Глава 4
ЗА «ЯЗЫКОМ»
Пополнению дали неделю для натаскивания, но людей катастрофически не хватало, и по получении приказа пришлось задействовать их тоже. В группу к трём уже опытным разведчикам добавили трёх новобранцев. Старшим группы назначили сержанта Махонина.
Мокрецов построил всю группу в избе:
— Есть сведения, правда — пока не проверенные, что немцы сменили на передовой стоящую перед нами дивизию. Так бывает, когда дивизия потрёпана, и её отводят на отдых или готовятся к наступлению, усиливая позиции новыми частями. В связи с этим командование поставило задачу — взять «языка». Причём желательно — офицера, тот больше знает. Задача ясна?
— Так точно!
— Командир группы сержант Махонин, выход к нашим траншеям по готовности.
— Есть!
Началась суета. Вроде всё было готово, а оказалось — патронов не хватает, портянка прохудилась, нож слегка заржавел и выходит из ножен с каким-то скрипом. Мгновенно нашлись неоконченные дела, и все занялись работой. Тем не менее к концу дня группа была готова, и после проверки, в сумерках, разведчики вышли из избы.
До передовой было около полутора километров. Шли молча, гуськом, как шли бы в тылу врага. Каждый настраивался на предстоящий рейд, каждый старался погасить разрастающийся в душе страх, волнение. Конечно, боялись — смерти не боятся только дураки. А в разведке вдвойне сложнее: враги и слева и справа, в плен попасть можно запросто. И это было хуже смерти.
Да и офицера взять — задача не из простых. Разведчики — те, кто уже ходил на ту сторону, прекрасно понимали сложность задания. Попробуй в темноте, в чёрной траншее определить, где находится офицер? У немцев к сорок второму году зачастую взводами командовали фельдфебели — офицеров в пехоте, как и в РККА, не хватало. Жизнь лейтенанта на передовой — от месяца до трёх, редко дольше — их в первую очередь выбивали пулемётчики и снайперы. Офицеры — как наши, так и немецкие, старались не выделяться среди солдат. Вместо фуражек носили пилотки и такие же ватники. Издалека, через прицел и не определишь, рядовой перед тобой или командир.
Немецкие офицеры всегда держали дистанцию между собой и солдатами. Отдельное питание, личный блиндаж — только как найти искомый блиндаж и офицера по-тихому «спеленать»? Та ещё задача.
За успех операции отвечал сержант Махонин, но головы ломали все разведчики. Не выполнишь задание — группа пойдёт к немцам на вторую ночь, на третью — пока немца не притащат. Но лезть к быку на рога лишний раз не хотелось. Единственное, что смог придумать Алексей — перейти траншею, углубиться в лес и взять офицера там. В своём тылу военнослужащие любой армии чувствуют себя в большей безопасности, чем на передовой. Бдительность притупляется, меры охраны проще. Да и офицеров в тылу больше, чем на передовой. Если пехотная рота занимает по фронту двести метров, и в роте один-единственный офицер, то в тылу службы разные. И боевые — вроде танкистов или артиллеристов, и тыловые — вроде связистов или медиков. А у каждого подразделения свой командир, офицер. Логика простая.
На передовой, в траншее Махонин спросил:
— Ну, что надумали, славяне?
— В тыл к немцам идти надо, на передовой офицера не возьмём, — ответил ефрейтор Отясов — он служил в разведке с самого начала войны и был опытнее всех. С его мнением согласились.
— Тогда переходим линию фронта — и в тыл. А там видно будет.
Далеко за полночь они вышли на «нейтралку» и благополучно перебрались через немецкую траншею в тыл. Ползти пришлось долго и медленно — слишком много подразделений оказалось у немцев в ближнем тылу. Едва ли не под каждым деревом то пушка, то танк, то самоходка, то миномёт. И везде часовые.
До рассвета удалось углубиться в немецкий тыл километров на пять-семь. И пойди угадай, сколько осталось позади, если вперед продвигаешься ползком? Здесь уж каждый метр за два кажется.
На отдых залегли в чистом поле, недалеко от деревни. А когда рассвело, оказалось, что деревня занята немцами. На единственной улице стояли машины и ходили солдаты.
Молодое пополнение, взволнованное первым переходом, сразу отрубилось. Разведчики с опытом стали наблюдать за деревней. Даже издалека можно было определить, где находится командир — в эту избу чаще всего ходили. Вот подъехал мотоцикл, из коляски выскочил солдат и забежал в избу.
Разведчики утвердились в своей догадке — во время войны штаб небольшого подразделения был одновременно жильём для офицеров. Учитывая, что деревня небольшая, всего десяток домов, офицер должен был ночевать там.
Оставался вопрос об охране. Если на ночь будет выставляться часовой, это осложнит захват. Подразделение явно тыловое.
Из подъехавшего огромного грузовика перегрузили ящики в грузовики поменьше, которые тут же уехали. В строевых частях в ящиках только патроны, но они тяжёлые, и вид довольно характерный. Только у советских ящиков ручки деревянные, а у немецких верёвочные.
Ближе к вечеру, в ранних сумерках они поели хлеба с салом. Хлеб был армейский, а вот где старшина взял сало — большая тайна. Сало в разведподразделения не поставлялось, но в рейдах было едой незаменимой. Оно было сытным и долго не портилось. Алексей, как и другие разведчики, подозревал, что старшина выменивал сало на водку, положенную по табелю снабжения. На каждого бойца во фронтовых условиях полагалось по сто грамм в сутки. Ушло в немецкий тыл десять человек, а вернулось трое — вот уже семьсот грамм в сутки излишков. А если рейд длился долго? Водка всегда была жидкой валютой, за которую можно было выменять всё. Вороватые интенданты на ней наживались, порядочные — приносили пользу своим подразделениям.
Решено было брать офицера в избе. Но сколько ни смотрел Алексей в бинокль, пока было ещё видно и не опустилась темнота, часового он не увидел.
Определились, кто за что отвечает. Пополнение — около дома на страховке, в избу входят «старики» — офицера вырубить по-тихому, «спеленать» и нести.
Они подползли к деревне. Немцы после одиннадцати вечера угомонились, спать легли — всё по Уставу. Отбой, значит — отбой.
Залегли у забора, выжидая, не появится ли часовой, не проявит ли себя. По знаку сержанта поднялись и подошли к крыльцу. Ни одна ступенька на лестнице не скрипнула, когда поднимались. Мысленно Алексей поблагодарил хозяина: молодец, мужик, добротно сделал.
