидев ее, Валя взяла Андрея под руку:
– Познакомьтесь: это Верочка, учитель из нашей школы. А это Андрей. Его именным оружием наградили вчера!
Верочка смотрела на Андрея удивленно. Вот завтра разговоров в учительской будет!
Расставаться, как всегда, не хотелось, но завтра обоим надо было на работу.
Незаметно пролетело лето. Как-то неожиданно, хотя Андрей сам писал рапорт о направлении на учебу, пришел приказ о зачислении его в Московскую специальную школу милиции.
Андрей с бегунком пробежал по службам. Провожали его сотрудники с пожеланиями, добрыми напутствиями. Кто-то вспомнил о предсказании начальства, что Андрей не засидится в постовых, пойдет дальше.
Двадцать восьмого августа, как ему и было предписано, он прибыл в школу.
Москвичей, служивших непосредственно в московской милиции, была половина курса. Остальные курсанты были из Московской области и близлежащих областей вроде Тульской, Ярославской, Калужской. У многих на кителях – боевые награды. А возраст был разный, и Андрей опасался, что будет выглядеть «стариком». Но на построении с удивлением увидел, что возрастной разброс велик – от едва отслуживших срочную службу и не успевших попасть на фронт и до тридцатипятилетних, у которых были даже звания офицерские, в основном лейтенантские. Хотя не факт, что они имели опыт и стаж службы в милиции – ведь при приеме на службу звания присваивали не ниже армейских. Андрей в армии был сержантом, и в милиции имел такое же звание.
Репрессии в стране, поутихшие в годы войны, возобновились в январе 1948 года. В Минске был убит чекистами Соломон Михоэлс, затем разгромили еврейский антифашистский комитет. Жданов с резкой критикой обрушился на Ахматову, Зощенко, Шостаковича, назвав их «безродными космополитами».
А по улицам на самодельных громыхающих тележках разъезжали инвалиды – безногие, безрукие. Они просили милостыню, с горя, от ощущения своей ненужности пили «горькую». Сталин, с именем которого они шли в бой, распорядился выслать их из Москвы за 101-й километр, дабы не портили вид на улицах. Так генералиссимус платил своему народу за те великие жертвы, которые он принес.
Жулье и мошенники всех мастей процветали. Обмен денег, названный денежной реформой, в первую очередь ударил по простому народу. Заведующие базами, директора магазинов, вагонов-ресторанов, складов успели сдать наворованные деньги под видом выручки, а товары и продукты пустили в оборот, вернув вложенное, и в накладе не остались.
Отделы милиции по борьбе с хищениями социалистической собственности сбились с ног, уголовные дела множились с каждым днем. Курсантов спецшколы периодически придавали в помощь сотрудникам отделов.
Учиться Андрею нравилось – многое он видел и о многом слышал впервые. Приходилось много читать, записывать, поскольку в военное время книги почти не выпускались, а криминалистика ушла вперед.
Курсанты жили на казарменном положении, и домой их отпускали только в выходные и по увольнительным.
Андрей преуспевал в огневой подготовке, физической, рукопашному бою. Занимались с утра и до четырех часов дня, потом – самоподготовка.
По вечерам в казарме он разговаривал с соседями. Тем для бесед было много – и о состоянии преступности, и о прошедшей войне. Все парни Андрею нравились, с некоторыми он подружился – за исключением одного. Тот в свое время служил в заградотрядах и как-то начал хвастать, как метко он косил наших отступающих солдат. Но слушатели, вначале собравшиеся вокруг него, сразу разошлись – в войсках людей из заградотрядов не любили. Не любили за то, что в тылу стояли, за то, что в своих стреляли… За усиленный продпаек с белым хлебом, когда на фронте давали черный, непропеченный.
Как-то быстро пролетело время учебы. На торжественном построении вчерашним курсантам вручили аттестаты о прохождении курса спецшколы и зачитали приказ о присвоении им первого офицерского звания – младший лейтенант с вручением погон.
Сразу после построения новоиспеченные офицеры милиции устроили мальчишник – с немудрящей закуской и выпивкой.
А утром Андрей, как и два десятка других выпускников, отправился в отдел кадров Управления.
Томительно долгое ожидание в коридоре. Заходили по одному, и кто-то выходил довольным, получив назначение на должность штабную и в хорошем районе.