Отворив дверь, они проникли в избу. Расположение комнат было обычное: просторные сени, из которых дверь вела в жилые комнаты. Вот только комнат может быть две или три, и в какой из них немец — неизвестно.
Разведчики зашли в первую комнату — там было тепло. В первой комнате всегда печь стояла, чтобы поленья через другие комнаты не носить.
Глаза привыкли к темноте. Стол в комнате, лавки. Затаив дыхание и неслышно ступая, они стали продвигаться к другой комнате. Как во всех деревнях, двери не было, её заменяла занавеска. Махонин сдвинул её в сторону, всмотрелся, кивнул головой. Ага, значит, немец там спит.
Сержант махнул рукой. Отясов и Алексей ворвались в комнату. Алексей толкнул офицера и приставил к его шее нож.
Немец открыл глаза, дёрнулся, но понял, что ситуация не та, чтобы проявлять геройство, и обмяк.
— Вот и ладненько, — удовлетворённо произнёс вполголоса Алексей, — даже бить не пришлось.
Сержант подошёл к стулу, на котором висела форма и ремень с кобурой. Вытащив из кобуры пистолет, он сунул его к себе в карман и бросил брюки-галифе немцу. Потом зажёг фонарик, направил луч света на китель и сплюнул с досады.
— Сержант, ты чего?
— На погоны посмотри.
На узких зелёных погонах с лимонно-жёлтым кантом красовались две буквы «FP» и два ромбика.
— Полевая почта. Тыловая крыса, а не офицер.
Услышав слово «офицер», немец мотнул головой:
— Найн! Обер-инспектор.
— Во, видишь? Прирезать его, что ли?
— Ты что, сержант? Он же номера всех частей знает! Сменились ли части — какие, куда, когда!
— Верно, пусть живёт, — сержант бросил немцу китель. — Одевайся.
Когда немец оделся и обулся, ему дали шинель и утеплённую пилотку с отворотами. Потом сунули в рот приготовленный заранее кляп, связали руки спереди верёвкой. Если связать их сзади, немец быстро идти не сможет.
До передовой предполагалось идти пешком, потом ползти.
Выходя, сержант прихватил офицерскую сумку, а в первой комнате сгрёб со стола какие-то документы и сунул их в сумку:
— В штабе переводчики разберутся.
Вышли на крыльцо и направились вдоль забора за деревню. Немец шёл послушно — за жизнь свою боялся. Да и то сказать — тыловик. Русских, небось, видел только пленных или в документальной хронике. А тут — ночь и нож у горла. Но не обделался с испугу, как иногда бывало.
До утра они успели пройти изрядно, подобрались ко второй траншее. А дальше — никак: светать начало. Залегли в снег. Бойцам привычно — одежда подходящая, и то холодно. А немец к полудню совсем замёрз. Нос синий, ноги к животу подогнул, пытаясь согреться. Шинель тонкая, на снегу не греет. Пару раз сержант давал ему отхлебнуть водки из своей фляжки, чтобы вконец не замёрз.
С непривычки, а может — на пустой желудок, но немец совсем опьянел. Он лежал, блаженно закрыв глаза, а когда стемнело, не смог идти. Ноги ли затекли или от выпивки заплетались — непонятно, и какое-то время его волокли двое разведчиков, подхватив за локти.
Они с трудом преодолели вторую линию траншеи, подобрались к первой. Долго наблюдали, и, улучив момент, просто перебросили немца через траншею и перепрыгнули сами. А дальше — ползком.
Немца они тащили по очереди. Впереди полз ефрейтор Отясов. На середине «нейтралки» он замер, подняв руку. Разведчики перекинули со спины автоматы.
Навстречу им кто-то полз. Это была явно не наша разведка — на одном участке две группы не высылали. И не немецкая: те, как и наши, всегда в маскхалатах были.
Отясов негромко окликнул:
— Замри, отзовись — кто такой?
Человек замер, потом махнул рукой. Как оказалось, метнул гранату. Она упала рядом с немцем и взорвалась.
Голова немца превратилась в кровавое месиво. Осколками «лимонки» задело почти всю группу. Если бы не «язык», принявший на себя основной удар, группе был бы конец.
Неизвестного они расстреляли из автоматов — чего таиться после взрыва?
Как оказалось впоследствии, это был перебежчик. Его поставили в дозор. Пользуясь тем, что он один и впереди траншеи, бросил винтовку и пополз к немцам, но по дороге столкнулся с разведгруппой.
Махонин выматерился. Столько немца волокли, половину фляжки с водкой ему споили, до своих всего ничего — и такое!
Со стороны немецких позиций не стреляли — немцы не могли понять, что случилось на «нейтралке».
Пользуясь моментом, Махонин крикнул:
— Броском вперёд!
Разведчики вскочили и бросились к своей траншее. Немцы быстро разберутся, что своей разведгруппы или сапёров на «нейтралке» быть не должно, и откроют огонь.
Они успели добежать и только спрыгнули в траншею, как с немецких позиций открыли пулемётный огонь.
У всех, кроме Отясова, были осколочные ранения. Тут же, в траншее, они перевязали друг друга и пошли в штаб — Махонину нужно было доложить о рейде и сдать в разведотдел офицерскую сумку немца.
Как потом оказалось, документы там находились ценные — номера воинских частей с указанием дислокации. Немцы и в самом деле заменили дивизии на свежие.
Все разведчики, кроме сержанта, попали в полевой госпиталь. В армии медсанроты или медсанбаты располагались, как правило, недалеко от командования.
На следующий день наши дивизии с мощной поддержкой прибывших с Дальнего Востока и из Сибири свежих дивизий начали наступление, отбросив немцев на несколько десятков километров.
Медсанбат, как ему и положено, продвигался за войсками, и всех находящихся в нём раненых перевели в тыловые госпитали.
Две недели Алексей находился в госпитале в Рязани, пока не залечил раны. А потом его фронтовая судьба снова сделала крутой поворот.
На сборном пункте пехотный капитан стал набирать учебную команду для отправки в снайперскую школу. Услышав предложение откликнуться добровольцам, Алексей первым шагнул вперёд.
Капитан просмотрел красноармейскую книжку, справку о ранении, выданную в госпитале.
— В разведке был?
— Так точно.
— Снова вернуться не хочешь?
— После ранения левая рука слушается плохо, доктор сказал — разрабатывать её надо. Какой сейчас из меня разведчик?
Алексей не кривил душой, не увиливал от службы — не было силы в левой, раненой руке. Потому он держал в кармане маленький мяч, который ему подарили в госпитале — кисть разрабатывать.
— Стреляешь хорошо?
— Немцы не жаловались.
— Хорошо, отойди в сторону.
Желающих учиться в снайперской школе нашлось немного — пять человек. Снайперская служба не легче, чем в разведке. Так же надо выдвигаться на «нейтралку», долго выжидать удобную цель. А после выстрела, если немцы засекали местоположение стрелка, они засыпали его минами.
Кроме того, наши снайперы часто боролись со вражескими снайперами — нередко с переменным успехом. Так, наш снайпер Голосов Василий Иванович уничтожил 422 фашиста, и из них — 70 снайперов. Галушкин Николай Иванович имел на счету 418 убитых врагов, в том числе — 17 снайперов. Пчелинцев Владимир Иванович — 456 убитых фашистов, в том числе — 14 снайперов. Конечно, были снайперы, уничтожившие больше врагов. Например, Сурков Михаил Ильич — 702 немца, но снайперов на его счету не было.
Снайперская дуэль — самое сложное в искусстве стрельбы. С обеих сторон стрелки сильные, опытные. Здесь играет роль — кто кого перехитрит, лучше замаскируется, у кого на дольше хватит терпения. Ну и удача нужна.
Снайперов на фронте было немного. В армии их уважали, но на фронте не любили. Потому как после выстрела снайпера от ответного огня немцев наши пехотинцы несли потери. Это всё равно, что расшевелить осиное гнездо — достанется всем вокруг.
Ехать пришлось в кузове грузовика по разбитым дорогам почти день. Не столько ехали, сколько толкали то и дело застревавшую «полуторку».
По прибытию новичкам устроили проверку.
Стрельбище располагалось при школе. Им дали по пять патронов и трёхлинейку. Мишени были на расстоянии двухсот метров.
Когда все отстрелялись, пошли смотреть попадания.
Хорошая кучность оказалась только у двоих — Алексея и Виктора Субботина. Их и зачислили в школу, остальных же отправили с маршевой ротой на фронт.
В школе оказались разные люди: совсем без фронтового опыта, молодняк из стрелков-спортсменов. Они рвались на фронт, прилично стреляли, но как они себя проявят в реальном бою, не мог сказать никто. Одно дело — стрелять в спокойной обстановке, не ожидая получить в ответ пулемётную очередь, и совсем другое, когда после выстрела в ответ — миномётный обстрел целой батареи.
Были в числе курсантов серьёзные мужики из охотников. Практику они имели немалую, но на фронте не были.
И ещё была небольшая группа уже понюхавших пороху на передовой, некоторые даже с медалями, многие, как и Алексей — из госпиталей. Кормёжка в тыловых частях была неважной, жирку после госпиталя не нагуляешь, но не было бомбёжек, рейдов в немецкий тыл бессонными ночами, ощущения постоянной опасности. Морально Алексей отдыхал, хотя физические нагрузки были большими. Но после Сибири с её многокилометровыми переходами и рейдов по немецким тылам они не казались чрезмерными.
В любую погоду устраивались марш-броски с полной выкладкой, стрельбы в любую погоду. Сначала стреляли из трёхлинеек без оптики, и только во второй половине учёбы курсанты взяли в руки снайперские винтовки. В большинстве своём это были те же трёхлинейки, но отобранные на заводах по хорошей кучности стволов, переделанной — откинутой вниз и удлинённой — рукояти затвора и установленным прицелом ПЕ или ПУ с трех с половиной кратностью увеличения.
Если винтовки в целом были неплохие, то качество оптики — откровенно неважное, немецкие цейсовские были значительно лучше.
Были в школе и снайперские варианты самозарядных винтовок СВТ-38-40. Скорострельность у них была выше, особенно учитывая, что трёхлинейка с оптикой не позволяла заряжать магазин из обоймы — только по одному патрону. Но для снайпера скорострельность — качество далеко не самое важное. Важнее — точность стрельбы, а с этим у СВТ были проблемы, не прижилась среди снайперов винтовка Токарева.
Патронов на подготовку в школе не жалели. На тысячу метров вели огонь «по станковому пулемёту», на восемьсот метров — «по перебежчику», на пятьсот метров — «по грудной фигуре». По результатам стрельбы Алексей был в числе первых — так же как и по искусству маскировки на местности.
Многое для себя почерпнул Алексей, особенно из рассказов инструкторов-снайперов, уже успевших повоевать и открыть личный счёт. Для него было откровением, что немецкие снайперы применяют для стрельбы в основном разрывные пули типа SS-20.
Наши войска отбросили немцев от Москвы, но положение на фронтах продолжало оставаться серьёзным. Сводки Совинформбюро каждый день извещали о сданных нами городах. Немцы рвались к Кавказу, к бакинской нефти, к Волге.
К середине мая обучение было закончено, и Алексея, как и других снайперов, распределили по полкам. Обычно оружие красноармейцы получали по прибытии в свои подразделения, в ближайшем тылу. Снайперам винтовки — ижевские, новые, в чехлах — вручили в школе. Кроме того, каждый получил шестикратный бинокль — без него было невозможно рассмотреть в деталях обстановку. Снайперские винтовки в школе выдали потому, что в частях их просто не было.
Отправляли снайперов парами. В пехотных подразделениях основной единицей было отделение, маленькая часть, из которой строились взводы, роты, батальоны. У снайперов это была пара. На «охоту», как снайперы называли боевой выход, шли вдвоём. Маскировались, наблюдали за «нейтралкой», передним краем. Выбрав цель, один из снайперов стрелял, другой фиксировал попадание и прикрывал напарника. На случай непредвиденных ситуаций снайперы брали с собой по две-три гранаты, обязательно нож — хотя бы для того, чтобы нарезать веток для маскировки, зачастую пистолеты или револьверы. В случае непредвиденных стычек «нос к носу» с винтовкой много не навоюешь, она хороша для боя на длинных дистанциях.
И так получилось, что в один полк попали две пары: Алексей с Виктором Субботиным и Ведерников с Балабановым. В дальнейшем они так и воевали. И, что самое интересное, числились они за взводом разведки, хотя располагались в отдельной землянке или избе. У снайперов «работа» дневная, даже туман для них помеха, а разведчики в вылазки уходили ночью. И чем погода хуже — дождь, туман, падающий снег — тем им сподручнее, тем меньше у противника шансов их увидеть.