Другие не были довольны: они мечтали о службе в МУРе, а попали в ОБХСС, где больше бумаг, чем живой работы. А кому охота в двадцать пять лет протирать штаны? Служба в этой организации больше по душе пенсионерам.
Андрею повезло – он попал в уголовный розыск, пусть и не городской, а районный. До потолка от радости не прыгал – не мальчик; понимал, что на любом месте надо служить честно.
Сорок седьмое отделение, куда его направили для прохождения службы, оказалось далеко от дома, и если раньше он ходил на службу пешком, то теперь приходилось ехать на трамвае, а потом на метро. Дорога в один конец занимала полтора часа. Изрядно! Однако выбирать место службы он был не вправе.
Добрался, представился начальнику отделения. Тот обрадовался: людей со специальным образованием в отделении было мало.
– Нам специалисты, тем более – ребята боевые, после фронта ох как нужны! Сейчас познакомлю тебя с твоим непосредственным руководителем.
Начальник отделения позвонил, а через несколько минут в двери вошел мужчина лет тридцати, в костюме, в кармане которого угадывался пистолет.
– Вызывали?
– Принимай пополнение, Василий Федорович! После спецшколы милиции к нам. Фронтовик, потом в двадцать втором отделении постовым служил.
– Не Фролов ли?
– Так точно, Фролов. А как вы узнали?
– Так ты же Федьку Одноглазого завалил! Приказ по управлению был.
– Был. Пистолет наградной вручили.
– Об этом случае весь МУР знает. Не каждый день медвежатника шлепают – да кто? Постовой!
– Вот и бери его к себе. У меня дел полно!
Начальник кивнул на стопу картонных папок на углу стола и продолжил:
– После обеда в прокуратуру ехать, потом в суд отдавать. Кстати, Василий Федорович, как у тебя дело по краже в Кривоколенном переулке?
– Работаем, но зацепок пока никаких.
– Все версии отработай. Вон, человека тебе на усиление даю, а то вечно плачешься, что сотрудников не хватает.
– Мне еще двоих надо, а особенно – эксперта.
– Где ж я тебе его возьму?
Василий Федорович повел Андрея в отдел.
Уголовный розыск занимал три небольшие комнаты. В одной был кабинет самого начальника с несгораемым сейфом в углу, две другие занимали сотрудники.
Начальник завел Андрея к операм.
– Прошу знакомиться, наш новый сотрудник Андрей Михайлович Фролов, после спецшколы милиции.
– Это не тот из двадцать второго отделения, что Федьку Одноглазого завалил?
Андрей про себя чертыхнулся. С одной стороны, приятно, что о тебе заочно знают, вроде как известность какая-то в узких кругах есть. А с другой – ну какой он герой? Даже неудобно как-то. На его месте любой из них поступил бы так же.
Оперативник, спросивший про Федьку, сидел за столом и чистил револьвер. Честно говоря, на служивого он похож не был, больше походил на блатного. Стрижка неуставная, на верхнем зубе – золотая фикса, глаза нагловатые.
Заметив некоторое замешательство Андрея, парень засмеялся:
– Что, не похож на опера?
Он протянул руку:
– Сергей. Вон твой стол, обживайся.
Василий Федорович кивнул и вышел.
Знакомство с сотрудниками состоялось – оперативный состав должен был знать друг друга в лицо.
Сидевший на деревянном диванчике кавказского вида опер тоже представился:
– Гиви.
Еще один, пасмурного вида дядька зрелых лет, кивнул:
– Мыкола, по-русски – Николай.
Прямо полный интернационал!
Сергей смазал револьвер, собрал, снарядил барабан патронами.
– Оружие уже получил?
– Не успел еще.
– Идем, покажу каптерку. У нас оружие при себе постоянно, не как у постовых, имей в виду.
В оружейке пришлось предъявлять усатому пожилому сержанту удостоверение. Тот сверил фото, вернул.
– Что брать будешь?
Вопрос Андрея удивил – в его бывшем отделении постовых об этом не спрашивали. Он поглядел на Сергея.
– Хочешь – «ТТ» бери, хочешь – «наган», а можно и трофейное что-нибудь, – пояснил тот. – Только учти, мы в «уголовке» кобуры не носим.
– Тогда «ТТ».