Формально они подчинялись командиру разведвзвода, не были ещё сформированы на фронтах снайперские команды. К этому придут позже, оценив эффективность действия снайперов. Иной снайпер за время войны, да и то не все четыре года, успевал в одиночку уничтожить по численности батальон. Квачантирадзе — 534 человека, Ильин — 494, Кульбертинов — 487.
Снайперы были и у немцев — их готовила и выпускала берлинская школа. Но результативность их была ниже. Лучший из них, Эрвин Кёниг, имел 400 побед. Лютхаус Хетценаур — 345, Бруно Суткус — 209, Фридрих Пейн — 200, Готфрид Мейер — 150, Оли Диг — 120.
Снайперские пары договаривались между собой, кто на какие участки выходит, иначе они могли мешать друг другу.
Первая «охота» Алексею запомнилась. День стоял ясный, солнечный, видимость была отличная. Вышли рано утром, предупредив в траншее командира пехотной роты — во избежание недоразумений.
Поползли на «нейтралку». От выпавшей росы маскировочные костюмы промокли сразу.
Они проползли метров сто в сторону немцев, выбрали позиции. Алексей занял место за едва заметным бугорком — на него удобно легла винтовка. Виктор забрался в старую, поросшую травой воронку от снаряда. Расстояние между снайперами — метров семь-восемь, чтобы можно было переговариваться. Начали наблюдать в бинокли.
Шесть утра, немцы выбрались из блиндажей и землянок — было заметно, как они ходили по траншеям. Попозже, не скрываясь, из глубины обороны к траншеям прошли разносчики пищи с термосами за спиной.
Снайперы удивились. Между нашими и немецкими позициями на этом участке всего метров триста, а немцы ведут себя вольготно, как на учениях. Но тратить патрон, обнаруживать себя из-за рядового солдата Алексей не хотел. Он решил дождаться более важной цели. По оптике бинокля определил точное расстояние до немцев, барабанчиками вертикальных поправок на оптическом прицеле установил дальность, вложил в патронник патрон, не запирая затвор — чего пружину зря напрягать?
Под рукав халата заползла какая-то букашка. Она ползла по коже, щекотала её. Алексей отвлёкся, прихлопнул букашку. Отвлёкся всего на секунду и услышал шёпот Виктора:
— Цель видишь?
Алексей взялся за бинокль.
Из немецкой траншеи почти по пояс высунулись два офицера. На головах стальные шлемы, но офицеров выдали портупеи — рядовые носят ремень.
Алексей поймал в прицел левого. Сделал глубокий вдох, задержал дыхание и нажал спусковой крючок. Выстрел! Офицер завалился на бок.
— Попал! — радостно крикнул Виктор.
А через несколько минут немцы накрыли «нейтралку» огнём. Мины падали там и тут, миномётчики стреляли по площадям.
Но с одного выстрела положение стрелявшего не засечешь, только со второго. Кроме того, солнце светило из-за спины Алексея — прямо немцам в глаза. Бинокль или оптика отблеск дать не могли.
После полудня ситуация изменится, тогда необходимо быть осторожным. У немцев есть свои наблюдатели, высматривают — не блеснёт ли стереотруба, выдавая местоположение наблюдательного или командного пункта, бинокль командира, оптика прицела снайпера. Теперь же они просто срывали злость за гибель офицера.
Снайперы лежали неподвижно. Менять позиции сейчас крайне неразумно, немцы могут заметить движение. Тогда туго придётся. Алексей вообще считал, что надо выбираться к своим.
После гибели офицера пехотинцы подставлять свои головы под выстрел не будут, станут осторожнее. Но только время зря потеряют.
Обстрел внезапно прекратился.
Выждав около часа — пусть глаза у наблюдателя «замылятся» — снайперы ползком добрались до своей траншеи.
— С почином, Леха!
— Так ведь не первый!
— В качестве снайпера у тебя — первый, официально подтверждённый. Что делать будем?
— До полудня далеко, надо идти на участок другого батальона.
— Слева Ведерников и Балабанов, туда нельзя.
— Значит, вправо пойдём.
Они шли по траншее. Где она заканчивалась — ползли, пользуясь небольшими естественными укрытиями: кустами, ложбинами. Предупредили ротного соседнего батальона о действиях. Это было обязательным условием, ведь их могли принять за перебежчиков и расстрелять в спину.
Перебежчики были почти во всех подразделениях. Немцы вели агитацию через громкоговорящие установки, сбрасывали листовки с самолётов. Листовка служила пропуском к немцам. Некоторые их хранили, надеясь воспользоваться при удобном случае. Другие поднимали для того, чтобы крутить цигарки — на фронте с бумагой было туго. Только доносчиков хватало. Если замечали, что солдат поднял листовку и сунул её в карман, доносили политруку или особисту. Если при обыске листовку находили, следовал скорый на расправу военно-полевой суд и расстрел.
В действующей армии суды выносили два вида приговоров: самый лёгкий — в штрафбат, или высшую меру социалистической защиты — расстрел.
Заняли удобные позиции. Теперь стрелять должен был Виктор, а Алексей — наблюдать.
На этом участке «нейтралка» выглядела разнообразней: посередине стоял сгоревший немецкий танк, росли несколько низкорослых деревьев, на правом фланге — кустарник. До немецких траншей было далеко — не менее полукилометра.
Выстрел на дальние дистанции всегда труден, даже небольшой ветерок в состоянии отклонить пулю, мизерная ошибка в определении дальности или более резкий нажим на спусковой крючок могли привести к досадному промаху. И не столько было жаль истраченного патрона, сколько огорчало то, что в итоге снайпер обнаруживал себя.
Да и с патронами не всё так просто. Они только с виду были одинаковыми. Снайперы использовали для стрельбы только тяжёлые пули, применяемые в основном пулемётчиками — лёгкие пули имели немного другую баллистику и были подвержены большему сносу ветром. Они старались отобрать себе на пункте боепитания патроны довоенной выработки — они имели более стабильные показатели. Кроме того — только одной партии, указанной краской на ящике. Патроны тщательно осматривали, проверяя каждый. Патроны со слабым креплением пули, с лёгкими царапинами на ней, небольшими вмятинами на гильзе, неравномерными посадками капсюлей отбраковывали, возвращая пулемётчикам. Из-за большой плотности огня из станковых пулемётов небольшой разброс пуль роли не играл. А для снайперской стрельбы на большие дистанции каждая пропущенная мелочь вела к промаху. В школе учили: один патрон — один убитый враг.
Собственно, этим постулатом Алексей руководствовался на охоте. Но там — из-за экономии пороха и свинца. Но на охоте промахнёшься — испуганный зверь уйдёт, и ты останешься без добычи. Однако зверья в тайге много. Здесь же за промах, за неудачный выстрел можно было поплатиться собственной головой.
В бинокль позиции немцев проглядывались неплохо. Алексей ощупывал взглядом каждый бугорок.
— Витя, видишь правее тридцать, похоже — огневая точка, пулемётчик.
— Ага, я давно за ним наблюдаю.
Возле пулемётчика что-то шевельнулось, и показался солдат. Он зевнул, потягиваясь.
— Витя, давай!
Алексей не успел договорить, как грянул выстрел. Есть попадание! В бинокль было видно, как завалился фашист. Немцы, видимо, посчитали, что пуля была шальной, и отвечать огнём не стали. Но из окопов и траншей не высовывались.
Когда солнце перешло за полдень и стало светить в глаза, снайперы осторожно отползли назад, в свою траншею. День выдался удачным, каждый открыл свой снайперский счёт.
Потом в землянке оба сделали на прикладах по зарубке — водилась за снайперами такая привычка. Отмечали же звёздочками на стволах орудий каждый подбитый танк артиллеристы или лётчики на фюзеляжах — сбитые самолеты врага.
Вторая пара вернулась ни с чем, был один выстрел, но безрезультатный. Теперь они с завистью смотрели, как Алексей с Виктором ножом наносят зарубки на приклады; потом пошептались.
— Вот что, парни. Завтра мы идём на ваше место, во второй батальон.
— А мы не против, немцы везде есть, — Виктор с Алексеем переглянулись. Наверняка вторая пара считала, что им не повезло с позициями.
На следующий день Алексей и Виктор отправились на левый фланг. Заняли позиции рано, едва начало светать. Замаскировались.
Время тянулось медленно. За немецкими траншеями, довольно далеко, не менее тысячи метров — дальность для выстрела почти предельная — показались две фигуры.
— Чего они делают, не пойму.
— Я тоже.
Немцы медленно приближались. Только тогда стало понятно, что они разматывают с катушек провод.
— Связисты это, связь тянут.
— Виктор, давай одновременно обоих.
— Согласен. Стреляем по готовности.
Зарядили винтовки, прицелились.
— Готов.
Оба выстрела прозвучали слитно. Фигуры упали и больше не шевелились.
— О, на счету пополнение! А парни говорили — место неудачное.
Немцы долго не реагировали на гибель связистов, только потом снайперы разглядели, как к убитым пополз солдат.
— Вить, достанешь?
— Попробую.
В лежащую низкую цель попасть труднее, чем в стоящего человека, а тяжелее всего — в бегущего, да ещё зигзагом.
Виктор поднял винтовку, сосредоточился; опустил, шумно выдохнул, поднял оружие снова. Выстрел! Ползущий солдат замер. Убили или затаился? Зато теперь немцы открыли по «нейтралке» огонь из нескольких пулемётов. Причём по звуку выстрелов засекли снайперов почти точно. Пули летели веером, вздымая пыльные фонтанчики, и ложились рядом то впереди, то сбоку, не давая поднять головы.
— Вить, ты как хочешь, а я в следующий раз окопчик вырою — пусть мелкий. Неуютно как-то под пулями лежать, — сказал Алексей напарнику, когда немцы прекратили стрелять.
Но позицию можно было считать обнаруженной, к тому же солнце поднялось, и они ползком вернулись назад, в траншею.
Вторая снайперская пара уже была в землянке, когда Виктор с Алексеем вернулись.
— Я же говорил, место вчера было неудачное. А сегодня — вот! — и Ведерников с гордостью показал Алексею приклад винтовки, где красовалась свежая зарубка. В ответ Алексей и Виктор достали ножи и молча нанесли по зарубке на свои приклады. Лица Ведерникова и Балабанова вытянулись:
— Что, опять по немцу у каждого?
— Не место красит человека, — пошутил Виктор.
Между парами началось негласное соревнование — кто больше уничтожит фашистов.
Прошло две недели. За это время пара Ветров-Субботин уничтожила семнадцать гитлеровцев, а пара Ведерников-Балабанов — восемь.
Однако с каждым днём подловить немцев становилось всё сложнее. Гитлеровцы уже поняли, что на их участке фронта появились русские снайперы, и стали вести себя осторожно. А тут ещё в политотделе заподозрили, что пара Ветров-Субботин приписывает себе уничтоженных гитлеровцев, и потому прислали младшего политрука для проверки.
— Я завтра с вами иду на задание! — с ходу заявил политрук.
— Мы рано встаём, товарищ политрук! — попытался отговорить его Алексей, прекрасно понимая, что означает для снайпера присутствие на задании постороннего.
— Сами будете вставать — меня разбудите, — остался непреклонным политрук.
— Так точно! И бинокль вам взять надо, а фуражечку в землянке оставить.
— Это что же ты, товарищ красноармеец, хочешь, чтобы я не по форме одет был?
— Пилотку можно надеть. А ещё лучше — маскировочный костюм с капюшоном, как у нас.
— Вы что себе позволяете? Старшего по званию и должности учить? Распустились тут! — политрук явно обозлился.
Снайперы замолчали. Действительно, хочет человек рисковать — его дело.
Ещё до рассвета они вышли на «охоту» — на крайний правый фланг своей дивизии. Сюда снайперы ходили редко, уж больно далеко топать. Зато немец здесь должен быть непуганый.
Как всегда, выбрали позицию и залегли. Сапёрной лопаткой Алексей аккуратно подрезал дёрн и вырыл себе мелкий, сантиметров на тридцать глубиной — только втиснуться — окопчик.
Виктор залёг в ложбинку справа, младший политрук забрался в воронку слева.
Когда они ещё только шли на позицию, Алексей попросил политрука без нужды не высовываться.
— Как только выберем цель — предупредим, чтобы вы, товарищ младший политрук, в бинокль увидели — есть попадание или нет.
— Опять учить вздумали? Я скажу вашему командиру взвода, пусть он вас поучит субординации. Вечно у разведчиков вольница!