Если револьвер носить в кармане, выступающая спица курка будет цепляться за подкладку, и в нужный момент оружие быстро не выхватишь. А за поясом носить его Андрей не привык.
Сержант выдал ему потертый пистолет и пачку патронов:
– Распишись и владей.
Когда они возвращались к себе в уголовку, Сергей поучал Андрея:
– Ты бы в форме на службу не ходил. Для постового это необходимость, окружающие видеть должны – вот представитель власти стоит. А у нас служба особая, и зачастую внимание привлекать к себе нежелательно, а то чревато. Вот представь – как ты будешь карманника в трамвае выслеживать? Он тебя в форме увидит и тут же спрыгнет, в другой пересядет.
– Понял. Но я сегодня первый день на службе.
– Как в милицию попал?
– Райком комсомола направил.
– Воевал?
– В полковой разведке.
– А я не успел. Школу в сорок четвертом закончил, сунулся было в военкомат, а меня в милицейский военизированный батальон определили.
Когда они вошли в кабинет, Мыкола сказал Андрею:
– Тебя начальник вызывал. Гиви уже у него.
Андрей постучал и, войдя, стал докладывать по всей форме.
– Ты это брось, мы не в армии, – остановил его начальник. – Завтра форму не надевай. А сейчас с Гиви пойдешь свидетелей искать – он тебе все объяснит.
Когда они вышли из здания отделения милиции, Гиви пояснил:
– Тут недалеко идти, два квартала.
– А насчет чего искать свидетелей?
– Кража в доме произошла, два дня назад. Средь бела дня. Представляешь? Хозяин отлучился на полчаса в магазин, вернулся – а дверь не заперта. Как он рассказал, всегда на два замка закрывает.
– Для опытного домушника замки не преграда. Что взяли?
– Вопрос в самую точку. Хозяин с войны с трофеями вернулся. Барахло разное, но главное – драгоценные предметы: серебряные подсвечники, часы каминные старинной работы, несколько картин. И, похоже, хозяин себе на уме, не все перечислил.
– Интересно, кем он в армии был? Я вот только губную гармошку привез да часы наручные.
– Наверное, тыловик. Да я не спрашивал. Наше дело – искать похищенное, а не допытываться, откуда взял. Коли ты на фронте был, значит – знаешь, некоторые барахло вагонами везли. Мне один знакомый опер рассказывал, что у них один офицер даже плитку кафельную из немецкого дома отковырял и увез.
– Во народ!
– Пришли уже. Наш подъезд третий. Сначала вместе пойдем. Это лучше, что ты в форме – вроде проверка паспортного режима. А там и о краже поговорим. Может, видел кто-то незнакомых или подозрительных.
– Два дня прошло, неужели не спрашивали?
– Ходил я по кварталам, только не со всеми мог поговорить: белый день, люди на работе.
– Знаешь, какая мысль мне пришла?
– Говори, коли уже начал.
– Следили за хозяином.
– Почему ты так решил?
– Сам же сказал, что он только на полчаса в магазин выходил.
– Случайность.
– Уж очень счастливое совпадение для воров.
– Фарт воровской.
– Наводчик у них должен быть, и живет он недалеко – или в соседнем подъезде, или в доме напротив.
– Хм, в этом что-то есть. А в дом напротив я не заходил. Ладно, давай этот дом для начала обойдем. Я тут на бумажке квартиры записал, где уже был. – Гиви достал из кармана пиджака мятую бумажку.
– Начинаем со второго этажа. На первом какая-то контора, квартир нет.
– Баба с возу – кобыле легче.
Они звонили или стучали в дверь, и Андрей сразу представлялся:
– Милиция. Проверка паспортного режима.
Они просили предъявить документы, тщательно просматривали их, сверяя фотографии в паспортах с личностями, их предъявившими, а затем уже Гиви заводил разговор о краже.
Все жильцы о краже слышали, охали, возмущались.
– Жилец-то, у которого украли, тихий такой, всегда здоровается. И пьяным его никто не видел. Вот беда!
Однако несколько человек видели у дома, с тыльной стороны, куда ведут вторые выходы или так называемые «черные ходы», грузовичок. А ведь и в самом деле, те же подсвечники довольно тяжелые. С ними, как и с картинами, идти по городу неудобно, и грузовичок здесь был бы в самый раз.
– А что за грузовик был? Марку, номер не припомните?