Виктор толкнул напарника локтем — молчи, мол, плетью обуха не перешибёшь. Обычно так вели себя люди неопытные, прибывшие на фронт недавно и не слушавшие тех, кто успел повоевать. И они гибли первыми. Закончить училище и иметь теоретические знания — это одно, но жизнь иногда заставляет знать и уметь другое. В каком училище учат, что на передовой нельзя прикуривать троим от одной спички? Двое благополучно закуривали, а третьего убивали, поскольку немцы успевали в темноте прицелиться.
Вот и сейчас политрук поднял голову, положил локти на землю и поднёс к глазам бинокль. Откуда снайперам и политруку было знать, что именно на этом участке фронта вышел на свою охоту прибывший сюда немецкий снайпер? Пропустить такую лакомую цель, как командирская фуражка и бинокль было решительно невозможно.
Издалека хлопнул выстрел.
Алексей сразу нутром почуял недоброе. Он повернул голову налево и увидел: политрук готов. Выстрелом фуражку сбило с головы, затылок превратился в кровавое месиво.
Алексей сплюнул и выматерился, что делал исключительно редко. Выстрел был точный, стало быть — стрелял профессионал. И теперь им, поскольку позиция обнаружена, надо сидеть тихо, как мышам.
— Вить, политрук наповал!
— Я уже понял. Только немца не вижу, хорошо замаскировался, гад!
— Поосторожнее, он профи!
Они осторожно осматривали «нейтралку», но немца не обнаружили, хотя буквально «облизали» каждый бугорок, каждое деревце и каждый кустик.
Лежать им пришлось до вечера — обоим хотелось жить. Когда стемнело, они вынесли тело политрука в траншею.
— Ох, твою мать! Мне в штаб теперь сообщать надо! — схватился за голову командир роты.
— Дальше фронта не пошлют, а вы и так уже здесь! — дерзко ответил Алексей. Хамить не следовало, поскольку младший политрук сам подставился под пулю. Но в России всегда отвечал стрелочник, и командира роты могли понизить в звании или должности. Вот только с роты убрать не могли — командовать и так было некому.
А в землянке их заждалась другая пара. Встретили очень тепло, в котелках стоял уже остывший обед.
— Чего-то вы задержались, братишки! Мы уже переживать стали — не случилось ли чего?
— Случилось. Снайпер немецкий появился. Вчерашнего политрука, что с нами пошёл — наповал в голову. Правда, он сам подставился: высунулся и схлопотал себе пулю в лоб.
— Может, случайность? Шальная пуля?
— Судя по звуку, стреляли издалека. Не верю я в такие случайности, снайпер это. Теперь, чтобы самим выжить, надо его в первую очередь уничтожить.
— Он один?
— Кто знает? Может, как и мы — пара.
В землянке повисла тишина. Снайпер — противник серьёзный.
— Обнаружить бы его и миномётами накрыть! — предложил Ведерников.
— Для этого нужна связь с батареей — рация или линия связи, и телефон. Как ты себе это представляешь? И, кроме того, на батарею в день по четыре-десять выстрелов даётся, не больше. Не хватит боеприпасов.
— Вот незадача! Тогда надо самим!
— Предложи.
— Рассредоточиться по фронту — метров через сто. Кто-нибудь из нас да увидит.
— Может быть, повезёт, может — нет.
Задумались. Снайперы выходили на позиции рано утром, даже затемно. На месте маскировались, и заметить их было сложно.
— Солнце же в его сторону светило. Что, и бликов не было?
— Не было.
— Ага, он что — дурак? Небось, после выстрела оптику чехлом закрыл, чтобы не отсвечивала.
— Меня вот что беспокоит. Он наверняка свободен выбирать место засады. Сегодня на одном участке, завтра на другом… Так мы его долго и без толку выслеживать будем. Вот увидите, он завтра на другом участке обороны появится. Убьёт кого-нибудь и затихарится.
— Ты, Алексей, что-то предлагаешь?
— Мысль появилась.
— Ну-ка, ну-ка, послушаем…
— Охотник на охоте — на тех же уток — дичь манком приманивает. Вот и с ним бы так…
— Хочешь кого-то из нас под выстрел подставить? — возмутились парни.
— Нет. Всем четверым оборудовать позиции на одном участке. И каждый день, проявляя себя, заваливать там по фрицу. Немец клюнет. А вместо манка использовать чучело. Набить маскировочный костюм старым тряпьём, каску напялить, а вместо бинокля зеркало пристроить — бликовать лучше будет.
— Немца за дурака не держи — не купится.
— Почему?
— Твоё чучело замаскировать надо, но небрежно. А кроме того, оно шевелиться должно, пусть изредка — по неподвижной цели он стрелять не будет.
— А если верёвку привязать и дёргать?
— Или на папку посадить и шевелить?
— Оба варианта сгодятся, только ведь с чучелом кто-то сидеть должен, чтобы его шевелить.
— Да любой из нас!
— Хорошо, решено. А остальным троим глаз с «нейтралки» не сводить! Он не дух, не призрак, и выстрел его засечь можно, если хотеть.
Алексей и Виктор поели, а потом дружно стали заниматься планом. Нашли старый, изодранный маскхалат, набили его тряпьём. Долго не могли решить, как сделать голову. Потом догадались сбегать на кухню и взять большую жестяную банку из-под тушёнки. Водрузив всё на палку, они грязью нарисовали глаза и рот. Тонкой бечёвкой примотали к банке небольшой осколок зеркала и отправились к траншеям.
Пехотинцы удивились:
— Вы что, убитого несёте?
Снайперы выбрались на «нейтралку». Местность была знакомой, поэтому они быстро отрыли окопчик для чучела, и поодаль — для себя. Там и заснули. Какой смысл идти к себе в землянку, когда через два часа рассвет?
Сидеть с чучелом вызвался Виктор.
Время тянулось медленно. Рассвело, немцы проснулись, позавтракали — по ним можно было сверять часы. На время принятия пищи они не вели огонь, их батареи молчали.
Алексей подловил гитлеровца, который неосторожно приподнялся над бруствером, и выстрелил. Немцы в ответ постреляли из пулемёта.
Около шестнадцати часов удачный выстрел сделал Ведерников.
Ночью они ушли к себе, поели, отоспались, а утром снова вернулись на позицию.