Мужчина-пенсионер указал, что грузовик был «газовской» полуторкой военного выпуска, с одной фарой и прямоугольными крыльями, однако номера не запомнил никто. Как отыскать такой грузовик, если их только в одной Москве тысячи? А если он из Подмосковья? Или к делу вообще непричастен?
В следующих квартирах они о грузовичке расспрашивали уже целенаправленно – не к ним ли приезжал родственник, не запомнили ли номер? Но оказалось, что родственников или знакомых, приезжавших к жильцам, не было.
Грузовик становился все более и более подозрительным – ведь двор был на один дом, за ним шла глухая высокая стена какой-то фабрики.
Одна из бабушек, обычно проводящая время на лавочках, припомнила, что в их подъезд заходили два сантехника – подъезд был соседний. Когда же Андрей с Гиви принялись опрашивать жильцов этого подъезда, оказалось, что сантехников никто не вызывал. Правда, дверь одной квартиры им не открыли – никого не оказалось дома.
– Вот что, Андрей. Пока я буду опрашивать жильцов, дуй в домоуправление. Выясни, был ли вызов, в какую квартиру и кто конкретно приходил. В общем – все.
– Понял.
У тех же бабушек на лавке Андрей выяснил, где находится домоуправление: еще два квартала пешком и дверь в подвал.
– Что случилось? – сразу обеспокоился начальник-домоуправ, едва Андрей появился на пороге маленькой комнатушки. – У нас вроде все прописаны и проживают согласно прописке.
– Нет, я по другому поводу. Скажите, вы все вызовы сантехников фиксируете?
– А как же? У нас порядок. Мария Ивановна, покажите товарищу милиционеру журнал вызовов.
Сидевшая в соседней комнатушке пожилая женщина принесла журнал:
– Вас какой день интересует?
– Двадцать третье июля.
Делопроизводитель раскрыла журнал, и Андрей сам стал проглядывать записи. Вызовов в Кривоколенный переулок в этот день не было.
Он пролистал, просмотрел предыдущий день – тоже нет. Стало быть, сантехники липовые. Но была одна нестыковка. Со слов старушки, сантехники выходили из их подъезда, а не из соседнего, где произошла кража. Или старушка обозналась, приняв за сантехников других людей? Мало ли работяг ходит в ватниках и носит кирзовую сумку с инструментами? Похоже, путь тупиковый.
Но по возвращении Андрей доложил Гиви, как старшему, о результатах и своих умозаключениях.
– Не торопись, надо еще опросить всех. Затем зайдем в дом напротив, а уж выводы будем делать потом сообща, на планерке у Василия Федоровича, – осадил Андрея Гиви.
Однако обход закончился ничем. Жильцы не смогли сообщить оперативникам ничего существенного. Но ведь так не бывает. Воры – не бесплотные создания, кто-то должен был их видеть, просто не обратили внимания. Скорее всего, кто-то из преступников достаточно умен и знает азы психологии. Ведь на людей из обслуживающего персонала, особенно в форме, никто не обращает внимания – на тех же почтальонов, связистов, газовиков, работников аварийных служб.
К вечеру они оба основательно вымотались, но все квартиры дома обошли – за исключением двух. Со слов всезнающих бабушек, один из жильцов уже месяц лежал в больнице, а другой был в длительной командировке на Севере. Естественно, ни как свидетели, ни как возможные участники преступления эти жильцы сотрудников уголовного розыска не заинтересовали.
Утром, на планерке они доложили начальнику о результатах.
– Пока мы имеем два подозрительных факта: один – «грузовик во дворе», и второй – «двое мнимых сантехников», – подытожил Василий Федорович. Сегодня вы снова отправляетесь к дому – опросите еще раз тех, кто видел грузовик. Хоть одну, а если повезет – то и две цифры из номера пусть попытаются вспомнить. И по сантехникам – к кому-то же в подъезде они заходили? Может, старушке сослепу они показались слесарями, а могли вполне оказаться грузчиками из мебельного магазина. Тогда и грузовичок в канву ложится. Вы не спрашивали – никому из жильцов новую мебель не завозили?
– Нет, не спрашивали, – Гиви покачал головой.