Алексей осмотрел в бинокль местность. Так, вроде бы вчера вон той кочки не было… Или он был невнимателен? Да нет, точно не было. Укрытие для снайпера? Он взял на заметку подозрительное место, определил дальность — триста пятьдесят метров.
А время шло. Как и договаривались, Виктор едва заметно пошевелил чучелом. И почти сразу же раздался выстрел — именно оттуда, со стороны кочки.
Алексей и следом за ним Балабанов, лежавший метров на пятьдесят правее, выстрелили.
Кочка исчезла, зато немцы открыли миномётный огонь. Звук двух выстрелов одновременно сбил их с толку, и они бросали мины по всей «нейтралке», наугад.
— Вот сволочи! — возмутился Алексей. — Некуда мины девать!
Теперь им надо было лежать на позиции до самого вечера, ничем себя не проявляя.
Пока Алексей прятался в своём окопчике, ему в голову пришла мысль: как стемнеет, сползать к этой кочке и проверить, снайпера они убили, или это на самом деле кочка была? Вопрос был существенным, и Алексей хотел убедиться сам. Он сказал об этой идее Виктору, и тот согласился составить ему компанию. Ведерников осторожничал:
— Немцы к убитому — если это действительно снайпер — ночью своих солдат пошлют, тело вытащить. Опасно!
— Он тоже далеко от своих, и мы по-быстрому.
— Я не командир, запретить не могу.
Метров на двести вперёд минных полей не было, и они прошли это расстояние пешком. Потом легли на землю и поползли.
Первым двигался Алексей, ощупывая перед собой землю — кочка, за которой укрывался немец, должна была быть рядом.
Наткнулись на окопчик. Там и в самом деле лежал убитый снайпер. Два попадания, и оба в голову!
Алексей удивился, что на лице немца была надета камуфляжная маска. Интересное новшество, надо будет себе такую сделать. Ведь лицо — самая заметная часть в оптику.
Они уже собрались возвращаться, как Алексей решил устроить немцам сюрприз. Он снял с пояса гранату Ф-1 и подсунул её под тело немца — так, чтобы рычаг был прижат. Вытащил чеку. Они быстро отползли назад.
— Ты чего задержался? Часы с немца снимал?
— Ты не сдурел часом? Сюрприз немцам приготовил!
— Эх, надо было карабин его забрать…
— Нельзя, немцы насторожатся.
Они успели отползти почти до своих траншей, как сзади раздался взрыв, донеслись крики.
— Сюрприз сработал, — ничуть не удивившись, довольно улыбнулся Алексей.
— Ты что, мину установил? — удивился Виктор.
— Не, гранату. Ещё пару человек на небеса отправил.
— Хитёр, аки змий.
— Каждый убитый немец приближает нас к победе.
Они добрались до траншеи.
— Вы чего так долго?
— Алексей под убитого снайпера гранату подложил — сюрприз немцам устроил. Слышали, как ахнуло?
— Слышали. Мы подумали, что вы с немцами столкнулись.
— Обошлось.
— Значит, фрицу капут?
— Как бы второй не объявился.
Второй объявился. На участке второго батальона снайпер стал убивать наших бойцов. Обеим снайперским парам отдали приказ — уничтожить.
Все четверо утром заняли позиции на «нейтралке» перед батальоном. В бинокль обнаружить немца не удалось, но выстрел тем не менее прозвучал.
По звуку снайперы засечь немцы не смогли, но Алексей обратил внимание на то, что звук глуховатый. Не иначе — из укрытия стрелял, не высовывая ствола. Конечно, он слышал о глушителях — был в разведке револьвер типа «Наган» с глушителем «Брамит». Но снайперы — и наши и немецкие — их не имели и никогда ими не пользовались.
«А не из сгоревшего ли танка он огонь ведёт?» — мелькнула вдруг у Алексея мысль.
Уже довольно давно стоял на «нейтралке» сгоревший танк. Выгоревший изнутри, местами покрытый ржавчиной, он представлял собой довольно удобное укрытие для стрелка. Самого стрелка не видно. А если даже и увидят, как его за бронёй достать? Противотанковое ружьё не возьмёт — до танка метров триста; выкатить на прямую наводку пушку, значит — угробить расчёт. К тому же в тот момент снайпера там может и не оказаться. Но мысль о танке, как об укрытии для снайпера, запала в душу Алексею.
И всё-таки он придумал, как перехитрить немца.
Отправившись в сапёрный взвод, он выпросил три противопехотные мины, и, как только стемнело, ползком отправился к танку.
Немец, даже если он там и был, убрался к своим. Он тоже человек, ему нужно есть и спать.
Из оружия Алексей имел при себе только табельный «ТТ» и нож. В «сидоре» за спиной были мины.
Вот и тёмная громада танка. Нижний люк был открыт — вероятно, через него снайпер скрытно забирался в танк.
Алексей прислушался. Тихо, никаких звуков. На всякий случай рукояткой ножа он постучал в днище танка. Никакого ответа — ни движения, ни окрика, ни выстрела.
Прямо под люком Алексей ножом вырыл ямку и установил мину. Присыпал ямку землёй, утрамбовал, и сверху присыпал сорванной травой. Конечно, к утру трава привянет, но не настолько, чтобы насторожить.
Ещё две мины он установил под днищем танка — у кормы и у носа, чтоб уж наверняка. В темноте всё выглядело нормально. Снайпер придёт на позицию под утро, и выглядеть всё будет, как сейчас.
Алексей вернулся к себе в землянку и успел ещё вздремнуть пару часов. Утром он растолкал всех пораньше:
— Вставайте, лежебоки, пошли спектакль смотреть.
Снайперы быстро собрались. Известное дело — любопытство кошку сгубило. Вот и сейчас каждый хотел увидеть, какой сюрприз на этот раз приготовил немцам Алексей.
Они ждали долго, пока не рассвело, и из траншеи на «нейтралку» не выбирались.
— Лёха, где представление?
Алексей пожал плечами: знать, не пришёл сегодня снайпер на облюбованную позицию.
Через три часа на участке соседнего батальона он убил новобранца, неосторожно высунувшегося из-за бруствера, и команда снайперов получила от командира взвода взбучку. Мало того что они сами не вышли на «охоту», так и снайпера немецкого не уничтожили.
Алексей попытался защитить товарищей и взять вину на себя.
— Ветров, у нас не детский сад, у нас каждый красноармеец отвечает сам за себя, — отрезал комвзвода.