Андрею стало неловко – почему они сочли двоих неизвестных за слесарей-сантехников? Возможна куча вариантов, а они кинулись проверять единственный, подсказанный старушкой, к тому же подслеповатой. Люди-то не в курсе, чего от них хотят. Спрашивают о сантехниках – о сантехниках и отвечают. А если действительно мебель привозили? Да мало ли что могло быть? Скорее всего, и Гиви и Андрей задавали вопросы неправильно. Надо было интересоваться любыми посторонними – теми же связистами, «Скорой помощью» – просто гостями, наконец. Фактически теперь придется опрашивать всех жильцов заново. А драгоценное время – фактор невосполнимый – уходит, ведь люди могут забыть существенные мелочи.
Сегодня они решили начать с противоположного дома – вдруг из его окон кто-то что-то видел? На сей раз Андрей тоже был в штатском костюме, а не в форме, и потому приходилось показывать удостоверение. Глазков в дверях тогда еще не было, а вот цепочки уже были. Приоткроют узкую щель, посмотрят – и только тогда открывают.
Они обошли один подъезд. Заходили только в квартиры, окна которых выходили на улицу. Вышли во двор.
– Что-то сомневаюсь я, что с этого дома толк будет. Давай разделимся, – предложил Гиви. – Ты второй подъезд обходишь, а я в третий пойду. Быстрее получится.
– Как скажешь.
В душе Андрей был согласен с Гиви. Муторное занятие – сто раз спрашивать людей об одном и том же. Хорошо хоть, что на каждом этаже он опрашивал две квартиры, а не все четыре.
Андрей опросил жителей первого этажа, второго и поднялся на третий этаж. Внезапно раздался выстрел – недалеко, в доме. Но звук слышался с улицы, только приглушенный.
Андрей, перепрыгивая через ступеньку, помчался вниз, на ходу выхватывая из кармана брюк пистолет.
Только он выбежал во двор, раздался еще выстрел – со стороны соседнего, третьего подъезда, который должен обходить Гиви.
Андрей кинулся было туда, как распахнулось окно второго этажа, и оттуда, прямо на цветы маленького палисадника, выпрыгнул мужчина.
Андрей передернул затвор:
– Стой! Милиция! Подними руки, чтобы я их видел!
После приземления мужчина продолжал стоять на четвереньках, не поднимаясь, и рук его Андрей не видел.
– Давай поднимись на коленях – и руки! Руки! Только дернись, я тебе башку прострелю!
Мужчина стал медленно подниматься, держа руки поднятыми вверх.
Сзади раздалась трель свистка – такие выдавались дворникам и постовым, и Андрей на мгновение обернулся посмотреть кто там. Лучше бы, конечно, постовой, но во двор из-за угла вбежал дворник.
Воспользовавшись моментом, мужчина дернул руку вниз – за лежащим на земле оружием. Ни секунды не медля, Андрей выстрелил ему в плечо. Мужчина заорал от боли, и его рубашка окрасилась кровью.
Не сводя с него глаз и не опуская оружия, Андрей подошел и отшвырнул ногой револьвер.
Сзади, топая на весь двор, подбежал дворник:
– Что? Почему безобразие?
И он снова засвистел.
– Спокойно, милиция! – Левой рукой Андрей выудил из кармана удостоверение, показал его дворнику, и тот успокоился.
Андрей приказал раненому:
– Перевернись на спину!
Раненый, постанывая, перевернулся, и Андрей увидел его лицо – типично уголовная рожа.
– Ты его раньше здесь видел? – обратился он к дворнику.
– Никогда.
Левой рукой Андрей расстегнул на раненом пряжку ремня и выдернул его из шлевок.
– На живот.
– Да пошел ты, мусор!
Андрей выстрелил в землю рядом с головой раненого, и тот заорал от испуга и неожиданности.
– Ты чего, бешеный? У меня ухо заложило!
– А это чтобы ты с первого раза понимал.
Не дожидаясь повторного приглашения, раненый перевернулся на живот. Андрей сунул пистолет в карман и ремнем туго связал руки бандиту.
– Присмотри за ним, я быстро! – приказал он дворнику.
– Пригляжу, – кивнул тот.
Андрей кинулся в подъезд – его беспокоило, что не было Гиви. Что с ним? Почему и в кого стрелял бандит?
Оперативник сидел на площадке второго этажа, прижимая руки к окровавленному боку.
– Жив? Уже хорошо! Куда тебя?
– В грудь зацепило.
Андрей отвел руку Гиви в сторону – на левой половине грудной клетки расползалось кровавое пятно. Мельком Андрей взглянул на дверь – там было видно выходное отверстие, щепки торчали наружу. Бандит стрелял через дверь, услышав слово «милиция». Эх, Гиви! Почему же ты перед дверью встал, а не сбоку от нее? Этому Андрея еще в разведке учили, учили и позже – в спецшколе милиции.
– Гиви, ты посиди, а я сейчас, «Скорую» вызову.
Андрей выбежал во двор, к дворнику:
– Где у вас телефон?
– С торца дома вход. Там какая-то контора – у них есть.
Андрей побежал к углу дома и рывком открыл дверь конторы.
Коридор, несколько дверей, стук пишущей машинки.
Он распахнул одну из дверей: сотрудницы прилипли к окну, пытаясь рассмотреть, что там случилось. И телефона не видно.
Так и оставшись незамеченным, Андрей захлопнул дверь и бросился к другой двери.
Женщина, судя по всему – секретарша, разговаривала по телефону.
Крикнув «Милиция!», Андрей вырвал у нее трубку, клацнул рычагом, прерывая разговор, и, набрав сначала номер «Скорой помощи», а потом – номер дежурного своего, уже сорок седьмого отделения, коротко доложил о происшедшем.
– Выезжаем! К месту перестрелки никого не подпускай, – ответил дежурный.
«Скорая» и трофейный мотоцикл с коляской, принадлежащий отделению милиции, прибыли одновременно.
Из коляски выбрался Василий Федорович:
– Где Гиви?
– На втором этаже, ранен.
– Веди к нему врачей. Этот стрелял?
– Он.
Андрей с врачами взбежал по ступенькам.
Гиви сидел, прислонившись к стене. Видно было, что ему худо: лицо бледное, на лбу выступила испарина.
Врач ловко снял пиджак.
– Товарищ милиционер, заберите у раненого оружие и документы.
Андрей вытащил из судорожно стиснутых пальцев Гиви револьвер, понюхал ствол. Кислого порохового запаха не было, все каморы в барабане полны, значит – оперативник ни разу не успел выстрелить в ответ. Вместе с револьвером он опустил в свой карман и удостоверение Гиви.
Тем временем врачи успели ловко разрезать рубашку Гиви и стали его бинтовать, затем уложили раненого на носилки.
Андрей помог снести раненого оперативника вниз, к машине.
Едва они погрузили раненого, и врачи забрались в кузов санитарной полуторки, как она сорвалась с места и, распугивая прохожих пронзительным воем сирены, выехала на улицу.
Андрей подошел к Василию Федоровичу и протянул ему удостоверение и револьвер Гиви.
Начальник прокрутил барабан:
– Выстрелить не успел, – сделал он тот же вывод, что и Андрей. – Рассказывай, как было.
Андрей пояснил, что Гиви распорядился проверять квартиры поодиночке – так было бы быстрее.
Выслушав его, Василий Федорович сплюнул с досады:
– Учишь вас, учишь! Ну – пацаны, ей-богу! Ладно, хоть этого не шлепнул. Поехали, допросим.
Но ехать Андрею не пришлось. В коляску мотоцикла усадили раненого бандита, водитель и начальник уселись на мотоцикл. Для Андрея места не нашлось.
– Ладно, тут два квартала, пробежишься, – сказал начальник.
– Э, так не пойдет! – заупрямился бандит. – Я ранен, кровью истекаю.
– Ты, гнида, моли бога, чтобы мой опер выжил!
Мотоцикл фыркнул, выпустил сизый дымок и выехал со двора.
Андрей поплелся в отделение – чего теперь-то бежать? Раненого перевяжут, пока он спокойно дойдет. Вот же не задался день! Намылят ему шею! Оперативник ранен, бандит едва не ушел. Хотя старшим в их паре был Гиви, спрос должен был быть с него, Андрея, и он чувствовал себя виноватым.
Когда он пришел в отделение, бандита уже перевязали и начали допрашивать в комнате начальника. Протокол писал Сергей, а Василий Федорович, расхаживая по комнате, смолил папиросу.
Андрей молча вошел и пристроился в углу на жестком стуле.