Хорошо хоть, что товарищи к нему в землянке с вопросами не приставали, понимая ситуацию.
Следующий день начался, как всегда, ещё затемно. На востоке только-только начало сереть небо. Было четыре часа утра, и очень хотелось спать, но снайперы уже заняли позиции на «нейтралке».
И вдруг впереди раздался глухой взрыв, а через несколько минут — ещё один.
— Лёха, это твой сюрприз?
— Он самый!
Вероятно, снайпер подорвался, когда заполз под танк. Его напарник бросился ему на помощь и нарвался на вторую мину.
Почти две недели после этого случая снайперы с немецкой стороны огонь не вели. Однако согласно русской поговорке, свято место пусто не бывает, и у немцев снова объявился снайпер, причём опытный — хитрый и коварный. Он подбирался к нашим траншеям поближе и обязательно выбирал, когда в секторе обстрела появится группа солдат, минимум — двое. Он стрелял первому в ногу, а когда к раненому бросались на выручку товарищи, за несколько секунд убивал всех.
Первый батальон за два дня потерял семерых. Красноармейцы боялись днём высунуть нос из окопов и траншей, и пищу в термосах доставляли им только вечером, в темноте.
Командир взвода поставил перед снайперами задачу — обнаружить и уничтожить! Только приказать легко — выполнить затруднительно.
По действиям немца, довольно смелым, было похоже, что работает он в одиночку, потому что укрыться двоим в двухстах метрах от наших траншей было проблематично. И ещё настораживало то, что он успевал за несколько секунд сделать пять-шесть выстрелов. Из немецкого карабина это просто невозможно, у него магазин на пять патронов, и перезарядить его рукой с такой скоростью нельзя. Скорее всего, немец пользовался нашей трофейной СВТ — почему-то солдатам вермахта она нравилась. В полевых условиях СВТ страдала задержками из-за попадания в механизм пыли и грязи.
Немцы, привыкшие к работе с механикой, оружие держали в чистоте, и, скорее всего, регулярная чистка и смазка нивелировала этот недостаток. Ведь в руках матросов Северного флота, где таких винтовок было много, они тоже проявили себя неплохо.
А немец пошёл на необычный, рискованный шаг. Немецкое командование через разведку вызнало, что один из батальонов наших войск собирается провести разведку боем — это когда пехотинцы должны идти в атаку на немецкие позиции. Противник воспринимает атаку всерьёз, пулемёты и артиллерия начинают вести огонь, и огневые точки и батареи засекаются наблюдателями. Перед настоящим наступлением они подавляются огнём нашей артиллерии и авиации — своего рода мощный выпад, финт.
Немецкий снайпер перешёл линию фронта и засел в глубине нашей обороны на высоком дереве, укрывшись в листве. И когда наши пехотинцы выбрались из траншей, он стал методично и хладнокровно расстреливать в спины офицеров и пулемётные расчёты. За грохотом боя выстрелов в ближнем тылу никто не слышал.
Но когда разведка боем закончилась, и пехота вернулась в свои окопы и траншеи, обнаружилось, что у убитых пулевые ранения в спину и голову именно сзади, причём по немецкой пакостной привычке — разрывными пулями.
Обозлённые пехотинцы кинулись искать снайпера, но гитлеровец дожидаться возмездия не стал. На фронте захваченных разведчиков и снайперов расстреливали сразу, причём — обе стороны. Наши ещё сразу же ставили к стенке эсэсовцев и власовцев. Иногда вгорячах за эсэсовскую форму принимали чёрную униформу танкистов. Только позже стали смотреть на петлицы, где у эсэсманов был череп со скрещёнными костями. Вот только в наш плен в сорок первом — сорок втором годах немцев попадало немного, всё больше наших, окруженцев — под Харьковом, Киевом, Демянском, да во многих малоизвестных местах. Попадали в плен целыми дивизиями, поскольку не было боеприпасов, а помощи с воздуха ждать не приходилось. Это немцы в сорок втором году наладили воздушный мост, снабжая с помощью самолётов окружённую армию Паулюса. Конечно, были и такие, что сдавались сами, добровольно — особенно призванные из западных областей Украины. Это из них потом сформируют дивизию «СС» «Галичина» и множество шуцманшафтбатальонов — полицейских для карательных действий среди населения и борьбы с партизанами.
За действия вражеского снайпера в нашем тылу от начальства досталось всем: командирам рот и батарей, а в первую очередь — снайперам.
— Вы для чего на фронте? — грозно вопрошал майор Фролов из штаба дивизии.
— Уничтожать живую силу противника, — ляпнул Ведерников, поскольку майор остановился напротив него.
Известное дело, любой начальник любит поговорить, и не терпит, когда подчинённые возражают или имеют своё мнение.
— В первую очередь — для контрснайперской борьбы! — назидательно поднял палец майор. — И только потом — для уничтожения всех остальных! Даю три дня, чтобы уничтожить гада. Не выполните — переведу в пехоту.
Называется — испугал козла капустой. Можно подумать, в снайперах служба легче, безопаснее и спокойнее. Находясь на позиции, иногда приходилось сутками быть голодными. И всё время опасаться получить пулю от немецкого снайпера или быть накрытым огнём миномётной батареи.
Снайперы пришли в свою землянку и уселись на нары.
— Давайте, хлопцы, подумаем, что делать будем? — заговорил первым Балабанов.
— Что делать, как раз известно — снайпера немецкого убить надо. А как это сделать — вот вопрос! Он ведь сейчас затихариться может, несколько дней на охоту не выходить, или переберётся на другой участок фронта, там стрелять начнёт. У него сто дорог, а у тебя одна — к его позиции, — ответил Алексей.
— Предлагаю занять позиции перед первым батальоном, и расстояние между каждым снайпером сто — сто пятьдесят метров, для ширины охвата, — сказал Ведерников.
— Охватишь ты, и что дальше? — спросил Виктор. — Надо что-то хитрое придумать. Может, чучело снова испробовать?
Товарищи стали предлагать самые разные варианты, Алексей же раздумывал. Немец — стрелок хороший, смелый, и может думать и действовать неординарно, его появление в нашем тылу и стрельба в спину — наилучшее тому подтверждение. Значит, и против него надо действовать нестандартно. Одной приманки в виде чучела мало, он может не купиться.
— Ты чего замолк, Алексей?
— Подожди, мысль обдумываю.
Товарищи с интересом и ожиданием уставились на него.