Как оказалось на допросе, к краже стрелявший отношения не имел. С его слов, он первый день сегодня, как заявился к знакомой, а тут проверка паспортного режима. У него же, кроме справки об освобождении из лагеря, при себе – ничего. Да и жить он должен не ближе ста километров от столицы.
– Тогда зачем стрелял? – жестко спросил начальник.
– С перепугу.
– Сейчас откатаем твои пальчики и посмотрим, где ты успел напакостить. А доселе посидишь в камере предварительного заключения.
– Чист я, начальник!
Неожиданно Василий Федорович крепко схватил его за нос, стиснул и поднял вверх:
– Ты моего сотрудника ранил и чистым себя считаешь? Незаконное ношение оружия – статья сто шестьдесят четыре «а», до пяти лет, нанесение умышленных телесных повреждений – статья сто сорок два, до восьми лет. Итого, сколько тебе светит? Так что молчи в тряпочку, не зли меня!
Начальник вызвал конвой, и бандита увели в камеру.
– Слышал?
– Слышал. Врет, поди.
– Конечно, врет. Ты садись, пиши рапорт – что и как произошло. А потом снова в Кривоколенный переулок пойдешь. Напарника дать не могу: у меня всего трое сотрудников осталось, а дел полно.
Андрей добросовестно накарябал рапорт – сколько выстрелов сделал бандит, как он его ранил при задержании. Не забыл и упомянуть о том, что Гиви не успел сделать ни одного выстрела.
Начальник пробежал рапорт глазами, хмыкнул:
– Иди с моих глаз. Вечером доложишь об успехах.
Андрей с облегчением вышел.
Он добросовестно опросил жильцов дома, однако ничего нового или заслуживающего внимания не услышал. Единственное, в чем он убедился – посторонние лица к жильцам в это время не приходили: никто не вызывал «Скорую», не привозил мебель, не приглашал сантехников. О чем он с облегчением и доложил вечером начальнику.
– Зато у меня для тебя есть новости, – сказал Василий Федорович. – В Балашихе, на барахолке оперативники обнаружили, по нашей ориентировке, похожие подсвечники. Возьми подробную опись, изучи и завтра с утра езжай к ним. Если приметы сойдутся, крути продавца.
– Понял.
Андрей уже устал, но знал, что дело превыше всего. Он прошел в кабинет оперов, достал оперативное дело о краже и стал его изучать. Там было даже фото одного из подсвечников, которое сделал хозяин за год до кражи. Обратил внимание на особые приметы: на одном из подсвечников с тыльной стороны подставки была глубокая царапина, другой подвергался ремонту и был слегка виден шов от припая.
Утром он выехал в Балашиху на электричке. Местные оперативники только закончили планерку и встретили коллегу приветливо. Один из них достал из шкафа два подсвечника:
– Смотри.
Андрей взял подсвечники в руки, повертел, внимательно рассматривая. Особые приметы сходились. Подсвечники были украдены у коллекционера в Кривоколенном переулке – это не вызывало сомнений.
– Продавца допросили?
– А как же! Только толку с этого никакого, сам знаешь. Говорил, что купил подсвечники у неустановленного лица и сам хотел на перепродаже заработать. Раньше ни в чем противозаконном замечен не был, взять не за что. Ему даже сто шестьдесят четвертую статью о скупке краденого вменить нельзя, он утверждает, что не знал о том, что вещи краденые.
– Описание того, кто продал ему подсвечники, продавец дал?
– Бесполезно. Среднего роста, лица не помнит.
– Черт, никаких зацепок!
– Пиши бумагу о передаче вещдоков и забирай свои канделябры.
– Подсвечники!
– Да нам все равно.
Андрей написал бумагу, поставил подпись. Эх, не догадался он взять мешок или кусок ткани – завернуть подсвечники.
В электричке на него многие смотрели с интересом, а один старичок не выдержал, подошел:
– Простите великодушно за любопытство – не продаете?
– Сам купил, – соврал Андрей, чтобы отвязаться.
– Старинной работы вещицы, сейчас такие не делают, – вздохнул пассажир.
Сидевший рядом с ним молодой парень хохотнул:
– Дед, зачем они тебе? Сейчас лампочки повсюду есть. А подсвечники – пережиток прошлого.
– Вот она, нынешняя молодежь! Какая в лампочке красота – свет только!
– Отсталый ты, дед! – Парень отвернулся к окну.
Когда Андрей вернулся в отделение и все подробно доложил Василию Федоровичу, тот хмыкнул:
– Я чего-то подобного ожидал. Вызывай потерпевшего, отдай ему под роспись подсвечники на ответственное хранение. Он мне уже всю плешь проел, а так хоть видно будет, что не сидим сложа руки, работаем.
Кражами из квартир и домов оперативники занимались, но как-то без особого усердия. В первую очередь расследовались дела о хищениях или других преступлениях в государственных учреждениях, заводах и фабриках. Даже статьи и ответственность за кражи государственного или общественного, а также колхозного имущества были значительно суровее. Например, за повторно совершенную кражу или за кражу, совершенную группой лиц, – от 10 до 25 лет, тогда как за кражу личного имущества суды давали от 3 до 6 месяцев. Статьи же политические были совсем драконовские. Статья 32-я – преклонение перед Западом – 10 лет, а если человек признавался социально опасным элементом, ему грозило от 5 до 25 лет с конфискацией имущества. За порнографические фотографии, коих солдаты в качестве зарубежных трофеев привозили немало, осуждали на 5 лет.
Василий Федорович продолжил:
– Почти каждый день ориентировки – пошел вал краж из гостиниц «Националь», «Европа», «Савой». Ты хоть знаешь, кто в них живет?
– Понятия не имею.
– Дипломаты, торговые представители разных стран. Представляешь, что они о нашей стране подумают? Сейчас на раскрытие этих краж лучшие силы МУРа брошены!
– Можно подумать, в их странах преступности нет.
– А вот это уже вопрос политический! У них загнивающий капитализм, а преступность – пережиток прошлого. А у нас же – сам понимать должен, ты же комсомолец – государство пролетарское, и преступность мы искоренять должны. Про банду Качалина слышал?
– Это те, кто магазины белым днем грабили?
– Слышал, значит. Подъезжали среди бела дня на грузовике, врывались с оружием и в пять минут выносили все – обувь, одежду, отрезы тканей. Пока милиция подъедет, их уже и след простыл. Но взяли все-таки. Скоро суд будет.
– Здорово!
– Так ведь я к чему говорю? Новая банда объявилась. Как говорится, свято место пусто не бывает. Методы такие же: белым днем въезжают на территорию баз, все с оружием. По-быстрому перекидывают товар в кузов и смываются. Уже две базы таким путем ограбили, причем на одной вохровца убили – он сопротивление оказал.
– А что, какие-то зацепки есть?
– Нет. Потому руководство МУРа приняло решение – под видом грузчиков и экспедиторов направить на базы вооруженных оперативников. На территории нашего отделения таких баз две. Чуешь, к чему клоню?
– Я готов! Надоело жильцов опрашивать!
– Согласен, работа наша порой нудная и муторная, но без этого – никуда. Потому завтра одеваешься попроще, я бы сказал – по-рабочему и вместе с Николаем Алексеевичем отправляешься на базу номер два.
– Николай Алексеевич – это кто?
– Да Мыкола же!
– Простите, не знал, что он Алексеевич.
– Директор базы уже в курсе, явитесь к нему. Старшим идет Мыкола. Работаете, как все. Ну там – мешки-ящики таскать, грузить-выгружать. Начало и окончание работы, обеденный перерыв – все, как у обычных грузчиков. Но за сотрудниками базы приглядывать. Я не исключаю, что среди них наводчики есть. На ограбленных базах забирали самое ценное.
– И долго мы там будем?
– Пока начальство отбой не даст.
Вопросов у Андрея сразу появилось много, но он решил осмотреться на месте, тем более что старший – Мыкола. Оно и понятно: сам он человек в угрозыске новый, опыта оперативной работы нет, к нему только приглядываются. И Андрей это прекрасно понимал: коллектив для него новый, служба совсем не такая – не постовым, имеет свои отличия, особенности.
Одно плохо – на личную жизнь времени совсем не остается. За последний месяц они с Валей встречались всего два раза. Он перезванивался с ней, когда возвращался домой не очень поздно, но ведь телефонное общение не заменит живого. Тем более телефон в коридоре на стене висит, и, когда они разговаривают, все соседи ушки на макушке держат. Так что о личном не больно-то и поговоришь. И обещать что-либо на ближайшие выходные невозможно, поскольку он и сам не знал, будут ли у него эти выходные.
